Укус хаски (сборник)

Глава вторая. Воины второго сорта

Тунис, штаб 8-й британской армии. 28 июня 1943 года

Британский штабной уоррент-офицер круглым красным лицом скорее напоминал поляка, чем английского джентльмена. Особенно если щётку усов под носом отрастить до висячей длины – точно получится старопоместный шляхтич средней руки.

Марыля не ошиблась. Штабист действительно был польского происхождения, причём в самом худшем варианте – из успевших переправиться в Британию задолго до злополучного тридцать девятого года. Подобные ему кичатся своей английскостью больше, чем коренные лондонцы, и считают людьми второго сорта всех за пределами островов, включая англичан, проживающих в колониях.

– Капрал Закревский! Ваша служба в Тунисе закончена. Вы откомандированы в Палестину.

– Да, сэр!

– А вы, мисс…

Прикидывается, что не услышал, когда я представлялась, решила Марыля и терпеливо повторила фамилию, должность, звание, а также про получение медикаментов для армии Андерса.

– Тоже Закревская? Капрал, вы несёте службу с женой? В польских частях воистину удивительные нравы.

– Нет, сэр. Она – моя сестра. А службу несём, где прикажут.

Краснолицый откинулся в кресле под портретом короля, рука коснулась курительной трубки в пепельнице викторианской эпохи. Марыля оценила: рубашка штабиста была безупречно выглажена и своей свежестью бросала вызов тропической жаре, беспощадной, всепроникающей и в отличие от армии Роммеля непобедимой. Брат по соседству с ним выглядел проигрышно, ему совершенно не шли кургузые бриджи, не достающие до высоких трикотажных носков, выпростанных поверх ботинок. Традиционная шапка-рогатывка, сохранённая в память о Войске Польском и сильно полинявшая, никак не сочеталась с британским френчем.

– Что же, служите… где сможете. Пойдёте вторым эшелоном за британскими войсками. Или даже третьим, за канадцами. Греция – это курорт для войны.

Войцех напрягся, но смолчал. Штабной клерк поддевает, что поляки способны биться только в курортных условиях? Что может знать этот лощёный чинуша… Сам небось даже против итальяшек не воевал. Его поле боя – письменный стол с папками, а бумажки не отстреливаются.

– Да, сэр.

Штабист не угомонился. С британскими офицерами особенно не покуражишься, так что мордатый решил до последнего отыграться на капрале-соотечественнике.

– Почему за русских отказались выступить? Уже два года были бы на фронте, а не протирали штаны в Иране.

Удар пришёлся ниже пояса. Даже если бы брат и сестра Закревские примкнули не к Андерсу, а к Берлингу, польская дивизия в Красной армии тоже ещё ни разу не воевала – так писали в армейской газете. Но Войцех и Марыля уже побывали и на фронте, и в плену, и не раз находились на волосок от гибели!

Брат не выдержал.

– А вы, сэр? Где были лично вы и вся британская королевская армия, когда Польша истекала кровью под немецкими и русскими ударами? Объявили войну Гитлеру и пальцем о палец не стукнули, чтобы самим начать воевать! Мастурбировали у камина! – капрал сделал неприличный жест. – Пока фюрер сам не пришёл на Запад и не скинул всех вас в Ла-Манш как помойных котят!

Штабнюк вскочил, рубашка моментально покрылась мокрыми пятнами, изо рта брызнула пена вперемешку с ругательствами… Как он ещё за пистолет не схватился?

Вопреки опасениям Марыли, инцидент не привёл к аресту и трибуналу. Их утащила парочка могучих сержантов, в чьей компании отсидели час на лавочке в дежурке, после чего смутьянов вызвал старший офицер разведки.

– Приношу извинения за несдержанность коллеги. Вас доставят на аэродром через час. Самолёт сделает промежуточную посадку на Мальте, оттуда полетите в Газу. Медикаменты, карты Греции, разговорники, всё, что у вас по списку, капрал, будет загружено в самолёт. Но у меня есть одна просьба, – лейтенант протянул фотоаппарат «лейка» немецкого образца, популярный по обе стороны фронта. – У нас дефицит разведывательной авиации. Думаю, на одинокий транспортник никто не обратит особого внимания. Экипаж предупреждён, командир заберёт на север, к Сицилии.

– К Сицилии… Но что я должен сделать, сэр?

– Снимайте береговую полосу, скопления войск, укрепления. Если увидите – итальянские корабли. Мы готовим высадку в Греции и обнажаем Средиземноморское побережье Африки напротив Италии. Немцы могут снова захватить плацдарм, выковырять отсюда их будет некому. Я хочу знать – нет ли следов подготовки к десанту. Фотоаппарат вернёте лётчикам.

Когда нагруженная «дакота» взмыла в небо, Войцех поделился с сестрой сомнениями.

– Странное задание… Ты не находишь? Что этой игрушкой наснимаешь? А если снизимся совсем – нас собьёт артиллерия ПВО.

В фюзеляже транспортника сидений не было, Закревские просто развалились на тюках с имуществом для польского корпуса. Марыля, как только поднялись в воздух, сменила неудобную британскую форменную юбку на мужские брюки. Там, в Палестине, ей плевать на мнение английских военных, что дама на фронте – всё равно дама.

– Знаешь, после твоей выходки нам безопаснее над итальянскими зенитками, чем возле этого рассерженного индюка.

– Пшепрашам… Не стерпел. Удавить курву хотелось.

– Что уж теперь делать, отдыхай. Начнётся десант, спать не придётся.

Вежливый лейтенант, снабдивший «лейкой», просто воспитан лучше, чем бывший соотечественник, думала Марыля. На самом деле, все британцы невысокого мнения о любых союзниках, не считая, конечно, американцев, без них война для Великобритании была бы уже давно проиграна. Поляки – бойцы низшего сорта, по мнению англичан, но, наверное, их заблуждения к лучшему. Армию Андерса не кинут в самое пекло, надо надеяться – оставят для второстепенных направлений.

Марыля растянулась на тюках, подоткнув руки под голову, и начала дремать под гул моторов. Мысли кружились в голове сонные, ленивые. Когда-то нужно было причёсываться перед сном, а утром заплести тугие тёмные косы, уложить их в затейливое сооружение на голове… От былой роскоши сохранилась едва четвертина по длине. Невысокая, коренастая, большегрудая, она тщательно следила за своим женским арсеналом. Пусть лицо далеко от стандарта красоты высокородной паненки, слишком круглое, нос не аристократически удлинён, а поддёрнут кверху, есть и неоспоримые преимущества: загадочные серые глаза, пышные волосы, здоровый цвет кожи. Войцех чертами лица похож на неё, но слишком уж грубоват, рябой, переносица сбита набок, у подбородка двойной шрам, застарелый, ещё от детских забав. Лёгкая небритость не скрыла, а наоборот подчеркнула щербины на коже. Несмотря на нестарый возраст, только-только двадцать восемь исполнилось, чёрный ус пробила седина… В советских лагерях пришлось насмотреться всякого. И не только насмотреться, а испытать на себе.

Младшие братья рядом с Войцехом, будто вытесанным из сучковатой колоды, смотрелись херувимчиками, особенно Миха с его нежными пальчиками. Мамин любимчик, которого та оберегала от любых волнений и учила играть на пианино… Анджей рос папиным сыном, часами любил слушать отцовские россказни про артиллерию, как тот с русскими бил германцев в Мировую войну, а потом с Пилсудским – русских. Анджея с шести лет спрашивали: кем будешь, когда вырастешь, и малец непременно отвечал: артиллеристом, как папа. В десять решал задачки за старший класс гимназии. В шахматы играл со взрослыми наравне. А Миха читал книжечки и снова играл на пианино. И толстел.

Где они сейчас? Ма? Па? Отец сразу помчался в свой старый полк, проситься на войну, невзирая на возраст, и его наверняка взяли – в Польше тогда мобилизовали всех, кого можно, сняли войска с восточной границы… И через границу хлынула Красная армия.

Когда вермахт выдал пленных поляков советскому НКВД, всякая попытка связаться со своими была тщетной. Поэтому, встретив по пути в Иран Войцеха, Марыля вцепилась в него клещом. Он оставался для девушки семьёй, точнее – единственной сохранившейся частью семьи…

В армии женщин мало, в Иран с Андерсом попали считаные единицы. Тут уж низкая или высокая, толстая или стройная, поклонников будет хоть отбавляй. Но Марыля держала себя строго, и польские офицеры относились достойно. Ей запомнилось, как однажды, ещё под Смоленском, один поручик бросился на красноармейца, пытавшегося отделить Марылю от остальных в сарай «для обыска», и пострадал. Его били сапогами, прикладами, пока тот не затих на земле. Бог воздаст ему…

– Пан капрал! Сицилия по левому борту!

Экипаж тоже был из поляков, служивших в Роял Эйр Форс Великобритании, это при посадке вызвало усмешку брата – что-то нас, из Польши, слишком уж много вдруг собралось в одном месте. Случайно ли?

Второй пилот штурхнул Войцеха, развалившегося у борта.

– Понял! – Тот быстро раскрыл фотоаппарат и взвёл затвор. – Темнеет, пся крев! Как я тут снимать буду…

Что-то затрещало, будто по корпусу снаружи замолотили стальные горошины.

«Дакота» быстро снижалась, но заняться съёмкой не пришлось. Самолёт тряхнуло взрывом. Марыля со страхом увидела отблески пламени и выглянула в иллюминатор. Правый двигатель охватил пожар!

Транспортник ушёл в глубокий вираж – лётчики явно пытались сбить пламя, когда отчётливо зачихал и левый мотор. Очевидно, где-то есть парашюты, у экипажа – точно. Но высота слишком мала…

– Садимся на воду! Держитесь! – проорал кто-то из пилотской кабины.

Удар о волны получился неизмеримо сильнее, чем колёсами шасси по бетонке аэродрома. Вода захлестнула иллюминаторы – «дакота» нырнула, проскрежетала брюхом по дну, затем всплыла на поверхность. Марыля снова приникла к иллюминатору. Горевший двигатель потух, от него поднимался пар. Через мокрое стекло виднелся берег…

Вечер, который мог завершиться в британской тюрьме за оскорбление офицера, окончился в тюрьме итальянской. Потерпевших крушение подобрал катер. Самолёт затонул, оставив на поверхности лишь кончик киля. У каждого из поляков имелось оружие, но в спасителей никто и не вздумал стрелять. Итальянские моряки отобрали пистолеты у пленных, взамен сразу выдали одеяла. Воздух был тёплый и море тёплое, но человеческое отношение оказалось важнее, оно давало надежду, что итальянский лагерь всё же не покажется таким суровым, как немецкий или советский.

Моряки разделили пленных. Авиаторы остались на побережье. Марыля и Войцех в кузове пятнисто-зелёного «фиата» отправились в горы. Когда их привезли в комендатуру, опустилась ночь. Или, вернее сказать, поднялась. Высокое синее небо почернело и стало воистину бездонным, проколотое тысячами ярчайших звёзд.

– Престо! Престо! – поторопил конвоир, подталкивая брата с сестрой в спину.

Насладиться ночными пейзажами самого благословенного итальянского острова не удалось. А утром предстояли допросы.

Пакино, Сицилия. 29 июня 1943 года

– Бонжорно, синьор и синьорина!

Первый допрос наскоро и без особого давления провёл германский гауптман с нездоровым лицом хронического почечника, уложившись в полчаса, а приветливый итальянец был настроен говорить долго и обстоятельно.

Много раз допрошенные в НКВД, где методы весьма отличались от интеллигентных, Марыля и Войцех в итальянской контрразведке чувствовали себя замечательно. В открытое окно без решётки задувал ласковый сицилийский ветер, шевелил листья виноградных кустов, щедро обвивших здание комендатуры. Кабинет был просторный, кресла – мягкие, и даже квадратная ряха Муссолини на портрете не портила обстановки почти домашнего уюта.

– Меня зовут Джузеппе Капуана. Ценю вашу откровенность в разговоре с моим германским коллегой, – журчал капитан итальянской армии, демонстрируя неплохой английский. – Вы ведь не британцы, поляки?

– Если это имеет значение – белорусы, – осторожно вставил Войцех. – Из Западной Беларуси, поэтому воевали в Войске Польском, когда рейх и словаки вторглись в тридцать девятом.

Марыля не надеялась, что офицер в курсе политико-исторических тонкостей, касающихся Беларуси. Для большинства европейцев земли западнее Минска – польские, захваченные Советами и отобранные у них немцами. Детали мало кого волнуют. Капуана тоже не стал в них вникать, продолжая гнуть свою линию.

– Брависсимо, что вы не забываете свои корни. Знаете, синьоры, а у нас гораздо больше общего, чем разделяющего. Посудите сами: армия дуче не завоёвывала Польшу, тем более – её восточную часть. И от кого тамошнее население больше всего видело зла и горя? От германцев? Позволю себе предположить – от русских. Да что я говорю, вы же столько лет томились в плену у красных, всё это почувствовали в полной мере.

– Но сейчас наша земля оккупирована именно рейхом. Вашим главным союзником. С которым сражается Великобритания, наш главный союзник.

Войцех возражал итальянцу, но не пытался спорить, а скорее подбрасывал вязанки хвороста в огонь его красноречия.

– Да, коллега! Вы же из разведки, можно мне так вас называть – коллега? Я скажу откровенно, далеко не все методы нацистов мне по душе. Порой они слишком заносчивы, прямолинейны, смотрят свысока на других, даже на ближайших друзей… Но методы англичан мне нравятся ещё меньше. Вы же знаете, у итальянской армии лучшие в мире пловцы-подводники?

– Слышал… – протянул Войцех, сбитый с толку неожиданным поворотом темы.

– Они обследовали ваш самолёт. И, представьте себе, его поразила не зенитка!

– Но мы же слышали взрывы… Неужели ваше ПВО молчало?

– Господи, ну конечно же не молчало! По низколетящей «дакоте» стреляли все кому не лень. Экипаж катера, что подобрал вас с самолёта, записал его уничтожение на свой счёт. И в крыле ныряльщики в самом деле нашли пулевые дырки. Но упал он по другой причине! В правом моторе было заложено взрывное устройство. Вспомните, вам говорили, что пилот снизится максимально, к самой береговой полосе?

– Так точно, сэр… Ради разведывательной фотосъёмки.

– Я разочарован вашей наивностью, капрал. В чём смысл рисковать самолётом, полным медикаментов и других грузов? Для пары фотографий карманной «лейкой»?

– Да, сэр. Меня тоже это удивило… Но приказы не обсуждаются.

Войцех укрылся за безликой формулой «приказы не обсуждаются» из репертуара тупоголового солдафона, а Марыля с ужасом почувствовала, что итальянец докопался до сути. Вместо того чтобы отдать брата под трибунал, британцы решили пожертвовать ими и польским экипажем ради дезинформации!

– Союзники поступили с вами подло, синьор Закревский. Помогите же мне догадаться, что именно они пытались нам сказать. Прошу вас, расскажите о вчерашнем дне поминутно.

Капрал не стал запираться, безобразную сцену с польско-британским чинушей передал во всех мерзких подробностях.

– Высадка в Греции давно уже не секрет… – Итальянец откинулся в кресле, закинув ногу на ногу. Узкие усики и удлинённая физиономия придавали ему определённый шарм. Во всяком случае, офицер был вполне во вкусе Марыли. – Думаю, британцы ожидали, что вам удастся спастись. Следовательно, вас допросят, а мои германские товарищи умеют ставить вопросы очень жёстко… И вы утверждаете, что англичане боятся нашего десанта в опустевшем Тунисе? Грация, синьор капрал! Значит, расчёт их прост. Британцы знают, что немцы отправили основные силы в Грецию и на Русский фронт. Но одной итальянской дивизии достаточно, чтоб захватить новый плацдарм в Африке. Потом с этого плацдарма начнётся завоевание Средиземноморья… Заманчиво, дьявол меня задери! Если не считать, что британская разведка сама подкидывает эту идею. Выходит – их флот и авиация наготове, чтобы утопить десант до высадки на тунисском побережье.

Марыля и Войцех переглянулись. Они действительно оказали услугу врагу? Или всё не так, как кажется?

– Сотни тысяч поляков… А также здравомыслящих русских доблестно сражаются в вермахте против большевистской заразы. Итальянская армия в этом плане отстаёт, – офицер заговорщически наклонился вперёд. – На Востоке зреет новое победоносное наступление. У вас, синьор и синьорина, появился шанс окончить войну в стане победителей, но не среди немцев, а среди друзей. Ведь между нами нет никаких счётов, верно? Не тороплю. Подумайте. Распоряжусь подать вам в камеру лучший обед из того, что возможно достать в военное время. Надеюсь, вы согласитесь быть моими гостями, а не пленниками. Чао, синьоры!