ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 5

Еще до того, как в ресторан явилась первая четверка посетителей, Джулия покончила с выпечкой и принялась мелом выводить меню на доске. Вэнс Шелби уже пришел и в одиночестве сидел за столом, дожидаясь появления своих всегдашних сотрапезников, таких же стариков, как и он сам. Свой кофе он пил из блюдечка, а не из чашки, потому что блюдце было больше в обхвате и не тонуло в его великанской руке. Джулия хотела было подойти к нему, поговорить об Эмили, но передумала. В конце концов, это не ее дело. Ей осталось прожить здесь всего несколько месяцев. Ни к чему во что-то ввязываться. Она будет Эмили другом, пока живет здесь, и постарается помочь девочке устроиться на новом месте. Это все, что она может.

Вэнс смотрел на что-то за окном, и брови у него были сведены к переносице.

Джулия как раз закончила выводить названия десертов, которые были в сегодняшнем меню: торт из шоколадных батончиков «Милки Вэй», торт с орехами пекан, «сигары» с лимонным кремом и миндальное печенье с ванилью и пряностями, – поэтому отложила доску и обернулась посмотреть, что это так сильно заинтересовало Вэнса.

Но тут звякнул дверной колокольчик, и в зал вплыла Беверли Дейл, бывшая мачеха Джулии.

Хорошо хоть не Сойер.

Впрочем, это было немногим лучше.

– Джулия! – воскликнула Беверли, просеменив к стойке в своих белых туфельках на каблуках-рюмочках. – Сто лет тебя не видела! Я все пытаюсь застать тебя здесь, но я ведь не такая ранняя пташка, как ты, знаешь ведь. Вчера вечером я сказала себе: «Беверли, завтра ты встаешь по будильнику и идешь в ресторан, чтобы повидаться с Джулией». И вот она я!

– Поздравляю, – буркнула Джулия.

К счастью, их разделяла барная стойка и Беверли не могла броситься к ней с объятиями. Ее бывшая мачеха так обильно поливалась духами, что запах вполне мог сшибить с ног даже слона.

– Я вижу, ты по-прежнему носишь одежду с длинными рукавами, – покачала головой Беверли. – Бог ты мой! Не представляю, как ты до сих пор не спарилась в такую-то жарищу.

– Это хлопок. В нем не так уж и жарко.

Джулия натянула рукава еще ниже и зажала манжеты в кулаках.

– Я тебя понимаю. Женщину шрамы не красят. – Беверли перегнулась через стойку и прошептала: – У меня у самой вот здесь, на лбу, есть небольшой шрамик, и я не хочу, чтобы его кто-нибудь видел. Поэтому я каждый раз и прошу Ивонну, мою парикмахершу, так укладывать челку.

Джулия с улыбкой кивнула, дожидаясь, когда ее бывшая мачеха наконец перейдет к цели своего появления.

Когда отец привел в дом Беверли, Джулии было двенадцать. Он тогда сказал дочери, что подумал – в доме нельзя без женщины, она ведь растет, нужно, чтобы было с кем поговорить о всяких женских делах, – как будто все это затевалось исключительно ради нее. Поначалу Беверли окружала девочку неусыпной заботой. Джулия была совсем крошкой, когда умерла ее мать, и поначалу ей даже казалось, что они втроем очень славно заживут. Потом Беверли и отец Джулии поженились, и порядки в доме мгновенно переменились. Отцовское внимание неизменно доставалось тому, кто активнее всего его требовал, и этой персоной была Беверли. Сколько бы Джулия ни дулась и ни закатывала истерики, а в более старшем возрасте ни красилась в ядерно-розовый цвет и ни резала себе руки, ей не под силу было тягаться с Беверли – обольстительной Беверли с ее взбитыми блондинистыми волосами, декольтированными блузками и неизменными туфлями на шпильке, которые та носила даже с шортами. Она окружала отца заботой: готовила ему еду, раскуривала сигареты, массировала плечи, когда он сидел перед телевизором. Однако едва стоило ему сказать ей хоть слово поперек, как он в мгновение ока лишался всех этих милостей, и Джулии больно было видеть, как отец из кожи вон лезет, чтобы вернуть себе расположение жены.

Брак их распался года четыре назад. Когда отец сообщил Джулии, что они разводятся (Джулия традиционно звонила ему раз в год – поздравить с Рождеством), он сказал в своей прямодушной беззлобной манере: «Беверли такая яркая личность. Я не мог дать ей того, что ей нужно».

А нужен ей был, как Джулия выяснила впоследствии, мужчина с толстым кошельком. Отец Джулии никогда не был особенно состоятельным, однако для человека, чье образование ограничилось всего лишь восемью классами, достиг немалого успеха. К тридцати годам он имел собственный дом и собственное дело, за которые целиком и полностью расплатился с банком. И счет деньгам он всегда умел вести превосходно, потому-то масштаб его долгов и стал для Джулии таким потрясением, когда он умер. Должно быть, Беверли промотала все, что у него было, а когда не осталось больше ничего, ушла от него к Баду Дейлу, который только что открыл свою вторую автомастерскую.

Джулия помнила, как впервые за много лет увидела Беверли на отцовских похоронах. С возрастом та немного сдала, но все еще обладала той способностью казаться красавицей, какой обладают женщины с крупными носами, даже когда на самом деле они не так уж и красивы.

– Жаль твоего отца, – сказала она тогда. – Если от него остались какие-нибудь деньги, дай мне знать. Я имею право получить свою долю, ты не считаешь? В конце концов, мы с ним двадцать лет прожили душа в душу.

Все это было сказано прямо в присутствии Бада Дейла.

Когда Джулия продала отцовский дом, а то немногое, что осталось после погашения долга, пустила в уплату по закладной за ресторан, Беверли рвала и метала. Часть этих денег должна была достаться ей, твердила она. Но как только до нее дошло, что Джулия намерена остаться и работать в ресторане, чтобы потом, расплатившись с долгами, продать его с выгодой, она стала время от времени возникать на горизонте, чтобы напомнить бывшей падчерице: ей, Беверли, разумеется, тоже причитается доля прибыли. Как будто они действовали заодно.