Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 4. Четвертый лишний?
Следующее утро показалось Эркюлю Пуаро странным. До десяти часов не было еще ни одного телефонного звонка от незнакомцев. Никто не появился в особняке «Уайтхэйвен», чтобы сообщить ему, что он обвинил кого-то в убийстве Барнабаса Панди. Он прождал до без двадцати двенадцать (кто знает, быть может, неисправный будильник стал причиной тому, что человек проспал), а потом отправился в город, в «Плезант-кофе-хаус».
Неофициально «Плезантом» управляла молодая официантка Юфимия Спринг. Все называли ее Фи для краткости, и Пуаро она невероятно нравилась. Она говорила самые неожиданные вещи. Ее волосы отрицали законы гравитации, отказываясь лежать на голове, однако в рассудке ее не было ничего легкомысленного – Фи всегда оставалась сосредоточенной и внимательной. При этом она варила лучший в Лондоне кофе, а потом делала все возможное, чтобы помешать клиентам его пить. «Чай, – любила повторять она, – гораздо лучше, он намного полезнее для здоровья, в то время как кофе вызывает бессонницу и является причиной множества недугов».
Пуаро продолжал пить превосходный кофе Фи, несмотря на все ее выходки, и при этом отметил про себя, что по многим вопросам (за исключением «кофейных») она обладала мудростью, которой охотно делилась с посетителями. Одной из сфер ее компетенции являлся друг и частый помощник Пуаро инспектор Эдвард Кетчпул – именно по этой причине он и пришел сюда сегодня.
Кофейню начинали заполнять посетители, благодаря чему на окнах изнутри уже появилась испарина. Фи обслуживала джентльмена в противоположной части зала, когда вошел Пуаро; она помахала ему рукой: красноречивый жест, указывавший место, где ему следовало присесть, поджидая ее.
Пуаро сел, поправив перед собой столовые приборы (как он поступал всегда), и попытался не смотреть на коллекцию чайников, расставленных на высоких стенных полках. Их вид был для него невыносим: все они стояли так, что носики смотрели в разные стороны совершенно случайным образом. В этом начисто отсутствовал порядок. Интересоваться заварочными чайниками, собрать их так много и не чувствовать необходимости выстроить их определенным образом!
Пуаро подозревал, что Фи сознательно создает хаос, чтобы вызвать у него раздражение. Однажды, когда чайники стояли почти правильно, он заметил ей, что один из них направлен немного не в ту сторону. И с тех пор всякий раз, когда он приходил в кафе, среди чайников царил полнейший беспорядок. Фи Спринг плохо принимала критику.
Она появилась рядом с ним и со стуком поставила тарелку между ножом и вилкой. На ней лежал кусок торта, который Пуаро не заказывал.
– Мне требуется ваша помощь, – сказала она, прежде чем он успел спросить о Кетчпуле, – но прежде вам нужно поесть.
Это был ее знаменитый торт «Церковное окно», получивший название из-за того, что каждая порция состояла из двух желтых и двух розовых квадратов, напоминавших витражи церковных окон. Пуаро считал это название неудобоваримым. Да, церковные окна были цветными, но прозрачными и из стекла. С тем же успехом можно было назвать торт «Шахматная доска» – именно она приходила Пуаро в голову, когда он смотрел на него: шахматная доска, вот только слишком маленькая и с неправильным раскрасом.
– Я телефонировал в Скотленд-Ярд сегодня утром, – сказал он Фи. – Мне сообщили, что Кетчпул с матерью уехал на праздники к морю. Мне это показалось маловероятным.
– Ешьте, – потребовала Фи.
– Oui, mais…
– Вы хотите знать, где сейчас Эдвард? Зачем? Что-то случилось? – В последние месяцы она стала называть Кетчпула Эдвардом, но, как Пуаро заметил, только в те моменты, когда тот отсутствовал.
– А вы знаете, где он? – спросил Пуаро.
– Вполне возможно. – Фи улыбнулась. – Я с радостью вам расскажу, как только вы пообещаете мне помочь. А теперь ешьте.
Пуаро вздохнул.
– Как это сможет помочь вам, то, что я съем кусочек вашего торта?
Фи уселась рядом и поставила локти на стол.
– Это не мой торт, – прошептала она, словно говоря о чем-то постыдном. – Он выглядит так же, имеет такой же вкус, но он не мой. В этом и состоит проблема.
– Я не понимаю.
– Вас когда-нибудь обслуживала здесь девушка по имени Филиппа, вся такая костлявая, с зубами как у лошади?
– Non. Мне эта девушка не знакома.
– Она пробыла у нас недолго. Я поймала ее на воровстве еды, и мне пришлось с ней поговорить. Нет, конечно, ей бы следовало немного подкормиться, но я не могла допустить, чтобы она брала еду с тарелок тех, кто за нее заплатил. Я сказала, что она может забирать остатки, но этого ей оказалось недостаточно. Филиппе не понравилось, что с ней разговаривали как с воровкой, – воры этого не любят, и она не вышла на работу. Теперь она в новой кофейне, «Кимбл», которая находится рядом с винным магазином, неподалеку от Оксфорд-стрит. Они там могут оставить ее себе, и удачи им, но парочка клиентов рассказала мне, что она делает мой торт. Сначала я им не поверила.
Как она могла узнать рецепт? Он передавался в нашей семье от прабабки к бабушке, а потом маме и мне. Я бы скорее отрезала себе язык, чем открыла его кому-то, не принадлежащему к нашей семье, – и, конечно, не сообщала ей. Я даже никогда его не записывала. Она могла его узнать только одним способом: если тайно наблюдала, как я делала торт… я все тщательно обдумала и поняла, что она могла за мной подсматривать. Ей хватило бы одного раза, если бы она захотела, и я не могу поклясться, что этого не случилось. Мы все время находились вдвоем в крохотной кухоньке…
Фи обвиняюще указала пальцем в сторону кухни, словно именно она была во всем виновата.
– Филиппа без особого труда могла сделать вид, что занята чем-то другим, она та еще проныра. Так или иначе, я должна была сходить туда и попробовать у них торт, не так ли? И я думаю, что они правы – те, что сказали мне, будто она украла мой рецепт. Я думаю, они совершенно правы! – В ее глазах загорелось негодование.
– И что вы хотите, чтобы я сделал, мадемуазель?
– Разве я не сказала? Разве не повторила несколько раз? Съешьте и скажите мне, права я или нет. Это ее работа, а не моя. Я засунула кусок в карман пальто, когда она не смотрела в мою сторону. Она даже не знала, что я заходила к ним, я соблюдала крайнюю осторожность. Я изменила внешность – надела подходящий костюм!
Пуаро не хотелось есть торт, побывавший в чужом кармане.
– Но я не заказывал ваше «Церковное окно» уже много месяцев, – сказал он Фи. – И не настолько хорошо помню его, чтобы делать какие-то выводы. Кроме того, никто не может точно помнить вкус, это невозможно.
– Вы думаете, я не знаю? – нетерпеливо спросила Фи. – Потом я дам вам кусок своего торта, вы же понимаете? Принесу прямо сейчас. – Она встала. – Вы попробуете один, а затем другой. И проделаете то же самое во второй раз. И скажете мне, разные это торты или нет.
– Если я так поступлю, вы расскажете мне, где Кетчпул?
– Нет.
– Нет?
– Я говорила, что скажу вам, где Кетчпул, если вы мне поможете.
– Но я согласился попробовать…
– Это не то, – твердо заявила Фи. – Помощь мне потребуется после.
Эркюль Пуаро редко позволял себе подчиняться желаниям других людей, но сопротивляться Фи Спринг было глупейшим занятием. Он подождал, когда она вернется с еще одним куском «Церковного окна», который внешне никак не отличался от первого, а потом послушно попробовал оба. Чтобы решить наверняка, он сделал это трижды.
Фи внимательно за ним наблюдала. Наконец у нее закончилось терпение, и она спросила:
– Ну? Они идентичны или нет?
– Я не уловил никакой разницы, – сказал Пуаро. – Совсем никакой. Но, мадемуазель, боюсь, что нет такого закона, который запрещал бы делать одинаковые торты, если она наблюдала за вами своими глазами…
– О нет, я не собираюсь обращаться в суд. Я лишь хочу знать: понимает она, что украла рецепт торта, или нет.
– Ясно, – ответил Пуаро. – Вас интересует не нарушение закона, а моральная сторона дела.
– Я хочу, чтобы вы пошли туда, заказали торт и спросили ее, где она взяла рецепт.
– А если она ответит: «Это рецепт Фи Спринг из „Плезанта“»?
– Тогда я сама навещу ее и скажу то, чего она не знает: семейный рецепт Спрингов нельзя использовать в других местах. Как если бы она просто совершила ошибку, не более того.
– А как вы поступите, если она ответит уклончиво? – спросил Пуаро. – Или скажет, что получила рецепт от кого-то другого?
Фи улыбнулась и прищурилась.
– О, я очень скоро заставлю ее об этом пожалеть, – сказала она и быстро добавила: – Но имейте в виду, я сделаю это так, что вы не пожалеете о вашей помощи.
– Рад слышать, мадемуазель. Но позвольте Пуаро дать вам мудрый совет: путь мести редко приводит к хорошим результатам.
– Разве можно бездействовать, когда кто-то забирает то, что по праву принадлежит тебе? – решительно заявила Фи. – Я хотела получить от вас помощь, о которой попросила, а вовсе не бесполезный для меня совет.
– Je comprends, – сказал Пуаро.
– Хорошо.
– Пожалуйста, скажите, где Кетчпул?
Фи улыбнулась.
– У моря, с матерью, как вам и сказали в Скотленд-Ярде.
На лице Пуаро появилось суровое выражение.
– Вы меня обманули.
– Вовсе нет! Вы не поверили, когда они вам так сказали. А теперь я говорю, что это правда, и у вас появилась уверенность. Он именно там. В Грейт-Ярмуте, на востоке.
– Как я уже говорил… это маловероятно.
– Он не хотел туда ехать, но ему пришлось, чтобы старушка от него отстала. Она нашла для него очередную идеальную жену.
– О! – Пуаро знал о желании матери Кетчпула женить его на милой юной особе.
– И леди имеет много преимуществ – она хорошенькая, как сказал Эдвард, и из респектабельной семьи. К тому же добрая и образованная. Ему было нелегко отказать.
– Своей матери? Или jolie femme сама сделала ему предложение?
Фи рассмеялась.
– Нет, таково было желание его матери, ничего больше. Старушка ужасно расстроилась, когда он сказал, что брак его не интересует. Должно быть, она подумала: «Если его нельзя убедить жениться даже на такой девушке…» Эдвард решил, что должен поднять ей настроение, а она любит Грейт-Ярмут, – вот они туда и отправились.
– Но сейчас февраль, – гневно сказал Пуаро. – Поехать на английский курорт в феврале означает подвергнуть себя страданиям, разве не так?
«Какое унылое время ждет Кетчпула», – подумал Пуаро. Он должен немедленно вернуться в Лондон, чтобы обсудить с ним проблему Барнабаса Панди.
– Прошу меня простить, мистер Пуаро? Вы мистер Эркюль Пуаро? – прервал его размышления неуверенный голос.
Он обернулся и обнаружил хорошо одетого мужчину, который смотрел на него с сияющей улыбкой, словно испытывая невероятную радость.
– Эркюль Пуаро – c’est moi, – подтвердил он.
Мужчина протянул руку.
– Ужасно рад знакомству, – сказал он. – У вас впечатляющая репутация. Трудно представить, как следует говорить с таким великим человеком. Меня зовут Доккерилл, Хьюго Доккерилл.
Фи с подозрением посмотрела на посетителя.
– В таком случае я вас оставлю, – сказала она. – И не забудьте, вы обещали мне помочь, – предупредила она Пуаро напоследок.
Он заверил ее, что не забудет, и пригласил улыбавшегося мужчину за свой столик.
Хью Доккерилл был почти совершенно лысым, хотя, на взгляд Пуаро, ему не было еще и пятидесяти.
– Я невероятно сожалею, что обратился к вам в такой манере, – заявил Доккерилл, в веселом голосе которого не чувствовалось ни капли раскаяния. – Ваш камердинер сказал, что я найду вас здесь. Он предложил мне встретиться с вами сегодня во второй половине дня, но я ответил, что хотел бы поскорее разобраться с одним недоразумением. А когда я объяснил, в чем дело, он решил, что вы захотите немедленно увидеть меня – и вот я здесь! – Он громко захохотал, словно рассказал чрезвычайно смешной анекдот.
– Недоразумение? – переспросил Пуаро.
Он предположил было, что речь пойдет о четвертом письме… но нет, как такое может быть? Неужели же существует человек, который будет сиять от радости при таких обстоятельствах?!
– Да. Я получил ваше письмо два дня назад и… ну я уверен, что это целиком и полностью моя вина, и мне бы совсем не хотелось, чтобы вы подумали, будто я вас критикую – нет, ни в коем случае, – продолжал щебетать Доккерилл. – На самом деле я всегда восхищался вашей работой, во всяком случае, тем, что слышал, но… ну, должно быть, я совершенно случайно сделал нечто, из-за чего у вас возникла ошибочная идея. И я приношу свои извинения. Иногда я действительно попадаю в неприятные ситуации. Вам достаточно спросить мою жену Джейн, она вам расскажет. Я планировал немедленно вас найти, как только получил ваше письмо, но я почти сразу его потерял…
– Мсье, – сурово сказал Пуаро. – О каком письме вы говорите?
– О том, в котором… речь идет о старом Барнабасе Панди, – сказал Доккерилл, улыбка которого засияла с новой силой, как только прозвучало имя. – При обычных обстоятельствах я бы не осмелился предположить, что поразительный Эркюль Пуаро может хоть в чем-то ошибаться, но в данном случае… боюсь, я совершенно ни при чем. Я подумал… ну если бы вы могли рассказать мне, что заставило вас подумать, будто я убийца, мы бы вдвоем сумели разобраться в этом недоразумении. Как я уже говорил, я уверен, моей вины тут нет.
– Вы говорите, что это не вы, мсье. О чем речь?
– О человеке, который убил Барнабаса Панди, – сказал Доккерилл.
Заявив о том, что неповинен в убийстве, Хьюго взял чистую вилку, лежавшую на противоположной стороне стола, и принялся поедать торт Фи Спринг. Или же кусок, испеченный Филиппой; Пуаро уже успел их перепутать.
– Вы не против? – спросил Доккерилл. – Будет жаль, если он пропадет. Только не говорите моей жене! Она постоянно жалуется, что я веду себя за столом как уличный мальчишка. Но мы, парни, покрепче женщин, и нам сложнее наполнить наши желудки, не так ли?
Пуаро, пораженный, что кто-то может найти привлекательным недоеденный кем-то кусок торта, издал вежливые, ничего не значащие звуки. Он позволил себе немного поразмышлять о сходстве и различии. Когда несколько человек совершают одинаковые поступки или говорят одни и те же вещи, эффект иногда получается противоположным тому, что можно было бы ожидать. Две женщины и двое мужчин пришли к нему с одинаковым сообщением: все они получили письмо, подписанное Эркюлем Пуаро, в котором их обвиняли в убийстве Барнабаса Панди. Вместо того чтобы обдумать сходство между четырьмя визитами, Пуаро обнаружил, что его заинтриговали различия. Теперь он твердо держался мнения: если ты хочешь выяснить, как характер одного человека отличается от другого, их следует поместить в аналогичные ситуации – и это станет самым эффективным методом.
Сильвия Рул выказала себя эгоисткой, полной яростного достоинства. Как и Джон Мак-Кродден, она одержима одним человеком, и оба уверены, что Пуаро написал письма по просьбе этого человека, Роланда-Веревки Мак-Кроддена или таинственного Юстаса. Сила гнева Джона Мак-Кроддена была равна гневу Сильвии Рул, но проявлял он его иначе, оказавшись вовсе не таким взрывным и нетерпимым. И он не забудет о письме, в то время как Сильвия Рул вполне на это способна, если окажется участницей какой-то новой драмы.
Из всех четверых труднее всего ему было понять Аннабель Тредуэй. Он вовсе не уловил в ней гнева, но она явно что-то скрывала. И испытывала страдания.
Хьюго Доккерилл был первым и единственным адресатом, который сумел сохранить жизнерадостность перед лицом испытаний и полную уверенность в том, что все мировые проблемы можно решить, если достойные люди сядут вместе за стол и во всем разберутся. Если его и возмутило обвинение в убийстве, он хорошо это скрыл. Его лицо все еще озаряла улыбка, и он продолжал бормотать, уплетая торт, что сожалеет о том, что сделал что-то, создавшее впечатление, будто он совершил убийство.
– Перестаньте извиняться, – сказал ему Пуаро. – Только что вы упомянули о «старом Барнабасе Панди». Почему вы его так назвали?
– Но ведь он лишь немного не дожил до ста лет, не так ли?
– Значит, вы знали мсье Панди?
– Я никогда его не встречал, но, конечно, слышал о нем – от Тимоти.
– Кто такой Тимоти? – спросил Пуаро. – Я должен объяснить вам, мсье, что письмо, полученное вами, написано не мной. Я ничего не слышал о Барнабасе Панди до тех пор, пока меня не посетили три человека, которым прислали письма одинакового содержания. А теперь появился четвертый, вы. Все письма подписаны: «Эркюль Пуаро» – и это сделал обманщик. Подделка! Они не от меня. Я никого не обвинял в убийстве мсье Панди, умершего, насколько мне известно, от естественных причин.
– Ну и ну! – воскликнул Доккерилл, чья широкая улыбка слегка потухла, а в глазах появилось недоумение. – Какой неожиданный поворот. Глупая выходка, не так ли?
– Кто такой Тимоти? – повторил свой вопрос Пуаро.
– Тимоти Лавингтон – праправнук старого Панди. А я заведую пансионом в его школе. В Тервилле. Сам Панди когда-то там учился, как и отец Тимоти – оба выпускники Тервилла. Кстати, я тоже. Разница состоит лишь в том, что я никогда оттуда не уезжал! – Доккерилл сдавленно рассмеялся.
– Понятно. Значит, вы знакомы с семьей Лавингтонов?
– Да. Но, как я уже говорил, мне не довелось встречаться со старым Панди.
– А когда умер Барнабас Панди?
– Я не смогу назвать вам точную дату. Где-то в конце прошлого года, так мне кажется. В ноябре или декабре.
Эти слова совпадали с тем, что говорила Аннабель Тредуэй.
– Как заведующему пансионом вам рассказали, я полагаю, что прапрадедушка одного из ваших воспитанников умер?
– Совершенно верно. Мы все немного опечалились. Тем не менее старик дожил до весьма почтенного возраста. Нам бы всем не помешало быть такими же везучими! – Радостная улыбка вернулась к нему. – Ну а если уж тебе суждено умереть, то утопление – далеко не самая худшая смерть.
– Он утонул?
– Да. Бедный старый Панди заснул в ванне и… Утонул. Ужасный несчастный случай. И никто никогда не говорил, что это произошло как-либо иначе.
Мисс Тредуэй говорила, что ее дед заснул. И Пуаро сделал вывод, что Барнабас Панди умер ночью, во сне. Она ничего не говорила про ванну или о том, что он утонул. Быть может, она сознательно утаила часть истории?
– И так было до тех пор, пока вы не получили письмо, подписанное якобы мною. Барнабас Панди случайно утонул в ванне?
– Так считают все, – ответил Доккерилл. – Расследование установило, что его смерть была результатом несчастного случая. Я помню, как Джейн, моя жена, выражала соболезнования молодому Тимоти. Полагаю, следствие допустило ошибку?
– У вас с собой письмо? – спросил Пуаро.
– Нет, сожалею, но у меня его нет. Как я уже сказал, оно потерялось. На самом деле даже дважды. В первый раз я его нашел – так я узнал ваш адрес, но потом оно снова исчезло. Я искал проклятое письмо перед отъездом в Лондон, но безрезультатно. Я очень надеюсь, что оно не попало в грязные ручонки одного из наших мальчишек. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то думал, что меня обвиняют в убийстве, в особенности теперь, когда выяснилось, что вы не имеете к этому никакого отношения!
– У вас с женой есть дети?
– Пока нет. Но мы надеемся. О, я говорил как заведующий пансионом, когда сказал «наших мальчишек». У нас семьдесят пять маленьких негодников! Моя жена настоящая святая – я так всегда говорю, – она прекрасно с ними управляется, и она постоянно повторяет, что у нее нет никаких проблем, но моя жена определенно святая, ведь она терпит меня. – Последовал предсказуемый громкий смех.
– Возможно, вам следует попросить жену поискать вместе с вами дома? – сказал Пуаро. – До сих пор ни один из тех, кто со мной говорил, не принес письма. Мне бы очень помогло, если бы я увидел хотя бы одно.
– Конечно. Мне бы следовало самому об этом подумать. Джейн его обязательно отыщет. Она потрясающая! У нее настоящий талант все находить, хотя она его отрицает. Она часто говорит: «Ты найдешь все, как и я, Хьюго, если откроешь глаза и используешь мозги». Она великолепна!
– Вы знаете Аннабель Тредуэй, мсье?
Улыбка Хью засияла с новой силой.
– Аннабель! Конечно. Она тетя Тимоти, а вот кем она приходится старому Панди? Дайте подумать. Мать Тимоти, Линор, – внучка Панди, значит… да, Аннабель его… хммм… Она сестра Линор, значит… тоже внучка Панди.
У Пуаро родилось подозрение, что Хью Доккерилл является одним из самых глупых людей, которых ему доводилось встретить.
– Линор обычно сопровождает Аннабель и свою дочь Айви – сестру Тимоти, когда она приезжает в Тервилл, так что за прошедшие годы я неплохо узнал Аннабель. Боюсь, мистер Пуаро, что здесь кроется история, как принято говорить. Несколько лет назад я сделал Аннабель предложение. Брак, ну вы понимаете. Я по уши влюбился. Да, в то время я еще не был женат на своей жене, – уточнил Доккерилл.
– Я рад слышать, мсье, что вы не делали предложения сразу двум женщинам.
– Что? Черт возьми, нет. Тогда я был холостяком. На самом деле получилось очень странно. Я до сих пор не могу понять, что произошло. Казалось, Аннабель взволновало мое предложение, но потом, почти сразу, она расплакалась и отказала мне. Женщины настолько переменчивы – это известно всем мужчинам, – за исключением Джейн. Она чрезвычайно надежна. Но все же… казалось, отказ невероятно расстроил Аннабель – так сильно, что я предложил ей поменять «нет» на «да», чтобы она лучше себя почувствовала.
– И какой была ее реакция?
– Твердое «нет», к сожалению. Ну вы же знаете, все, что ни делается, к лучшему, верно? Джейн замечательно управляется с нашими мальчиками. Когда Аннабель отказала мне, она объяснила, что с ними была бы просто безнадежна. Я даже не знаю, почему она так решила, ведь Аннабель нежно любит и Тимоти, и Айви. И она действительно для них как вторая мать. Я не раз думал, что она боится заводить своих детей – ведь это могло бы ослабить ее связь с племянницей и племянником. Быть может, ее обескураживало огромное количество мальчиков у меня в доме. Иногда они ведут себя точно стадо, а Аннабель тихое существо. Тем не менее она обожает юного Тимоти, который совсем непростой мальчик. За прошедшие годы у нас из-за него было немало неприятностей.
– Какого рода? – уточнил Пуаро.
– О, ничего серьезного. Я уверен, что все изменится, когда он немного подрастет. Как и многие другие мальчики из Тервилла, Тимоти склонен к хвастовству, когда для того нет ни малейших поводов. Иногда он ведет себя так, словно школьные правила на него не распространяются. Как будто он выше всех запретов. Джейн во всем винит… – Хью Доккерилл смолк. – Ой! – Он рассмеялся. – Пожалуй, я веду себя слишком опрометчиво.
– Все, что вы мне рассказываете, отсюда не выйдет, – заверил его Пуаро.
– Я лишь хотел сказать, что, по мнению матери, Тимоти никогда и ни в чем не виноват. Однажды, когда я был совершенно уверен, что должен наказать его за ослушание, Джейн настаивала, Линор Лавингтон наказала меня самого. Она не разговаривала со мной почти шесть месяцев. Ни единого слова!
– Вы знакомы с Джоном Мак-Кродденом?
– Нет, боюсь, что нет. А я должен его знать?
– А с Сильвией Рул?
– Да, Сильвию я знаю. – Хью засиял, довольный, что может ответить утвердительно.
Пуаро был удивлен. Он снова сделал неверные выводы. Ничто не приводило его в замешательство больше, чем собственные ошибки. Он думал, что существуют две пары, как два желтых и два розовых квадрата на куске торта «Церковное окно»: Сильвия Рул и Джон Мак-Кродден, которые не встречали Барнабаса Панди и никогда не слышали его имени, и другая пара, знавшая Панди лично или понаслышке – Аннабель Тредуэй и Хью Доккерилл.
Пуаро сделал ложный вывод, решив, что пары эти никак не связаны и разделены, как желтые и розовые квадраты на торте. Однако теперь все перепуталось: Хью Доккерилл знал Сильвию Рул.
– Откуда вы ее знаете?
– Ее сын Фредди учится в Тервилле, в том же классе, что и Тимоти Лавингтон.
– Сколько лет мальчикам?
– Двенадцать, полагаю. Оба во втором классе и живут в моем доме. Очень разные мальчики. Боже мой, они категорически отличаются друг от друга! Тимоти очень популярен и постоянно окружен восхищенными почитателями. А бедный Фред – одиночка. Кажется, у него совсем нет друзей. Он проводит много времени, помогая Джейн. Она великолепна. «Ни один мальчик не будет чувствовать себя одиноким, если я рядом», – часто повторяет она. И добивается поразительных результатов!
«Возможно, Сильвия Рул солгала, что никогда не слышала про Панди?» – спросил себя Пуаро. Обязательно ли мать должна знать имя прапрадедушки одноклассника своего сына, и особенно если у них разные фамилии? Ведь Тимоти – Лавингтон, а не Панди.
– Значит, у мадам Рул есть сын, который учится в той же школе и живет в том же пансионе, что и правнук Барнабаса Панди, – пробормотал Пуаро больше для себя, чем для Доккерилла.
– Ну и ну. Неужели?
– Мы только что это с вами установили, мсье.
Возможно, Хью Доккерилл плохо разбирался только в родственных отношениях. Ну и еще в том, где лежат разные вещи – например, важные письма.
Улыбка Доккерилла потускнела, когда он попытался разобраться в последних словах Пуаро.
– Сын, который… правнук… Конечно! Да, так и есть. Действительно, вы правы!
«Из чего следует, – подумал Пуаро, – что все не так просто, как розовые и желтые квадраты на торте, нет, понятие пар здесь не годится». Итак, трое получателей писем вполне определенно были связаны с Барнабасом Панди, а четвертый нет – во всяком случае, пока.
Пуаро интересовали два вопроса: убит ли Барнабас Панди? И является ли Джон Мак-Кродден исключением? Или он как-то связан с умершим Панди, но пока непонятно как?
