ОглавлениеНазадВпередНастройки
Шрифт
Source Sans Pro
Helvetica
Arial
Verdana
Times New Roman
Georgia
Courier
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
На кавказе
Издревле русский наш ПарнасТянуло к незнакомым странам,И больше всех лишь ты, Кавказ,Звенел загадочным туманом.
Здесь Пушкин в чувственном огнеСлагал душой своей опальной:«Не пой, красавица, при мнеТы песен Грузии печальной».
И Лермонтов, тоску леча,Нам рассказал про Азамата,Как он за лошадь КазбичаДавал сестру заместо злата.
За грусть и желчь в своем лицеКипенья желтых рек достоин,Он, как поэт и офицер,Был пулей друга успокоен.
И Грибоедов здесь зарыт,Как наша дань персидской хмари,В подножии большой горыОн спит под плач зурны и тари.
А ныне я в твою безгладьПришел, не ведая причины:Родной ли прах здесь обрыдатьИль подсмотреть свой час кончины!
Мне все равно! Я полон думО них, ушедших и великих.Их исцелял гортанный шумТвоих долин и речек диких.
Они бежали от враговИ от друзей сюда бежали,Чтоб только слышать звон шаговДа видеть с гор глухие дали.
И я от тех же зол и бедБежал, навек простясь с богемой,Зане созрел во мне поэтС большой эпическою темой.
Мне мил стихов российский жар,Есть Маяковский, есть и кроме,Но он, их главный штабс-маляр,Поет о пробках в Моссельпроме.
И Клюев, ладожский дьячок,Его стихи как телогрейка,Но я их вслух вчера прочел —И в клетке сдохла канарейка.
Других уж нечего считать,Они под хладным солнцем зреют.Бумаги даже замаратьИ то как надо не умеют.
Прости, Кавказ, что я о нихТебе промолвил ненароком,Ты научи мой русский стихКизиловым струиться соком.
Чтоб, воротясь опять в Москву,Я мог прекраснейшей поэмойЗабыть ненужную тоскуИ не дружить вовек с богемой.
И чтоб одно в моей странеЯ мог твердить в свой час прощальный:«Не пой, красавица, при мнеТы песен Грузии печальной».