Загадочный город

2. Открытие Облонга

На следующую ночь снова пошел снег, а Облонг ужинал с Фангином. Несмотря на то что их представили по именам, Облонг продолжал называть того Фангином, и наоборот: таковы были порядки Ротервирда. Фангин настоял на том, чтобы его жену звали Бомбер; то ли из-за ее выдающихся форм, то ли из-за привычки высказываться без обиняков – Облонг решил не спрашивать, не желая показаться бестактным. Ее кожа была белой, точно мука, а волосы угольно-черными. Чтобы подчеркнуть контраст, она красила губы ярко-красной помадой. Благодаря большим ярким глазам и простому, хоть и воинственному характеру она сразу же вызывала теплые чувства, даже несмотря на устрашающий эффект палитры своего макияжа. Бомбер обладала даром выводить людей на чистую воду.

– Чертовски хорошее ризотто, Бомбер, – пробасил Фангин, разделавшись со своей порцией намного раньше жены и гостя. – Бомбер преподавала кулинарию, но ее уволили вместе со мной, за «поощрение» Фласка в его «исследованиях», что является абсолютной ложью.

Учитывая, что Фангин отдал ему записную книжку Фласка, Облонг скептически отнесся к последнему утверждению, но, боясь, что для чужака эта почва может оказаться слишком зыбкой, благоразумно переключился на другую тему:

– В городе полным-полно умных людей. И мне не очень понятно, почему вы выбрали мэром мистера Сноркела. Он же натуральный…

– …змей? – продолжил его мысль Фангин.

– Да, жаба еще та, – вставила Бомбер. – Гребет миллионы. Когда познакомитесь с его женой, сами поймете почему.

Фангин начал мерить комнату шагами.

– Хороший вопрос. Не уверен, что мы его вообще когда-нибудь выбирали. Он как бы просто сам нарисовался, точно так же, как и его отец, и дед до него.

– Но мы и правда могли бы его переизбрать, и я никак не пойму, почему мы этого еще не сделали.

Прежде чем продолжить, Фангин принял высказывание Бомбер во внимание.

– Его должность предусматривает мелкие хозяйственные обязанности: вывоз мусора, подача воды, чистка тротуаров, к тому же мы все считаем себя такими умниками, что никогда не смогли бы согласиться с мнением другого.

– Ты упустил кое-что поважнее, – заметила Бомбер. – Сноркел охраняет нас от прошлого. Наша независимость зиждется на отказе изучать былое. Сноркел знает, как это непросто. Он разрешает проводить традиционные фестивали, но следит за теми, кто пытается заглянуть поглубже.

– Такими, как Фласк, – произнес Облонг.

– Да, вроде него, – кивнула Бомбер, при этом погрозив мужу пальцем. Осмелев от ее откровенности, Облонг выпалил, прежде чем пожалел об этом:

– Но если это так опасно, зачем вручать мне его записную книжку?

– Ты – натуральный идиот, Годфри Фангин! – воскликнула Бомбер. – Ты нас всех подведешь под монастырь. Сначала довел до увольнения Фласка, потом себя, потом меня, а теперь и его.

– Я – биолог, – запротестовал Фангин. – Я хочу знать, почему мы такие, какие есть. Почему у нас столько одаренных людей? Почему мы – единственные в Англии – имеем полное самоуправление?

Бомбер переключилась на Облонга:

– Если у вас есть хоть что-нибудь в голове, вы уничтожите эту записную книжку.

После этого беседа перешла к более обыденным темам и так протекала до тех пор, пока Облонг не попрощался и не отправился домой. Под свежим слоем снега башни казались неприступными: точно пальцы с белыми ногтями, они торчали, направленные в небо, а подоконники напоминали их костяшки. На узкой, но нехарактерно прямой улице Лост Акр Лейн его охватило ребяческое желание: он просто должен слепить и бросить снежок.

Он смял горсть свежего снега в комок, запустил его в уличный знак и промахнулся. Нагнулся было, чтобы слепить еще один, но услышал легкий стук на крыше у себя за спиной. Он медленно выпрямился, но на Лост Акр Лейн не было никого, ни с одной, ни с другой стороны улицы. Облонг дошел до следующего узкого переулка – Гроуввей, – оказавшегося таким же пустым. За этим последовал еще один легкий стук и хруст, и снова над головой.

Он испугался, что какой-нибудь озорной ребенок в снегопад скачет по крышам и это может кончится тем, что ему придется изображать из себя спасателя, карабкаясь по скользкой черепице. Он крикнул «эй!» сначала в одну, а потом в другую сторону, и, к вящему изумлению, заметил над крышами тонкий шест, который переставляла меж наклонных черепиц такая же тонкая фигурка. Шест сгибался чуть ли не вдвое, а затем нереально медленно расправлялся снова. Сотканная из воздуха, фигурка казалась воплощением грации, и, похоже, она перелетала с крыши на крышу прямо у Облонга над головой. Лицо ее скрывалось под балаклавой.

– Эй, поосторожнее там! – прокричал Облонг.

Фигурка отпрыгнула назад, воздух прорезал меткий снежок, который шлепнулся прямо в лоб Облонгу. Дело довершили последствия вечерних посиделок и врожденная неуклюжесть: Облонг тяжело завалился на спину. К тому времени, когда он снова поднялся на ноги, прыгуна с шестом уже и след простыл.

С еще затуманенной головой он долго не мог разобрать буквы на указателе: Лост Акр Лейн. Лост Акр… Лост Акр…

И тогда он наконец увидел: этот Лост Акр… «СТОЛ КАР».

Фласк просто переставил буквы – но что он мог обнаружить на этой Лост Акр Лейн? Что там за буквы и цифры были снизу – «АСХ 1017»? Если он не ошибался, буквы не имели ничего общего со столовыми приборами, и число для номера дома было слишком большим. Буквы, казалось, взяли наобум. И на самой Лост Акр Лейн он тоже ничего особенного не заметил.

Облонг двинулся дальше, к своему дому. С чашечкой кофе, куда он добавил ложку виски производства винокурни Влада, чтобы сосредоточиться, Облонг уселся за стол и целый час ломал голову над загадкой, но так ничего и не придумал. Снова спрятав дневник в пакет, он ощутил легкий флер своего одиночества. Фангины, конечно, развлекали его от чистого сердца, но с ними он не чувствовал себя так непринужденно, как в компании ровесников. Грегориус Джонс оказался в этом плане ближе всех, он выкрикивал: «Эй, Обберс!» всякий раз, когда они сталкивались, и время от времени ходил с ним в «Душу подмастерья». Однако любезные манеры Джонса оборачивались непробиваемой броней, стоило разговору перейти к более глубоким темам. Рассказ Фангина об истории Джонса свидетельствовал о потаенной трагедии личного характера. Теперь Облонг хотя бы мог добавить в список знакомств загадочного акробата, слишком хрупкого, чтобы оказаться Джонсом или любым другим представителем мужского пола.

Наконец, что немаловажно, Облонг никак не мог выйти из тени Фласка. Сравнивая себя с предшественником, он чувствовал полную несостоятельность. Фласк боролся за свой предмет, пробивал защитные стены и превращал местных обитателей в своих друзей. Кроме того, он исследовал прошлое, и результаты его изысканий, предположительно, были изложены на исчезнувших страницах записной книжки. Облонг решил, что ради Фласка должен продолжать распутывать ниточки тайны, а ради Фангинов должен делать это крайне осторожно.

В нескольких кварталах отсюда, опираясь на трубу дымохода, Валорхенд наблюдала за тем, как вспыхивает свет в окне Облонга. Крыши Ротервирда были ее вторым домом: она знала здесь все выходы, лестничные площадки и направления. Она никогда не позволила бы себе бросить снежок в предшественника Облонга. В отличие от зеленого юнца Облонга, Фласк излучал авторитет.