Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Герои
Эмиль. 51 год. Когда-то ведущий кардиолог Польши, теперь фотограф при «рабовладельческом строе». Если б не война, дни Эмиля проходили бы между операциями, преподаванием и чтением у камина. Летом он на неделю вывозил всю семью на море, а на месяц снимал «дачу» на природе. Если б не война, Эмиль так и ходил бы в своих больших коричневых пиджаках с бабочками в горошек. С войной он потерял жену и детей, но нашел Эмиля. Более твердого, несравненно более решительного, любящего и открытого миру. Эмиль никогда не думал о себе до войны, что он удачливый человек. Никогда бы не подумал так о себе во время оккупации. Но в восемьдесят, раскачивая в Женеве внука на качелях, он думал, что прожил очень интересную жизнь, и ему неоспоримо везло, хотя с последним утверждением офицер, спасший Эмиля от печи, и что куда более важно – от умирания, не согласился б.
Ян. 49 лет. Не самый плохой нейролог, нынче – подопытный. Если бы не война, Ян жадно добивался бы все большего признания в научном мире, желая слышать о себе «светило нейрохирургии». Но что-то так его называть коллеги не спешили, зависть – оправдывал себя Ян, добиваясь публикаций своих статей в ведущих журналах. Если бы не война, их отношения с женой тихо сходили бы на нет, как и отношения с детьми. Никаких крупных скандалов, ссор – все вырастают и разъезжаются, собираясь на Рождество и иногда на выходные. Ян конкурировал с иными за лавры, конкурировать за звание «счастливчика» общество просто не вложило ему в голову. Но если бы вложило, Ян с тем же упорством кричал бы, что он – самый удачливый человек Польши. Это всё если бы не война, потому что война показала Яну всё то, что он так неистово в себе отрицал. Война ярко высветила Яну его место. Говорят, люди у которых хватает хребта принять то, чем они являются – не потерянные люди, как вы полагаете, Ян – потерянный человек?
Франц. 28 лет. Тот самый офицер, что вытащил Эмиля, позволил Эмилю спасти Яна. Эмиль в восхищении, Ян – в зависти. Эмиль благодарен: «мальчик мог бы и не спасать, добром тебе никто не обязан, а он – спас. Он не рассуждает о добре, он его делает». Ян – ущемлен: «почему, ну почему у меня, даже если бы я всю жизнь ишачил, никогда не было бы таких приемов, таких домов, таких женщин! Да что вы все им так восхищаетесь?! Что вы им так восхищаетесь?! Почему мной никогда и никому не восхищаться так, какая обида!».
Герберт. 34 года. Кузен Франца, тоже офицер Рейха. Какое-то время до войны жил в США. Эмиль Герберта побаивается: он видит в нем Цербера Франца, но Цербера умнейшего, расчетливого, холодного к любым переживаниям крохотных, невдумчивых человечков. Ян полагает… а Ян не формулирует себе четко мыслей – не хочет. Куда легче обманывать себя в расплывчатом мире, чем в мире четком. Куда легче, задрав нос в сортире на корточках, обрывками невнятных негативных эмоций себя убеждать – «да марионетка, просто марионетка брата!», чем вглядываться в то, что ослепительностью своей подчеркивает тебе всю несостоятельность твоей жизни.
Оливия. 27 лет. Гостья Герберта. Американка из семьи богатых промышленников-финансистов. Замужем за таким же представителем богатых промышленников-финансистов. Умеет пилотировать самолеты. Готова разводиться с мужем в любой момент, как Герберт решит сделать ей предложение. Предвкушает знакомство с Францем, о котором так наслышана. Вообще, вся поездка в Рейх для этой дамы – приключения, разбивающие рутину её нью-йоркской жизни, но Оливия вовсе не «сладкая дурочка». Она любит США. Любит Герберта, заочно любит Франца, и убеждена, что США, Герберт, Франц и она – созданы друг для друга. И если Франц и Герберт всё еще не знают, что они на самом деле – американцы, так надо исправить это печальное недоразумение и вернуть господ под гордый звездчато-полосатый флаг.
