Лампа для джинна

Глава 6. Утка

Только вот сообщение отправляться не захотело. Рядом с текстом загорелся красный восклицательный знак, и сколько Вовка ни нажимала «отправить еще раз», ничего не получалось.

А потом она заметила, что интернет исчез: значок в углу экрана перечеркнуло все тем же ярко-красным.

Вовка сбегала в коридор и перезагрузила роутер, но интернет не вернулся.

Тогда она выдохнула, залезла под пианино, выудила телефон и, не глядя, разблокировала. Читать сообщения от неизвестного она больше не собиралась. Лучший способ отвадить идиота – не обращать внимания. Вот и Неизвестного она собралась игнорировать.

Но и на телефоне сеть почему-то не работала. Сколько Вовка ни обновляла ВКонтакте, новые сообщения не грузились. Вот ведь странно… Мобильный интернет – не вай-фай, должен работать во что бы то ни стало. Но и он почему-то отключился…

Да что же за напасть такая?

Было во всем этом и хорошее: если сеть не работает, то и смс-ки от анонимного кретина тоже проходить не будут.

Вовка еще пообновляла страничку, но ее адрес до Ильи, видимо, так и не дошел. Наверное, даже к лучшему – Вовка уже разочаровалась в своей трусости. Нечего здесь делать Илье, просто нечего. Вот как он ей поможет? Посидит рядышком и подержит за руку? Какой в этом толк? Дверь заперта крепко, никто сюда так запросто не проникнет. Вовка в безопасности, и думать нужно о возвращении родителей, вот и все.

Они вернутся утром. Все будет хорошо.

Вовка на всякий случай собрала тахту, спрятала постельное белье в ящик и прилегла, не раздеваясь и не смывая макияж. Если Илья все же получит адрес и решит приехать, Вовка встретит его во всеоружии. Никаких пижам и ночных косичек.

Но Илья не приехал.

Проснулась Вовка поздно. Электронные часы показывали полдень, ныла шея, затекла нога. Яшка приткнулся под колени и вылизывался. Ему до хозяйкиных тревог дела не было.

Вовка вскочила и бросилась в родительскую комнату. А может, они вернулись ночью и тихонько легли, решив ее не будить? Но спальня пустовала.

Тогда Вовка схватилась за телефон: ничего кроме смс-ок от Неизвестного, а их она решила не открывать. Сеть вернулась, и во ВКонтакте она обнаружила целых пять сообщений от Ильи.

Ты чего? Передумала?

Я не напрашиваюсь. Ты сама смотри.

Ну вот. Спугнул напором?) Я больше так не буду. Все. Больше не пишу.

Эй, у тебя там все хорошо? Надо было у тебя номер взять. Блин. Теперь буду думать, что тебя съел барабашка.

Ээээй.

Вовка поспешно удалила неотправленный адрес и тут же отписалась:

все ок. у меня интернет вылетел. на телефоне тоже. сейчас все работает. родители пока не приехали. буду думать.

Вовка распахнула шторы, и в глаза ударило солнце. Она никогда не спала до полудня, вот никогда! Но теперь даже собственное отражение показалось Вовке чужим – она глянула на себя в зеркало над раковиной и не узнала. Тушь растеклась, волосы стояли дыбом, и глаза смотрели как-то странно, незнакомо.

Не пиши больше Илье. Не стоит. Ты же не хочешь, чтобы с ним что-то случилось?

Вовка выронила телефон прямо на кафель и охнула. Только бы не разбила!

А может, лучше бы и разбить?..

Нет, только кусочек защитного стекла откололся, ерунда.

Между тем утреннее сообщение от Неизвестного отличалось от вчерашних. До этого он просто наводил глупого страха. Болтал какую-то ерунду и ни на что не намекал.

А вот сейчас он угрожал.

Ты же не хочешь, чтобы с ним что-то случилось?..

Да что он может сделать? Откуда ему знать Илью?

Солнце заливало кухню ярким, гладким светом, и линолеум сверкал, будто свежий каток. За окном колыхала ветвями старая, колченогая ель с черной хвоей. По вечерам она наводила на Вовку тоску – такая мрачная, покусанная-поеденная временем, нижние ветви давно срезали, и кажется, будто это не ствол, а обглоданная морковина. Но теперь, в утренних лучах все казалось прекрасным и безобидным, даже старая ель.

Не может Неизвестный пугать ее взаправду. Это просто розыгрыш.

Вовка тут же сбросила Илье в ВК свой номер, но, поддавшись какому-то непонятному суеверию, не добавила к цифрам ни слова. Как будто и не написала ничего.

А потом телефон вдруг зазвонил, и Вовка, уже вернувшись в ванную, выронила всю пачку ватных дисков в раковину.

– Да?

– Вовка, это ты?

Федя.

– Я.

И зачем он звонит, с утра пораньше? Не так уж, конечно, сейчас и рано… Только все равно непонятно.

– Слушай, я тут подумал. Ты если с Лёлькой поцапалась, так это… – Федя чем-то зашуршал в трубке, как будто чесал затылок. – Кароч, я тут подумал, чем я хуже Лёльки? Пошли там кофейку выпьем, что ли. За жизнь поболтаем. Давно не виделись.

Вовка зажмурилась. Ну вот, уж Федя-то к ней точно подкатывает. Еще не хватало! Федя, конечно, парень неплохой, только вот думать о нем Вовке совсем не хотелось. Тем более сегодня.

– Слушай, – эхом отозвалась Вовка. – Я не против, только сейчас я совсем зашиваюсь. Давай в следующий раз, а?

Федя на том конце провода как-то непонятно выдохнул.

– Ну… Ладно, окей, – быстро согласился он. – Ты мне позвони тогда, как посвободнее будешь? Ну или я могу.

– Я позвоню, – поспешила Вовка. – Ну все, я побежала.

Вечно она в последнее время куда-то «бежит». Но не будет же она разъяснять все свои непонятности брату лучшей подруги, с которым она и дружить-то никогда особо не дружила?

Втайне Вовка, конечно, надеялась на звонок от Ильи. Но вместо этого ее уже дожидался Неизвестный.

Федю тоже не впутывай. Он хороший парень, Лёле его будет не хватать.

Сердце у Вовки заколотилось как бешеное. Да нет же, с этим нужно кончать! Она сейчас же пойдет в полицию и покажет там все эти сообщения.

Но Неизвестный – это просто вишенка на торте. Она еще и с тортом не разобралась.

Уже привычным движением она позвонила сначала маме, а потом папе. Затем открыла ноутбук и, стараясь ни о чем не думать, принялась искать телефоны.

Сначала – больниц. Всех-всех, до последней. Оказалось, что в городе их целая туча. Номера она копировала в документ, чтобы не запутаться. Обычно Вовка терпеть не могла порядок, но теперь от ровных строчек становилось спокойнее. Без них, казалось, Вовка непременно разревется.

Звонила она медленно, методично. С каждой новой больницей, где про Янковских ничего не знали, она приближалась к моменту, которого очень хотела избежать. Но больницы закончились, и пришлось создать новый документ. Озаглавила Вовка его нехотя: «Морги». Их, правда, оказалось всего два, но один из них был какой-то странный, и его телефон не отвечал. Вовка решила, что он уже давно не работает – информацию о нем она нашла случайно, причем довольно старую – так что вычеркнула его с легким сердцем. Потом она глубоко вздохнула и приписала в обоих документах новый раздел: «Энск». С ним оказалось проще и быстрее, но справившись, Вовка поняла, что есть еще и населенные пункты на пути следования поезда. А вдруг родителям стало плохо в дороге? Их могли просто высадить и отправить в ближайшую больницу на месте. Вовка закусила губу и приписала еще один заголовок: «Другое».

К счастью, обзвон никаких новостей не принес. Янковских не регистрировали нигде, и Вовка выдохнула. Ну, хоть что-то хорошее.

Теперь в ее плане значилась полиция: все-таки придется пойти. Пока Вовка натягивала джинсы и меняла футболку на «уличную», снова забренчал телефон. Звонил Илья.

От круговерти сообщений и звонков – ожидаемых и не очень – Вовку уже немного мутило. Но голос Ильи она услышать хотела. Сначала поколебалась, но потом фыркнула: руки еще предательски дрожали, только вот верить анониму не хотелось. Сборы на улицу всегда заряжали энергией, вот и теперь Вовка чувствовала себя собранной и уверенной. У нее есть план. Она знает, что делает. Все будет хорошо.

– Привет. Ну, как оно?

Вовка задержалась мимоходом, чтобы почесать Яшку, и перекинула через плечо сумку.

– В полицию иду.

– Ни слуху, ни духу?

– Ага.

– Давай все-таки с тобой пойду?

Вовка задержалась на мгновение, оглядывая коридор: в углу сверкал заляпанный вареньем осколок, мамин плащ соскочил с крючка и осел беспомощной горкой на паркете, ее собственные кроссовки валялись, перевернутые, на коврике: грязные и все еще мокрые после вчерашнего дождя. На глаза вдруг взяли и навернулись слезы.

А что она там скажет, в полиции?

Пока искала балетки, выдохнула в трубку:

– Хочу.

– Давай свой адрес.

Вовка ждала Илью, бродя вдоль подъездов и рассматривая прохожих. Еще дважды провибрировал в кармане телефон, но она даже смотреть не стала. Не нужно ей знать, о чем пишет Неизвестный.

Она завидовала малышам в шортиках, девчонкам на велосипедах, ребятам с пенопластовыми планерами. День выдался жаркий, и Вовка пожалела, что в городе негде выкупаться. Сейчас бы на речку, на озеро – нырнуть с мостков в блаженную прохладу, отплыть подальше, перевернуться и лежать на воде, рассматривая облака…

В конце дома аллею пересекали вкопанные прямо в склон ступеньки. Вели они к подземному переходу через улицу, и у перехода всегда толкались пацаны с листовками. Один из них, одетый в пухлую поролоновую утку, прятался в тени деревьев от жара и протягивал свои рекламки прохожим, срезавшим по лесенке через аллею. Вовка хотела пройти мимо и, развернувшись у фонаря, зашагать обратно, но утка подковыляла поближе и протянула листок. Вовка уклонилась, даже не глядя, но утка загородила ей тропинку и все же всучила буклет.

Вовка осмотрелась в поисках урны, заметила ее у следующего подъезда и, пока шла, невольно пробежалась глазами по строчкам.

Летняя акция… Спешите!..

Всего одна встреча…

…чувство вины – в подарок!

Вовка встала и прочитала листовку как следует.

В любое время дня и ночи, за полцены – только сегодня! Всего одна встреча, и он уже в пути. Избавьтесь от родных и близких по специальной цене! Услуга «Пьяный водитель» – ГИБДД для нас не существует!

Вовка обернулась, выискивая глазами поролоновую утку, но промоутера и след простыл. Несмотря на жару, Вовку бросило в холодный пот. Захотелось поскорее избавиться от дрянного листка. Это шутка, конечно. И притом не смешная.

Она швырнула скомканную бумажку в мусорное ведро и припустила прочь.

– О, Вовка!

Навстречу ей шел Илья, бодрый, стремительный, высокий. Она пропустила вдох, а потом задышала быстрее, чтобы скрыть смущение. На крошечную секундочку Вовка забыла, куда они собрались.

– Ну что, ты как? – спросил он, заглядывая в глаза.

Сегодня он выглядел серьезнее, чем вчера, пусть и одет был в такую же светлую, беззаботную футболку. Вряд ли ту же – скорее всего, у него таких целый ящик. Слишком уж свежая, будто бы даже отглаженная. Да кто же футболки-то гладит?.. И в школе он был таким всегда: одет с иголочки, небрежно-просто, но так чисто и аккуратно, будто все эти комплекты ему кто-то готовил. Ну уж не мама – это ясно. Скорее, горничная. Судя по автомобилю его отца, который Вовка видела по субботам у школы, они себе и не такое могут позволить.

Не то, что семья Вовки. С отцовским «бизнесом» дела шли средненько, и мама, разгребая по вечерам на кухонном столе бумаги, об этом повторять не уставала.

Вовка вымучила улыбку.

– Не знаю. Думать как-то не хочется.

– Ну и правильно. Все разрулится.

– Угу. Только вот в полицию мы все равно идем.

Они пересекли аллейку и спустились по лестнице в прохладный зев перехода. Каблучки Вовкиных балеток гулко постукивали.

– Это для очистки совести. На всякий случай, – отозвался Илья.

– Бред какой-то, – качнула головой Вовка. – Поверить не могу, что я потеряла… родителей! Это где такое вообще видано? Тупые мамочки, у которых коляски уезжают – это я понимаю. Или папки там, которые даже в песочнице умудряются своих посеять – это тоже ясно. А дочь – и чтобы искала родителей?

– А может, они просто загуляли? – неловко предположил Илья. – Встретили каких-нибудь знакомых… Выпили как следует.

Вовка чуть не прыснула.

– Ага. Мне чипсы покупать запрещают, а сами…

Она помрачнела. Нет, ее родители – это порядок и дисциплина. Она не умеют «загуливать». Они даже не Новый Год шампанское не покупают. Говорят, что все это – «дрянь и химия», и лучше попить минералки. Те же пузырьки, но с пользой для пищеварения. Конечно, говорит такое в основном мама, а папа просто кивает: он не любит спорить.

– Ты прости, если я сказал какую-то фигню, – тут же осекся Илья, и Вовка заметила, как в желто-оранжевом свете перехода кончики его ушей потемнели. Неужели опять смутился?

Они выбрались наверх.

– Все нормально, – отозвалась Вовка.

Они проходили булочную, в окошке которой горел неоновый рогалик. По воскресеньям мама покупала здесь кофе на вынос. Вовка любила поваляться, да и папа по выходным вставал с трудом. А вот мама долго спать никогда не умела, зато любила, когда все завтракали вместе. Поэтому приносила кофе, а к нему – слойки. Если погода хорошая – то простые, с сахаром; если плохая, то, как будто в компенсацию, поинтереснее – с абрикосовым или апельсиновым джемом.

– Ты чего? – покосился Илья.

Странно было делиться личными, сентиментальными историями. Воспоминание было такое родное, что казалось, будто в словах оно непременно обесценится. Вовка поколебалась, но все-таки рассказала.

– Прямо каждое-каждое воскресенье? – улыбнулся Илья.

– Каждое-каждое.

– А если дела?

– Дела потом.

– Целая традиция.

– Ага.

Илья как-то сгорбился, и некоторое время они шли в молчании. Миновали аптеку, минимаркет и цветочный магазин, завернули в переулок, и порыв ветра принес целый вихрь тополиного пуха.

– А еще что-нибудь есть? – вдруг спросил Илья.

– Что? – не поняла Вовка.

– Ну, традиции. Как вот эта, с кофе.

Вовка задумалась. И зачем ему? Еще поднимет на смех. Она ведь не должна нуждаться в родителях, ей почти восемнадцать. От всех этих рассказов она снова чувствует себя ребенком, а так хочется выглядеть независимой.

Вовка нехотя отозвалась:

– По пятницам обсуждаем, что хорошего случилось за неделю. За ужином.

– А плохое – не обсуждаете?

– Не-а. Папа говорит, ну его. Надо думать только о хорошем.

– А еще?

– Еще…

Вовка снова задумалась. Илья слушал внимательно и смеяться не думал. Он даже не улыбался. Кажется, и вправду заинтересовался.

– Каждое лето ездим в поход на Безрыбную, – вспомнила Вовка, но тут же осеклась: – Хотя в последний раз я отвертелась… Повезло. А в этом году не до этого. Да и вообще…

– Не любишь походы?

– Палатки терпеть не могу. Мошкара, шишки под ребрами, корни…

Она скривилась. Пусть не думает, что она таскается за родителями, как глупенькая собачка. У нее есть собственное мнение. И походы она ненавидит.

Хотя чего бы она сейчас не отдала за тот самый утренний запах влажного от росы спальника…

– И тушенку, наверное?

– Ага. Тоже не любишь?

– Не пробовал.

– Да ладно!

– Ага. Ну-ка, а еще что-нибудь? Расскажи.

– Привязался, – рассмеялась Вовка.

– Нет, правда, мне интересно, – мотнул головой Илья.

– Ладно, – сдалась Вовка, и припоминать стало легче. – Еще на Новый Год мы ездим в лесничество под Нежинкой, берем елку.

– А почему не поставить искусственную? Далеко же ехать. Еще тащить…

– Да как же. Это же лесничество! Приходишь, там такие кабинеты деревянные, плесенью воняет, все такое старое, у мужиков во-он такие валенки, и нужно листок получить… Ты же сам сказал, традиция. Вот тебе и традиция.

– А еще?

Они обогнули ограду полицейского отделения. Ветер все нес тополиный пух, и если сощуриться, то казалось, будто метет буран.

– Да зачем тебе? – недоумевала Вовка.

– Так, – пожал плечами Илья. – Интересно. Тебя болтовней развлекаю.

– Моей собственной.

– Так правильно. Это девчонки – мастера трепаться.

Он улыбнулся – косо, хитро. И Вовка тоже улыбнулась.

А вот в приемной беспечность рассеялась. В тесноватой комнатушке было душно, и от солнца, которое лилось через занавески дурного желтого цвета, начинало мутить. Помещение уже давно нуждалось в ремонте, под ногами хрустели куски бетона. За ободранным лаковым столом, развязно пожевывая и тыкая мясистым пальцем в планшет, возвышался дежурный.

– Куда, к кому? – он неохотно приподнял голову.

Жевал он с открытым ртом, громко и навязчиво.

– Мы хотим подать заявление о пропаже, – выступил вперед Илья.

Вовка его мысленно поблагодарила. Она и знать не знала, что нужно делать.

– Кто – «мы»? О пропаже кого? – флегматично поинтересовался дежурный.

– Не мы. Я, – тихонько влезла Вовка. – Пропали мои родители.

Дежурный глубоко вздохнул, как будто Вовка обвинила в пропаже его самого, и неторопливо отложил планшет.

– Заявление принесла?

Вовка удивилась:

– Так разве мы не у вас его должны написать?

– Ты еще скажи, что я тебе его продиктовать должен. Трое суток прошло?

Вовка снова заколебалась. Трое суток – с момента их отъезда или несостоявшегося приезда? Если первое, то с формальной точки зрения третьи сутки истекут только к вечеру…

– Вы обязаны принять заявление сразу же, – вступился Илья. – Нет никаких «трех суток», это все ерунда.

– Ах ерунда? – безразлично протянул дежурный. – Ну, как скажешь.

Он снова потянулся к планшету и лениво завозил пальцем по экрану.

– Вы обязаны принять заявление, – Илья подступил поближе и навис над обколупанной столешницей.

Дежурный широко зевнул, даже не прикрывшись ладонью.

– Приходите завтра. С девяти до тринадцати. Сегодня уже поздно.

Вовка отчаялась, зато Илья не отступился.

– Будьте любезны ваши фамилию, имя и отчество.

Он вытащил мобильник и набрал какие-то цифры. Дежурный сощурился, пожевал губами, с видимым раздражением оттолкнул планшет, покопался в ящике и шлепнул на стол чистый листок.

– Пиши, – бросил он Вовке.

– А… А что писать?

Она заозиралась, но ручки не нашла. Стула для посетителей в крошечной приемной тоже не было. Как назло, снова завибрировал телефон, но Вовка о нем даже думать не хотела. Хорошо бы что-то и с шутником сделать, но перед толстым, равнодушным дежурным хотелось провалиться сквозь землю. От мутного желтого света перед глазами плясали круги.

Дежурный закатил глаза.

– В правом верхнем углу… Пиши… «Начальнику пятьдесят третьего отдела полиции…»

Вовка судорожно рылась в сумке – должна же у нее быть ручка! Но вместо нее, к немалому своему удивлению, Вовка отыскала зарядное устройство Светы. Но она ведь оставляла его у Феди на кухне, точнее некуда! И еще – как будто это была какая-то насмешка – очередной жетон. Не сумка, а черная дыра.

Илья толкнул ее локтем: протягивал свою ручку. Вовка выдохнула. Как хорошо, что они пошли вместе!