ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 1

ЗАВАЛИТЬ ПИСАТЕЛЬСКУЮ КАРЬЕРУ в семнадцать лет! По мнению Бри, это могло считаться достижением.

Большинство людей в таком возрасте даже не представляют своих планов на жизнь. И уж тем более не воплощают их – и не проваливают с треском. Бри на голову опережала двадцатилетних и тридцатилетних в понимании одной простой истины: «Жизнь – дерьмо».

Но ведь Бри и не относилась к большинству. По крайней мере, сама она точно так не считала.

Девушка посмотрела на зажатое в руке письмо с отказом, словно надеясь, что, если посверлит его взглядом еще немного, чернила растекутся и каким-то загадочным образом сложатся в «да».

Дорогая Бри!

Спасибо за Ваше предложение. К сожалению, Баш роман не вполне соответствует…

Бла-бла-бла.

Стандартный ответ. Они даже не потрудились сделать его более личным. Вот он, вкус поражения.

Четыре года назад, когда Бри решила стать писателем, она подошла к задаче со своей обычной целеустремленностью: провела исчерпывающее исследование, составила безупречный план и перечитала все возможные книги по литературному мастерству, включая пособие Стивена Кинга ака БОГ. Ему тоже не сразу начало везти, так что сперва он даже прибил над рабочим столом гвоздь и накалывал на него отказы издательств. Восхитившись этим актом самоуничижения, Бри нашла толстый гвоздь и вколотила его в идеально оштукатуренную стену своей спальни. Месяц за месяцем, год за годом он все гуще обрастал письмами из редакций.

«Ха-ха, да я иду по стопам Кинга», – подумала Бри, насаживая на гвоздь самый первый отказ и от души показывая ему средний палец.

За ним последовал второй. И третий. И четвертый.

– Когда «Гардиан» захочет взять у меня интервью по поводу моего супербестселлера, это будет самая драматическая часть, – заявила Бри, распиная на гвозде новый отказ. Ну да, она говорила с гвоздем. А что такого?

Увы, сейчас интервью «Гардиан» казалось таким же вероятным, как и дружба с Дж. К. Роулинг. Первый роман Бри отвергли абсолютно все литературные агенты и издательства Великобритании. Та же участь постигла второй.

И что, черт возьми, ей делать теперь?

– Бри! – позвала мама с лестницы. – Ты опоздаешь в школу.

Бри поглубже насадила письмо на гвоздь, на котором уже почти не осталось места.

– Не волнуйся, – откликнулась она. – Я почти готова.

– Я не смогу тебя подбросить. У меня сейчас бикрам-йога с девочками.

Разумеется. Бри задумалась, как иронично звучит слово «девочки» применительно к маме и ее подругам.

Бри торопливо порылась в комоде, извлекла на свет пару полосатых розово-черных колготок и принялась натягивать их, морщась всякий раз, когда ткань задевала вчерашние порезы на бедрах. Это был первый срыв за довольно долгое время. Следующую пару дней ей придется расплачиваться болью за каждую попытку сесть или встать.

Телефон завибрировал. Ну конечно, это Холдо – хочет убедиться, что сегодня они пойдут в школу вместе (и не важно, что они делают это каждое утро).

Да, так и есть:

Доброе утро, Бри. Встретимся сегодня на нашем углу?

Пожалуйста, дай мне знать. Холдо.

Холдо никогда не сокращал слова в эсэмэсках, считая это преступлением против английского языка: принципиально писал все полностью и с надлежащими знаками препинания. Однажды он забыл запятую, и следом Бри получила гигантское извинение.

Она поспешила ответить:

Ок! Б.

Бри нарочно сокращала все что могла, чтобы позлить Холдо – сама не зная почему.

Она натянула школьный пиджак и уже собиралась вылететь из комнаты, как вдруг ее внимание привлек черновик на полу.

Бри совершенно о нем забыла. Разнообразные наброски и записки плодились в ее комнате с такой скоростью, что упомнить все было невозможно. Этот она написала вчера, когда схлынул адреналин. Привычное чувство покоя напомнило ей, что дела все же не так плохи, и она решила составить список на следующий раз – надеясь этот следующий раз предотвратить.


Причины не чувствовать себя ничтожеством 24/7

1. Я живу в огромном доме, которому завидуют прохожие.

2. Думаю, родители меня по-своему любят.

3. Я могу быть симпатичной, если захочу.

4. Я намного умнее большинства людей.

5. Я знаю, чего хочу от жизни.

6. У меня есть Холдо.


Тут список кончался. Бри хотела набрать десять пунктов – десять выглядят как-то солиднее, правда? Но так и не смогла их придумать. Пожалуй, это служило поводом к новому списку.


Причини чувствовать себя ничтожеством 24/7

1. У меня настолько хреновая жизнь, что я даже не могу придумать десять чертовых причин НЕ чувствовать себя ничтожеством 24/7.


Но на остальное у нее уже не было времени.

Бри ворвалась в кухню и, проигнорировав миску с мюсли, свежие фрукты и органический йогурт, вытащила из шкафа пирожок. Клубничный. Ее любимый. Бри сунула пирожок в рот и принялась жевать его на ходу, собирая школьную сумку. Она изрядно опаздывала, а потому практически выбежала из дома.

Пока парадные ворота медленно открывались, Бри снова задумалась о вчерашнем списке. Что за наивность – считать свою жизнь не ничтожной! Да, она могла придумать шесть причин, почему в действительности все не так плохо. Но эти причины были лишь отправными точками для дальнейших уточнений, которые превращали все плюсы в минусы.

Взять хоть первый пункт:

Я живу в огромном доме, которому завидуют прохожие.

На первый взгляд это самая настоящая правда. Дом Бри был огромен. К нему даже вела отдельная дорога, Эшдоун-драйв – из тех, на которые люди победнее сворачивают специально, чтобы поглазеть на особняки. Дом Бри впечатлял особенно. За пафосными воротами с домофоном начиналась круговая подъездная дорожка. У семьи Бри не было сада в общепринятом смысле – слово «земли» здесь подошло бы больше. Чтобы просто пересечь их из конца в конец, требовалось добрых пять минут. За аккуратно подстриженными живыми изгородями скрывались бесконечные полосы темно-, светло – и умеренно-зеленых лужаек. Такие дома обычно разглядывают с улицы, надеясь хоть мельком увидеть обитающих там везунчиков и думая: «Ух ты! Наверное, у этих людей роскошная жизнь. Бьюсь об заклад, они даже не в курсе, что такое проблемы. Если бы я там жил, то был бы безоговорочно счастлив».

Но хотите знать правду? Бри ненавидела этот дом. Риэлторы почему-то не предупреждают, что в комплекте с огромными особняками идет еще и огромное одиночество. Причем постоянное. Бри могла хоть охрипнуть от криков – ее никто не услышал бы. Она знала это наверняка: в один особенно неудачный день проверила лично. Единственным ответом ей служило эхо собственных воплей, метавшееся между мраморными стенами вестибюля.

Парадные ворота казались ей тюремными. Бри нередко задумывалась, как сложилась бы ее жизнь без всей этой кучи денег, – и неизменно приходила к выводу, что в ней было бы куда больше веселья.

– Заткнись, Бри, – велела она себе самой.

Ворота за спиной у девушки закрылись, и она поспешила на встречу с Холдо. Был холодный октябрьский день. Пожалуй, стоило надеть колготки потолще. Выбор Бри в одежде вечно повергал ее маму в отчаяние. Кстати, о маме…

Думаю, родители меня по-своему любят.

Ну, это смотря что понимать под любовью, верно? Бри никогда ни в чем не нуждалась. Значило ли это, что ее любили? Отец вкалывал круглые сутки, чтобы обеспечить семью вышеупомянутым тюремным особняком. Он уезжал на работу еще до того, как Бри просыпалась, – даже по субботам, – а возвращался обычно за полночь. Бри не очень понимала, чем он занимается, а он, в свою очередь, не был уверен, сколько ей лет. Их типичный разговор выглядел так:

Папа (в тех редких случаях, когда они сталкивались на лестнице). В школе все нормально?

Бри. Ага.

Папа. Хорошо.

Или вспомнить хоть рождественский обед…

Папа (разрезая индейку). Тебе ножку или грудку?

Бри. Я вегетарианка, помнишь? Папа. Не говори глупостей. (Отрезает ножку и плюхает ей на тарелку.)

Еще была мама. Она, по крайней мере, оставалась рядом – в физическом смысле. «Аппетитная мамочка на полную ставку» – так она о себе говорила. (Хотя, по нескромному мнению Бри, слово «аппетитный» не могло относиться ни к кому старше сорока.)

Большую часть времени она проводила на тренингах с труднопроизносимыми названиями, косметических процедурах и инъекциях ботокса, ради которых каждый день отправлялась на Харли-стрит, как на работу. В перерывах между ними мама читала про жизнь знаменитостей в глянцевых журналах, расползавшихся по всему дому. Любовь к дочери она выражала нескончаемым потоком ярко упакованных подарков, которые оставляла у нее на кровати.

Ожерелья от Тиффани, джемперы из «Холлистер»… Однажды Бри даже нашла нижнее белье. Здорово, правда? Но для Бри эти подношения были вроде обезглавленных, перемазанных в крови крыс, которых иногда приносят к порогу кошки. Разумеется, ее бы никто не понял. Кому не понравится мать, заваливающая тебя подарками? Особенно такими, о каких большинство девочек ее возраста могут только мечтать. Но Бри не нужны были украшения, дорогущие свитера или кружевное белье. Она хотела маму, которая помогла бы ей с годовым проектом. Встретила бы после школы, сделала чашку чая и спросила, что она сегодня узнала нового. А не пытала вопросами, завела ли она наконец подружек. Как будто ценность Бри измерялась ее популярностью.

Все, что интересовало маму, это:

– Почему ты не носишь джемпер, который я тебе подарила?

Или:

– Ты опять идешь к Холдо? У тебя что, совсем нет подруг?

Или:

– Ты такая симпатичная. Почему ты ничего с собой не сделаешь? Так вся молодость и пройдет!

Что приводило Бри к пункту…

Я могу быть симпатичной, если захочу.

Могла бы. Прямо сейчас. Но не хотела. Однажды Бри уже пыталась стать привлекательней – в самый первый день средней школы, в поразительном приступе наивности, что это все изменит. Тогда она еще страдала от детского жирка, но решительно подвернула юбку покороче, старательно нарисовала темные пряди домашним набором для окрашивания, подвела глаза голубыми тенями, намазалась розовой помадой и запихнула в лифчик пару носков. Итог? Это был худший первый день средней школы, какой только можно вообразить. Увидев Бри, Жасмин Даллингтон и ее гиены чуть не лопнули от смеха, а потом таскались за ней до вечера, выдумывая все новые обидные прозвища.

Господи, какой же идиоткой она была. Теперь детская пухлость прошла, лицо Бри вытянулось и приобрело взрослые очертания, но она все еще не была готова ко второй попытке.

Да и какие преимущества дает симпатичность? Кому есть дело до внешности писателя, пока прекрасны его слова?

Поэтому, несмотря на разочарование матери, Бри старалась быть настолько непривлекательной, насколько возможно.

Пока ты контролируешь, над чем смеются гиены, ты можешь контролировать и их смех. Например, самостоятельно подбросить парочку тем для издевок… После такого смех обычно смолкал.

Кстати, пора бы вымыть голову. Сейчас волосы Бри имели тусклый мышиный оттенок, хотя еще недавно пылали всеми цветами радуги. В прошлый раз это был розовый, который так и не сошел до конца. Что касается гардероба Бри, он больше подошел бы даме за сорок, вступающей в кризис среднего возраста: неоновые кофточки и огромные пластмассовые заколки для волос. Бри ела все подряд, а потому ее кожа пестрела черными точками, а бедра при ходьбе терлись друг о друга. Однако все это не имело никакого значения, так как…

Я намного умнее большинства людей.

Привлекательная внешность котировалась только в школе. А Бри определенно не считала школу этапом, необходимым для своего развития. Все, что ей было нужно, – дотерпеть до выпуска и благословенной поры взрослой жизни, которая встретит ее широкими объятиями и парочкой опубликованных книг. Школа была лишь каплей в океане человеческой жизни. Звездный час «популярных» девочек должен был вскоре закончиться. Они слишком рано испытали все назначенное им счастье. Вот почему Бри предпочитала оставаться уродливой, приберегая силы для более полезного возраста. (Еще одна причина, по которой она была намного умнее большинства людей.)

Впрочем, сейчас ей стоило поторопиться. Бри была умной, но не очень пунктуальной – в отличие от Холдо. Девушка поплотнее запахнула пиджак, ежась от холода и рассеянно обдумывая предпоследний пункт вчерашнего списка.

Я знаю, чего хочу от жизни.

Но что, если жизнь не хочет тебя? Все, о чем она мечтала, – это писать книги. По крайней мере последние четыре года. Чтобы люди прочли ее слова. Чтобы ее романы оставили хотя бы крохотный отпечаток на жизнях всех, кто возьмет их в руки. Разве есть лучший способ подтвердить свое существование, доказать, что ты и в самом деле жил?.. Но, возможно, этому не суждено исполниться.

Бри пока не могла смириться с этой мыслью. К тому же у нее еще оставался последний пункт. У нее оставался Холдо.

Он уже ждал ее – как и всегда. Уши Холдо прикрывали фирменные желтые наушники, а поверх школьного джемпера была натянута банановая футболка The Velvet Underground – непременный атрибут всех инди-мальчиков. Заметив Бри, он приспустил наушники и выразительно постучал по наручным часам.

– Ты опять опоздала.

– Я всегда опаздываю.

– Знаешь ли, заставлять людей ждать некрасиво.

– Всего-то пару минут.

Они побрели к школе, оба чересчур упрямые, чтобы нарушить молчание. Разумеется, Холдо сдался первым. После рекордной паузы в целых пять минут.

– Что делала вчера?

Бри даже не подняла глаза от мостовой.

– Перечитывала очередное письмо с отказом. Когда я пришла домой, оно ждало на коврике.

Взгляд Холдо немедленно смягчился, и Бри поняла, что ее опоздание забыто. Он вообще не умел долго на нее злиться.

– Мне очень жаль, Бри. Не понимаю их логики. У тебя такой талант!

– Знаю, – ответила она, одарив его кривой улыбкой в качестве извинения. – И тоже их не понимаю.

– Хочешь об этом поговорить?

– Нет, наверное.

Только не с Холдо. Когда Бри была не в духе, его благонамеренные советы скорее раздражали, чем помогали.

Девушка сердито утюжила «мартинсами» палые листья, специально наступая на них с размаху, чтобы громче хрустели. На Эшдоун-драйв листьев не было. Специальный уборщик, в складчину нанятый жителями квартала, каждое утро сдувал их садовым пылесосом.

– А ты вчера что делал? – наконец спросила Бри, пиная груду желтых и оранжевых листьев и глядя, как они улетают вдаль по мостовой.

– Смотрел «Апокалипсис сегодня». Трехчасовую версию. Так захватывающе! Ты видела?

– Конечно.

– Вместе с вырезанными фрагментами?

– Ага.

Она врала. Бри осилила только короткую версию, которую показывали в кинотеатрах, и сочла фильм скорее озадачивающим, чем захватывающим. Хотя никогда бы не призналась в этом Холдо. (Да она бы лучше умерла.)

– Что ж, мы в меньшинстве. Обычно люди не выдерживают даже сокращенную версию, потому что она – подумать только! – длиннее девяноста минут. Честно говоря, эти заискивания режиссеров перед аудиторией становятся уже ненормальными. Если в фильме нет взрывов на весь экран или эротических сцен через каждые пять секунд, зрители просто не…

Отрепетированные пассажи Холдо накатывали на Бри, словно морские волны. Конкретно этот она слышала раз двадцать. Обычно в комплекте с ним шли тирады о том, как современное ТВ разрушает музыкальную индустрию, или о том, что Дэна Брауна надо повесить, а потом еще четвертовать за его код-да-винчи-подобное преступление против литературы, или о том, что в кинематографе больше не осталось хороших сценаристов, потому что режиссеры предпочитают адаптировать популярные романы, а не вкладываться в развитие молодых талантов.

Бри вздохнула. Холдо был ее лучшим другом. Строго говоря, единственным. Бри знала, что он не очень приятный человек, но это ее мало волновало. Конечно, иногда она чувствовала беспросветное одиночество. Конечно, иногда ей хотелось пообщаться с какой-нибудь девочкой. Но в основном ей хватало Холдо.

– …не говоря о Вьетнамской войне. Позорно уже то, что ей позволили начаться! Это было совершенно аморально, и не похоже, чтобы Америка чему-то научилась на прошлом примере. Думаю, ты не станешь спорить, что…

Ага, война. Когда это он успел на нее свернуть?

Холдо был типичным богатым мальчиком «я-не-такой-как-мои-родители». Подвида «инди» – из тех, что верят, будто бы они моментально подружились с Моррисси, доведись им встретиться. На самом деле его звали не Холдо, а Джереми Смит. Свое прозвище он взял в честь Холдена из «Над пропастью во ржи» (финальное «о» должно было добавить оригинальности). Но Бри любила его (чисто по-дружески). Он был единственным человеком, который соответствовал ее интеллектуальным запросам и разделял желание сделать что-нибудь самостоятельно, а не только почивать на лаврах родительского благосостояния. Холдо писал компьютерную игру – он правда разбирался в программировании и всем таком. Насколько понимала Бри, у него должен был получиться гибрид Grand Theft Auto и «Багси Мэлоун» – история про забитого гика, который выходит из себя и принимается бегать по школе с фальшивым пистолетом, поливая своих обидчиков кремом. Холдо собирался стать миллионером с нуля. Как только закончит школу.

– Холдо? – Бри решилась прервать его антивоенный монолог.

Он запнулся на полуслове:

– Что?

– Я же хороший писатель?

Бри знала, что хороший. Разумеется. Но иногда ей требовалась поддержка.

Холдо потянулся к ее руке:

– Конечно, хороший. Я прочел все, что ты написала, и мне понравилось каждое слово.

Бри покосилась на его руку, раздумывая, когда будет уместно выдернуть ладонь. Ничего не попишешь: со своей стороны, Холдо любил ее не совсем по-дружески.

– Спасибо. – И Бри поспешно спрятала руку в карман.

– Почему бы тебе не поговорить об этом с мистером Феллоу?

Именно так она и думала поступить. Мистер Феллоу вел у Бри английскую литературу и был единственным взрослым во вселенной, который замечал ее существование.

– Поговорю. Сегодня как раз английский.

– Он всегда тебя так поддерживает.

Бри улыбнулась своим мыслям.

Холдо даже не представлял насколько.

The Velvet Underground – американская рок-группа 1960-х и 1970-х годов, стоявшая у истоков альтернативной и экспериментальной рок-музыки. (Здесь и далее примечания переводчика.)
Моррисси – британский музыкант и поэт, основатель существовавшей в 1982–1987 годах британской рок-группы The Smiths.