ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Первое пророчество

В понедельник в шестом часу утра к Тасе в комнату постучали двое конвойных. Николка еще спал. Настёнка, совсем как взрослая, ни о чем не спрашивая, помогла матери собраться, сунула в карман кусок хлеба в тряпице, расческу.

Конвоиры с винтовками повели Таисию по коридору, громко топая сапогами. Соседи выглядывали из комнат и тут же прятались, захлопывали двери.

Во дворе ждал «козлик». Привезли в город, в новое отделение милиции на улице Маяковского.

Тася не знала за собой никакой вины, но, ступая по скрипучим деревянным полам, еще блестящим и, кажется, немного липким от свежей краски, чувствовала, как сводит челюсти, словно от озноба. Над ней нависала та беспощадная сила, которой она не знала названия, но действие которой на других людей видела ежедневно.

Задержанную Таисию заперли в крошечной пустой комнате с решеткой на высоком окне. Она причесалась, заново подколола волосы шпильками. Съела хлеб. Прилегла на голую деревянную лавку.

В начале девятого за ней пришли, отвели в кабинет для допроса.

Молодой лейтенант МГБ, дебелый, развращенный физической властью над людьми – это чувствовалось во всей его позе, в наглом обшаривающем взгляде – сидел за столом, вытянув к печке ноги в хороших сапогах. На кармашке его гимнастерки Тася заметила значок «Ворошиловский всадник» – такой же был у Игната. Офицер лениво кивнул конвою, отпуская из комнаты, и продолжал ощупывать глазами фигуру женщины. Тася чувствовала себя голой под этим взглядом. Она не решалась сесть.

– Котёмкина Таисия Николаевна, двадцать девятого года рождения? – удостоверился офицер, покосившись в свои бумаги. – Ну, садись, поговорим.

И ошарашил Тасю первым же вопросом:

– Когда твой муж Игнат Котёмкин был завербован шпионской ячейкой врачей-вредителей?

Тася, как и большинство советских граждан, о вредителях знала из газет. Месяца полтора назад все центральные издания поместили сообщение ТАСС о раскрытии террористической группы медицинских работников, которые путем неправильного лечения сокращали жизнь активным деятелям Советского Союза. Арестованные признались, что умертвили товарища Жданова, а также старались подорвать здоровье руководящих военных кадров, чтобы ослабить оборону страны.

В списке врачей, завербованных иностранными разведками, числились в основном еврейские фамилии. Как в эту банду мог затесаться крестьянский сын Котёмкин, украинец по матери и русский по отцу? Тасе вспомнилось меткое определение, услышанное от бабы Зины: «Порожняк толкает». Через силу заставила себя усмехнуться.

– Да кто ж его будет вербовать? Котёмкин – человек пьющий. Все тайны разболтает!

Следователь поднялся из-за стола. Зашел за спину Таси, положил руки на плечи, наклонился к самой шее.

– А ты сама? Не разболтаешь?

Из нутра мужчины дохнуло недавним сытным завтраком – яичница на шкварках, кофе с молоком. Краем глаза Таисия видела, как тонкий ремень портупеи врезается в плоть, обросшую сытым жиром.

– Да какие мои тайны? – прошелестела, опуская глаза.

– А вот к примеру… Убийство по предварительному сговору.

Тася отпрянула.

– Да кто же убит?

Офицер выпрямился, одергивая черную гимнастерку. Сел за стол, придвинул к себе расчерченный листок бумаги. Обмакнул перо в жестяную чернильницу. Заговорил сухо, деловито:

– Котёмкина, вы подтверждаете, что двадцать седьмого февраля шофер Ищенко и ваш бывший муж Игнат Котёмкин совместно распивали спиртные напитки в вашей комнате, в общежитии рабочего поселка № 15 при Хуторе-7 по адресу улица Первой Пятилетки, дом один?

– Подтверждаю, – шевельнула губами Тася.

– После чего шофер комбината Ищенко был найден убитым.

Таисия ахнула:

– Не может этого быть!

– Рассказывай, как все было, – приказал следователь.

Тася влажной рукой отерла лоб. Стала сбивчиво припоминать события пятничного вечера. Болезнь Воронцова, появление Игната со щенками. Рассказала, что Ищенко собирался увольняться с комбината и уезжать к своей матери в Ярославль.

Лейтенант записывал за ней быстрым мелким почерком, аккуратно обмакивая перо.

Уточнил, не говорил ли с шофером Игнат о производстве, о сотрудниках, о делах Комбината. Не интересовался ли этими вопросами кто-нибудь другой в последнее время? Между делом закинул фразочку, будто блёсенку в реку на глупого окуня:

– Так на какой почве произошел конфликт между Ищенко и Котёмкиным?

– Не было ничего такого, – отвечала Тася. – Ни конфликта, ни спора. Игнат сел на коня и поехал в комендатуру, чтобы позвонить доктору. А Ищенко ушел.

– Куда?

– Этого я не знаю.

– А когда явился Циммерман?

– Да, может, часа через два. Доктор приехал на санитарной машине. Они забрали инженера Воронцова в госпиталь. Воспаление легких у него.

Следователь помолчал, выстукивая пальцами по столу какой-то бодрый марш. Тася заметила, что руки у него холеные, белые, с полированными ногтями.

– А как Ищенко нашли, товарищ следователь? – решилась спросить Таисия.

– Тело было найдено в болоте, неподалеку от железной дороги.

– Потонул?

– Нет. Оглушили камнем, приволокли в болото, а там отрезали гениталии и воткнули в живот деревянный кол.

Тася потянулась было перекреститься, но поймала правую руку другой рукой.

– Это же зверь какой-то сотворил… Игнат, он такого не сделает! Да и когда ему по болотам шастать? Вы проверьте, он же в комендатуре отмечает каждую отлучку.

– А что можешь сообщить про доктора Циммермана? – офицер снова перешел на доверительный тон. – Ты же работала у него в больничке санитаркой.

Дружба с бабой Зиной даром не прошла – Тася давно смекнула, что главная цель тут вовсе не Игнат.

Нет, гражданин начальник, подвести убийство Ищенко под дело врачей у вас не получится. По крайней мере, Таисия вам не помощница.

– Про доктора могу сказать только хорошее. При нем смертность в лагере упала на сорок процентов.

– Про Этингера с Коганом тоже говорили хорошее, – с недоброй усмешкой пробормотал следователь. – А теперь они арестованы за подрывную работу, которую проводили против Советского государства.

Лейтенант дописал несколько слов в протокол, откинулся на стуле, глядя на Таисию. Серые с желтизной зрачки были цветом будто толокняный кисель.

– Комсомолка?

– Да.

– Кажется, дети у тебя?

– Двое. – Тася отчего-то покраснела.

– Мальчики, девочки?

– Мальчик и девочка.

– Хочешь своим детишкам счастья?

Тася молчала.

Следователь поднялся с места, подошел. И вдруг сгреб кофту на ее груди, зашипел, тараща глаза:

– Смотри на меня, сука! Шпионка! Кому посылала донесения? Кто твой связной? Предлагаю добровольно рассказать о вашей антисоветской шпионской деятельности под руководством Циммермана!

И снова помогли наставления бабы Зины: «Чуешь неладное – крысой обернись, прыгай в лицо, кусай. Решат: скаженная баба, что с нее возьмешь. А покажешь страх да ум – разорвут».

– Что ж вы такое делаете, товарищ следователь?! – заголосила Тася что есть мочи. – Я советская женщина, трудовая косточка! Премию получаю со всем комбинатом за перевыполнение! Шпионов я отродясь не видала! А как увидала бы, так сразу бы к вам привела!

И словно в доказательство звонко, шибко затянула Таисия песню с заезженной пластинки, которую пускали по репродуктору над лагерем раза по четыре на дню.

Льется песня над полями
Про тебя, отец родной!
Это слава Сталину звенит над всей страной,
Над Балтийским морем и Амур-рекой.
Это слава Сталину звенит над всей страной.
Ты живи и здравствуй, наш отец родной!

Дверь открылась, за ней появился мужчина лет сорока в порыжелом пиджаке, в поношенных ботинках. Неприметный, седоватый – такого увидишь и не вспомнишь. Следователь успел отскочить от Таси, вытянулся перед вошедшим, подбирая живот.

– Здравия желаю, товарищ майор!

– Да вроде уже здоровались, Савельев. Что у вас тут происходит?

– Допрос свидетельницы, – доложил лейтенант. – Это жена Котёмкина.

Неприметный глянул на Тасю прищуренным глазом, перевел взгляд на протокол допроса.

– Можно ознакомиться? – неудобно потянулся к столу правой рукой. На левой была надета черная перчатка.

За его невзрачной внешностью ощущалась какая-то теплая мужская сила. Пока майор пробегал глазами протокол, Таисия быстрым движением поправила волосы, одернула кофту.

– Значит, вы полагаете, ваш муж не убивал шофера Ищенко?

– Не мог он, товарищ начальник. Когда б во хмелю, под горячую, я бы поверила. А так вот, кол в живот… У него же пистолет имеется.

– Пистолет… Да, пистолет нужно проверить. А самого Ищенко вы с какой стороны можете характеризовать?

– О мертвых плохо не говорят, – отвела глаза Таисия. – Но если по правде, трухлявый был человек. Вроде как партизан, а с войны вспоминал одни глупости. Про женщин, про выпивку.

Неприметный усмехнулся, оглядывая Тасю. Не лапал глазами, а будто хотел подбодрить, успокоить.

– Оказывал вам знаки внимания?

– Ничего не оказывал. Руки распускал, это было, – залилась краской Таисия. – Один раз я его тряпкой угостила. Только несерьезно всё это. За такое убивать не будут.

Седоватый задал еще несколько вопросов, лейтенант записывал. Приободрившись, Тася спросила, где сейчас Игнат. Оказалось, что со вчерашнего дня арестован и помещен на гауптвахту. Свидания не разрешались до выяснения всех обстоятельств.

– Если что-то вспомните или узнаете относящееся к делу, сообщите нам. Договорились? – словно об одолжении попросил майор. – Приходите прямо сюда, в отделение, спросите Юрия Раймондовича Ауса. Это я.

«Видать, эстонец, а так и не поймешь. По-русски говорит как на родном», – подумала Тася и еще почему-то решила, что майор, наверное, холостой. Глаза у него были светло-серые, усталые, добрые и несчастливые, совсем как у Воронцова. Когда он повернулся к лейтенанту, Таисия поняла, откуда это чувство неловкости его движений. Чуть согнутая в локте левая рука в черной перчатке стукнулась о край стола с деревянным звуком.

– А голос у вас хороший, – напоследок добавил майор Аус, и лицо его от улыбки внезапно расправилось и помолодело.

Подписав протокол допроса, Тася вышла из кабинета.


На душе было смутно. Что-то ждет Игната? И кто так жестоко расправился с шофером Ищенко? Вдруг убийца ходит рядом, рыщет новую жертву? Волновало ее и будущее госпиталя, в котором она служила больше двух лет.

Таисия понимала, что доктора Циммермана возьмут в ближайшее время – а может, уже арестовали. Слава богу, про инженера Воронцова следователи особо не расспрашивали. Значит, на нем подозрения нет.

Подумала: как он там, бедный, должно, совсем исхудал на больничной пшенке. Оправился ли от болезни? Вернется ли на службу?

Время шло к десяти. Нащупав в кармане кофты пропуск, Тася сразу пошла на Комбинат. На территории было до странности тихо и пусто, только охранник свистнул с вышки, да со стороны рудника послышался унылый стук отбойника.

Тася зашла в прачечную, скинула платок, хотела окликнуть тетю Зину, но что-то ее остановило. Квашня стояла спиной к двери над кипятильным баком, в клубах пара, шурудила белье деревянным вальком и при этом что-то монотонно бормотала. Тася сделала бесшумный шаг, прислушалась. Зинаида читала, будто молитву:

– Земля крепись, дерн дерись… Каина семя, Ирода племя, встаньте-предстаньте, ребра раздвиньте… Выньте печенку да вложите смерть-тоску! Кол на погибель загоняю, колом смерть погоняю. Ешь свое тело, пей свою кровь. Через кол осиновый, через гроб малиновый… Уплочено!

Тряхнуло Таисию страхом, будто током ударило, но не растерялась – назад шагнула, дверью хлопнула, будто только вошла.

Квашня обернулась, ткнула вальком, усмиряя булькающее белье. Глаза у нее были чужие и будто безумные. Делая вид, что ничего этого не замечает, Тася сняла телогрейку, присела к столу, налила в стакан воды из закопченного чайника.

– Тетя Зина, а чего рабочих не видать на территории? И радио стучит – не люблю я этого метронома, будто война.

– Окстись, девкя, аль не слыхала?

– Смотря о чем, – отвечала Тася, не сводя глаз с Зинаиды Прокофьевны. – Я ведь из милиции сейчас. Ищенко, шофера с развозки, убили. Игната арестовали. Я показания давала, вроде как свидетель.

– Да что мне твой Игнат! Тут не птица-коростель, а целый коршун лягушкой подавился!

– Ничего не понимаю, тетя Зина…

Зинаида опустилась грузным задом на табурет, подперла рукой щеку.

– С заду пень да колода, а нам-то – путь да дорога! – Квашня вдруг понизила голос, жутко подмигнула красным веком. – Помяни, девкя, неделя не сойдет, как сухорукий окочурится…

– Да кто окочурится? – не понимала Тася.

– Гуталинщик! – высвистнула тетя Зина. Весело толкнув Таисию в бок, она пошатнулась на табурете, упала и ушиблась об пол. Бросившись поднимать напарницу, только сейчас Тася поняла, что Квашня беспробудно пьяна.