Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
II
В 1879 году Альмеда Рот все еще жила на углу улиц Перл и Дафферин, в доме, построенном ее отцом для семьи. Дом стоит и поныне; живет в нем управляющий магазином алкогольных напитков. Стены обшили алюминиевым сайдингом, а некогда открытую веранду остеклили. Дровяной сарай, забор, ворота, уборная во дворе, амбар – все исчезло. Сохранилась фотография 1880-х годов, на которой эти строения еще присутствуют. Дом и забор выглядят несколько обветшалыми, будто нуждаются в покраске, но, может быть, лишь из-за того, что старинная фотография побурела и поблекла. Окна с кружевными занавесками похожи на белые глаза. У дома нет ни одного большого тенистого дерева: высокие вязы, прикрывавшие город от солнца до 1950-х годов, а также клены, чьей тенью мы пользуемся сейчас, в те времена были еще хрупкими саженцами, которые лишь ограда спасала от пожирания скотом. Без тени все выглядит неуместно открытым: задние дворы, бельевые веревки, поленницы, сколоченные из разномастных досок сараи, амбары и отхожие места кажутся оголенными, какими-то вре́менными. Очень мало домов, перед которыми было бы что-либо похожее на газон, – в основном голая земля с муравейниками, кое-как разровненная и поросшая подорожником. Кое-где на пнях стоят деревянные ящики с петуниями. Гравием посыпана только главная улица; остальные – проселочные дороги, грязные или пыльные, соответственно времени года. Везде заборы, чтобы не забредали животные. Коров привязывают пастись на незастроенных участках или на задних дворах, но иногда они сбегают на волю. Свиньи тоже часто сбегают, а собаки свободно бродят по городу или вольготно спят посреди тротуаров. Город пустил корни, он уже не исчезнет в одночасье, но все еще хранит некоторое сходство с лагерем поселенцев. И в нем, как в лагере, царит суматоха: он полон людей, которые ходят по своим делам как им заблагорассудится; полон животных, оставляющих на земле конские яблоки, коровьи лепешки, собачьи колбаски, так что дамам приходится подбирать подолы; полон строительного лязга, воплей возчиков «Но-о-о!» и «Тпру!» и шума поездов, прибывающих несколько раз в сутки.
Я читаю об этой жизни в старых выпусках «Стража».
Население города моложе, чем сейчас; таким молодым оно уже никогда не будет. Люди, которым за пятьдесят, обычно не приезжают на новое, практически пустое место. На кладбище уже немало могил, но и покойники молоды – скончались от разных эпидемий или умерли родами. Дети – мальчики – объединяются в шайки и прочесывают улицы. Посещение школы обязательно лишь четыре месяца в году, и в городе множество работы, посильной даже для восьми-девятилетнего ребенка: теребить лен, придерживать лошадей, доставлять на дом покупки, подметать тротуары перед магазинами. Эти мальчики много времени проводят в поисках развлечений. Однажды они увязываются за пожилой женщиной, пьяницей по прозвищу Королева Агги. Они грузят ее в тачку и провозят по всему городу, а потом вываливают в канаву, чтобы протрезвела. Много времени они проводят и на железной дороге, вокруг станции. Они запрыгивают в вагоны, которые тянет маневровый паровоз, носятся между ними, подначивают друг друга; в результате мальчишки регулярно калечатся или гибнут. Еще они следят за незнакомцами, прибывающими в город. Увязываются вслед, предлагают поднести чемодан и показать (за пять центов) дорогу в гостиницу. Если чужак выглядит небогатым, его дразнят и травят. Всех незнакомцев окутывает пелена подозрения, словно облачко мух. Зачем они приехали в город – начать свое дело, торговать чудодейственными снадобьями или патентованными приспособлениями, проповедовать на улицах, уговаривать горожан вложить деньги в какую-нибудь финансовую схему? Все это возможно, и все это случается. Будьте начеку, предупреждает «Страж». Мы живем во времена неограниченных возможностей, но также и в опасные времена. Бродяги, мошенники на доверии, лоточники, стряпчие по темным делам, да и просто воры странствуют по дорогам, особенно – по железным дорогам. Об ущербе становится известно: кто-то вложил деньги и больше их не увидел, у кого-то пропадают брюки с бельевой веревки, дрова из поленницы, яйца из курятника. В жаркую погоду таких инцидентов бывает больше.
И несчастных случаев тоже. В жаркую погоду лошадь больше склонна понести, переворачивая повозку. Руки защемляет в отжимных валиках при стирке. На лесопилке рабочего разрезало пополам. Мальчик прыгал по бревнам на лесоскладе, бревна покатились, и его задавило насмерть. В жару все плохо спят. Младенцы чахнут от летней хвори. Толстяки страдают одышкой. Умерших приходится хоронить немедля. Однажды на улице появляется человек, который кричит: «Покайтесь! Покайтесь!» – и трезвонит в коровий колокольчик. Но это не чужак, а здешний житель, продавец в мясной лавке. Отведите его домой, заверните в холодные мокрые простыни, дайте лекарства от нервов, держите в постели и молитесь, чтобы рассудок к нему вернулся. Иначе его отправят в приют для душевнобольных.
Фасад дома Альмеды Рот смотрит на Дафферин-стрит, весьма респектабельную улицу. Здесь живут оптовые торговцы, хозяин лесопилки, владелец соляного промысла. Но Перл-стрит, куда выходят задние окна и ворота заднего двора Альмеды, – совсем другое дело. С этой стороны ее дом соседствует с жилищами рабочих. Небольшими, но приличными таунхаусами. Это ничего. Но если пойти дальше по Перл-стрит, то к концу квартала дома становятся похуже, а следующий – последний перед болотом – квартал и вовсе ужасен. Там, возле болота, называемого трясиной Перл-стрит (и ныне осушенного), никто не станет жить, кроме распоследних бедняков, недостойных и не заслуживающих помощи. Там растут пышные кустистые сорняки и стоят кое-как сколоченные хижины, окруженные кучами отбросов и хлама. Там бегают орды худосочных детей, а помои выплескивают прямо из дверей на улицу. Муниципальные власти пытаются заставить тамошних обитателей строить уборные, но те предпочитают ходить по нужде в кусты. Если сюда забежит шайка мальчишек в поисках приключений, то, скорее всего, найдет чего не искала. Говорят, что даже городской полицейский не рискует заглядывать в конец Перл-стрит в субботу вечером. Альмеда Рот никогда не ходила по Перл-стрит дальше таунхаусов. В одном из них живет Энни, молодая девушка, приходящая к Альмеде убирать дом. Энни, будучи порядочной девушкой, также никогда не ходит в последний по своей улице квартал или к болоту. Ни одна приличная женщина туда ногой не ступит.
Но это же самое болото, лежащее к востоку от дома Альмеды Рот, на восходе солнца являет собой дивное зрелище. Альмеда спит в задней части дома. Она осталась в той же спальне, которую некогда делила с сестрой, Кэтрин, – для нее немыслимо было бы перебраться в большую переднюю спальню, где когда-то ее мать лежала в постели целыми днями и где потом одиноко властвовал отец. Из окна Альмеда видит, как восходит солнце, как болотный туман наливается светом, как большие деревья, стоящие поближе, будто плавают в этом тумане, а те, что подальше, становятся прозрачными. Болотные дубы, красные клены, лиственницы, гикори.
