Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Работодатель
Без пятнадцати семь я подъехал к гостинице «Swiss Hotel – Красные Холмы», на двадцать первом этаже которой, в модном City Space Bar, мне была назначена встреча непонятно с кем. Поднимаясь в лифте, я думал, что, скорее всего, Ольга подбросила мне заказчика олигарха, из тех, что бродят в окружении десяти моделей по модным местам. Серьёзные люди не обсуждают в барах деловые вопросы. Следовательно, меня ждёт часовой монолог очередного сорокалетнего дяди, который в перерывах между ежедневными мандежниками и рисовками ухитряется извлекать неземные прибыли в каком-нибудь бизнесе вроде производства алюминия или переработки нефти. И решил этот чувак хитро пропиарить себя или предприятие, имиджа ради. Либо, что скорее всего, очернить и без того не самое белое имя конкурента, который имел несчастье что-то нелицеприятное брякнуть в его адрес, – либо банально увёл телку. Знаете, как в школе, когда ученики писали про обидчиков гадости в туалете, типа «Соколов Колька – мудак и говноед»? Теперь школьники подросли и используют в качестве стен туалета средства массовой информации. Последние, впрочем, давно и без них превратились в сортир, но это уже другая история. В общем, спасибо Ольге (хотя эта сучка ещё и комиссию с меня и с заказчика сшибёт). Тем не менее потратить три часа времени, сдобренного тремястами граммами виски, выслушивая чужой тщеславный бред, не самый сложный труд, согласитесь. Особенно имея в виду заработок в полтинник грина. Меньшие проекты Ольга, как правило, не предлагала. В целом сделка обещала быть лёгкой…
Я сел за столик, вытащил из портфеля «Ведомости» и принялся разглядывать телок за барной стойкой, раздумывая, что заказать. Виски или всё-таки воду? С одной стороны, встреча деловая. С другой – я человек творческой профессии, практически художник, а следовательно, в этом статусе можно начать деловой разговор и с виски. Я поднял руку, подзывая официанта, и уже было открыл рот, чтобы сделать заказ, когда услышал сзади довольно приятный мужской голос:
– Два Dewars, будьте добры. Лёд и воду отдельно. И меню.
Официант кивнул и исчез. Я повернулся и увидел стоящего за моей спиной мужика лет пятидесяти-шестидесяти, в довольно хорошей форме. Мужик имел здоровый цвет лица, седые волосы, расчёсанные на аккуратный левый пробор и пронзительные голубые глаза, из тех, что бывают у чекистов в чине, либо у старых советских диссидентов.
Одет он был в тёмно-синий двубортный костюм в полоску, хорошего кроя, белую рубашку, синий галстук и платок в тон к галстуку. Причём платок нарочито небрежно торчал из кармана розеткой. В руках у мужика был журнал «WHERE in Moscow». To ли иностранец, то ли стареющий плейбой, посещающий места для съёма в целях поддержания имиджа ловеласа.
– Я знаю, что вы предпочитаете Chivas, тем не менее я взял на себя смелость заказать восемнадцатилетний Dewars, который, как мне кажется, более подходит для встречи двух джентльменов. Вы не против?
Типа, «взял на эффектный приём». Интересно, ему про Chivas Ольга сказала или справки навёл?
– Да, в общем… в общем, не против.
– Ну и отлично. Позвольте представиться – Вербицкий Аркадий Яковлевич, – протянул мне руку мужик и улыбнулся.
– Очень приятно. – Интересно, сколько ты дантисту платишь? Я пожал руку и достал из кармана визитку. Мужик взял её, мельком глянул и положил во внутренний карман.
– У меня, к сожалению, нет. Я человек старомодный, знаете ли. Вырос и сформировался в советской среде, а тогда какие визитки? Что на них можно было написать? Старший научный сотрудник? Кандидат наук? Так в то время каждый приличный человек подобные регалии имел. Да и работали все тогда на одном предприятии – в Советском Союзе. А я с тех пор чинов не нажил и остался, в сущности, тем же научным сотрудником. Пусть и старшим. Так что незачем они мне.
– Я, Аркадий Яковлевич, вас очень хорошо понимаю. Сам, признаться, к этой англо-саксонской традиции пиетета не испытываю. Скорее, дань окружающим. Мне звонила…
– …Ольга.
– Именно. Но не уточнила, с кем именно будет встреча. Поэтому…
– Я был в Лондоне в то время и не рассчитывал вернуться, был уверен, что встречаться с вами от моего имени будет мой сотрудник, но, к счастью, успел прилететь сам. Полагаю, мы хорошо побеседуем и поужинаем.
– Я в этом уверен, Аркадий Яковлевич.
– Вот и славно, – ответил Вербицкий и открыл меню.
Пока мы изучали меню, я думал о том, что Ольга на этот раз ошиблась. Или рынок вконец измельчал. Мужик, видимо, возглавлял какую-то правозащитную организацию. Знаете, из тех, что вовремя подсуетились и слиняли за границу, выбив у международных правозащитников гранты на поддержку свободы слова или построение гражданского общества в России. В Лондоне он был в то время. Индюк. Сам-то в Лондоне сидишь, пользуясь халявными бабками, а в России на тебя работает пара десятков престарелых бывших диссидентов за три рубля или за идею, пока ты отжигаешь с молодыми тайками и филиппинками. А сейчас, видать, припекло, и ты припёрся в «Рашку» строить новую химеру. А то под старые схемы в виде митингов старушек бабки уже не дают. Да…
– Вы не знаете, Антон, что здесь, так сказать, фирменное блюдо?
– Девушки, – широко улыбнулся я. – Возьмите рыбу на гриле, в любом случае не отравитесь.
– Спасибо, – кивнул Вербицкий и снова уставился в меню.
…Да… Понеслись прелюдии: «я человек старомодный». Чё тогда приехал, на старости-то лет? Доживал бы на Темзе. Или не хватает уже на Темзу? Сейчас начнётся. Сначала длинный монолог о ситуации в России, глазами практически иностранца, потом про её собственный путь, потом «но всё-таки есть ещё свободные люди», а закончим на «не согласитесь ли вы, Антон, как русский интеллигент, помочь будущему своей страны, организовав в прессе…». И все это под соусом «как вы понимаете, бюджет у нас ограничен, но мы можем говорить о трёх… нет, даже пяти тысячах». А то и за идею попытается развести, старый жулик. Ольга, Ольга. Какая же ты дура. Чем тебя-то он развёл?
Мы заказали еду, и я демонстративно посмотрел на часы, давая понять старперу, что времени выслушивать его бредни у меня нет и развести меня на работу за идею вряд ли получится.
– Понимая, что вы человек занятой, Антон, постараюсь сразу к делу.
Да уж, давно пора.
– Что вы, Аркадий Яковлевич, я никуда не тороплюсь! – Я скорчил извиняющуюся рожу, посылая ясный сигнал, что ещё час назад должен был быть в другом месте.
– Знаете, Антон, я ведь слежу за вашими работами и, признаться, являюсь вашим давним поклонником.
О, да! Стоит ли об этом говорить?
– Аркадий Яковлевич, мне даже неловко! Я себя чувствую, как провинциальный писатель на встрече с поклонниками.
– Вы не ёрничайте, Антон, не ёрничайте. Я вас старше практически вдвое и знаю, о чём говорю. Во все времена талантливых людей было мало. И я с некоторых пор решил, что талантливым людям нужно непременно помогать. По мере возможностей.
– Вы, виноват, благотворительностью занимаетесь? – игриво спросил я.
– Нет, не занимаюсь, – довольно сухо ответил Вербицкий.
– Тогда, может, грантами заведуете или из телепередачи «Алло, мы ищем таланты»?
– Грантов у меня, к сожалению нет. Впрочем, как и программы. Хотя я и отношу себя к работникам СМИ, некоторым образом.
Значит, денег всё-таки нет, только идея.
– А к работникам каких именно СМИ? Радио, телевидение, интернет, тактические медиа?
– Тактические? Интересное какое словечко. Это из модных?
– Вроде того.
– Надо запомнить. Я работник не тактических, но просто медиа. Меня интересует медиа в целом.
– Понимаю.
Ага. Мастер-фломастер. Мне что плитку положить, что человека.
– Так вот, повторюсь. Я слежу за вашим творчеством давно, с тех пор, как вы провели избирательную кампанию мэра в Самаре. Потом этот алюминиевый проект. Я видел всю вашу работу за последние два года. К примеру, дело с нефтеперерабатывающим заводом этих, как их… ну… гангстеров новых. Неважно. Особенно мне понравилось, как вы умудрились втянуть в комбинацию экологов, тогда как все ждали, что основной акцент будет на противоборстве местных чиновников с центром…
– Bay! Да у вас целое досье на меня.
– Я продолжу. Как видно, в последний год работы у вас не то чтобы много. Рынок политического лобби практически исчез после последних думских выборов, мелкие сделки с тёмными бизнесменами не слишком прибыльны. Что осталось? Региональные князьки? Мэры городов русских? Тактика заказных «блоков» для бизнеса? Сбор и продажа компромата? А вы ведь уже не юноша бледный. Хочется чего-то большого, правда, Антон? Чего-то значимого. Настоящей, большой игры.
– Так вы приехали предложить мне пост главы предвыборного штаба Путина или штаба кандидата от лейбористской партии на пост премьера?
– Мне ясен ваш скепсис, Антон. Вы, вероятно, думаете, что я приехал агитировать вас помочь русским правозащитникам сделать сайт в интернете или возглавить организацию митингов оппозиции. Знаете, такой престарелый эмиссар с сотней фунтов на представительские расходы в кармане.
– Нет, что вы, и в мыслях нет. Я думаю, что речь пойдёт о Большой игре. Иначе, зачем вам было из Лондона лететь?
– Да уж побольше, чем ваша идея журнала для истеблишмента с диссидентским уклоном, который вы думаете продать беглым олигархам. Или проекта по организации лобби за возобновление импорта грузинского вина в Россию.
Вилка уже падала из моих рук, но я довольно ловко удержал её, обтёр губы салфеткой и весьма безразличным, как мне показалось, тоном ответил:
– А рыба у них действительно вкусная.
Информированность Вербицкого о моих проектах, которые и проектами-то ещё нельзя было назвать, била наотмашь.
– По сценарию плохого американского боевика мне следовало бы ответить, что я предпочитаю мясо с кровью, но у меня, к сожалению, гастрит. Вы так вцепились в вилку, Антон, будто намереваетесь меня убить ею. Прямо какой-то «укол зонтиком» получается. А хороших работодателей не убивают. К ним идут работать.
– А вы хороший работодатель?
– Я? Безусловно. Я отличный работодатель, великолепный такой работодатель. Потрясающий. Из тех, что встречаются раз в четыре года, в канун президентских выборов. Вы же интернетчик? Помните известную повесть сетевого писателя Сумерка Богов «Сон Темы Лебедева»?
– Значит, всё-таки глава Путинского штаба, – вяло попытался отшутиться я.
– Если вы о Комитете Третьего Срока, так опоздали. У него уже есть глава.
– Кто? Сумерк Богов?
– Антон, может, настроимся на более серьёзный лад? У нас не так много времени.
– А что? Сумерк ведёт личный дневник в интернете, пишет там каждый день: «Путичка, иди на третий срок, мы за тебя». Вот я и подумал… – пока я произношу весь этот бред, в моей голове лихорадочно пульсируют два вопроса: Кто он? Чего он от меня хочет?
– На то Сумерк и писатель, чтобы писать. Так вот, Антон, возвращаясь к началу разговора. Я не случайно сказал, что пытаюсь искренне поддерживать талантливых творческих людей. Все, чем мы занимаемся, имеет отношение к искусству или, скорее, к шоу-бизнесу.
– Кто «мы»?
– Медийщики. Как я уже сказал, вы кажетесь мне человеком талантливым. Более того, мне кажется, вы именно тот, кто мне нужен.
– Кто же вам нужен, Аркадий Яковлевич? – Я поменял тональность и начал говорить в подчёркнуто уважительном тоне в надежде отказаться без последствий, в случае чего.
– Мне нужен продюсер.
– Кто?
– Мне нужен медиапродюсер. Молодой человек с ясными мозгами, опытом, желанием играть в Большую игру и получать за это хорошие деньги. Например, пятьдесят тысяч долларов США в месяц. Так сказать, на испытательный срок.
– А что…
– Не включая бюджеты на проекты и представительские, разумеется.
– А что он должен делать?
– Постойте, не торопитесь. Давайте сначала проясним некоторые идеологические моменты.
– С удовольствием.
– Вы работали у Павловского, в ФЭПе. Сменили работу четыре года назад. Информации на этот счёт у меня мало. То ли вы сами, то ли вас «ушли». Не суть. В связи с этим у меня вопрос: какие у вас убеждения, Антон?
– Вы знаете, Аркадий Яковлевич, на сегодняшний день я убеждён в одном: в том, что бармены не доливают виски во всех московских заведениях.
– Я вам больше скажу. Вы думаете, что пьёте виски, потому что у вас в меню написано, что это виски, и потому, что люди за соседними столиками наслаждаются виски. Хотя не исключено, что все мы тут пьём не виски, а бурду, попав под обаяние рекламы коммерческих брендов Chivas или Johnny Walker, называющих свой продукт виски. Реклама рождает любые образы. Тем не менее, Антон, я переформулирую вопрос. Как вы относитесь к существующему режиму? Что вы думаете о проблеме третьего срока?
– Аркадий Яковлевич, если честно, я никак не отношусь к существующему режиму. Раньше относился, а теперь в свободном плавании. А о проблеме третьего срока я думаю вот что: если он состоится, я буду заниматься шняжными низкобюджетными проектами ещё как минимум четыре года. Тогда как я хочу заниматься рынком политических технологий.
– Здравая позиция, Антон. Ещё вопрос. А как вы относитесь к другой стороне баррикад? Можете назвать это оппозицией, можете просто «другой Россией», неважно.
– Пока не отношусь. Особых претензий у меня к ним нет, впрочем, как и особенно тёплых чувств. У них своих технологов хватает. Одно могу сказать: там все очень разрозненно, а я не хочу отвечать за один из проектов. Особенно в ситуации, когда левая рука не знает, что делает правая.
– То есть, если я правильно вас понял, вам всё равно, на кого работать, чьи интересы представлять, главное, чтобы деньги платили?
– У меня встречный вопрос. А чьи интересы представляете вы?
– Разных людей, – Вербицкий задумался, – очень разных. В принципе, они все очень похожи, только говорить друг с другом не умеют. Учатся. Я как раз отвечаю за то, чтобы левая нога и правая нога делали одно дело. Исходя из того, что задумает центр.
– То есть вы голова?
– Голова, Антон, бывает в казачьем войске. Я же сказал вам, я сотрудник. Старший научный сотрудник. Так что с моим вопросом? Все равно или нет?
– Я… понимаете… мне не то чтобы совсем всё равно, но умирать за идею я не готов. И с голоду тоже. Знаете, – я несколько раз щёлкаю пальцами, – я сторонник рационального либерализма. То есть я за построение в России гражданского общества и борьбу с тоталитаризмом, но чтобы при этом бабки достойные платили. Я не очень путано излагаю?
– Куда уж яснее. – Вербицкий засмеялся. – Но всё-таки скажите, Антон. У каждого, помимо материальных ценностей, есть ещё ценности духовные. Что-то такое, что заставляет тебя выбирать политический лагерь. Это не идеология, нет. Это что-то внутри. Очень сильное чувство. Например, увлечённость, цель или любовь. Да! Хорошая формулировка. Например, есть достаточно большая часть избирателей, которая любит в своём кандидате какую-то черту. Или любит самого кандидата. У вас есть что-то такое?
– У-у-упс! Есть, и ещё какое! Только не правы вы тут, Аркадий Яковлевич. У меня есть чувство посильнее чувств неведомых мне избирателей. Не любовь, нет. У меня есть ненависть. К тем, с кем я когда-то вместе работал. К тем, кто думает, что умнее меня. А цель и увлечённость у меня тоже имеются.
– Какие же, если не секрет? Это важно.
– Цель одна – я хочу совершенствоваться в работе медиа. Потому что я очень увлечён ею.
Вербицкий достал сигарету и закурил. Я тоже. Минут пять мы сидели в полной тишине, и я начал было думать, что ляпнул лишнего или сказанул не то, что от меня ожидали. Внезапно Вербицкий изрёк, глядя в окно:
– Знаете, Антон, я тоже всегда был уверен, что ненависть – не деструктивное, а созидательное чувство… Мне кажется, у нас получится работать вместе. Так вы согласны стать продюсером?
– Я могу подумать?
– Конечно. – Вербицкий улыбнулся, дав понять, что только дураки могут раздумывать над его предложениями. – Сколько вам нужно времени?
Вероятно, моя последняя фраза была лишней. Обдумывать тут в принципе было нечего:
– В общем, не очень много…
– Вот и отлично. Значит, завтра приезжайте ко мне в одиннадцать, познакомимся ближе. Пишите адрес.
Продиктовав адрес, он подозвал официанта, расплатился и встал из-за стола:
– Спасибо, что нашли время встретиться. Я пойду, а вы тут посидите. Сейчас внутреннее освещение приглушат, и откроется потрясающий вид ночной Москвы. До свидания. Да, кстати. Предположение о том, что мы пьём бурду, навязанную нам рекламой, – фантасмагория лишь отчасти. Именно поэтому я предпочитаю менее раскрученный классический Dewars. Кстати, как он вам?
– Великолепно.
– Отлично. Антон, можно личный вопрос?
– Пожалуйста, сколько угодно.
– Это правда, что вас уволили из ФЭПа за то, что вы копировали речи Геббельса, придавая им современное звучание?
Я на секунду задумался, затем медленно, для придания моим словам большей значимости, сказал, глядя чуть поверх головы Вербицкого:
– Гения пропаганды трудно копировать. И незачем. Доктор Геббельс всегда современен, как показывает история.
– Интересная точка зрения. Я, признаться, так и думал.
…Вербицкий ушёл, а я стоял у выгнутого окна и разглядывал вечерний город, оживавший «московских окон негасимым светом». В это время горожане возвращались домой – кто с работы, кто из кино или ресторана, или просто из гостей. Некоторые – со свадьбы друзей или с торжеств, посвящённых рождению ребёнка. Иные – с похорон или поминок. Они заходили в свои квартиры в разном настроении и самочувствии: усталые и грустные, жизнерадостные и весёлые, раздражённые и благодушные. В общем, у каждого было собственное состояние души. Объединяло их одно – каждый входивший, спустя полчаса или меньше, включал телевизор, радио или залезал в интернет. В этот момент он уже не являлся индивидуумом – он становился аудиторией. Всех их – таких разных, озабоченных своими проблемами, разделённых барьерами убеждений, религий, национальностей и языков, – объединила Медиа.
Во все времена ни одна партия, общественная организация, секта, религиозная конфессия или мультинациональная корпорация не обладала столь мощным объединяющим ресурсом. И дело здесь не в особой идее или новых средствах коммуникаций, а в том, что медиа сумела предложить людям что-то большее. Она предлагала не просто зрелище, она дарила им другую жизнь.
Я любовался загорающимися тут и там окнами. В какой-то момент мне показалось, что свет вспыхивает не хаотично, а волнами, как бывает, если кинуть в лужу камень. Круги разбегаются от центра сначала часто-часто, а потом всё тише, пока не успокоятся совсем. Почти как московские окна под утро. Я попытался найти точку падения условного камня. Огни были разных цветов, но чем дольше я на них глядел, тем яснее становилось, что доминирующий цвет – голубой. Казалось, я смотрю на сотни тысяч мерцающих в ночи телевизоров. А значит, нетрудно догадаться, где эпицентр этих «кругов на воде»: на северо-востоке, там, где стоит Останкинская телебашня…
Город смотрел на меня огнями телевизоров. Они были всюду на том пространстве, которое мог охватить глаз. И только ближе к центру голубой свет постепенно мерк. Возможно оттого, что я не мог проникнуть взором столь далеко. Или оттого, что в центре голубой свет встречался с более сильным светом. Светом Кремлёвских Звёзд. Интересно, подумал я, у них там что, телевизор не смотрят?
Я допил виски, поставил стакан на стол и пошёл к выходу. На первом этаже, возле ресепшн, перед висевшим на стене телевизором толпились люди. Все входившие в гостиницу и выходившие из лифтовых холлов замедляли шаг и поворачивали голову в сторону телевизора. Он транслировал выступление президента. Я подошёл ближе и услышал, как Путин говорил о том, что российские спецслужбы получили право убивать особо опасных преступников, находящихся в федеральном розыске, даже за рубежами России. Услышав это, многие захлопали.
Когда на такси подъезжал к дому, я поймал себя на мысли, что синий цвет ближе к центру мерк вовсе не из-за того, что там меньше телевизоров. Просто в районе нахождения пресловутых красных звёзд находился другой эпицентр, чьи импульсы пусть не такие зримые, как у Останкинской башни, зато более сильные.
Выйдя из такси, я закурил. Интересно, что бывает, когда сталкиваются волны, исходящие из разных эпицентров? Кажется, согласно законам физики, более сильные поглощают более слабые. Какая же из башен сильнее?
Я выбросил сигарету и потянул на себя дверь подъезда. В жизни, видимо, придётся выбрать какое-то одно занятие: либо медиа, либо конспирологию.
