ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

12. Мохнатые холмы

Чтобы добраться до джунглей Одноглазого, нам пришлось пройти сколько-то миль лесом, а потом пересечь кольцо весьма странных холмов. Холмы были округлые, очень пологие и довольно низкие, но притом без единого дерева. Только необычного вида короткая буроватая трава, очень легко подхватывающая огонь и потому исполосованная черными шрамами. Издали холмы казались стаей громадных рыжешерстых горбатых зверей, устроившихся поспать.

Я нервничал. Облик спящих зверей не давал мне покоя. Казалось, вот сейчас они проснутся и стряхнут нас. Я даже спросил Одноглазого:

– С этими холмами ничего такого необычного не связано? Может, ты просто забыл предупредить?

Он насмешливо взглянул на меня:

– Нет. Хотя всякие невежды верят, что это могильные курганы тех времен, когда по земле бродили великаны. Но это просто холмы. Земля да камень.

– Тогда почему они внушают мне такое странное чувство?

Он оглянулся – и тут же физиономия сделалась озадаченной.

– Холмы ни при чем, Костоправ. Есть что-то там, за ними. Я тоже чую. Словно мы только что увернулись от пущенной стрелы.

Я не потребовал объяснений. Знай он, сам бы рассказал. К концу дня я понял, что не только мне – всем нашим тревожно.

Впрочем, от тревог сейчас не больше проку, чем обычно.


На следующее утро мы встретили двух иссохшихся, сморщенных карликов – соплеменников Одноглазого. Обоим с виду добрая сотня лет. Один беспрестанно перхал и одышливо сопел, словно вот-вот помрет.

– Наверняка незаконные внуки нашего ящерогубого приятеля! – загоготал Гоблин.

Да, сходство наблюдалось. То есть мы и ожидали этого сходства, привыкнув считать, что наш Одноглазый – явление уникальное.

– Ах ты, мешок с блевотиной! – вызверился на Гоблина Одноглазый. – Тебе еще с этими черепашками по базарам ходить!

Что за дьявольщина? Какой-то туманный хозяйственный разговор? Однако Гоблин, похоже, тоже ничего не понял.

Одноглазый, улыбнувшись, продолжал тараторить со своими сородичами.

– Полагаю, это проводники, за которыми посылали монахи, – сказала Госпожа.

Монахи оказали нам эту услугу, узнав о наших намерениях. Да, проводники нужны. Скоро закончатся дороги, которые мы можем с огромной натяжкой назвать знакомыми. Когда минуем джунгли Одноглазого, нам понадобится переводчик и для него.

Вдруг Гоблин издал возмущенный клекот.

– Что такое? – спросил я.

– Да он им бессовестно врет!

И что здесь необычного?

– Откуда тебе знать? Ты ведь не понимаешь их языка.

– И не нуждаюсь. Я знаю Одноглазого – еще с тех пор, как твой папаша был сопливым мальчишкой. Глянь! Горазд он корчить могучего волшебника из далеких земель. Секунд через двадцать…

На лице Гоблина заиграла глумливая улыбочка. Он что-то пробормотал под нос.

Одноглазый воздел руку к небесам. В скрюченных пальцах появился светящийся шар.

Раздался громкий звук, словно из бутылки выскочила пробка.

Рука Одноглазого наполнилась болотной жижей, тут же просочившейся сквозь пальцы и потекшей к локтю. Опустив руку, он в недоумении воззрился на нее.

Затем завизжал и резко обернулся к Гоблину.

Тот, невинный, словно дитя, усиленно изображал беседу с Мургеном. Но вороватые глаза Мургена, не имеющего мочи притворяться, выдали Гоблина с головой.

Одноглазый по-жабьи раздулся, готовый взорваться. Но случилось чудо: он сдержался. По губам скользнула скверная улыбочка, и он вернулся к разговору с проводниками.

Сколько знаю его, то был второй случай, когда он сохранил самообладание и не поддался на подначку. Хотя в этот раз зачинщиком был Гоблин, что тоже случалось редко.

– Становится интересно, – сказал я, обращаясь к Маслу.

Тот утвердительно хрюкнул. Его все это нисколько не волновало.

Тогда я спросил Одноглазого:

– Ну? Уже объяснил, что ты Глас Северного Ветра, некромант, явившийся утолить боль их сердец, приведенный сюда тревогами за благополучие туземцев?

Он действительно однажды испробовал такой трюк на племени, у которого накопился преизрядный запас изумрудов. И на горьком опыте убедился, что дикари – не значит тупари. Они совсем было собрались сжечь обманщика, привязав к столбу, но Гоблин решил его выкупить. Вопреки собственной натуре, о чем он с завидным постоянством сожалел после.

– Да нет же, Костоправ, на сей раз совсем не то. Разве стал бы я со своими такие шутки шутить?

Стыда у Одноглазого не было ни на грош. Ну зачем лгать тому, кто знает его насквозь? Он и со своими проделает что угодно, да еще с каким удовольствием! И вообще с кем бы то ни было, будучи уверен, что ему это сойдет с рук. И совесть его мучить не станет.

– Да уж вижу. Только учти: нас слишком мало и мы слишком далеко от безопасных мест, чтобы позволять тебе любимые развлечения.

Мой голос звучал достаточно грозно, Одноглазый аж поперхнулся. Когда он возобновил болтовню с нашими возможными проводниками, тон был совершенно другим.

Все же я решил освоить хоть немного этот язык. Просто для пригляда за Одноглазым. А то его чрезмерная самоуверенность имеет свойство подводить нас в самое неподходящее время.

Присмиревший на время Одноглазый выторговал условия, удовлетворившие всех. Мы получили проводников для путешествия сквозь джунгли и посредников для общения с жителями лежащих за джунглями земель.

Гоблин, положившись на свое идиотское чувство юмора, прозвал их Лысым и Хрипатым – по причинам самоочевидным. К смущению моему, клички прижились. Эти старики, безусловно, заслуживали лучшего. Хотя…


Весь остаток дня мы держали путь меж травянистых холмов. Темнота застала нас на выходе из глубокого лога. Отсюда был виден закат, пятнающий кровавыми отблесками воды широкой реки, а за рекой – густую зелень джунглей. Позади лежали рыжие горбы на фоне подернутого синей дымкой неба.

Настроение у меня было задумчивое, невеселое какое-то, можно сказать – паршивое. Похоже, мы можем дойти до водораздела не только в географическом смысле…

Много позже, не сумев заснуть из-за размышлений о том, что я вообще делаю в этих чужих землях, и о том, что мне все равно нечего больше делать и некуда податься, я оставил свою постель у догорающего костра и направился к холму, возвышающемуся на нашем фланге. Хотелось поглядеть на звезды, и почему-то я решил, что сверху они будут видны лучше.

Хрипатый, стоявший на часах, беззубо оскалился при виде меня и плюнул на уголья бурой от жвачки слюной. Не пройдя и полпути, я услышал его хрипы.

Чахоточник? Ценное приобретение…


Луна сулила вскоре взойти. Круглая будет и яркая.

Я выбрал место и принялся наблюдать за горизонтом в ожидании пухлого оранжевого шара, который вот-вот перекатится через кромку Земли. Прохладный и влажный ветерок ерошил мне волосы. Вокруг было чертовски спокойно и мирно.

– Тебе тоже не спится?

Я вздрогнул и обернулся.

Она была темным клубочком на склоне холма. Если я и заметил ее прежде, то принял за камень. Я подошел ближе. Она сидела, обхватив руками колени. Взгляд был устремлен на север.

– Присаживайся.

Я сел.

– Что ты так пристально рассматриваешь?

– Жнеца. Лучника. Ладью Варго. И без сомнения, прошлое…

Она назвала созвездия. Я тоже различал их. На севере они в это время года стоят высоко. Здесь же – над самым горизонтом.

Да, мы и вправду проделали огромный путь. И впереди еще много-много миль…

– Подумать страшно, – сказала она. – Как мы далеко…

Да уж.

Луна – чудовищно огромная, почти красная – выплыла из-за горизонта.

– Ух ты! – прошептала Госпожа, и ее рука скользнула в мою.

Ее била дрожь, и потому через минуту я придвинулся и обнял ее. Она склонила голову мне на плечо.

Да, старая луна не жалела своей магии. Эта негодница околдует кого угодно.

Теперь понятно, отчего Хрипатый скалил зубы.

Пожалуй, момент был подходящим. Я повернул голову – и ее губы потянулись навстречу моим. Когда они встретились, я напрочь забыл, кто она и кем была. Ее руки, обвив меня, потянули книзу…

Она задрожала в моих объятиях, словно пойманная мышь.

– Что с тобой? – прошептал я.

– Ш-ш-ш, – сказала она, и лучшего ответа придумать было нельзя. Но оставить так она не могла, и пришлось продолжить: – У меня никогда… никогда не было вот так…

Ну да. Она наверняка знала, как сбить мужчину с толку и наполнить его тысячью сомнений.

Луна карабкалась все выше. Мы понемногу успокаивались. Нас отделяли друг от друга лишь несколько тряпок.

Внезапно она напряглась. Поволока исчезла из глаз. Она приподняла голову и расслабленно глянула мимо меня:

– Если кто из этих шутов забрался сюда подглядывать, ноги переломаю!

Я обернулся.

Позади никого не было. Она наблюдала за далекими вспышками молний.

– Гроза, – сказал я.

– Думаешь? Это далеко, в той стороне, где Храм. Но в здешних краях мы еще не видели ни одной грозы.

Изломанные пламенные копья часто били в землю.

И опасения, которые я обсуждал с Одноглазым, вернулись.

– Не знаю, Костоправ, – продолжала она, собирая с земли одежду. – Кажется, мне все это знакомо.

Я с облегчением последовал ее примеру, не будучи уверен, что смог бы завершить начатое. Мое внимание было отвлечено.

– Наверное, лучше в другой раз, – сказала она, не отрывая взгляда от молний. – Слишком уж шумно.

Воротившись в лагерь, мы нашли всех проснувшимися, но ничуть не заинтересованными нашим уединением. Отсюда вспышки тоже были видны, хоть и не так хорошо. И они не остались незамеченными.

– Это колдовство, Костоправ, – сообщил Одноглазый.

– И мощное, – кивнул Гоблин. – Даже до нас краем достает.

– Далеко? – спросил я.

– Дня два пути. Возле того места, где мы останавливались.

Меня кинуло в дрожь.

– Что там происходит, вы можете сказать?

Гоблин промолчал. Одноглазый покачал головой:

– Сказать я могу только одно: рад, что меня там нет.

Невзирая на полное невежество в вопросах магии, я был согласен с ним.


Внезапно Мурген побледнел и указал поверх книги, которую перед тем изучал, а теперь держал перед собой, словно оберег:

– Видите?

Я смотрел на Госпожу и размышлял о своем везении. Пусть другие в полусотне миль от нас занимаются всякой ерундой, вроде поединка неведомых колдунов, а у меня серьезных проблем хватает.

– Что? – буркнул я, поскольку Мурген ждал ответа.

– Похоже на птицу! Такая громадная, с размахом крыльев миль на двадцать! И совсем прозрачная!

Я поднял глаза. Гоблин кивнул: он тоже видел ее. Я посмотрел на север. Молний больше не было, но там что-то здорово горело.

– Одноглазый! Твои новые дружки, случаем, не знают, что происходит?

Черный коротышка покачал головой. Он надвинул шляпу на лоб, чтобы ограничить угол зрения. Эти дела, чем бы они ни были, его здорово напугали. Себя он полагал могущественнейшим колдуном из всех, кого рождала его земля. За исключением, быть может, лишь покойного брата Тамтама. И что бы там ни творилось, оно не местного происхождения. Чужое.

– Но времена меняются, – напомнил я.

– Только не здесь. А если бы изменились, эти двое знали бы.

Хрипатый усиленно закивал, хотя не понял ни слова. Затем он отхаркнулся и выплюнул в огонь бурый комок.

Я почувствовал, что этот тип, как и Одноглазый, определенно не даст мне соскучиться.

– Что за гадость он постоянно жует?

– Кват, – пояснил Одноглазый. – Слабый наркотик. Не шибко полезно для легких, но, когда он жует, ему плевать, болят легкие или нет.

Сказано было бодро, но не в шутку. Мне стало неуютно. Я снова взглянул на север:

– Вроде улеглось.

Остальные промолчали.

– Мы все равно не спим, – сказал я, – а потому давайте паковаться. Надо бы двинуться, как только развиднеется.

Никто не стал возражать. Хрипатый кивнул и сплюнул. Гоблин, ворча, принялся собирать вещи. Остальные последовали его примеру. Мурген с заслуживающей одобрения аккуратностью отложил свою книгу. Пожалуй, из этого парня выйдет летописец.

И каждый из нас, когда считал, что прочие не заметят его беспокойства, украдкой поглядывал на север.

А я, когда не смотрел туда и не терзал себя, обмениваясь взглядами с Госпожой, пытался оценить реакцию наших новичков. Мы пока что не столкнулись с мощным колдовством напрямую, однако Отряд вполне может набрести на него по пути. Рекруты, похоже, испугались не больше, чем старослужащие.

Поглядывая на Госпожу, я размышлял, способно ли то, что было, с одной стороны, неизбежно, а с другой – обречено, залечить трещину между нами. А если залечит, не перекорежит ли все прочие наши отношения? Черт побери, я просто люблю ее – как друга.

Нет на свете ничего столь непоследовательного, иррационального и слепого – и, кстати, просто глупого, – как мужчина, доведший себя до всепоглощающей страсти.

Вот женщины вовсе не выглядят глупо – им положено быть слабыми. А кроме того, им положено превращаться в бешеных сук, если их разочаровать.