Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Понедельник. День Луны[2]
Маленькая стрелка на 8, большая – на 7
– Мама шла быстро. Мы крепко держались за руки, мне даже было немножко больно. Она искала для нас место, чтобы спрятаться. И кричала. Но я не слышал – вокруг было ужасно много людей.
– Много людей? А что за люди там были?
– Ну… всякие… Они покупали разные вещи.
– Значит, ты видел магазины?
– Да. Много. Но мы тележку не брали, я нес большой рюкзак. С Джеком и пиратами.
– А вы с мамой тоже делали покупки?
– Да нет же, я уезжал на каникулы. Мама говорила: «Это будут до-о-лгие каникулы…» Я не хотел, вот мы и искали где спрятаться. Чтобы никто не увидел мой… приступ.
– Такой же, как случился в школе? Клотильда мне рассказала, что ты плакал. Сильно злился. Хотел все разгромить в классе. Такой приступ, Малон?
– Да.
– А почему ты разозлился?
– Потому что не хотел ехать с другой мамой.
– Вот, значит, в чем дело?
– …
– Ладно, мы еще поговорим о твоей другой маме. Потом. А сейчас соберись и постарайся вспомнить все, что сможешь. Опиши, что видел в том месте, где вы с мамой «очень быстро шли».
– Я видел магазины. Много. А еще «Макдоналдс», но мы туда не зашли. Мама хотела, чтобы я поиграл с другими детьми.
– А улицу ты помнишь? Еще какие-нибудь магазины?
– Мы были не на улице.
– А где же?
– Ну как на улице, но без неба!
– Ты уверен, Малон? Вы не видели небо? А стоянка возле магазинов была?
– Не знаю. В машине я спал, а потом мы оказались на улице без неба, и мама тащила меня за руку.
– Хорошо, Малон, успокойся, ты молодец. Знаешь что, подожди немножко, я покажу тебе фотографии, ты внимательно посмотришь и скажешь, узнаешь что-нибудь или нет.
Малон неподвижно сидит на кровати и послушно ждет.
Гути молчит. Притворился мертвым. Ничего, так бывает, когда будет можно, он оживет.
– Ну вот, Малон, смотри на экран. Узнаешь что-нибудь?
– Да.
– Вы с мамой были в этих магазинах?
– Да.
– Уверен?
– Ага. Там была такая же птичка – красная с зеленым. И попугай-пират.
– Ясно. Это очень важно, Малон. Я потом покажу тебе другие снимки, а сейчас рассказывай дальше. Где вы с мамой спрятались?
– В туалете. Я сидел на полу. Мама закрыла дверь, чтобы попугай не услышал.
– Что тебе говорила мама?
– Она сказала, что я все забуду, как ночные сны. Забуду, но должен стараться думать о ней каждый вечер перед сном. Думать изо всех сил. О ней и о нашем доме. О пляже. О пиратском корабле. О замке. Она все время повторяла, что картинки из моей головы исчезнут. Я не верил, но мама все время повторяла одно и то же. Ты забудешь, если перестанешь думать об этом перед сном. Все улетит, как листья с деревьев.
– А потом она отдала тебя твоей другой маме?
– Другая – не моя мама!
– Конечно, Малон, я поняла, потому и называю ее «другая мама». А что еще сказала твоя первая мама?
– Велела слушать Гути.
– Гути – это твоя игрушка? Привет, Гути! Значит, ты должен был слушать Гути?
– Да! Должен был, тайком.
– Он очень ловкий и умный, твой Гути! А как он помогает тебе не забывать?
– Говорит со мной.
– Гути с тобой разговаривает?
– Да.
– И когда же?
– Это секрет. Мама велела мне хранить его. А потом, в туалете, открыла тайну, как спастись от людоедов, если они захотят утащить меня в лес.
– Хорошо, я поняла и не буду об этом спрашивать. Больше мама ничего тебе не говорила, Малон?
– Говорила. Это…
– Что – это?
– Малон!
– Она назвала тебя по имени – Малон?
– Да. Мама сказала: Малон – красивое имя и ты должен на него отзываться.
– Но раньше тебя звали иначе? Помнишь как?
Малон мгновенно замыкается.
– Ничего, милый, бог с ним, с именем. Вспомни, что мама сказала потом.
– Ничего. Она плакала.
– Понятно. Можешь рассказать о доме, где ты жил раньше?
– Я почти ничего не помню. Гути редко об этом говорит.
– Но что-то у тебя в голове осталось? Ты рассказывал о море, о пиратском корабле, о башнях замка…
– Да! Сада там точно не было, только пляж. И море, прямо под окном моей комнаты. Я видел пиратский корабль, он был сломан пополам. А еще я помню ракету. И еще мне не разрешали уходить далеко от дома – из-за леса.
– Леса людоедов?
– Да.
– Опишешь мне его?
– Ладно. Деревья там высокие-превысокие, до самого неба. В джунглях живут людоеды, большие обезьяны, змеи, огромные пауки – ужас какие страшные, я видел одного.
– Больше ты ничего не помнишь?
– Нет.
– Ладно. Скажи мне… Малон. Я буду звать тебя Малон, пока мы не узнаем твое прежнее имя, идет? Вот и хорошо. Твой зверек, он какой породы?
– Он – Гути!
– Ясно… Гути. Поняла. Значит, он с тобой беседует. По правде. Не только у тебя в голове. Знаю, знаю, это секрет, но, может, все-таки объяснишь мне?
Малон затаил дыхание.
– Молчи, Гути! – шепотом приказал он, услышав шаги на лестнице. Караулить шумы в доме вошло у него в привычку, особенно по вечерам, когда он лежал в темноте под одеялом и слушал рассказы Гути.
Наверх поднималась Мама-да.
– Скорее, Гути, притворись, что спишь!
Его пушистый любимец успел замолчать вовремя: в комнату вошла Мама-да. Малон судорожно прижал игрушку к груди. Он очень гордился своим другом – Гути здорово притворялся.
Мама-да всегда чуть-чуть растягивает слова, особенно по вечерам, когда кажется такой усталой, что едва может договорить фразу до конца.
– Все в порядке, милый?
– Угу…
Малону хотелось, чтобы она ушла, но Мама-да, как и каждый вечер, присела на краешек кровати и погладила его по голове. А потом обняла – так сильно, что даже больно стало.
– Ты помнишь, родной, что завтра я встречаюсь с твоей учительницей?
Он не стал отвечать.
– Мне сказали, что ты придумываешь разные истории. Ты у меня фантазер, как все маленькие мальчики. Я очень тобой горжусь, но, знаешь, взрослые иногда принимают твои сказки за правду. Потому-то нас и вызвали в школу, понимаешь?
Малон крепко зажмурился.
Мама-да долго ждала, потом вздохнула и сказала:
– Ладно, милый, спи. Сладких тебе снов.
Она поцеловала его и наконец-то ушла. Малон еще чуть-чуть подождал – нужно быть осторожным! – и посмотрел на свой космонавтский будильник.
Маленькая стрелка на 8, большая – на 9.
Мама научила Малона, что будить Гути можно, только когда маленькая стрелка окажется на цифре 9.
Он взглянул на большую карту звездного неба, висящую на стене над будильником. Нарисованные планеты блестели в ночи. Когда в комнате становилось совсем темно, видны были только они. Сегодня настал день Луны.
Малону не терпелось послушать историю о сокровище, зарытом на пляже. О потерянном кладе.
Сегодня, пляж в Мимизане. Я сняла верх купальника, чтобы порадовать Марко. Моего парня. Ему нравится моя грудь. Лежащему рядом борову она тоже явно нравится.
Желание убить
Я воткнула наконечник солнечного зонта ему в брюхо, прямо в пупок.
Не нравится: 28
Нравится: 3289
www.jelanie-ubit.com
Телефонная трель вырвала майора Огресс из сна.
Несколько секунд она смотрела на свое голое тело, словно бы застывшее в ледяном гробу. Марианна уже час лежала в ванне, задремала, и вода успела остыть. Потянувшись за мобильником, она задела рукой корзиночку с игрушками, стоявшую на бельевом баке, и пластмассовые кораблики, заводные дельфинчики и светящиеся рыбки свалились в воду.
– Черт!
Она схватила трубку мокрыми пальцами.
Номер неизвестен.
«Ну что за свинство!»
Огресс надеялась, что к реальности ее вернул один из лейтенантов – Ж. Б., Дед или любой другой дежурный детектив комиссариата Гавра. Она пребывала в нетерпеливом ожидании со вчерашнего дня, когда Тимо Солера заметили в квартале Сен-Франсуа рядом с аптекой. Майор приказала четырем своим людям устроить засаду между двумя гаванями – Торговой и Королевской. Они уже почти год гонялись за Солером, если точнее – девять месяцев и двадцать семь дней. Охота началась во вторник, 6 января 2015 года, после того как на пульт дежурного поступил сигнал о вооруженном ограблении в Довиле, в ту секунду, когда камеры наблюдения запечатлели лицо Тимо Солера. Он скрылся от преследователей на мотоцикле Münch Mammut 2000, хотя его ранили из парабеллума 9-го калибра. Эксперты утверждали, что пуля должна была застрять где-то между плечом и легким. Марианна хорошо себя знала – теперь она не сможет уснуть до утра, будет дремать, перетаскиваясь из ванны на диван, с дивана в кровать в надежде, что придется среди ночи сорваться на работу. Тогда она натянет на бегу кожаную куртку и выскочит за дверь, не убрав постель, не погасив свет, оставив на столике перед включенным телевизором пластиковую тарелку с едой и недопитый стакан минералки Quézac. Только насыплет сухого корма в миску Могвей, ленивой метиски, в которой смешалась кровь породы ли-браун и «кисис вульгарис». «Лигарис» – Марианна очень гордилась придуманным названием новой «породы», как будто сама ее вывела.
– Слушаю…
Она осторожно протерла запотевшее стекло айфона краем свисавшего с бортика полотенца, очень надеясь, что подлючий сенсорный экран не погаснет.
– Майор Огресс? Меня зовут Василе Драгонман. Я школьный психолог. Вы меня не знаете, но у нас есть общий друг, Анжелика Фонтен. Она дала мне ваш номер.
Энджи… Вот негодяйка! Ну она ей покажет, этой трепливой любительнице кружевного белья от Aubade!
– У вас ко мне официальное дело, господин Драгонман? Я жду важного звонка по этой линии.
– Обещаю быть кратким.
Чудесный у него голос – спокойный, мягкий, внушающий доверие. Так мог бы говорить молодой священник, или гипнотизер, или восточный маг, практикующий телепатию, или… завзятый враль. А для придания особой прелести – легкий славянский акцент.
– Я слушаю… – со вздохом произнесла Марианна.
– Мой рассказ может показаться вам странным, майор. Я школьный психолог, зона моей ответственности – весь северный район у приливного устья Гавра. Уже несколько недель я занимаюсь одним не совсем обычным ребенком.
– В каком смысле не совсем обычным?
Свободной рукой Марианна похлопывала по поверхности воды, по коленям. Не так уж и плохо быть разбуженной вкрадчивым мужским голосом. Даже если его обладатель не намерен приглашать тебя на ужин.
– Мальчик утверждает, что его мать – не его мать.
Ладонь Марианны соскользнула в воду.
– Что, простите?
– Он говорит: моя мама – не моя! И папа, кстати, тоже не папа.
– Сколько ему лет?
– Три с половиной.
Марианна прикусила губу.
Не повезло – нарвалась на слишком усердного мозговеда! Видно, Энджи совсем увязла в его психологическом трепе, раз дала ему телефон…
– По тому, как этот ребенок говорит, я бы дал ему все пять лет, – поторопился уточнить Драгонман. – Он, конечно, не гений, но развит не по годам. Если верить тестам, которые…
– А мать с отцом – настоящие родители? – перебила его Марианна. – Вы узнавали у учителей? Уверены, что не было усыновления, помещения в приемную семью?
– Я все проверил – ребенок не приемный, органы юстиции и опеки им не занимались. Родители уверяют, что у их сына просто очень богатое воображение. Директриса вызвала их на завтра, хочет поговорить.
– Значит, все в порядке?
Она сразу пожалела, что слишком резко оборвала сладкоголосого собеседника. Резиновый дельфинчик щекотал ей бедро. Грегуар, племянник Марианны, уже полгода не оставался ночевать в этом доме. В следующем месяце ему исполнится одиннадцать, такого взрослого парня пиццей и фильмами на DVD не соблазнишь, так что неизвестно, когда она его снова увидит. Может, стоит сложить все это барахло в мешок и вынести на помойку, чтобы не расстраиваться?
– Нет, ничего не в порядке! – прервал ее размышления Драгонман. – Как это ни странно, я считаю, что мальчик говорит правду.
Ну конечно! На то он и психолог, чтобы так думать… Ребенок всегда прав!
– А что мать? – спросила Огресс.
– Она в бешенстве.
– Ее можно понять… Так чего же вы от меня ждете, Василе?
Марианна оттолкнула коленом настырного дельфина. Голос незнакомца бередил душу. Слава богу, этот человек не знает, что она разговаривает с ним голая, поставив босые ступни на бортик ванны!
Мужчина молчал, а она предавалась жарким фантазиям. Нет, не о том, чтобы разделить ванну со стройным сильным любовником – места маловато, да и комплексы мешают. Чего ей хотелось на самом деле, хотя она никому бы в этом не призналась даже под пыткой, так это оказаться в ванне со своим ребенком. Она могла бы часами бултыхаться в воде с пухленьким человечком, намыливать ему и себе голову шампунем, брызгаться, смеяться и плевать на указания всех педиатров мира.
– Чего я жду? – переспросил наконец Василе Драгонман. – Не знаю… Наверное, помощи.
– Хотите, чтобы я провела расследование? Открыла дело?
– Так далеко я в своих мечтах не заходил. Простите, майор, неудачная шутка. Я надеялся – Энджи мне сказала, – что вы сумеете кое-что разведать. Проверить утверждения мальчика. Я бы дал вам кассеты с записью бесед, свои заметки, рисунки малыша…
Безумный дельфин снова поднырнул под Марианну.
Разговор затянулся, и она подумала, что проще всего будет встретиться с этим психологом. Тем более что он протеже Энджи… Анжелика Фонтен знает, что подруге нужно. Марианна ясно дала ей понять, что в ближайшие месяцы будет охотиться на единственное в своем роде мифическое животное – ОТЦА. Возможно, Энджи решила свести ее со школьным психологом, сочтя его идеальным кандидатом в папаши. Профессионал по детям, цитирующий Френе, Пьяже и Монтессори, в то время как другие особи мужского пола читают L’Equipe, Entrevue или Detective. Марианна приказала себе забыть о довильских налетчиках и аптеке в квартале Сен-Франсуа. Если этой ночью или утром будут новости о Тимо Солере, ее сразу оповестят.
– Вы наверняка не хуже меня знаете, господин Драгонман: когда возникает подозрение, что ребенок находится в опасности, следует немедленно сообщить в службу правовой охраны несовершеннолетних и в Социальную помощь детству. Случай, который вы описали, кажется мне, скажем так, необычным. Вы собираетесь подать рапорт, опираясь на слова мальчика? У вас создалось впечатление, что с ним плохо обращаются? Родители показались вам опасными личностями? Есть у вас хоть один веский довод, который позволил бы нам изъять малыша из семьи?
– Нет. Родители выглядят до противности нормальными.
– Понимаю. В таком случае никакой срочности нет. Мы займемся этой историей, но события форсировать не будем. Не посадим мать с отцом в кутузку только за то, что у их сына буйная фантазия…
Марианна зябко поежилась. Соль с ароматом лаванды-эвкалипта-фиалки растворилась, вода в ванне была розовой. Желтый пластмассовый кораблик колыхался над ее животом и казался совсем крошечным на фоне выглядывающих из пены грудей-айсбергов. «Апокалиптическая картина конца мира… – мысленно усмехнулась она. – Теплоход плывет мимо райских островов, загрязняя акваторию и побережье».
Голос психолога вернул ее к реальности:
– Простите, майор, но я вынужден не согласиться! Я не просто так выпросил у Энджи ваш телефон и позволил себе этот вечерний звонок. Дело чрезвычайно срочное. Не терпящее отлагательств. Промедление может обойтись мальчику фатально дорого!
– Что значит – фатально? – Марианна повысила голос: – Вы только что сказали, что он в безопасности!
– Поймите меня правильно. Ему нет и четырех, завтра он забудет все, что знает сегодня. Или послезавтра. Или через месяц-два.
Марианна села:
– Объясните поточнее.
– Малыш цепляется за обрывки воспоминаний, пытаясь убедить меня, что его мать – не его мать. За несколько следующих дней – или недель – он повзрослеет, узнает что-то новое, запомнит названия животных, цветов и букв, и прежние воспоминания сотрутся. Он забудет ту, другую, мать и прежнюю жизнь, о которой рассказывает на каждой нашей встрече. Все это просто перестанет для него существовать!
Маленькая стрелка на 9, большая – на 12
Малон долго вслушивался в тишину – нужно убедиться, что Мама-да ушла совсем и не вернется.
Его пальчики гладили Гути под одеялом, почесывали теплую шкурку. Маленькое сердце плюшевого друга забилось сильнее, Малон спрятался под одеяло с головой и весь обратился в слух. Сегодня день Луны. День истории о Гути и орешках. Он слышал ее много-много раз.
Мальчик прижал ухо к мягкому тельцу.
Гути исполнилось три года, и в своей семье он мог считаться вполне взрослым, ведь его маме было восемь, а старенькому дедушке – пятнадцать лет.
Они жили в самом большом дереве на пляже, третий этаж, первая ветка слева. Их соседями были вечно где-то летающая крачка и старый хромоногий филин-пенсионер, когда-то служивший на пиратских кораблях.
Мама не раз повторяла, что Гути очень похож на своего дедушку – такой же мечтатель. Дедушка и правда часто пребывал в грезах, потому что терял память. Он то и дело засыпал на чужой ветке, а иногда вместо желудя зарывал в землю серый камешек. Гути любил сидеть на пляже и мечтать, как однажды заберется на корабль, спрячется в трюме и поплывет на новый остров, а чтобы не умереть от голода, прогрызет дырочку в одном из мешков с пшеницей или овсом. Гути хотелось поселиться в незнакомом месте и завести другую семью. Вот такие мысли занимали его голову, заставляя забывать обо всем остальном.
А между тем у Гути была работа, всегда одна и та же, но важная: собирать в лесу орехи и зарывать их рядом с домом. Семья Гути поселилась на острове именно из-за леса. Осеннее небо цвета оранжевых листьев щедро рассыпало по земле фундук, грецкие орехи, желуди и сосновые шишки. Все это богатство следовало собрать до наступления зимы, чтобы семье кормиться остаток года. Мама Гути не могла этим заниматься – она заботилась о его младшем брате Мюло и маленькой сестричке Мюзе.
И Гути каждый день делал важное для всей семьи дело, а потом шел на берег и мечтал, глядя на воду. Каждый вечер, по пути назад к большому дереву, он вдруг понимал, что забыл, где закопал плоды.
Под большим камнем? Между корнями? Рядом с раковиной?
Бедный Гути не мог вспомнить, но ни разу не осмелился признаться в этом маме.
Время шло, Гути сгорал со стыда – и молчал.
Однажды утром наступила зима.
Все родственники Гути покинули родную ветку и укрылись в чистой глубокой норе под паутиной корней. Когда-то давно ее вырыл дедушка, но семья с тех пор разрослась, и места для хранения припасов не осталось.
Полгода промелькнули как одна секунда.
Когда все наконец проснулись и вылезли наружу, оказалось, что большое дерево исчезло!
И не только оно, но и крачка с филином. Вокруг не было ни одного орешника, дуба или сосны. Лес испарился!
Наверное, зимой буря вырвала с корнями все деревья, а ветер унес их далеко-далеко.
Мама Гути знала, как все исправить. «Первым делом нужно поесть», – спокойно сказала она и велела сыну достать из песка припасы.
И тогда Гути горько заплакал.
Пляж такой огромный, искать там еду все равно что иголку в еловом лесу. Пока он найдет хоть один орешек, семья умрет с голоду… а деревья валяются у кромки воды вверх корнями, с поломанными ветками и больше никогда не принесут плодов.
Мама не стала спорить. «Нам придется перебраться на новое место, дети, – объявила она. – Туда, где будет еда…» – и попросила, чтобы Гути посадил себе на спину Мюзу. Она несла на спине дедушку, который еще больше постарел за время спячки.
Они обошли весь мир. Пересекали реки и долины, горы и пустыни. Искали пропитание в погребах и на чердаках, на верхушках странных незнакомых деревьев и в глубине бездонных ям под толщей океанских вод. Их гнали прочь метлой, они до визга пугали детишек в школах и старых дам в церкви, путешествовали в грузовиках, плыли на кораблях, а один раз даже летели самолетом.
Прошли месяцы, а может, даже годы, и вот однажды – в тот день голод мучил их особенно сильно – седоусый дедушка нарушил молчание. «Пора возвращаться домой!» – вот что он сказал.
Маме его слова, скорее всего, показались глупыми, но дедушка редко открывал рот, и семье следовало подчиниться.
Они отправились в обратный путь. Всем было грустно, каждый вспоминал погибшие деревья, длинный пляж, засыпанный сухими ветками, где не осталось ни листика, ни раковины. Там пустыня пострашней тех, которые им пришлось пересечь!
Сначала они решили, что ошиблись пляжем.
Только дедушка улыбался, и его белые усы смешно подергивались. Он велел им сесть на кучку песка и начал рассказывать. «Давным-давно, когда я был маленьким, как Гути, и очень рассеянным, мне хотелось отправиться в путешествие по миру. Мы были бедными и худыми, на нашем пляже росло мало деревьев, о лесе никто слыхом не слыхивал, еды не хватало, а я к тому же каждый раз забывал, где зарыл орешки. Потом из одного потерянного ядрышка выросло дерево, а на его ветках – целых сто орехов. Следом за первым – второе дерево. За ним – третье. Та к появился лес, где вы родились…
Наш лес.
У нас началась новая жизнь, и мы очень радовались, но знали, что однажды налетит буря и придется все начинать заново».
Дедушка замолчал, и они пошли по песку.
На пустынном пляже из сотен орехов и желудей, которые Гути когда-то собрал и забыл, где закопал, вырос самый высокий, густой и зеленый лес на свете. Никто никогда не видал такой красоты на берегу моря. Мама Гути крепко прижала его к груди, Мюло и Мюза бегали между деревьями и аплодировали старшему брату маленькими лапками. За ними спокойно наблюдали крачка и филин, давно вернувшиеся в родные края.
Дедушка сказал, что очень устал и скоро уснет на секундочку, которая продлится дольше зимы, и ему нужно сказать Гути что-то очень важное.
Он повел внука к воде и заговорил мягким нежным голосом: «Видишь, Гути, настоящие сокровища – это совсем не то, что ты ищешь всю жизнь, они всегда спрятаны рядом с нами. Ты их сажаешь, ухаживаешь за ними, поливаешь каждый вечер – даже если не помнишь, зачем это делаешь! – и в одно прекрасное утро они расцветают».
Малон позволил Гути уснуть. Завтра утром его пушистый друг должен быть бодрым и сильным, ведь Мама-да и Па-ди идут в школу, к учительнице. Малон немножко побаивался того, что они ей скажут.
Ему тоже давно пора было спать, но он не хотел. Знал, что кошмары вернутся. Он как будто уже слышал шум ледяного дождя – холодного, сверкающего, острого, как осколки зеркала. Малон даже глаза закрывать не желал.
И вовсе не потому, что боялся темноты!
Стоило ему зажмуриться, и в голове все становилось одного цвета. Как будто кто-то взял кисть и одним мазком перекрасил все вокруг.
Цвет.
Единственный.
Красный.
Везде.
