Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 12
Пожалуй, это субботнее утро было первым, за последние несколько месяцев таким… беззаботным, что ли? Солнечный зайчик… Так вот отчего утро-то коллекционное: от того, что солнышко выглянуло наконец-то, – казалось, лениво бродит по ее лицу, путается в ресницах.
Суббота. Буклет с плеч долой. Начальник оказался нормальным мужиком, добавил зарплату и, вообще, кажется, ухаживает за ней. У ребенка совсем скоро весенние каникулы и – на свободу с чистой совестью. Четверть он закончит без троек, все предпосылки этому отрадному факту наличествуют в дневнике.
А письма… Писем быть еще и не должно, еще рано, но с ним все в порядке, она знает точно. Так что вообще все в порядке, и можно бедной женщине раз в жизни в субботнее утро поваляться в постели, хотя бы часов до девяти?
В комнату просочился Сашка. И опять без стука. Ну, вот как втолковать ему, что он без пяти минут взрослый мужчина и что заходить в спальню к даме – хорошо, пусть к маме – совершенно неприлично?
– Мам, а мам… Ну, мам! С тебя мороженое!
– Интересное дело, с какого это перепугу, – не открывая глаз, замурлыкала полугрозно-полунежно Инночка. – Наглые подростки, не дающие матери поспать в субботнее утро, твердо уверены, что подобные негуманные поступки влекут за собой раздачу слонов, пардон, мороженого? Или в тебя подушкой кинуть, Шурятина ты противная?
– Але, Инна Алексеевна, – моментально съехал в официальный тон отпрыск. – Вы не поняли! Это не просьба, это шантаж. Или отправить эту штуку обратно в ящик? Там ее обязательно найдет бабушка. Я заметил, она давно охотится…
– Ящик? – Инночка распахнула глаза и рывком уселась на постели.
Сашка держал в руках письмо.
– А где бабушка? – невпопад спросила она.
Выяснилось, что Капитолина Ивановна отправилась на рынок за творогом, а он, Сашка, не только умный, но и интуиция у него – будь здоров: опередил бабушку на подступах к почтовому ящику и практически уверен, что противник маневра не заметил.
Инночка вытянула руку ладонью вверх: мол, письмо отдай. Сашка ловко передразнил жест: а деньги?
– В сумке, – смирилась было Инночка, и тут же сообразила, что для того, чтобы выкрасть конверт под носом у бабушки, – надо знать! Много чего надо знать…
– Александр, стоять. Иди сюда. Садись, рассказывай. О своей мотивации.
Рассказывать Сашке ничего не хотелось: пришлось бы признаваться, что материн тайник в письменном столе – может, и тайник, но исключительно для бабушки, а отнюдь не для него. Впрочем, особенной свиньей он себя не считал. Ведь не читал он, в конце концов, чужие письма, просто посмотрел на обратный адрес и сложил два и два. Тем более что с Генкой он был знаком, общался, когда приходил к матери на работу, – игрушки, коды к ним, геймерские сайты в Интернете. Сашке было лестно – Генка по-любому подходил под определение взрослого, но к нему, к Сашке, относился как к равному. Подумаешь, пачка писем от Генки из армии! Что тут умного-то? Мама – «женщина молодая и красивая», у нее что, поклонника быть не может, что ли?
Господи, а ребенок-то ее, оказывается, вырос!
– Последний вопрос, мистер Холмс. Из чего ты сделал вывод, что для бабушки вся эта переписка должна оставаться тайной?
– Мам, бабушка хочет, чтобы ты с отцом обратно жила…
– А ты?
– Нет. Потому, что он – предатель. Ты лучше за Генку замуж выходи, он прикольный. А еще… – Сашка покраснел и стал усиленно смотреть в окно. – Бабушка письма, если они ей попадут в руки, обязательно прочитает…
– Сын, как ты можешь говорить о бабушке гадости?!
– Это правда, мам. Помнишь, мне осенью от Таньки… ну, Таньки из спортлагеря, письмо пришло? Я его стал читать, а оно, оказывается, третье. А где первые два? Ты не возьмешь, я знаю точно. Остается бабушка. Я ее прямо спросил: «Ба, где письма?» И она мне, такая вся строгая, отвечает: «Эта девочка – неподходящее знакомство! И язык у нее вульгарный, и семья неполная…» То есть бабушка письма не только не отдала, но еще и прочитала…
– Так, одаренный особой интуицией ребенок! Заключаем с тобой наступательно-оборонительный союз против педагогических кадров старой закалки: ты меня подстрахуешь, как сегодня?
– Да без базара, мам!
– Вот и славно, а теперь марш на кухню, ставить чайник.
Проводив чадо глазами, Инночка вскрыла толстенный конверт. На колени посыпались рисунки, сделанные шариковой ручкой на разномастных обрывках бумаги. Он всегда был хорошим рисовальщиком и карикатуристом. Инночка принялась было рассматривать, а потом сообразила, что вся эта галерея – иллюстрации к письму, и принялась читать:
«Здравствуй, Инка! Сидим в горах и совершенно очертенели от безделья. Ничего не происходит, в „подкидного“ я – не мастер, а в преферанс здесь никто не умеет, даже дядя Леша, наш лейтенант. В связи с отсутствием событий и явным опозданием этого письма к тебе решил представить солагерников – смотри картинку с костром».
Письмо было довольно остроумной пародией на сочинение восьмиклассника по извечной теме «Как я провел лето». Особенно выразительным оказался эпизод купания голышом в горной речке. Солдаты, видимо, действительно одурели от безделья, раз полезли в ледяную мутную воду, с бешеной скоростью несущуюся по камням…
Шарж, с которого Инночке улыбалось малость лопоухое, длиннорукое и длинноногое пугало, был подписан на обратной стороне:
«И вот я здесь, я в бархатных штанах. Инка, не поверишь, – точность фотографическая. И вот это вот страшилище народ уважительно называет „Старый“. Это у меня здесь кличка такая. Я действительно самый старший, не считая дяди Леши…»
Дверь противно скрипнула… Что за беспардонная манера вламываться к ней в комнату?! Прятать письмо, конверт и рисунки, разумеется, не было никакого смысла – мама все уже увидела. Молчи, стоит тебе открыть рот, и солнечное – за столько-то дней! – утро обернется кошмаром. Только молчи!
– Нуся, – елейным голосом возвестила мама. – Я забыла тебе сказать: вчера звонил Славик, и завтра вечером он придет в гости!
Тьфу ты, ну ты, какие мы приличные, аж за двое суток о своем визите предупреждаем. Причем – не ее, а маму…
– У меня на завтрашний вечер уже есть планы, мамочка… – Инночка испытывала облегчение от отсутствия у матери интереса к бумагам у нее в руках, и визит Славика как реальную угрозу не воспринимала. В конце концов, она – взрослый человек и в состоянии самостоятельно решить, с кем и когда ей встречаться.
– Но, Нуся, я уже сказала ему, что ты будешь очень рада его видеть!
Инночка обреченно вздохнула.
– И во сколько на нашу семью обрушится это счастье?
Выяснилось, что около шести, а с Виткой они договорились на восемь. В принципе ничего страшного: два часа бывшего мужа можно и потерпеть. И потом, она всегда считала, что нельзя запрещать отцу видеться с сыном.
Дочитывать пришлось, по традиции, в ванной. Сашкин рассказ огорошивал – неужели мать способна перехватить и ее письма? И что теперь с этой чертовой кучей бумаги делать? Приобрести небольшой несгораемый сейф? Оттащить письма на работу или к соседке? К Тамарке? Та при всей своей общей беспардонности и безалаберности ни за какие коврижки не нарушит конфиденциальность. Разговор – это одно, вплоть до пыток, а вот письма – это святое. Хотя от одних разговоров свихнуться можно…
Инночка ощущала отчетливый приступ паранойи. В конце концов, в Генкиных письмах нет абсолютно ничего неприличного. Да, но это еще не повод публиковать их в городской вечерке…
