Дели-акыз

Глава VIII

– Мы пропали! – первая прошептала Глаша и замерла на месте.

– Все пропало! – повторила за ней шепотом Селтонет.

– Бегите… Скорей бегите! – схватила их обеих за руки Фатима. – Прямо по тропинке до первого утеса! Там река… У берега большие камни, ниже – кусты… За ними заляжете… Может, не заметят… Храни вас Аллах и Магомет, Пророк Его! А я назад…

И, слегка толкнув Селтонет и Глашу по направлению к горной тропинке, Фатима, что было духу, пустилась назад.

Девушки стрелой понеслись вперед.

В это время месяц снова выплыл из-за туч и осветил местность. Сами горы, казалось, сторожили эту глушь. Сами бездны точно караулили тропинки. Было светло, как днем, благодаря лунному сиянию, и опасность полететь в пропасть в пылу бегства не угрожала. Зато погоня могла их легко заметить.

– Ради Бога! Ради Бога, спеши, Селта! В быстроте наше спасение! – изредка с прерывающимся дыханием бросала набегу, летя впереди подруги, Глаша.

Но Селту не надо было и подбадривать. Она и так неслась со всех ног по горной тропинке. Сбросив с себя широкий бешмет и тяжелую шаль, стеснявшие её движения, она в одной кисейной рубашке, куртке и шальварах, мчалась стрелой под гору.

Глаша, тоже освободившись от всего лишнего, летела стремглав, не жалея ног.

Но позади них уже слышалась погоня.

Гулкий звон подков о каменистый грунт долетел до слуха беглянок. Слышны были громкие, гортанные крики, угрозы, брань…

– Боже Милосердный! Они скачут верхом! Они на лошадях! – помертвев, прошептала Глаша и первая метнулась за прибрежный камень утеса.

Селтонет бросилась за ней, и обе притаились, лежа плашмя на острых камнях, под навесом выдавшейся над горным потоком скалы.

– Еще немного… И у меня разорвется сердце! – вырвалось сдавленно из груди Селтонет.

– Потерпи ради «друга» и Селима… – шепнула Глаша и, чтобы придать ей бодрости, крепко сжала её руку.

А лошадиный топот приближался с каждым мгновением. Теперь беглянки явственно уже различали отдельные голоса и слышали, как ругаются Бекир и Ахмет, и как Рагим отдает им какие-то распоряжения. Вот они остановили лошадей, спрыгнули на землю и пошли вдоль берега.

– Вот здесь, в скалах, им не уйти далеко… – сказал по-татарски Рагим.

Селтонет, понимающая по-татарски, вся вздрагивает:

– Они близко… Они рядом! Да спасет нас Аллах!

Глаша даже не двигается… Прижалась к мокрому камню и лежит, точно замерла. Проходит минута… Другая… Третья… И глубокий вздох вырывается у неё из груди.

– Они удаляются… Слава Аллаху. Я слышу, как Бекир и Ахмет пошли в противоположную сторону… – конвульсивно сжимая руку Глаши, лепечет, едва двигая губами, Селтонет.

Глаша поднимает голову из-за камня…

Действительно, оба оборванца, углубившись в свои поиски, отошли довольно далеко… Здесь только пофыркивают их кони… Затихли в стороне голоса.

– Постой, я выйду и осмотрю хорошенько местность, – говорит, поворачивая голову к Селте, Глаша и вскакивает на ноги. Но в тот же миг тихий стон испуга срывается с её губ.

Перед нею стоит Рагим.

– Так вот вы где спрятались, беглянки? – говорит он без тени гнева и возмущения. – Сейчас я кликну моих людей и они водворят вас на место… Эй..

Но прежде, чем он успевает крикнуть, Глаша зажимает юноше одной рукой рот, другой хватает его за руку:

– Ты не сделаешь этого, Рагим! Ты не сделаешь этого! – лепечет она, как безумная. – Честный, благородный, Рагим! Ты не захочешь погубить меня с Селтой… Потому что, как только ты крикнешь Бекира и Ахмета, клянусь тебе, Рагим, я прыгну в бездну и увлеку с собой Селтонет! Ты видишь этот утес, Рагим? Ну, так вот с него и кинусь. Лучше разбиться вдребезги, нежели сидеть взаперти в вашей «тюрьме». Так будь же великодушен, Рагим. Ты джигит, а не разбойник… Ты смелый орленок, а не хищный коршун… И не с женщинами биться тебе, юный витязь… Отпусти же нас! Вспомни наши прогулки, наши игры на берегу Куры, Рагим! Помнишь? Ты был другом, зачем же ты хочешь быть теперь палачом.

Что-то убедительное звучит в голосе Глаши… Что-то искреннее и отчаянное в одно и то же время… И её черные глаза горят решительным огнем.

Рагим слишком хорошо с детства знает дели-акыз, чтобы усомниться в искренности её слов, хоть на минуту. Бешеная девчонка, она способна на всякую дикую выходку. А каково ему, Рагиму, будет тогда, в самом деле, если… Если…

Рагим, не злой от природы, не хочет зла никому, а тем более Глаше, маленькой русской, с которой он недавно еще был так дружен в годы их детства. Он невольно ставит себя на её место. Что, если бы его заточили в неволю и держали так взаперти. А Глашу будут еще долго держать, что бы она не выдала, где Селта… Может быть, до тех пор пока она не вырастет и ее не отдадут замуж за какого-нибудь горца. Бедняжка! Рагим думает, сосредоточенно хмуря брови… Потом хватает за руку Глашу и говорит:

– Ты поклянешься мне, что, если я выпущу тебя и кабардинку, вы не скажете никому ни слова, как вы исчезли из дому, и кто держал вас в плену?

– Если ты отпустишь нас, то клянусь тебе именем «друга» и моей собственной жизнью, что никто не услышит ничего ни от меня, ни от Селты… – твердо и серьезно отвечает Глаша.

– Ты можешь отвечать за себя. Пусть Селтонет тоже поклянется особо… Я поверю…

– Я не обману тебя, Рагим!

– А Селта?

– Клянусь Аллахом и Пророком! – вне себя от страха прошептала помертвевшими губами Селтонет.

– Тогда… Ступайте… Я бы дал вам коня, но это опасно. Это нас выдаст. В ауле Колты живет Осман, сын Али. Он мой кунак!.. Самая крайняя сакля к горам отсюда. Скажите ему, что вас прислал к нему Рагим, сын Абдул-Махмета, и он проводит вас в своей арбе до предместья Гори. А теперь да сопутствуют вам ангелы Аллаха! Спешите же, пока не вернулись сюда Бекир и Ахмет…

И прежде нежели девушки успели произнести в ответ хоть одно слово, Рагим с быстротою горного оленя, запрыгал с камня на камень по направлению успевших уже далеко отойти своих спутников.

Селтонет и Глаше оставалось только стремительно выбежать из засады и броситься дальше вдоль берега стонущего и прыгающего потока.