Маков цвет

1

В поселке Зацелованный даже не пахло поцелуями. Пахло летом. Сочным и немного пряным.

Тоня давно смирилась с тем, что живет в забытой богом дыре, российской глубинке где-то между Заруйском и Щебнем, куда поезд из столицы ходит лишь один раз в неделю. Жители из года в год сонными мухами ползали там по своим прозаичным делам. И ни о чем ином не помышляли.

Название местечка и вовсе звучало насмешкой. Какая любовь в такой дыре? Какие поцелуи? Правда, старожилы поговаривали об одной легенде: будто знатный заезжий панич полюбил местную красавицу, да так крепко, что захотел увезти ее с собой в далекие края. А она, на беду, только свадьбу отгуляла – и теперь была молодая жена. Только вот и ей приглянулся панич. Ходили-ходили, глядели-глядели, да и припал он однажды на закате к ее устам, да так, что не смог оторваться. Настиг их тогда молодой муж, да и зарубил обоих топором. Из ревности. А в память о молодой неверной жене посадил на краю города целое поле маков. Как символ страстных поцелуев. С тех пор поселок и нарекли Зацелованным.

Жители привыкли к необычному названию и, чтобы было удобней, называли друг друга – «зацэ».

Поселок Зацелованный из космоса выглядел как заколдованный. Вихреообразный круг, с переплетенными безо всякой логики неравномерными секторами, похожими на мелкосотканную венозную сетку. Единственным ровным перпендикуляром к федеральной трассе пролегал главный проспект. Как водится, имени Ленина. Если смотреть из самолета, то в начале лета, недели на три, виднелось рядом с поселком вызывающе красное маковое поле. В борьбе с наркоманами поле несколько раз перепахивали, но маки вырастали снова.

* * *

Тоня предвкушала свадьбу, наслаждаясь мельчайшими оттенками этой мысли, как будто перекатывая во рту карамельку, всякий раз буквально замирая от этой мысли, которая была сродни чистому удовольствию. Предвкушала, немножко не веря, что ее, Тонина, заветная мечта – самая важная и главная в этой нерадостной тягучей жизни, – наконец сбудется. Ее совершенно не беспокоило, что она мало знает своего будущего мужа Игоря. Он работал дальнобойщиком и однажды подвез ее на своей бесконечно длинной машине из районного центра домой. Так и познакомились. Буквально несколько встреч, шальных от того, что редких, и Игорю захотелось сделать Тоню своей женой – по закону, – так думала она. А он, возможно, очумел от долгих своих дорог, соскучился по женской ласке и в минуту нежности просто ляпнул про «выходи за меня замуж».

Тоня вставала посреди двора своего допотопного деревянного дома с облупившимися синими боками и сломанным покосившимся крылечком, мечтательно закрывала глаза, и, как по заказу, возникал образ Игоря – кареглазого, широкоплечего, коротко стриженного. Настоящего брутала, как в заграничных фильмах. Немножко пахнущего соляркой, потом и терпким одеколоном с летучей ноткой цитруса. Ей мерещилась картинка: он, она и двое пострелят-погодков идут по главной улице «Зацэ» к дому, держась за руки. Она не думала, как они будут жить, какие построят отношения, как скоро родят детей и что ждет ее в браке. Все это казалось пока неважным, навязчивым и тонуло в призрачном розовом облаке ее свадебной мечты.

А еще ей хотелось шикарных фотографий в маковом поле. Чтобы на алом фоне – кипенно-белое платье и летящая птицей в небесную синь фата, и полуоткрытые для поцелуя ждущие губы, и пронзительный карий взгляд Игоря.

Она видела похожее фото на выставке в районной библиотеке. Только там, в маках, торчала белокурая голова девчушки лет шести, наверное, дочки фотографа. Она тоже была в светлом платье. И на маковом фоне это было стильно, сногсшибательно – ухх как, закачаешься!