Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
XXI
В то время как люди герцога Гиза приготавливались исполнить отданный им приказ спасти Рене от казни, в Лувре шли деятельные приготовления для присутствия при ней. Для большинства придворных это было просто забавным зрелищем, да и сам король видел в казни Рене лишь способ позлить королеву-мать. Но далеко не так относились к этому Генрих и Маргарита: для них казнь фаворита королевы была законным возмездием за отравление Жанны д'Альбрэ; для них присутствие при этой казни было священным долгом перед тенью безвинно убиенной!
– Наконец-то! – с выражением мрачной радости сказал Генрих Наваррский, заслышав колокольный перезвон, возвещавший о начале покаянной службы для осужденного. – Наконец-то!
– Если казнь убийцы и не может вернуть жизнь его жертве, то, по крайней мере, она смягчает скорбь оплакивающих эту жертву! – сказала Маргарита, ласково взглянув на взволнованное лицо мужа.
– Но казнь еще не совершилась! – пробормотала Нанси, оканчивавшая в это время туалет своей госпожи.
– Ну, – сказала Маргарита, – на этот раз Рене не ускользнет от нас!
– Как знать?
– Да ты просто с ума сошла! – воскликнул Генрих. – Да разве ты не видишь, что все уже готово и что…
– Это просто злопророчица какая-то! – заметила и Маргарита.
– Да, да, ваше величество, – ответила на это «злопророчица» Нанси, – я все время остаюсь в положении Кассандры, пророчествованиям которой никто не хочет верить!
Генрих пожал плечами, накинул плащ, пристегнул шпагу и сказал жене:
– Пойдем, однако, король ждет нас!
Действительно, на луврском дворе все было готово, и король уже садился в свои носилки. Он предложил Маргарите сесть рядом с ним, а наваррский король поехал верхом. Пибрак с обнаженной шпагой в руке повел отряд дворцовых гренадеров, предназначенных для очистки пути королевскому кортежу.
Последний вначале следовал вполне благополучно, но, подъезжая к Понт-о-Шанж, был вынужден остановиться из-за массы народа, куда-то бежавшего и взволнованно о чем-то говорившего. То, что взволновало народ, сейчас же перекинулось на королевский кортеж и достигло слуха короля Карла. Этим волнующим известием было:
– Рене спасся бегством!
При этом известии с королем сделался такой припадок ярости, что его пришлось отвезти домой. Он, что называется, рвал и метал. С пеной у рта он клялся, что Кабош будет повешен, что Рене все равно будет найден живым или мертвым и что королева-мать, без участия которой, наверное, не обошлось похищение, сгниет в Венсенской тюрьме.
Когда же взрыв бешенства прошел, то королем овладело состояние физического и нравственного оцепенения и он притаился в своих комнатах, не желая никого видеть.
– Да! – сказал осторожный Пибрак. – Если Крильон не убит в этой перепалке, то ему лучше всего будет не возвращаться в Лувр, так как теперь его кредит упал окончательно!
Вообще, во всех заинтересованных кругах царило прескверное настроение, и не лучше было оно в той комнате гостиницы Лестокада, где приютились Ожье и Гектор.
У Ожье рука была на перевязи, и Гектор страдал от пули, засевшей в бедре. Помимо того, они были очень огорчены исходом дела на улице Каландр и исчезновением Лагира.
– Очевидно, он не умер; ведь иначе мы нашли бы его труп, – сказал Ожье.
– Можно предположить только одно, – задумчиво сказал Гектор, – какая-нибудь добрая душа сжалилась над ним и приказала подобрать его тело.
– Но ведь это значит, что в его теле была искра жизни! – заметил Ожье.
В этот момент в комнату вошел Лестокад и сказал:
– Господа, пришла какая-то старуха; она желает видеть друзей господина Лагира!
– Ну так веди ее скорее! – крикнули молодые люди.
Женщина, пожелавшая видеть их, была так стара, что с трудом шла, опираясь на палку. Она объяснила, что ее остановил на улице какой-то господин, которого она не знает, дал ей пистоль и приказал разыскать в такой-то гостинице двух гасконских дворян, друзей господина Лагира. Этот господин велел ей передать высоким господам, чтобы они не беспокоились об участи Лагира, который находится в хороших руках, на пути к полному выздоровлению. Больше старуха ничего не знала. Но зато наши герои могли хоть успокоиться за жизнь товарища, и это настолько улучшило их настроение, что они почувствовали аппетит и приказали Лестокаду дать им поесть.
– Ну что же, – сказал Гектор, когда стол был накрыт, – раз с Лагиром ничего особенного не случилось, то скоро он будет с нами. Поэтому пока что мы смело можем выпить за его здоровье!
– Ну что же, выпьем, – согласился Ожье. – Правда, первый же день нашего пребывания в Париже завершился поражением, но мы еще возьмем реванш!
– Да, черт возьми, мы возьмем его! – подтвердил на пороге чей-то голос: это был Ноэ, возвращавшийся из дворца, куда он ходил «нюхнуть политики», как он говорил, то есть поразведать тамошнее настроение.
– А, вот и ты! – встретили его приятели. – Ну, присаживайся и рассказывай!
– Я с плохими вестями, друзья, – сказал Ноэ, усевшись. – Король Карл хотел сегодня утром расправиться со всеми виновниками неудачи казни Рене, а теперь все переменилось. Он уже обедал вместе с королевой-матерью, а Кабош объяснил в свое оправдание, что поперек улицы была протянута веревка, о которую и запнулись лошади.
– Но это неправда!
– Я и сам знаю, что это неправда, однако король поверил этому! Но это еще не все. Уж не знаю, что произошло между королем и его достойной матушкой, но только его величество снова позвал к себе наваррского короля и предложил ему путешествие по Наварре.
– Ну и что же? Король уедет?
– Нет, он хочет взять с собой приданое жены и ключи от Кагора.
– Что же, он прав!
– Нет, он неправ! Друзья мои! Назревают важные события, и жизнь нашего государя в большой опасности. Мы должны грудью встать за него, оградить его своими жизнями. Но это – трудная задача: нас все же слишком мало!
– Ну что же, – ответили Гектор и Ожье на эту тираду Ноэ, – каждый из нас сделает что может, а там…
