Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
И дано ему было вложить дух в образ зверя И говорил и действовал так, Чтоб убиваем – был всякий, кто не поклоняется образу зверя.
Почерневший февральский снег проваливался и рассыпался. Верхний наст – словно корочка от пирога ломался кусками. Ноги отяжелели и не хотели слушаться. Идти было трудно, крутой подъем словно отталкивал от поступка. Одиноко стоящая корявая береза уныло свесила свои толстые сучья. Ветер, плюнул в лицо колючим порывом, но холода, не чувствовалось. Завывание воздуха, словно волчий вой! Там внизу, под холмом – огромный город. Серые однообразные дома и черные, словно угольные крыши. Свет не виден, он теряется в дымке вечера. Руки напряглись и схватились за широкий кожаный ремень. Умирать не хотелось. Толстая, резная пряжка, больно впилась в шею. Пальцы, попытались, разжать петлю. Нет. Вздох наполнил легкие. Рывок. Еще рывок. Тело повисло – медленно качаясь от толчка. Ноги, судорожно искали опору, но внизу, была пустота. Пустота. Сук березы напрягся, но не сломался, выдержав, повисшее тело. Холодный, колючий ветер ударил в лицо, но кожа его не почувствовала. Все кончилось, но умирать не хотелось.
Нина нервно ходила по кухне. Чайник на плите зловеще шипел и нагнетал напряженность. Синие лепестки пламени лизали блестящий металл, нагревая воду до точки кипения. Ждать – самая страшная мука. Человек всю жизнь ждет, что он умрет, и мучается в этом долгом ожидании. Нет, ждать – это не выносимо, особенно когда ждешь, не зная, сможешь ли дождаться.
Нина резким движением сняла кипящий чайник и прошла в комнату. Схватив телефон, вновь набрала ненавистный номер. На том конце провода не довольно ответил знакомый голос:
– Да…
– Это опять я, Матвей пришел?
– Да…
– И что он говорит?
– Говорит, что посадил Эдика на автобус, что он может еще сказать…
– И все?
– И все!
– А почему же он до сих пор не приехал домой?!
– А я откуда знаю?
– Нет, ты что представь, он посадил Эдика четыре часа назад, а его до сих пор нет дома – тут ехать самое большое пол часа!
– Нина, успокойся, мальчику шестнадцать лет! Он уже взрослый!
– Да какой он взрослый?! Он ребенок еще! И тебе самому разве не безразлично, где он есть – ведь он твой сын!
– Нина, успокойся, мне конечно не безразлично – он мой сын, я тоже переживаю. Но просто считаю, что переживать, так сильно – не стоит! В конце концов – у мальчика есть друзья, девочки! Может, он влюбился и у него сейчас банальное свидание, а ты истерику устроила! Успокойся!
– Что? Да как ты можешь?! Он ведь твой сын! Какие друзья? Какие девочки? Какое свидание?!! Он всегда вовремя приходил! Никогда, даже если и куда отпрашивался – то обязательно предупреждал, что задержится, понимаешь – он ведь мог банально позвонить! Дома ведь телефон есть!
– Нина, успокойся, он придет, придет, ну не устраивай истерик, хватит! Я знаю, что ты терпеть не можешь – мою маму, сестру, ее сына Матвея! Но не так же доводить людей! хватит! Прошу тебя Нина!
– Сергей, дай мне поговорить с Матвеем! Я хочу – сама выяснить, на какой автобус он его посадил? Какой номер и, на какой остановке?!
– Нина, Матвей не хочет с тобой разговаривать! Я уже его спрашивал – он не помнит, на какой автобус! Их десятки – в вашем направление идут! Хватит!
– А на какой остановке?
– Господи Нина! Кладу трубку!
– Нет!! Сергей! Подожди!!
Но, разговор прервался и в трубке послышались короткие гудки. Нина положила трубку и заплакала от бессилья. Сволочь! Как она могла жить с ним десять лет?! И он это ничтожество – отец Эдика, какая не справедливость, что мудрость в жизни приходит с годами. Пока доживешь до старости – столько глупостей наделаешь! Нет, все-таки Сергей конченая сволочь!
Нине Павловой, было тридцать пять. Высокая стройная блондинка с красивой фигурой и длинными ногами, она казалось, должна была быть в жизни счастлива, но нет. Не даром ведь говорят: не родись красивой – а родись счастливой! Нина, к сожалению – родилась красивой.
С Сергеем они познакомились еще в институте. Нина, училась на историческом, а Сергей на физико-математическом. Поженились на втором курсе. Через год родился Эдик. После рождения сына Нина бросила институт. Сергей продолжал учиться. Но в личной жизни начались проблемы. Постоянные ссоры. Не даром говорят, что ранний брак распадается через три года. Да еще и родня Сергея была настроена к Нине отрицательно, они считали, что она насильно женила Сергея на себе. Особенно усердствовала его мать. Правда, вместо трех дотянули до десяти. Но это не чего не поменяло. Вот уже пять лет, они были в разводе, но лучше бы они развелись раньше, когда Эдик был маленький, а так…
Сергей, начал преследовать сына. Мальчик сильно пережевал расставание отца и матери. Приходилось мериться, что Эдик ходит – в его, семью. Нина чувствовала, что добром это не кончится, она боялась каждого визита Эдика к отцу. И вот сегодня…
Сегодня Эдик в очередной раз пошел туда, в семью, где Нину – ненавидели. Она не хотела его пускать, но мальчик настоял, объясняя, что давно не видел двоюродного брата – Матвея. Матвей был сыном родной сестры Сергея, но Нина, почему – то не любила и его. Ей казалось, что племянник излучает зло.
Эдик ушел еще утром, обещая вернуться к шести. Но когда часы пробили восемь, Нина бросилась звонить бывшему мужу. Тот сказал, что Эдик ушел пол шестого вместе с Матвеем.
Нина сидела и рыдала в кресле. Одна в пустой квартире. Беспомощность особо чувствовалось в тишине. Нина попыталась хоть как-то успокоиться. Она включила телевизор. По эфиру шла очередная серия «Криминальной России». Гнетущая музыка лишь добавила тревоги. Безжалостные цифры таймера в углу экрана показали пол одиннадцатого. Нина вновь бросилась к телефону. На это раз она набрала ноль два. Сухой голос ответил:
– Алло милиция дежурная часть.
– Алло, у меня ребенок пропал сын…
– Когда?
– Что когда?
– Когда пропал?
– Сегодня.
– Маленький?
– Что маленький?
– Сыну сколько лет?
– Шестнадцать.
– Имя.
– Эдик… Эдуард Павлов…
– Хорошо я записала, ориентировку передадим.
– А, что дальше?
– Заявляйте в местное отделение, возьмите фотографию – он раньше часто исчезал из дома?
– Да нет, он вообще не исчезал, он не такой! Он…
– Гражданка, заявляйте в ближайшее отделение.
В трубке вновь зазвучали короткие гудки. Нина со злостью ударила по аппарату. Пластмассовый короб слетел со стола.
– Сволочи – у вас бы так!
Нервно, пнув – по ножке стола, Нина кинулась к шкафу. Там, открыв коробку, стала перебирать фотографии. Пожелтевшие снимки посыпались на ковер. Нина, не замечая – топтала их ногами. В прихожей раздалась трель звонка.
– Господи! Эдик я тебя убью! Ты меня с ума сведешь! – с этими словами Нина бросилась открывать входную дверь.
На пороге стояла Нинина подруга Ольга. Нина, увидев ее – зарыдала и сползла по дверному косяку.
– Нина, Нина!! Что случилось?! Нина! – трясла женщину Ольга.
Но Нина, не отвечала – продолжая рыдать.
Через десять минут они седели на кухне. Нина Держала стакан с валерьянкой.
– Ты пей, пей, успокойся Ниночка! – бормотала Ольга.
Нина не смотрела на подругу. Она вообще боялась куда – либо смотреть. Ее взгляд шарил по стене.
– А может он, к друзьям?
– Оля! – Нина вскрикнула, так, что подруга растерялась, – Оля, какие друзья?! Ты что Эдьку не знаешь?! Он же на твоих глазах вырос! Он же никогда не куда! Господи!!! – и Нина опять разрыдалась.
– Ниночка, успокойся девочка, успокойся – давай в милицию позвоним!
– Да я звонила! – сквозь слезы бросила Нина.
И тут же встрепенулась, и потащила Ольгу в комнату.
– Пойдем, одевайся! Мне же сказали, чтобы я взяла фотографию и в ближайшее отделение шла!
Ольга, послушно напялила, на себя одежду. Нина наспех накинула шубу и сапоги. Фотографию Эдика она сжимала в руке.
На улице дул противный февральский ветер. Снег летел прямо в глаза. Сквозь тонкую пелену облаков над головой висела луна. Ее круглая форма едва заметно пробивалась желтым светом. Стояло полнолуние…
Милиционер в дежурной части встретил их с недовольным видом. Толстый сержант лениво открыл засов. Оглядев запыхавшихся, всех в снегу женщин он противным фальцетом спросил:
– Слушаю вас?
– Нам заявление сделать надо – о пропаже человека! – выпалила Нина.
Сержант, похотливо посмотрел – на ее расстегнутую шубу и спустившись взглядом до стройных ног, выдавил из себя:
– Мужа что ли ищите?
– Нет, сына, сын, пропал!!!
– А-а-а, а я думал, что муж, хотя конечно от такой женщины я бы не убежал!
– Послушайте, надо срочно, что-то делать! – не обращая внимания, на пошлые сержантские домогательства, ответила Нина.
– А что делать? Сын то, когда пропал?
– Сегодня, четыре часа назад!
– Сколько?!
– Четыре! – Нина, посмотрев на часы, висевшие, над головой, поправила, – Пять, пять часов назад!
– Маленький сын-то?
– Да, шестнадцать!
– Сколько?!
– Шестнадцать.
Обомлевший сержант уставился сначала на Нину, затем его взгляд перешел на Ольгу. Помолчав несколько секунд, он пришел в себя:
– Гражданка, вы что издеваетесь?!
На это раз обомлела Нина. Она смотрела на милиционера и никак не могла понять его вопроса. Видя, замешательство подруги в разговор вступила Ольга.
– Вы, что не слышите? Шестнадцать! Вот, мы и фотографию принесли – нам сказали, чтобы принесли, мы и принесли! – Ольга вырвала из руки Нины фотографию Эдика и протянула ее милиционеру.
Тот, взглянув на фото, словно поросенок завизжал:
– Да вы?!!! Вы, что совсем?! Вам, что тут – бюро поиска неблагополучных пацанов?!
– Что?!! – Нина не хотела верить услышанному, поэтому переспросила, – Что не поняла я?
Сержант продолжал визжать, его жирное тело колыхалось от работы голосовых связок:
– Да ваш – этот пацан, наверняка, на какой ни будь, дискотеке торчит! Или в компьютерном клубе завис, а может – где клей нюхает!!! Или по девкам шарится!!! Четыре часа! Да вы что совсем с ума сошли?! У нас тут – серьезные преступления заявляют! Убийства и изнасилования!
Нина не стала дожидаться конца его речи. Она, влепила ему – звонкую пощечину. На жирной щеке остался красный след от пятерни. Сержант в первую секунду оставался недвижим. Но затем его биомасса бесформенного тела начала выползать из-за стола. Глаза наливались кровью. Жирные руки тянулись к Нине. Но она его не испугалась, ей было все равно. Нина смотрела в глаза этому борову в милицейском мундире и ждала развязки.
– А-а-а!!! Нападение на сотрудника при исполнении!! А-а-а!!! Вы знаете – это до пяти лет! Сейчас я вас – в бичевник запру! И в прокуратуру – дежурному следователю…
Но, до кричать, он не успел. У него за спиной возник еще один сотрудник в форме майора, который, положив ему руку на плечо – властно скомандовал:
– Егоров заткнись!
Жирный боров мгновенно смолк. Майор, улыбнувшись Нине с Ольгой, спросил:
– Извините граждане, что у вас случилось?
– Понимаете, у меня сын пропал… – Нина вновь заплакала.
– Ну, ну, подождите плакать! Пройдите ко мне в кабинет! – майор бросил гневный взгляд на толстого хама и открыл перегородку.
Сержант покраснел и отвернулся, уступая дорогу. Ольга, увидев это, пнула – его по ноге:
– Дайте пройти, будьте так любезны! – язвительно бросила она.
В кабинете майор предложил женщинам сесть. Нина плюхнулась на стул, а Ольга осталась стоять около нее.
– Так, что у вас случилось? – спросил майор, перекладывая папки с документами на своем столе.
– Понимаете, у нее сын, он послушный и всегда, вовремя приходил! А сегодня, вот уже – с шести его дома нет! Хотя, там, где он был, сказали, что он давно уехал! – Ольга поглаживала подругу по плечу.
Та всхлипывала. Не поднимая глаз на майоре.
– А сколько сыну?
– Шестнадцать, только не говорите, что он на дискотеке! – подала голос Нина.
Майор вкинул руки, словно отмахиваясь от комаров, он видел состояние Нины и как можно ласковее сказал:
– Нет, конечно – нет! Я вас понимаю, позвольте, вы говорите, знаете – где он был. А где он был? Может туда съездить?
Нина вновь зарыдала, а за нее ответила Ольга:
– Он был у отца. Понимаете, они разошлись – пять лет назад, но мальчик ездил – в семью отца. Нина, конечно, не хотела, но сами понимаете, что бы, ребенка не травмировать – она разрешала. Но Сергей, ее бывший муж – он не такой плохой, он нормальный! Просто у них с Ниной не сложилось, вот и сегодня, он там был в его семье…
– А, что, этот, как вы говорите, Сергей – женат? У него, что новая семья?
Нина вытерла распухший и красный от слез нос:
– Хм, нет, нет! Что вы! Сергей не женился, после того как мы разошлись, просто – его семья, я так называю, его мать – бывшую мою свекровь. И его сестру, и ее сына – моего племянника. Эдик, так просто мы, вернее я называю – семья. Это просто – выражение.
Выслушав, майор встал и налил Нине из графина вода. Женщина жадно выпила целый стакан. Милиционер, посмотрев на ее согнувшуюся фигурку на стуле, вздохнул и с сожалением в голосе сказал:
– Понимаете, я конечно – могу послать патрульный экипаж, по адресу, где был ваш сын. Но больше… Я даже не знаю, что делать! Видите-ли…
Нина вздрогнула и подняла на него заплаканные глаза:
– Как?! Но ведь, он несовершенно летний! Он пропал! Надо массовые поиски организовать! Прочесать район, опросить жителей! Это же происшествие, если дети пропадают!!
Майор, понимающе кивнул и отведя взгляд тихо проронил:
– Поймите, чтобы считать человека – в данном случае, вашего шестнадцатилетнего сына, без вести пропавшим, надо официально подождать трое суток. Прошло, как вы говорите – пять часов. Конечно, если бы сын был лет пяти, то можно было всех на уши поднять! Но ему шестнадцать и мне никто санкцию на проведение такой массовой операции – из руководства не даст, поверьте, мне очень жаль! Но единственное, что я могу сделать, это информировать свои патрули – о приметах вашего сына…
Нина, не хотела верить услышанному. Она, встала со стула и сжав кулаки – двинулась на майора. Ольга схватила ее за плечо и попыталась остановить, та сбросила ее руку. Нина подошла к милиционеру и схватив его за рукава кителя возбужденно прошептала:
– Вы! Все! Будете мучиться! Все! Вы! Поймите, если с ним, что – то случиться, вы будите повинны в этом!!
Майор, посмотрел в ее напряженное лицо и ничего не ответил. Ольга тоже всхлипнула и заплакала. Нина, обернувшись на подругу тихо и как-то обречено произнесла:
– Пойдем, Оля! Нам нужно полагаться – только на себя! Мой мальчик, он ждет, он просит помощи, я чувствую…
С этими словами она медленно вышла из кабинета. На столе у майора осталась лежать помятая фотография Эдика Павлова. Мальчик на ней мимо улыбался…
Гулкое эхо отражалась от любого шороха в огромном пустом помещении. Горящие факелы, громко потрескивали и пытались бороться с темнотой. Но их свет был слишком слаб в неравной борьбе с мраком. На бетонном полу горели свечи. Огромное множество белых восковых пальцев стояли в причудливой форме пентаграммы. Посредине на широких досках лежало тело юноши, завернутое в черную тряпку. Кожаные ремни крепко опутали щуплое тело и впивались в него словно пиявки. Юноша был жив. Он не мог шевелиться, но все слышал. Где-то вдалеке зазвучали шаги. Зловещий топот десятка людей и шелест их одежды. Юноша попытался повернуть голову, но не смог. Десять теней в остроконечных черных капюшонах обступил горящий круг…
Магистр, вскинул руки и поднял кривой длинный стилет. Сталь зловеще блеснула в тусклом свете свечей:
– И дано ему было вложить дух в образ зверя! И говорил, и действовал так, чтоб убиваем, был всякий – кто не поклоняется образу зверя!
Звучал властный и низкий голос Магистра. Его черный капюшон, обрамленный золотой нитью скрывал лицо. Видны были лишь губы, временами, оголявшие ровные белые зубы.
– Братья! Кто вошел в круг нашей веры?! Истинной веры! Истинного создателя! Повелителя – тьмы и смерти! Борца с лживой религией немощных мирян! С их фальшивым пророком – назаретянином! Братья! Кто вошел в круг?! Ответьте мне!
По огромному помещению прокатилась волна вздоха. Люди в темных накидках вздымали руки в ответ на это клич. Зазвучал гулкий хор голосов.
– Мы наш магистр!!! Мы вошли в этот круг!!!
– Слышите ли вы меня?!
– Да наш магистр – слышим!!! – отражалось эхо голосов.
– Кто вошел в наш круг – больше не может из него выйти! Это закон нашей веры! Кто открыл тайну – заслуживает кары! Но заслуживает ли кары – кто собирается открыть нашу тайну?!
– Да, наш магистр – да!!!
– Какой кары?! Заслуживает тот – кто хочет открыть нашу тайну?
– Смерти наш магистр!!! Смерти!!!
– Что есть настоящая смерть?! Быть убитым? Это удел их веры – чуждой веры! Убивая отступников – мы предаем повелителя тьмы! Но отступник, должен убить – сам себя! Это единственный грех – их веры, становится благим повелителю! Повелителю смерти и тьмы!
– Повесить!!! Повесить, повесить!!!
– Повесить – достойная смерть! Весящий Иуда – был, первым апостолом сатаны! Он первый открыл – истинную смерть!
– Повесить!!! Повесить, повесить!! – звучал резонансом гул голосов.
Зловещий хор прерывался низким мычанием.
– М-м-м… М-м-м… – неслось по пустому пространству.
Магистр вновь взмахнул кривым стилетом и приблизился к жертве. Юноша в центре пентаграммы задрожал, чувствуя его приближение.
– Святое животное! Может его причастить, причастить, к подготовке вечной жизни для повелителя тьмы! Несите святое животное – семь жизней! Семь жизней!
Из глубины темноты появилась фигура в белой накидке. В руках у человека билась связанная веревкой кошка. Она шипела и пыталась вырваться. Человек в белом приблизился к магистру, и положил несчастное животное – у его ног. Магистр, взмахнул стилетом и произнес:
– И дано было ему вести войну со святыми и победить их! И дана была ему власть над всяким коленом и народом! И языком, и племенем!!!
Острое лезвие пронзило тушку. Бурая кровь хлынула на грязный бетон. Капли ее зашипели – попадая на горящие свечи. Кочка корчилась в агонии и дико рычала. Стилет продолжал безжалостно кромсать ее внутренности. Когда животное затихло, магистр отрезал ей голову и положил ее на несчастного юношу в центре пентаграммы. Тот трясся от страха, но криков не было слышно – его рот был плотно заклеен.
Настоятель благовещенского храма отец Михаил открыл тяжелую дубовую дверь. Запах воска и ладана остался в помещении. Батюшка перекрестился на икону висевшую, на фасаде церкви и спустился по ступеням. Священно служитель, поправил большой, серебренный крест на груди и взглянул на небо. Хмурое февральское утро навивало непонятную тоску. Отец Михаил взглянул на оградки могил и несколько нищих сидящих невдалеке, постояв в нерешительности, он пошел к ним. Нищие, увидев батюшку – начались креститься и спрятали за спины свои банки с подаяниями. Священник, подойдя по ближе, покачал с укором головой:
– Э-э-э!!! Опять сидите – на бутылку собираете! Нашли место! Не стыдно вам?!
Один из нищих вызывающе посмотрев на отца Михаила, прогнусил беззубым и грязным ртом:
– Так батюшка – церковь, место божье, а бог нигде не говорил, что подати нельзя на водку тратить! Мы тоже страждущие в своем роде! Вот вы батюшка – киньте мне пару рублей! Вам это зачтется, там, на небесах, а то гоняете нас! А это грех!
Отец Михаил вновь укоризненно покачал головой:
– Э-э-э, бесстыжие! Богохульствуете у храма божьего! Бесовье отродье! Расплодили вас нехристи – коммунисты за семьдесят лет! Сами в бога не верили и других отучили! Ничего святого нет! На водку – подать побирать!
– А вы сами то батюшка лучше, что ли! Вся ваша церковь – лживая! Грехи, вон – убийцам и ворам отпускаете! Ордена от власти безбожной принимаете! Дома себе строите! На машинах дорогих ездите, а вы-то лично сами, как коммунист объявление повесили в храме! Чтоб нам денег прихожане не давали! – дерзко, ответил беззубый.
На руке у него красовались синие наколки в виде перстней.
– Я никаких домов не строю, деньги только на нужды храма собираю – вон обветшало все! Медалей мне никто не давал, а объявление я повесил – не запрещая вам подать давать, а с просьбой – давать вам продуктами, а не деньгами! Деньги то вы все равно пропиваете, а это грех для подающего – вводят вас они в искушение!
Но, беззубый – криво улыбнулся и вытянул култышку ноги. Рядом валялись костыли. Показав изуродованную конечность, он так же дерзко ответил:
– А кому я нужен такой, если даже церковь меня гонит! Последнюю радость в вине утопить не дает! На черта мне ваши продукты?! Все равно в ад попаду! Какая разница – где мучатся?! Здесь, безногому или там – на сковородке жариться?
Отец Михаил, при слове черт – три раза перекрестился и посмотрев в глаза беззубого тихо сказал:
– Бог милостив и не может тебя все время наказывать! Ты сам! Сын мой – себя наказываешь, а что касается того, что ты калека – так можно быть калекой телом и красивым душой, а можно наоборот! Подумай об этом!
Отец Михаил перекрестил беззубого и повернувшись зашагал к оградкам кладбища. Среди, старинных крестов и могильных плит, он отыскал серые надгробия священнослужителей бывших настоятелями этой церкви еще до революции. На эти могилы отец Михаил регулярно, заставляя своих слушек – церковных бабушек, убирать и содержать их в порядке.
Черная ворона, сидевшая на высоком чугунном кресте неподалеку, громко каркнула и взмахнув большими крыльями слетела на могилу:
– Уйди, не чистая!! – перекрестился отец Михаил.
Когда он подошел ближе к искомым могила, то встал в оцепенении – по всем серым плитам, буро красной краской были, намалеваны надписи. Отец Михаил перекрестился и наклонил голову, чтобы рассмотреть корявые каракули. Три шестерки, крест перевернутый вверх ногами, и странная фраза «наш повелитель не тот» словно кровавыми пятнами покрыли надгробья.
– Господи! Господи, кощунство какое!! Господи!! – размашисто крестился отец Михаил.
Погладив рукой страшные знаки, он сковырнул краску и поднес ее к носу. На запах это была обыкновенная эмаль. Отец Михаил растер крошки на ладони и двинулся в глубь кладбища.
На самой окраине погоста он нашел маленький сарай. Над дверью красовалась неказистая вывеска «добровольное общество охраны могил Некрополь». Отец Михаил, подойдя к строению – постучал в кривую дощатую дверь. За ней послышались шорох и звяканье железа. Грохнул запор и на пороге, показалась пожилая женщине. Старуха, увидев отца Михаила, на мгновение растерялась, но тут же взяла себя в руки и растянулась в улыбке:
– А, святой отец! Проходите – всегда вам рады!
– Здравствуй те Зинаида Павловна! Прошу вас – не называйте меня святой отец, это у католиков – святой отец.
– А, как же вас звать-то?
– Зовите меня батюшка, или отец Михаил!
Старуха, надула губы и улыбнувшись – ответила:
– Ну что ж, ладно свят… батюшка, отец Михаил! Зачем это вы к нам пожаловали?
Отец Михаил взглянул в прищуренные старческие глаза и спросил:
– Зинаида Павловна, вот вы занимаетесь так сказать общественной деятельностью – могилы охраняете. Хотя знаете, что я против вашей самодеятельности, но все-таки скажите мне – вы тут сегодня ночью были?
Старуха подозрительно посмотрела на священнослужителя и помедлив ответила:
– Я сегодня? Не, сегодня нет! Сегодня меня здесь не было! Я же квартиру имею! Что мне здесь ночью то делать?!
– Ну, вы ведь иногда ночуете здесь, так сказать – добровольно могилы охраняете?
– Да, бывают дни, но холодно – февраль то холодный! Электричества у нас тут нет, а печку – вы нам топить запретили, боитесь, что загорится наш сарайчик!
– Это правильно – спалите-то сарай и сами сгорите, значит, говорите – не было вас здесь сегодня ночью?!
– Нет, нет сегодня не было!
Отец Михаил заметил, что старуха пытается не пустить его вовнутрь. Закрывая своим телом проход. Он посмотрел ей под ноги и увидел в углу железную банку из-под краски. Старуха, поймав его взгляд – словно в оправдание сказала:
– Вот добрые люди красочки дали, как потеплеет, мы бесхозные могилки покрасим, в порядок приведем.
Отец Михаил, кивнув, посмотрел на старухину обувь. На калошах виднелись бурые пятна.
– А, что какого цвета красочка-то?
– Да зеленая, зеленая, цвет так сказать жизни…
– А, зеленая, это хорошо!
– А, что вы меня про сегодня то спрашивали, случилось что?
– Да, случилось – вот могилки осквернили, какие-то нехристи, написали там разную гадость!
– Скажите, пожалуйста! – всплеснула руками старуха, – Надо же – вот негодяи! Ну, нечего – мы отмоем!
– Нет, не надо к этим могилам, будь те добры, не подходите! Занимайтесь уж другими! – резко возразил отец Михаил.
Его лицо стало суровым. Взгляд полыхнул огнем. Старуха улыбнулась, и словно испугавшись – натянула на седую голову шаль.
– Я еще, что хотел вам Зинаида Павловна, попросить! До меня тут слухи доходят, что у вас здесь собирается молодежь? Так вот – прошу вас, настоятельно – прекратить тут делать сборища, особенно по вечерам!
– Святой оте… простите батюшка, так это ж подростки, студенты! Они приходят добровольно могилки подчистить! Что в этом плохого? Причем среди них много крещенных, а что вечером – так днем то они учатся! – оправдалась старуха.
– То, что они за могилами приходят ухаживать – это похвально! Но чистить надо днем, а не под покровом темноты! Под покровом темноты – только темные силы орудуют! До свидания Зинаида Павловна!
Отец Михаил повернулся и зашагал прочь. На ходу он бросил короткую фразу, которую, услышала старуха:
– Ведьма – нечистая сила, Господи! Помоги мне от нее избавиться!
Зинаида Павловна смотрела уходящему священнику в след и зловеще улыбалась…
Пенсионер Илья Сергеевич Лыков – сухонький, низенький старичок, катил по грязному снегу санки. То и дело, оборачиваясь назад, он бережно поправлял груз – банки с соленьями и вареньем. С утра жена его послала на дачу сходить за хранящимися в погребе продуктами. Благо дача, если ее таковой вообще можно было назвать маленький домик с огородом, находилась не далеко от дома, который стоял на самой окраине города. Нужно было только подняться на невысокую гору, и ты оказывался в садовом обществе с замысловатым названием «Ручеек». Это было удобно, особенно для семьи пенсионеров.
Илья Сергеевич крякнул и остановился. Закурив папироску, посмотрел на высотные дома. Они словно океанские корабли толпились внизу под горой. Противный ветер со снегом словно поторапливал Илью Сергеевича. Докурив, пенсионер в размышлении почесал лоб и решился спускаться с горы напрямую – так дорогу была короче в два раза. Можно конечно было везти санки по тропе, но на это бы ушло минут сорок. А так… напрямик… каких-то пятнадцать минут пятнадцать минут и вот он – родимый подъезд.
Илья Сергеевич спешил. Дома ждала его дочь с внучкой приехавшие погостить из другого города. Повернув санки, он шагнул к снежной целине спуска. Но сделав несколько шагов, старик понял. Что короткий путь может стать длинным. Ноги проваливались в снег, санки не скользили. Словно Сусанин, Илья Сергеевич полз по сугробам – дергая за веревку. Пару раз санки перевернулись и банки посыпались на снег. Матерясь и ругаясь, Илья Сергеевич сложил их обратно. Не вдалеке показалась толстая береза, за которой спуск, становился круче, и снег не был таким глубоким. В надежде передохнуть под деревом, старичок двинул санки к березе.
Когда он взялся за белый ствол, увидел, что от дерева вниз идет небольшая колея, присыпанная снегом. Вздохнув с облегчением, Илья Сергеевич решил перекурить. Достав пачку. Он, уже было – хотел зажечь спичку. Как вдруг его взгляд наткнулся на ноги. Обычные, человеческие ноги в теплых ботинках, висели – не касаясь земли и словно, колокольный язык – раскачивались на ветру. Илья Сергеевич поднял голову и увидел весящего на суку человека. Молодой парень болтался на кожаном ремне. Страшно высунув язык. Его безжизненные, словно стеклянные глаза были открыты и равнодушно смотрели на пенсионера. Папироса выпала из беззубого рта Лыкова, и он с диким криком, забыв о варенье и санках – кубарем покатился вниз.
– А-а-а!!! – орал старик.
Противный зернистый снег набивался в рот и лез в глаза. Докатившись словно колобок до края дороги внизу, Лыков чуть не угодил, под проезжающие мимо «Жигули». Из них, выскочил здоровенный парень, который, выпучив глаза, заорал:
– Ты че, старый пентюх?!!! С горки так катаешься?! Мать твою?! Жизнь не дорога?! Так я за тебя сидеть не хочу!
Но Илья Сергеевич не слушал его брань. Он, подергиваясь, как от ударов тока и дико блажил, показывая на березу:
– А-а-а!!! Там… висит!!! А-а-а!!! Покойник!!! А-а-а…
Нина Павлова лежала на диване. На лбу мокрая тряпка. Глаза закрыты, но даже так страшно. Страшно оставаться одной. Страшно вообще думать. А все мысли об одном – о сыне. Эдик! Эдичка, где же ты третьи сутки? Ничего, тишина. Телефон молчит – зловеще насупился, словно жаба пред плохой вестью. Рядом суетится Ольга. Оставлять одну подругу в таком состоянии просто преступление. Ольга для этого отпросилась на работе. Нину тоже отпустили, как только узнали о пропаже Эдика. Но это не столь важно. Важно сейчас одно – дождаться сына, дождаться! Нина верит, что он жив. Ее сердце подсказывает, что он жив, но попал в беду!
Неожиданно она вскочила с дивана. Тряпка камнем упала на пол. Ольга встрепенулась, она, скрутившись калачиком – дремала в кресле. Нина наклонилась над подругой и громко прокричала:
– Пошли!
Обезумевшая Ольга, ничего не понимая со страхом – смотрела на Павлову:
– Куда?! Нина?! Куда ты собралась? У милиции есть фото, ориентировку уже раздали всем постам! Они подняли всех на уши! Они ищут, ищут, но Ниночка, пойми – выше головы они не прыгнут! Они найдут, если он на улице! А сели в квартире где – то, это не скоро – нужно время! Ниночка, успокойся, прошу тебя!
Но Нина ее не слушала. Она выскочила в прихожую и стала одеваться.
– Пошли, собирайся идем! – властно звала она Ольгу.
Та с неохотой поплелась в прихожую. Нина ее ждала уже одетой. Ольга ничего не понимая напялила шубу и шапку.
– У тебя деньги на такси есть? А то у меня только тысяча, но она нужна! Если нет – давай заедем в банк, я сниму с карточки, там есть тысяч десять пятнадцать!
Ольга пошарила в карманах и нашла несколько купюр.
– Зачем тебе тысяча? Зачем? Куда мы едем?
Нина выхватила у нее деньги и потащила в коридор:
– Пошли, там узнаешь!
Такси поймали быстро. Нина назвала водителю адрес. Тот кивнул и тронул автомобиль.
Ехали молча. Судя по адресу, который назвала Нина, дом находился на другом конце города. Через двадцать минут, они стояли, возле обычной, панельной пятиэтажки.
– Что здесь, кто тут живет? Нина! Ты меня пугаешь!
Нина схватила подругу за руку и потащила в подъезд. Там в полумраке лестничного марша, она тихо сказала.
– Мы идем к магу, к ясновидящей! Госпожа Франциска! Слышала рекламу по телевизору?!
– Да… – ответила обомлевшая Ольга.
Железную дверь открыли не сразу. Сначала кто – то внимательно рассматривал их в глазок.
Когда же она распахнулась, то на пороге появилась милая девица в короткой мини юбке. Ее стройные ноги сразу бросились в глаза, по тому, как на них были… одеты кокетливые чулки с резными резинками вверху. Столь сексуальное одеяние было как-то нелепо в сочетании с чалмой на ее голове.
– Вы к госпоже Франциске? – пропищало милое создание.
– Да… – ответила Нина.
– Вы записаны?
– Нет, но нам срочно!
– Раз, не записаны и срочно, то двойной тариф! Пятьсот за визит и сеанс, пятьсот за срочность.
– Согласны! – кивнула Нина и сунула девице тысячу.
Та, выхватив бумажку – ловко спрятала ее в чалме.
– А почему не в чулки? – язвительно спросила Ольга.
– В чулках видно, налоговая, там, в первую очередь прошарит. Мужики там горячие – шутя, отмахнулась девица, проводя их в комнату.
Госпожа Франциска встретила их сидя в огромном кресле. Это была толстая тетка с короткой стрижкой. На ее объемном теле, было одето, черное платье. Все очень скромно и мрачно. Стены покрыты темно синими обоями. Пол тоже черный. На окне толстые темно коричневые шторы. Женщины с удивлением уселись на небольшой диванчик посредине. Помощница в мини юбке, закрыла дверь, и в комнате совсем стало темно. Словно из глубины раздался голос ясновидящей.
– Вы пришли ко мне с болью?
Нина взглянула на Ольгу и тихо ответила:
– Да госпожа Франциска…
– Боль касается другого человека или вас?
– Другого… то есть и меня! Боль касается моего сына! Мой сын!
– Молчите! – прервала ее ясновидящая, – У вас есть его фотография?
Нина испуганно стала рыться в карманах и достала смятую фотографию Эдика.
– Положите ее на середину стола!
Нина, с трудом нашарив в полумраке стол – положила снимок.
– Он, он где-то рядом!
Словно выдавливая из себя, после минутного молчания, произнесла ясновидящая.
– А, он жив, Эдик жив?
Словно заклинание лепетала Нина.
– Погодите! Я вижу, я вижу его в окружении людей! Он, он лежит. Но земли под ним нет! Он дышит, но сердце его трепещет! Ему трудно дышать!
– А кто эти люди, где этот дом?! Вы можете сказать, где этот дом?
Ясновидящая задумалась. Это было понятно по тяжелому дыханью. Лица ее не было видно, поэтому женщины всматривались в пустоту. Голос ее зазвучал хрипло и нервно:
– Этот, дом – на окраине, на окраине! В нем никто не живет, много людей, они в черном. Все! Больше я ничего не вижу! Но вам надо торопится! Человеку плохо! Ему трудно дышать!
