Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 3. Поместье Лаик. «Le Cinq des Bâtons»[37]
1
Ров был не таким уж и широким, но по одну его сторону оставались родные, дом, друзья, а по другую Ричарда Окделла не ждало ничего хорошего. Гвардеец в ненавистном «драконьем» мундире внимательно рассмотрел письма и вызвал из караулки толстощекого, пахнущего луком сержанта. Тот, шевеля красными губами, еще раз проглядел бумаги, велел всем, кроме Дикона и Эйвона, удалиться и кивнул подручным. Подъемный мост, недовольно крякнув, опустился, и Баловник и Умник, опасливо косясь, ступили на темные, мокрые доски.
Превратившаяся в болото дорога вела через унылый парк. Здоровенные, голые деревья облепили грачиные гроздья и шары омелы, над которыми клубились низкие, готовые разрыдаться облака. На густых колючих кустах, росших вдоль дороги, чудом держались сморщенные грязно-белые ягоды ведьминых слез – в Окделле это растение почиталось нечистым. Всадники миновали олларианскую каплицу. Дикон не знал, видят ли их, но, припомнив наставления Штанцлера, богобоязненно приложил правую руку к губам и склонил голову. Эйвон, мгновение помедлив, последовал его примеру.
Парк был большим, пожалуй, его можно было назвать лесом. Слева показалось что-то похожее на озеро или большой пруд, за которым маячил показавшийся Ричарду удивительно неприятным дом – длинный, серый, с маленькими, подслеповатыми окнами. Когда-то здесь располагалось аббатство Святого Танкреда. Франциск Оллар выгнал не признавших его главой церкви монахов из их обители и отдал ее под школу оруженосцев. С тех пор здание перестраивали несколько раз, но оно продолжало отдавать монастырем.
Рассказывали, что в церковные праздники и перед большими бедствиями в доме звонит невидимый колокол, созывая мертвых братьев к полуночной мессе. Теперь Ричарду предстояло убедиться в этом самому. Юноше отчаянно захотелось повернуть Баловника, но он сдержался. Когда они подъезжали к дому, с деревьев сорвалась целая туча ворон, осыпая приезжих сварливыми воплями. Дикон спрыгнул с коня первым и помог спешиться Эйвону. Откуда-то возник конюх с неприметным сереньким личиком и увел недовольных лошадей. Тяжелая дверь открылась, пропустив слугу, казавшегося братом-близнецом остролицего конюха.
– Как прикажете доложить? – Голос слуги был столь же невыразителен, как и его физиономия.
– Граф Эйвон Ларак и его подопечный.
– Следуйте за мной.
Дверь с шумом захлопнулась, и Ричард почувствовал себя мышью, угодившей в ловушку. Маленькие окна вряд ли давали достаточно света даже летом, а сейчас в здании было темно, как в склепе. Слуга зажег свечу, став удивительно похожим на эмблему ордена Истины. Кощунственное сравнение немного отвлекло Дикона от мрачных мыслей, которые сразу же вернулись, едва юноша увидел своего будущего наставника.
Капитан Арамона восседал в кресле под портретом марагонского бастарда. Встать навстречу входящим капитан счел излишним. Кивнув в знак приветствия большой головой, он коротко буркнул:
– Прошу садиться.
Больше всего на свете Дикону хотелось швырнуть перчатку в эту красную самодовольную харю, но он дал слово кансилльеру.
– Значит, герцог Окделл соизволил поступить под МОЕ начало, – голос Арамоны соответствовал его габаритам, – а его опекун не имеет ничего против.
– Решение приняла вдовствующая герцогиня Мирабелла, – очень спокойно произнес Эйвон. – Я не счел себя вправе ей возражать.
– Но по своей воле сына Эгмонта в столицу вы отправлять не желали, – господин капитан уставился на Ларака с неприкрытым презрением, – но это неважно. Здесь наш капеллан. Присягните в его присутствии, что привели своего подопечного по доброй воле.
Оказывается, в комнате, кроме Арамоны и множества портретов олларских выродков, был еще и капеллан. Невысокий, изящный человек в черном сидел у окна, Дик его сразу и не заметил.
– Приветствую вас, дети мои, – священник говорил приветливо и мягко, но в красивых темных глазах не было и намека на теплоту, – было ли ваше решение обдуманным и добровольным? Готовы ли вы оба именем Создателя нашего поклясться, что сердца ваши и души принадлежат господу нашему и его наместнику на земле Талига Его Величеству Фердинанду Второму?
Эсперадор Дамиан четыреста лет назад объявил клятвы, вырванные принуждением, недействительными. Ложь лжесвященникам, присвоившим себе право говорить именем Создателя, не являлась грехом. Ричард вслед за опекуном спокойно произнес слова клятвы, зная, что лжет. Священник и Арамона это тоже знали – Оллары утопили Талиг во лжи. Люди Чести, чтобы выжить, вынуждены принять навязанную им игру.
– Теперь в присутствии своего опекуна юный Ричард Окделл должен узнать законы унаров и принять их или отвергнуть. Если он согласится вступить в братство Фабиана, обратной дороги у него не будет.
– Я готов. – Ричард очень надеялся, что произнес эти слова спокойно и уверенно.
Капитан Арамона протянул юноше переплетенную в свиную кожу книгу. Вначале шел свод правил, по которым жили воспитанники братства святого Фабиана, следующие листы занимали подписи тех, кто прошел через Жеребячий загон. В этой книге, ближе к концу, расписался и Эгмонт Окделл, обязавшийся служить Талигу и его королю и умерший за Талигойю и династию Раканов, а несколькими страницами спустя поставил свою подпись его убийца…
– Читайте, сударь, – брюзгливо произнес капитан Арамона, – вслух читайте.
Ричард сглотнул и отчетливо прочел всю, написанную в книге ложь о величии и богоугодности династии Олларов, расцвете Талига, своей любви к престолу и желании служить ему «жизнью и смертью».
– Поняли ли вы все, что прочли? – спросил олларианец.
– Да, я все понял.
– Укрепились ли вы в своем решении вступить в братство унаров?
– Да.
– Готовы ли вы принести клятву перед лицом Создателя?
– Да.
– Эйвон Ларакский, вы, как опекун герцога Окделла, вправе остановить его. Поддерживаете ли вы желание вашего подопечного?
Если б в Лаик заглянул Леворукий, Дикон, не колеблясь, обещал бы ему все, что угодно, только б Эйвон забрал его отсюда, но граф произнес «Да!».
– Герцог Ричард Окделл. Мы готовы принять вашу клятву.
– Я, – слегка запнувшись, произнес Дикон, – Ричард из дома Окделлов, добровольно вступаю в братство святого Фабиана и клянусь чтить Создателя нашего и его земного наместника короля Фердинанда, да продлит Создатель его блистательное царствование. Я клянусь также слушать своих наставников, духовных и светских, и ни в чем не перечить им. Я отказываюсь от своего титула и родового имени до тех пор, пока не буду готов мечом и словом служить Создателю, Королю и Талигу. Я буду прилежным учеником, послушным воспитанником и добрым товарищем другим унарам. Я не буду вступать в ссоры ни с кем, с кротостью прощая врагам своим. Я не буду иметь тайн от своих наставников. Я не буду покидать поместье Лаик без разрешения моего капитана и не стану встречаться ни с кем из родных, не спросив на то дозволения. Если я нарушу свою клятву, да буду я в этой жизни лишен титула и дворянства, а в жизни вечной да настигнет меня кара Создателя.
– Готов ли ты к трудностям и испытаниям во славу Создателя и короля Фердинанда?
– Я готов. В полдень и в полночь, на закате и на рассвете.
– Да будет по сему! – наклонил голову священник
– Я свидетельствую, – буркнул Арамона.
– Я свидетельствую. – Голос Эйвона Ларака прозвучал обреченно.
– Унар Ричард, проводите графа Ларака и возвращайтесь. Отвечайте: «Да, господин Арамона».
– Да, господин Арамона.
Эйвон поднялся, старомодно поклонился и первым вышел из кабинета. Дикон последовал за ним, чувствуя, как его спину буравят глаза людей и портретов. Давешний слуга со свечой поджидал у порога. У них отняли даже прощание!
В сопровождении похожего на серую мышь человечка Ричард и Эйвон миновали полутемные переходы и вышли под серое, низкое небо. Умник стоял у лестницы, нетерпеливо перебирая ногами – ему тоже не нравилось это место.
– Прощайте, Ричард, – граф Ларак старался говорить спокойно и буднично, – надеюсь, вы не забудете того, что обещали.
Он говорит не о клятве, понял Дик, вернее, не о клятве унара, а о вчерашнем разговоре.
– Да, господин граф. Я поклялся, и я исполню.
Эйвон, как всегда с трудом – мешала больная спина, – взобрался в седло. Умник рванул с места, не дожидаясь приказа, и всаднику пришлось натянуть поводья, вынуждая жеребца идти шагом.
Ричард повернулся и пошел за слугой, хотя ему мучительно хотелось броситься вдогонку, еще раз обнять Эйвона и сказать… Что говорить, он не знал. Ну, пусть не догонять и не обнимать, но хотя бы крикнуть, чтобы дядя обернулся и махнул на прощание рукой, но юноша вспомнил слова кансилльера и не оглянулся.
