Загадочный город

5. Черная плита открывается

Фауну Лост Акра можно было разделить на три вида: не потревоженные точкой перехода чистые особи; произвольные сочетания видов, одновременно попавших в переход; и наконец, существа, созданные посетителями Акра. Ферокс знал о двух вспышках человеческой активности – сам он был создан во время первой, произошедшей приблизительно во времена Римского вторжения, вторая случилась несколько сотен лет спустя – и за несколько сотен лет до нашего времени, в ту пору, когда люди одевались в кожу и бархат, а также носили гофрированные круглые воротники на шее. Творения человека в основном оказались неудачными или пали жертвами хищников. Насколько ему было известно, из созданий первого периода выжил только он, а из второго – кот и чудовище в лесной берлоге.

Ферокс считал себя счастливчиком. Они с горностаем дополняли сознания и характеры друг друга. Человеческая часть его натуры с радостью приняла обостренное обоняние и зрение прирожденного охотника, а горностаю понравились широкие умственные способности человека. Они действительно срослись, а не просто существовали по соседству. Ферокс скучал лишь по обществу себе подобных, по братству легиона. Из редких же посетителей Лост Акра Ферокс подружился лишь с одним, да и того не видел уже сотни лет.

Ферокс был в Лост Акре в 1017 году, и поэтому сразу узнал тревожные симптомы: резкие скачки погоды, пребывание сил природы в постоянном конфликте, необычайную активность Природы в соответствии с защитными стратегиями выживания: все живое лихорадочно пряталось в норы, размножалось, заготавливало пищу. Он также помнил миг избавления, пусть и мимолетного, – не постепенного, но похожего на заклятие, на вспышку божественного вмешательства. Знать бы, как это случилось, он попробовал бы повторить. В своем невежестве он мог лишь наблюдать за исходом событий и надеялся только на то, что сможет как-нибудь в них поучаствовать.

Еще прежде, чем увидеть глазами, он носом почуял того уродливого кота, который пробирался сквозь траву, единственный в своем роде – адская помесь кота, мальчишки и пламени, но в первую очередь типичное творение века кожи, бархата и кружева. Существо изредка возвращалось в Лост Акр через белую плиту, но видел он его редко. Ферокс скрылся в траве, доверившись остальным чувствам. Кот потрогал белую плиту – безуспешно, чего и следовало ожидать. Ферокс решил, что путь закрылся оттого, что вся материя Лост Акра разлагалась. К его удивлению, существо не сдалось, а вместо этого начало спускаться вдоль ручья, пробираясь сквозь блестящую, точно проволока, паутину. Внизу лежала черная плита, охраняемая стражем, и это место было слишком опасным даже для Ферокса.

Когда впервые за столетия пробудилась черная плита, сквозь Ротервирд и Лост Акр пробежала энергетическая вибрация, которую, однако же, заметили немногие.

Ферокс ее ощутил.

Ощутил ее и сэр Веронал, сидевший в кресле в своем кабинете и зарывшийся в документацию о последних делах своей финансовой империи. Он почувствовал острую боль за левым виском – симптом легкого надрыва микроскопической мембраны в этой части коры головного мозга, которую создала точка перехода и задачей которой было подавлять его ранние воспоминания. Эти воспоминания все еще лежали нетронутые, как пузыри на дне океана, но во сне и со временем они поднимутся на поверхность один за другим, протиснутся в узкое отверстие и доставят необходимые сообщения. Настанет время, и эти сообщения будут отмечены нейронами и переданы в кору головного мозга, наконец открыв сэру Вероналу правду о его молодости, а также возможность выполнить свое предназначение.

На поверхность поднялось и кое-что еще – покалывание в пальцах и, казалось, отмершее чувство воссоединения с утраченной силой. Он инстинктивно потянулся к тайному отделению, где лежали камни.

Единственным в Ротервирде проблемным классом был 6-Б, сюда отправляли взрослых учеников, академическая успеваемость которых не достигала должного уровня. Недавно Грегориуса Джонса, учителя физкультуры, тепло встретившего Облонга в день его первого появления в учительской, повысили до статуса классного руководителя. Назначение пришлось как нельзя кстати, поскольку Джонс поощрял занятия спортом и предоставлял ученикам творческую свободу саморазвития.

Каждое утро он с одинаковым пылом врывался в класс, при этом каждые три ярда останавливался, чтобы, ко всеобщему удивлению, совершать по несколько подходов приседаний, и только после этого обращался к классу (академической наукой он не занимался) с неизменным воззванием:

– Встаем на стулья! Десять коротких подскоков с вытянутыми руками – в истории еще не было случаев, чтобы здоровый ум обитал в нездоровом теле. Храмом духа является классная комната. Где же тогда находится храм тела?

– В спортзале, – хором отвечал класс, пока Джонс начинал короткую десятиминутную зарядку.

В то утро Джонс на одной ноге висел на кольцах – причем довольно высоко от пола.

– Я называю это положение «парящая оса», – сообщил он, продолжая болтаться вверх тормашками и медленно размахивая руками.

И вдруг по телу Джонса пробежала дрожь, прервав обычно безупречное выступление; он дважды дернулся и упал.

Мисс Тримбл, в чьи обязанности привратницы входило оказание первой помощи, отпустила класс и принялась ухаживать за потерявшим сознание гимнастом: ничего серьезного, максимум сотрясение мозга, сильный ушиб плеча и царапина на виске. Правда, после того как Джонс пробормотал: «Vespa pendens», она начала переживать, не поврежден ли у него мозг.

Но через десять минут Грегоруис полностью пришел в себя.

– Общеизвестный прием, – заявил он. – Иногда учитель должен показать, как не нужно делать. Мои несущественные травмы заставят их лучше концентрировать внимание на занятиях.

Она расспросила одного из учеников, и тот ответил, что vespa pendens, «парящая оса», – это название упражнения, из-за которого Джонс упал. Многие считали, что Джонс – это сплошные мышцы без мозгов, однако, будучи без сознания, он бормотал слова на латыни. Если уж на то пошло, само выражение «парящая оса» можно было счесть любопытно тонким для такого общепризнанного тупицы. В отличие от других мужчин, которые, проходя через привратницкую, никогда не стеснялись подчеркнуть свой интеллект и статус, Грегоруис Джонс свои таланты не афишировал. Заинтригованная, Тримбл решила подробнее изучить этот вопрос.

Хейман Солт стоял посреди леса и представлял, как пахнут колокольчики Endymion nonscriptus – столь сложное имя для столь нетребовательного растения. Вскоре они заполонят все вокруг безупречно новым цветочным ковром. Жители Ротервирда годами приходили любоваться их красотой, но те времена остались в прошлом, и теперь никто, кроме разве что Ромбуса Смита и его жены, сюда не заглядывал – слишком далеко, слишком много других развлечений. То была старая, давно позабытая Англия. С приходом весны проснутся редкие пчелы и птицы с насекомыми, популяции которых катастрофически сократились за последние годы.

Солт пылал былой яростью – сколько существует поразительных даров природы, сколько знаний они таят, а человечество все равно умудрилось обратить в хаос окружающее пространство.

Но кто он такой, чтобы обвинять других? Он посещал Лост Акр лишь для развлечения и наживы – создал для себя самую удивительную в мире игровую площадку, с самым эксклюзивным пропуском: для него одного. Ференсен, правда, мог сколько угодно отчитывать его за эксплуатацию Лост Акра, только чья бы корова мычала? Старик сам изучил Лост Акр вдоль и поперек.

Солт так и не смог докопаться до правды, кем в действительности были Ференсены и откуда они явились. Теперешний Ференсен вел себя как негласно избранный мэр деревенских, тем более что власть Сноркела на них не особенно распространялась. Ференсен обладал талантами садовода, практика и ученого, он лечил скот, конструировал водяные мельницы, спасал деревья и возрождал засохшие родники. Он сохранял осторожную дистанцию между собой и теми людьми, которым помогал, возможно, вследствие особенностей интеллекта, а может, из-за какой-то невысказанной тоски. Отличал его и загадочный дар: Заклинатель Дождя Ференсен недолюбливал летнюю жару.

И все же только Ференсен мог распутать клубок последних событий. Солт не понимал, по какой причине закроется «Душа подмастерья», о чем ему доверительно сообщил Ферди. Не менее тревожным представлялось возрождение поместья, а также приглашения, разосланные всем приметным горожанам. О чем думал тупица Сноркел? Кем был этот Сликстоун? И почему приглашений не получил ни один житель деревни? В конце концов, среди них тоже имелись важные представители ротервирдского сообщества.

Все эти тревоги и привели к тому, что на это утро была назначена встреча, к организации которой пришлось привлечь цепочку посредников, от Бориса Полка до Билла Ферди (через почтового голубя Паньяна) и, наконец, до самого Ференсена.

Пока Солт размышлял о Ференсене, сам Ференсен, пересекая поле, думал о Билле Ферди. То, что его друг внезапно лишился собственного дела, стало необъяснимым и тяжелым ударом, к тому же привело к закрытию заведения, которое столетиями существовало на благо Ротервирда, не говоря уже о том, что являлось главным источником информации для самого Ференсена.

Соблюдая старомодную формальность, Солт с Ференсеном пожали друг другу руки, после чего Солт сразу перешел к делу:

– Рабочие закончили реставрацию, и все приглашения уже разосланы, но сам он нигде не показывается и жену тоже прячет. Зачем кому-то скрываться и при этом приглашать в гости половину города?

– Ваш чужак имеет определенные мотивы. Он хочет сходу перетянуть всех на свою сторону.

– Сам он богат как Крез, к тому же Сноркел уже у него в кармане – так зачем ему мы? И с какой стати ему забирать паб?

– Ради информации – где еще люди могут сболтнуть лишнего?

Об этой возможности Солт не подумал. Ференсен обладал нестандартным мышлением.

– Сам-то идешь на вечеринку?

– Шутишь, что ли? После петуний Сноркела?

– Мне нужен шпион с зоркими глазами, но действовать следует осторожно – это должен быть человек, который меня не знает. – Солт кивнул, все еще раздраженный скрытностью Ференсена. – Слишком странное совпадение: открывается поместье, потом приезжает этот тип, и Лост Акр закрывается.

– И исчезает Фласк, – добавил Солт.

– Ах да, ваш историк. Хотелось бы мне с ним познакомиться.

– Не думаю, что он тебе понравился бы – скользкий был тип.

Их дыхание уходило в холодный воздух облаками пара.

– Через двадцать минут опять пойдет дождь. Возвращайся и подбодри Ферди.

Обратно они шли через луг, спорили о природе и ее угасании. И вдруг Ференсен как бы между делом шепотом обронил: «Saeculum».

– Прости, что?

– Открылась черная плита, и ею пользуются.

До Солта не сразу дошло, о чем речь. Ференсен упоминал о черной плите в ту снежную ночь, когда спас Солта. Он ощутил прилив волнения. Служившая ему входом в Лост Акр белая плита закрылась, но, может быть, он все-таки сможет спасти это место.

– И кто ею пользуется?

– Скорее что. Конечно, может быть, это просто совпадение. Будем надеяться…

– Откуда ты знаешь?

– Я чую это нутром.

– А где находится черная плита?

– Полагаю, где-то в лесу.

– Нет, где она находится у нас?

– Понятия не имею. В наше время она ни разу не срабатывала.

В выражении лица Ференсена Солт увидел не страх или беспокойство, а нечто более глубокое: отчаяние. Но он снова почувствовал, что Ференсен говорит загадками и обиняками. Откуда тот мог знать о существовании черной плиты, если даже не знал о том, где она находится? И что это за ерунда с «чую нутром»?