Приключения капитана Гаттераса

IV. Собака-капитанъ

Бригъ долженъ былъ выйдти въ море 5-го апрѣля. Присутствіе доктора на бригѣ нѣсколько успокоивало недовѣрчивые и трусливые умы; куда бы достойный ученый ни отправился, можно было смѣло слѣдовать за нимъ. Однакожъ, большая часть матросовъ все-таки тревожилась, и Шандонъ, опасаясь, чтобы побѣги не произвели пробѣловъ въ рядахъ экипажа, очень желалъ выйдти поскорѣе въ море. Потерявъ берега изъ виду – разсуждалъ помощникъ капитана – матросы покорятся своей участи.

Каюта доктора Клоубонни находилась на ютѣ и занимала всю кормовую часть брига. Тутъ-же были каюты капитана и его помощника, выходившія окнами на палубу. Каюту капитана наглухо заперли, снабдивъ ее различными инструментами, мебелью, носильнымъ платьемъ, книгами и утварью, указанными въ подробномъ спискѣ. По распоряженію таинственнаго незнакомца, ключъ отъ этой каюты былъ отправленъ въ Любекъ, слѣдовательно только капитанъ и могъ войти въ нее.

Это обстоятельство очень тревожило Шандона, такъ какъ оно лишало его многихъ шансовъ на командованіе бригомъ. Что касается его собственной каюты, то онъ отлично приспособилъ ее въ нуждамъ предстоявшаго путешествія, тѣмъ болѣе, что ему вполнѣ были извѣстны требованія полярныхъ экспедицій.

Каюта Уэлля находилась въ помѣщеніи между двумя деками, служившими спальнею для матросовъ. Экипажу было тамъ очень просторно, и едва-ли онъ нашелъ-бы на другомъ суднѣ болѣе удобное для себя помѣщеніе. О матросахъ заботились, какъ дорогомъ грузѣ; посрединѣ общей залы стояла чугунная печь.

Докторъ, вступившій во владѣніе своею каютою 6-го февраля, т. е. на другой день послѣ спуска на воду брига, всецѣло предался своимъ занятіяхъ.

– Счастливѣйшимъ животнымъ – говорилъ онъ – была-бы улитка, если-бы по своему усмотрѣнію она могла устроить себѣ раковину. Постараюсь быть разумною улиткою.

Дѣйствительно, какъ раковина, въ которой ему суждено было пробыть долго, каюта доктора принимала очень приличный видъ. Клоубонни радовался, какъ ребенокъ или какъ ученый, приводя въ порядокъ свой научный багажъ. Его книги, гербаріи, математическіе и физическіе инструменты, коллекціи термометровъ, барометровъ, гигрометровъ, подзорныхъ трубъ, компасовъ, секстантовъ, картъ, плановъ, стклянки, порошки, бутылки его походной, очень плохой, аптеки,– все это приводилось въ порядокъ, которому могъ-бы позавидовать Британскій музей. Помѣщеніе въ шесть квадратныхъ футовъ содержало въ себѣ неисчислимыя богатства; доктору стоило только протянуть руку, не сходя съ мѣста, чтобы мгновенно сдѣлаться медикомъ, математикомъ, астрономъ, географомъ, ботаникомъ или конхиліологомъ.

Надо сознаться, что онъ гордился своимъ хозяйствомъ и былъ счастливъ въ своемъ плавучемъ святилищѣ, которое могло-бы наполнить собою трое изъ его самыхъ тощихъ пріятелей. – Послѣдніе не замедлили явиться и, притомъ, въ количествѣ, стѣснительномъ даже для столь покладливаго человѣка, какъ докторъ, такъ что подъ конецъ онъ сказалъ, перефразируя извѣстное изрѣченіе Сократа:

– Мой домъ не великъ, но дай Богъ, чтобы никогда онъ не наполнялся моими друзьями.

Для полнаго описанія брига добавимъ еще, что канура датской собаки находилась какъ разъ подъ окномъ таинственной каюты отсутствующаго капитана. Но свирѣпый обитатель кануры не любилъ сидѣть въ своей берлогѣ и предпочиталъ бродить между двумя деками и въ трюмѣ брига. Повидимому, не было никакой возможности приручить его; положительно никто не могъ совладать со страннымъ характеромъ угрюмой собаки. По ночамъ, жалобный вой ея зловѣще раздавался въ глубинѣ судна.

Не тосковала-ли собака по своемъ отсутствующемъ хозяинѣ? Не сознавала-ли она инстинктивно опасности предстоящаго путешествія, не было-ли это предчувствіе грядущихъ несчастій? Матросы высказывались охотнѣе въ пользу послѣдняго предположенія. Правда, нѣкоторые изъ нихъ какъ будто и подсмѣивались надъ этимъ, но въ душѣ считали собаку какимъ-то дьявольскимъ отродьемъ.

Пэнъ,– одинъ изъ матросовъ – человѣкъ вообще грубый, бросившись однажды отколотить собаку, неловко упалъ на шпиль, причемъ страшно разкроилъ себѣ черепъ. Само собою разумѣется, что этотъ случай былъ отнесенъ также на счетъ нечистой силы животнаго.

Клифтонъ, суевѣрнѣйшій человѣкъ изъ всего экипажа, замѣтилъ, что, находясь на ютѣ, собака постоянно ходила на подвѣтренной сторонѣ; даже позже, когда бригъ находился уже въ морѣ и когда ему приходилось лавировать, странное животное, послѣ каждаго поворота, перемѣняло мѣсто и упорно держалось подвѣтренной стороны, словно настоящій капитанъ Forward'а.

Докторъ Клоубонни, который своею кротостью и ласковостью могъ-бы, казалось, смирить тигра, безполезно старался снискать благосклонность собаки, и только даромъ потратилъ при этомъ свои труды и время.

Такъ какъ собака не откликалась ни на одно имя «собачьяго» календаря, то матросы подъ конецъ стали называть ее Капитаномъ, потому что она отлично знала всѣ морскіе порядки и, очевидно, не разъ уже побывала въ плаваніи.

Понятны, поэтому, забавный отвѣтъ боцмана пріятелю Клифтона и причина, по которой предположеніе его не встрѣтило недовѣрія среди матросовъ. Нѣкоторые, правда и улыбались, вспоминая курьезный отвѣтъ боцмана, тѣмъ не менѣе были вполнѣ увѣрены, что въ одинъ прекрасный день собака приметъ человѣческій образъ и на бригѣ раздастся громкая команда настоящаго капитана.

Если Ричардъ Шандонъ и не опасался этого, то, во всякомъ случаѣ, не былъ совершенно покоенъ и питалъ кое-какія сомнѣнія, разрѣшить которыя надѣялся 5-го апрѣля вечеромъ, въ бесѣдѣ съ докторомъ, Уэллемъ и Джонсономъ.

Всѣ четверо оканчивали уже по-десятому стакану грога, безъ сомнѣнія не послѣднему, потому что, согласно съ инструкціями, изложенными въ письмѣ изъ Абердина, во время плаванія брига вся команда, начиная съ капитана и кончая кочегаромъ, не получала ни вина, ни пива. Крѣпкіе напитки отпускались только по случаю болѣзни да и то по предписанію доктора!

Около часу уже бесѣдовали объ отъѣздѣ. Если всѣ распоряженія капитана должны осуществиться, то Шандонъ получитъ завтра письмо, содержащее въ себѣ послѣднія инструкціи.

– Если это письмо,– говорилъ Шандонъ,– не объявитъ мнѣ имени капитана, то, по крайней мѣрѣ, укажетъ мѣсто назначенія брига. Безъ этого, куда-же мы отправимся?

– На вашемъ мѣстѣ,– отвѣтилъ нетерпѣливый докторъ,– я уѣхалъ-бы не выжидая. Могу васъ увѣрить, что письмо, которое вы ждете, попадетъ къ намъ въ свое время.

– Вы ни въ чемъ не сомнѣваетесь, докторъ! Но не угодно-ли вамъ сказать, въ какую страну свѣта направили-бы вы корабль?

– Къ сѣверному полюсу! Это само собою разумѣется,– тутъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія.

– Ни малѣйшаго сомнѣнія! – протянулъ Уэлль. Но почему-же не къ южному полюсу?

– Съ южному? вскричалъ докторъ. Никогда! Неужели капитанъ желаетъ, чтобы бригъ прошелъ весь Атлантическій океанъ? Подумайте только объ этомъ, любезный другъ!

– У доктора на все готовъ отвѣтъ,– сказалъ Уэлль.

– Положимъ, что и на сѣверъ,– началъ опятъ Шандонъ. Но объясните, докторъ: къ Шпицбергену, въ ГренландДю, въ Лабрадоръ, въ Баффиновъ заливъ? Если всѣ дороги ведутъ къ одному мѣсту, т. е. къ непроходимымъ льдамъ, то, во всякомъ случаѣ, дорогъ этихъ очень много, и я очень-бы затруднился на счетъ выбора той или другой изъ нихъ. Можете-ли вы дать на это категорическій отвѣтъ?

– Нѣтъ,– отвѣтилъ Клоубонни, досадуя, что не можетъ ничего сказать. Но въ случаѣ неполученія письма какъ вы намѣрены поступить?

– Да никакъ: стану ждать.

– Вы не уѣдете? – вскричалъ докторъ, отчаянно потрясая своимъ стаканомъ.

– Нѣтъ, не уѣду.

– Это будетъ всего благоразумнѣе,– спокойно замѣтилъ Джонсонъ въ то время, какъ докторъ ходилъ вокругъ стола, по тому что ему не сидѣлось на мѣстѣ. Да, это будетъ благоразумнѣе, хотя дальнѣйшая проволочка можетъ имѣть непріятныя послѣдствія. Во первыхъ, теперь время года самое благопріятное, и если рѣшено, что мы отправимся на сѣверъ, то необходимо воспользоваться таяньемъ льдовъ для того, чтобы пройти Дэвисовъ проливъ. Во-вторыхъ, экипажъ все больше и больше волнуется; друзья да товарищи подбиваютъ нашихъ матросовъ оставить бригъ, и – повѣрьте мнѣ – происки ихъ могутъ съиграть съ нами плохую шутку.

– Къ тому-жъ,– добавилъ Уэлль,– если среди матросовъ обнаружится паника, то они сбѣгутъ всѣ до послѣдняго, и я не знаю, какъ вы наберете тогда новую команду.

– Но что-же дѣлать? – вскричалъ Шандонъ.

– То, что вы сказали: ждать, но ждать только до завтрашняго дня и не отчаяваться. Обѣщанія капитана исполнялись до сихъ поръ съ точностью; поэтому, нѣтъ причинъ опасаться, чтобы въ свое время мы не получили инструкцій относительно назначенія брига. Что касается до меня, лично, то я нисколько не сомнѣваюсь въ томъ, что завтра мы будемъ уже въ Ирландскомъ морѣ, а потому, друзья мои, предлагаю вамъ выпить послѣдній стаканъ грога за успѣхъ нашего плаванія. Оно начинается при нѣсколько сомнительныхъ условіяхъ, но съ моряками, подобными вамъ, имѣетъ тысячу шансовъ на благопріятный исходъ.

И всѣ четверо въ послѣдній разъ чокнулись стаканами.

– A теперь,– началъ Джонсонъ, обращаясь къ Шандону,– если позволите дать вамъ совѣтъ,– приготовьте все въ отъѣзду. Необходимо, чтобы экипажъ былъ убѣжденъ, что въ дѣйствіяхъ своихъ вы вполнѣ увѣрены. Получится-ли завтра письмо, не получится-ли, но вы отправляйтесь. Не разводите паровъ; вѣтеръ, повидимому, установился, и ничего не можетъ быть легче, какъ спуститься по теченію. Пусть лоцманъ взойдетъ на бортъ; въ часъ отлива вы выйдете изъ доковъ и станете на якорь за бирвенгедскимъ мысомъ; наши люди не будутъ имѣть никакихъ сношеній съ берегомъ, и если этому дьявольскому письму суждено попасть въ наши руки, то, повѣрьте, оно съумѣетъ найти насъ за мысомъ, какъ и вездѣ, впрочемъ.

– Умно сказано, Джонсонъ! – замѣтилъ докторъ, протягивая руку старому моряку.

– Пусть будетъ по вашему! – согласился Шандонъ.

Послѣ этого каждый отправился въ свою каюту и, въ тревожномъ снѣ, сталъ ожидать солнечнаго восхода.

На слѣдующій день первая разноска писемъ уже окончилась, а между тѣмъ Ричардъ Шандонъ не получилъ ни строки.

Не смотря на то, помощникъ капитана дѣятельно приготовлялся къ отплытію. Слухъ объ этомъ пронесся по всему Ливерпулю и, какъ уже мы видѣли, громадная толпа зрителей хлынула къ набережной Новыхъ доковъ принца.

Многіе приходили на бригъ, чтобъ въ послѣдній разъ обнять товарища, другіе – чтобъ отсовѣтовать пріятелю принимать участіе въ таинственной экспедиціи, третьи,– чтобъ взглянуть на странное судно, наконецъ четвертые,– чтобы узнать цѣль путешествія. Многіе даже изъявляли неудовольствіе по поводу того, что Шандонъ былъ молчаливѣе и сдержанѣе, чѣмъ обыкновенно.

Но у него имѣлись на то свои уважительныя причины.

Пробило десять, пробило и одиннадцать часовъ. Отливъ долженъ былъ кончиться къ первому часу. Шандонъ тревожно поглядывалъ на толпу, стараясь разгадать свою судьбу по выраженію лица кого либо изъ посѣтителей. Напрасныя старанія! Матросы молча исполняли приказанія помощника капитана, не спуская съ него глазъ и все ждали какой-либо вѣсти, которая однако не приходила.

Джонсонъ оканчивалъ послѣднія приготовленія къ отъѣзду. Погода стояла пасмурная; внѣ доковъ развело сильное волненіе; дулъ довольно крѣпкій юго-восточный вѣтеръ, но выйти изъ Мерсея не представляло никакихъ затрудненій.

Полдень… Опять ничего… Докторъ страшно взволнованный быстро ходилъ по палубѣ, поглядывая по сторонамъ, жестикулировалъ, и «жаждалъ моря», какъ онъ выражался съ нѣкотораго рода латинскою элегантностью. Клоубонни былъ сильно взволнованъ, какъ ни старался преодолѣть себя. Шандонъ до крови кусалъ себѣ губы.

Въ эту минуту подошелъ Джонсонъ.

– Если вы хотите воспользоваться отливомъ,– сказалъ онъ – то времени терять не слѣдуетъ. Раньше часа мы не выйдемъ изъ доковъ.

Шандонъ въ послѣдній разъ поглядѣлъ вокругъ себя и взглянулъ на цифирблатъ. Былъ уже первый часъ.

– Снимайтесь! сказалъ онъ шкиперу.

– Эй вы, проваливайте! крикнулъ Джонсонъ, приказывая постороннимъ очистить палубу брига.

Въ толпѣ произошло нѣкоторое движеніе, а матросы, между тѣмъ, отвязывали послѣдніе причалы.

Неизбѣжный безпорядокъ, производимый любопытными, которыхъ матросы безцеремонно спроваживали съ палубы, усиливался еще воемъ собаки. Таинственный догъ сталъ вдругъ протискиваться чрезъ густую толпу посѣтителей. Онъ глухо лаялъ.

Собакѣ дали дорогу; она вспрыгнула на ютъ и, трудно повѣрить,– однако подтвердить это могутъ тысячи свидѣтелей,– таинственное животное держало въ зубахъ письмо.

– Письмо,– вскричалъ Шандонъ,– значитъ онъ не на бригѣ?

– Безъ сомнѣнія, онъ былъ здѣсь, но теперь его уже нѣтъ,– отвѣтилъ Джонсонъ, показывая на палубу, совершенно очищенную отъ толпы праздныхъ зрителей.

– Капитанъ, Капитанъ! Сюда! – кричалъ докторъ, стараясь схватить письмо, которое собака не давала ему, дѣлая сильные скачки. Казалось, она хотѣла отдать пакетъ только самому Шандону.

– Сюда, Капитанъ! – крикнулъ морякъ.

Собака подошла къ нему. Шандонъ безъ труда взялъ письмо, послѣ чего Капитанъ три раза громко залаялъ посреди глубокой тишины, царившей на бригѣ и набережной.

Шандонъ держалъ въ рукѣ письмо, не вскрывая его.

– Да читайте-же! – вскричалъ нетерпѣливо докторъ.

Шандонъ посмотрѣлъ на конвертъ. Въ адресѣ безъ числа и мѣста значилось:

«Помощнику капитана, Ричарду Шандону, на бригѣ Forward.»

Шандонъ распечаталъ письмо и прочиталъ:

«Отправляйтесь къ мысу Фаревелю, куда вы прибудете 20 апрѣля. Если капитанъ не явится, вы пройдете Дэвисовъ проливъ и подниметесь въ Баффиновомъ морѣ до мыса Мельвиля.»

«Капитанъ брига Forward»

«К. Z.»

Шандонъ тщательно сложилъ это лаконическое письмо, сунулъ его въ карманъ и отдалъ приказаніе объ отплытіи. Голосъ его, раздававшійся среди завываній восточнаго вѣтра, звучалъ какъ-то торжественно.

Вскорѣ бригъ былъ уже внѣ доковъ и, направляемый лоцманомъ, маленькая лодочка котораго шла не вдалекѣ, вошелъ въ фарватеръ Мерсея. Толпа повалила на внѣшнюю набережную доковъ Викторіи, чтобы въ послѣдній разъ взглянуть на загадочное судно. Быстро подняли паруса и Forward, достойный своего имени, обогнувъ Биркенгедскій мысъ, полнымъ ходомъ вступилъ въ Ирландское море.