Завтра я буду скучать по тебе

Глава 15

Весь серый остров скоро исчезнет в метели. Она становится всё гуще, раздуваемая ветром. Я добегаю до входа в дом, достаю из кармана штанов ключи с желтой ленточкой, на которой написано «Расмус Маяк + Главный Корпус», и вставляю один из них в замок.

Бывшая сторожка представляет собой большой деревянный дом начала двадцатого века с вертикальной обшивкой и окнами с белыми рамами. Кажется, Расмус неплохо продвинулся с ремонтом фасада. Единственные видимые следы пожара – обгоревшие обшивочные доски, окна и черепичная плитка, сложенная горкой между домом и лодочным навесом. Шиферную черепицу он заменил на медную и подобрал к ней похожий по цвету водосток. Даже сейчас, когда вокруг такая угнетающая снежная погода, дом совершенно по-особому отражает свет.

Я вожусь с замком, он, наконец, поддаётся и впускает меня внутрь. Здесь пахнет свежей древесиной и опилками, хотя слегка отдаёт ветхостью и еще чем-то неопределимым. Стены и пол отделаны прозрачным пластиком. Даже старинная лодка – Расмус перевернул её вверх дном, оторвал днище и переделал в стойку регистрации, – и та покрыта пластиком.

Я отодвигаю пластиковые панели в сторону и захожу в дверь с правой стороны фойе. Внутри большая комната в форме буквы Г, которая, видимо, служила одновременно и баром, и переговорной. В углу стоит изогнутый велюровый диван розового цвета, на нём – гора покрытых пылью гардин. Перед ним стоят нераспакованные коробки с лампами из тёмного муранского стекла с тонкой металлической проволокой, белыми мраморными плитками и люминесцентными розовыми светодиодами, а еще – дюжина барных стульев с серебристыми ножками на пластиковых подставках.

Я достаю мобильник и набираю номер Анникен Моритцен.

– Анникен слушает, – отчеканивает она, – кто звонит?

– Это я, Торкильд Аске.

Я слышу, как замедляется её дыхание.

– Где ты?

– Я на маяке. В баре Расмуса. Классное место, скажу я тебе, хоть ремонт здесь и не закончен. Комната отделана в стиле восьмидесятых: геометрические формы, красные ковры, барные стулья с подушками «под леопарда» и сине-сиреневые обои, которые слегка пузырятся по швам. Даже панорамные окна покрыты пластиком. Бар с отличным видом на воду.

Я возвращаюсь к барной стойке, у которой Расмус разложил раскладушку. На полу лежат журналы о яхтах, мешок с одеждой и кубик Рубика. Я бросаю взгляд на коробку с памфлетами и старыми меню из столовой. На одном из памфлетов изображено здание только после ремонта.

– «Образовательный и конференц-центр Блекхолма», – читаю я.

– Не поняла. Что ты сказал?

– Извини. Я просто нашёл пару старых брошюр со времён, когда здание еще было конференц-центром.

– Читай, – шепчет Анникен, – я хочу узнать, что там написано.

– Хорошо.

Я раскрываю брошюру и обнаруживаю, что некоторые из предложений Расмус обвёл в кружок, будто бы заранее планируя будущую рекламу для своего заведения.

– «Мы располагаем двумя залами и одной переговорной, вмещающей до тридцати человек. А также всем необходимым, чтобы набраться сил и вдохновения во время перерывов».

– Это всё? – спрашивает она, когда я останавливаюсь, задумавшись над фрагментом, который Расмус обвёл в кружок.

– Нет, – отвечаю я и зачитываю последнее предложение: «Конференцию вы забудете, но часы, проведенные на Блекхолме, надолго останутся у вас в памяти».

Из отделанных пластиком панорамных окон виден траулер в тусклом дневном свете. Он – как горизонтальная черта посреди этого тёмно-синего пейзажа. Вскоре пол начинает резонировать в такт вибрации двигателя.

– Рассказывай дальше. Я хочу знать, что ты видишь, Торкильд, – произносит Анникен и отрывает меня от зрелища за окном.

Её голос кажется более жёстким, как будто она вот-вот сорвётся. Мне хочется сказать ей, что знаю, как это бывает, когда ужас, страх и паника стучат сразу во все двери. Сказать, что подолгу всё это сдерживать в себе опасно, что однажды придётся выпустить свои чувства наружу. Но я не осмеливаюсь. Я не смогу находиться рядом, когда это произойдёт с кем-то другим. Я откладываю брошюру в сторону и сажусь на колени перед раскладушкой.

– Мешок с одеждой, книги, косметичка и пара бритв в белом пластиковом футляре. – Я приподнимаю спальный мешок и обнаруживаю портативный радиопередатчик «Моторола» и две упаковки батареек. – Что-то вроде морского радиоприёмника, точно не знаю.

– Что ещё? – торопит Анникен. Мы с ней продолжаем упражняться в словесной эквилибристике: каждое слово, каждый вдох и выдох отдаются вибрацией, которая удерживает её от падения в пропасть. – Что ты видишь?

– Больше ничего, – резюмирую я и облокачиваюсь на барную стойку. Я закрываю глаза и пытаюсь определить, откуда доносится рёв дизельных поршней траулера.

– Его здесь нет, Анникен, – шёпотом говорю я.

Внезапно я ощущаю головокружение и усталость и осознаю, что больше не выдержу этой мучительной работы.

– Расмуса здесь больше нет.

– Но он там был, – с тяжестью в голосе отвечает она. – Совсем недавно. Его запах все еще витает в воздухе. Ты этого не замечаешь только потому, что никогда не обнимал его так крепко, как его обнимала я. Я представляю его там, где сейчас стоишь ты, и в этом самая большая трудность. Я не справлюсь, я просто не вынесу…

– Я буду искать дальше, – шепчу я и поднимаюсь, собравшись с силами, – хорошо?

– Маяк, – восклицает она вновь обретшим силу голосом, – он обычно звонил мне с вершины маяка.

– Отлично. Тогда пойдём туда и посмотрим.

Пронизывающая потусторонняя темнота по пятам следует за мной, когда я, пробираясь сквозь метель, бегу через весь остров к лестнице маяка. Несмотря на то, что сейчас раннее утро, мне кажется, что я нахожусь в зале ожидания, где-то между ночью и днём.

Ступени сделаны из горной породы, к ним прикреплены ржавые железные перила. Маяк – это восьмиугольный чугунный купол с красной полоской под крышей. Красно-белая башня практически сливается с окружающей средой.

– Это будет номер люкс, – по памяти сообщает мне Анникен после того, как я закрываю за собой входную дверь и ступаю на винтовую лестницу, ведущую на самый верх маяка. Меня окружают крашеные бетонные стены с чёрно-белыми изображениями бушующего океана и серых туч. Отлично создают нужное настроение для туристов.

Всё техническое оборудование маяка вырвано с корнем, от линзы не осталось и следа. В центре комнаты стоит антикварная кровать с балдахином, с которой открывается обзор в 360 градусов. В потолок вмонтированы светодиодные полоски, и кажется, что он сколочен из палубных корабельных досок.

– Разве там не красиво? Расмус присылал мне фотографии комнаты и вида со своего телефона.

– Великолепно, – отвечаю я, пододвигаю пару коробок с плиткой к окну и сажусь.

– А вид? Как тебе этот потрясающий вид из окон? Расмус называет его непревзойдённым.

– Он прав. – Я кладу локти на подоконник, мой взгляд тонет в пучине снега, она мерным фронтом проходит мимо. За окном так серо, что земли больше не видно. Даже склад инструментов у входа на маяк скрылся за плотной серой дымкой. – Абсолютно непревзойдённый.

– Спасибо, – Анникен тяжело дышит.

– Анникен, – заговариваю я после долгой тишины, когда мы оба сидим и слушаем дыхание друг друга, – я не знаю, что еще я должен сделать.

– Возвращайся, – устало говорит она, – Теперь и я поняла. Его здесь нет. Господи… – всхлипывает она. Ее барьеры наконец прорваны. – Его здесь больше нет…

Анникен кладёт трубку, но я еще долго сижу, прислонив мобильный к уху. Траулер уплыл, за окном воет ветер, и волны без устали бьются о берега острова. Передо мной легко и элегантно кружат снежинки, будто партнёры в экзотическом парном танце.

Я думаю о Фрей.