Чёрная стрела

Глава V. Граф Райзингэм

Граф Райзингэм, хотя самое важное лицо в Шорби в то время, жил в бедном доме одного частного дворянина на окраине города. Только вооруженные люди у дверей и постоянно приезжавшие и уезжавшие гонцы показывали, что здесь находится временная резиденция знатного лорда.

Благодаря недостатку места Дика и Лаулесса заперли в одной комнате.

– Хорошо вы говорили, мастер Ричард, превосходно говорили, и я, со своей стороны, искренне благодарю вас. Здесь мы в хороших руках, нас будут судить справедливо и вечерком прилично повесят на одном и том же дереве.

– Да я то же думаю, мой бедный друг, – ответил Дик.

– Но у вас есть еще один выход, – возразил Лаулесс. – Эллис Декуорс – человек, каких найдется разве один из десяти; он очень любит вас и ради вас самих и ради вашего отца, зная, что вы невиновны, он подымет небо и землю, чтобы выручить вас.

– Не может этого быть, – сказал Дик. – Ну, что он сделает? У него лишь горсточка людей. Увы! Если бы это было завтра, если бы я мог попасть на свидание за час до полудня, – все, я думаю, было бы иначе. А теперь нет помощи.

– Ну, – сказал в заключение Лаулесс, – если вы будете отстаивать мою невиновность, то и я буду решительно стоять за вашу. Это нисколько не поможет нам, но если я буду повешен, то уж не из-за недостатка клятв.

Дик погрузился в размышления, а старый плут свернулся в уголке, надвинул на лицо свой монашеский капюшон и приготовился заснуть. Вскоре он уже громко храпел – долгая тяжелая жизнь, полная приключений, притупила в нем чувства страха и тревоги.

Полдень уже давно прошел, и наступили сумерри, когда дверь в комнату открылась и Дика вывели и повели наверх в кабинет, где граф Райзингэм в раздумье сидел у камина.

При входе пленника он поднял голову.

– Сэр, – сказал он, – я знал вашего отца, он был честный человек, и это располагает меня быть снисходительным к вам, но не могу скрыть, что на вас тяготеют тяжкие обвинения. Вы водитесь с убийцами и разбойниками; по точно наведенным справкам, вы сражались против короля; вас подозревают в разбойничьем похищении судна, вас нашли скрывающимся переодетым в доме вашего врага, в тот самый вечер был убит один человек…

– Позвольте, милорд, – прервал его Дик, – я сейчас же признаюсь в моей вине. Я убил этого Реттера, и в доказательство, – прибавил он, роясь за пазухой, – вот письмо из его сумки.

Лорд Райзингэм взял письмо, развернул его и прочел два раза.

– Вы читали это письмо? – спросил он.

– Читал, – ответил Дик.

– Вы за Йорка или за Ланкастера? – спросил граф.

– Милорд, мне еще недавно задали этот вопрос, и я не знал, что ответить на него, – сказал Дик, – но ответив раз, я уже не стану менять. Милорд, я – за Йоркский дом.

Граф одобрительно кивнул головой.

– Честный ответ, – сказал он. – Но почему же вы отдаете мне это письмо?

– Но разве не все партии должны восставать против изменников, милорд? – вскрикнул Дик.

– Хорошо, если бы было так, молодой джентльмен, – заметил граф, – и я одобряю вас за ваши слова. Я вижу, что в вас больше неопытности юности, чем вины, и не будь сэр Даниэль могущественным человеком в нашей партии, я почти готов был бы принять вашу сторону. Видите, сэр, я прежде всего вождь партии королевы и хотя считаю себя по натуре справедливым человеком и даже склонным к преувеличенному милосердию, но я должен сообразовать свои действия с интересами моей партии и далеко зайду, чтобы удержать сэра Даниэля.

– Милорд, – сказал Дик, – вы не сочтете меня очень смелым, если я задам вам вопрос: полагаетесь ли вы на верность сэра Даниэля? Мне кажется, что он переходил с одной стороны на другую невыносимо часто.

– Ну, так делается в Англии. Чего вы хотите? – спросил граф. – Но вы несправедливы к рыцарю из Тонсталля, и насколько верность свойственна теперешнему неверному поколению, он в последнее время был верен Ланкастерскому дому. Он твердо держался нас даже при последних неудачах.

– Если вы пожелаете взглянуть на это письмо, – сказал Дик, – вы, может быть, несколько измените свое мнение о нем, – и он подал графу письмо сэра Даниэля к лорду Уэнслейделю.

Лицо графа мгновенно изменилось, он стал грозным как разъяренный лев, и рука его невольным движением схватила кинжал.

– Вы прочли и это? – спросил он.

– Да, – сказал Дик. – Он предлагает ваше имение лорду Уэнслейделю.

– Да, вы верно говорите, это мое имение! – сказал Райзингэм. – Я – ваш должник за это письмо. Оно раскрыло мне лисью хитрость сэра Даниэля. Распоряжайтесь мною, мастер Шельтон. Я не желаю скупиться на благодарность, и прежде всего – йорксист вы или ланкастерец, честный человек или вор – я возвращаю вам свободу. Идите, во имя Пресвятой Девы Марии! Но знайте, что я по справедливости задерживаю вашего слугу Лаулесса и повешу его. Преступление было совершено слишком открыто, и следует, чтоб и наказание было открыто.

– Милорд, первая моя просьба к вам – пощадите и его, – молил Дик.

– Это старый, давно осужденный негодяй, вор и бродяга, мастер Шельтон, – сказал граф. – Он уже лет двадцать готов на виселицу. И не все ли равно, за то или другое, завтра или послезавтра повесят его?

– Но, милорд, он пришел сюда из любви ко мне, – ответил Дик, – и с моей стороны было бы низко и неблагодарно бросить его.

– Мастер Шельтон, вы надоедливы, – строго заметил граф. – Это плохой способ иметь успех в свете. Но для того, чтобы отделаться от ваших надоеданий, я исполню ваше желание. Уходите оба, но идите осторожно и поскорее выбирайтесь из Шорби. Потому что этот сэр Даниэль (да накажут его святые!) жаждет вашей крови.

– Милорд, пока я выражаю вам свою благодарность словами, но надеюсь в скором времени выказать ее на деле, – ответил Дик, выходя из комнаты.