День минорного аккорда

© Антон Кочнев, 2018

ISBN 978-5-4493-0968-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Этот девятиэтажный панельный дом по улице Ленина едва ли отличался от тысяч других, построенных руками советских рабочих в те далекие времена, когда большим идеям еще было свойственно оседать и прорастать в головах рядовых граждан.

Первый этаж его занимал супермаркет, сменивший лет пятнадцать назад унылый серый гастроном с мраморной плиткой под ногами. Между центральным входом и основным залом находилась стеклянная постройка – в ней круглосуточно продавали цветы, а напротив соседствовал уголок с банкоматами.

На площадке перед магазином белой краской написано: «Таня, с днем рождения! 09.03.2011». Тем, у кого окна выходили на лицевую сторону, это обращение на асфальте было видно с любого ракурса.

Немного разбитый участок дороги на въезде. На торце дома – несколько нецензурных выражений, во дворе – вываленные мимо урны пустые пивные бутылки, недалеко – голуби, ищущие пропитание около лавочки.

На часах девять утра. Выходной. Детская площадка, укутавшись пышным слоем снега, еще спала. Даже ветер, словно по своей злобной привычке, лишь изредка подергивал плохо наклеенные объявления на подъезде.

Пропустив между колес полуоткрытый люк, ко второму подъезду подкатил белый внедорожник. Агрессивно сдав назад, автомобиль припарковался к бордюру. Несмотря на статусную модель, хозяина не очень заботил внешний вид машины. Диски и пороги были в несколько слоев покрыты грязью, фары и вовсе окрасились в глиняный цвет.

Заглушив двигатель, из автомобиля вышел мужчина. В отличие от своего средства передвижения, сам хозяин выглядел очень опрятно. На вид ему было около тридцати пяти. Среднего роста, с широкими плечами и твердой осанкой. У него была короткая стрижка, его открытый лоб довольно глубоко избороздило несколько горизонтальных линий. При внешней энергичности взгляд казался холодным. Он часто недовольно морщился, отчего от правого глаза, словно веером, скапливались мимические морщинки. Особенно это проявлялось при разговоре. Одет он был со вкусом и просто: темные брюки, классические туфли, белый пуловер и короткая куртка черного цвета.

Он невольно обвел взглядом дом, затем позвонил по телефону и сказал, что подъехал.

Через пару минут дверь подъезда открылась. Оттуда, прячась от мороза, показалась девушка. Она несколько раз махнула рукой, жестом зазывая к себе. Мужчина не спеша подошел.

– Здравствуйте, проходите, – сказала девушка, впуская его внутрь.

– Здравствуйте, – ответил он, придерживая за собой дверь.

– Домофон не работает, приходится спускаться, – ступая по лестнице, продолжила она. Затем, вызвав лифт, девушка с улыбкой протянула руку мужчине. – Лена.

– Вадим, – ответил он, пожав лишь пальцы.

Зайдя в лифт, она нажала кнопку седьмого этажа.

Природа одарила Лену невероятно выразительной внешностью. Она была стройна и ухожена. На вид ей не больше тридцати.

Лена жила в просторной двухкомнатной квартире, выполненной в лучших традициях минимализма. Посередине зала стоял журнальный столик, окруженный черным угловым диваном. Стены и потолок были белые, а ламинат – в цвет дуба.

Она предложила гостю присесть и ушла в другую комнату. Он, устремив взгляд в окно, стал ожидать ее возвращения.

Лена вернулась со стопкой книг, которые едва не выпали из ее рук. Она положила их на диван, после чего снова отправилась в комнату.

Книги, за которыми пришел Вадим Перцовский, представляли собой коллекционное издание. Переплет их был выполнен из бархата с накладкой из алюминия. На корешке вставки из кожи с тиснением серебряной фольгой. Футляр был обтянут кожей.

Он взял том Макиавелли «Государь», провел большим пальцем по футляру, затем вынул саму книгу, осмотрел переплет, открыл где-то посередине, вдохнул книжный запах, после чего мельком проглядел иллюстрации и аккуратно засунул книгу обратно в футляр.

В это время Лена принесла еще книги. Она поставила возле первой стопки и села рядом с Перцовским. Тот, словно не замечая ее, продолжал осматривать книги. Тут были Сунь-цзы, Марк Аврелий, Декарт, Конфуций, Шопенгауэр, Карамзин, Цицерон, Карл Маркс, Данте, Ницше и Кант.

Лена продолжала следить за тем, как гость трепетно изучает книги. Устав просто наблюдать, она облокотилась на спинку дивана и положила руку под голову. Просидев так с минуту, она взяла Карамзина и стала небрежно пролистывать страницы.

– Может быть, чай? – не надеясь на положительный ответ, спросила она.

– Нет, спасибо, – ответил Перцовский.

– Как знаете… Себе хотите купить книги, да?

– А кому же еще? Едва ли Марк Аврелий годится для перепродажи.

– Откуда я знаю, может и годится, – немного обиженно заметила Лена. – Я же продаю.

В этот момент он впервые за все время, что они находились в квартире, поднял на нее глаза. Затем сморщился и ответил:

– Я заберу все за двадцать тысяч.

– Вы с ума сошли? – возмутилась Лена. – Я продаю за тридцать пять. Я в интернете смотрела, такая новая вообще двенадцать стоит. Каждая, между прочим. Я дешевле в четыре раза продаю.

– Ваше дело. Заберу тогда половину.

И он снова стал рассматривать их.

– Нет, ну давайте хотя бы за тридцать. Вот посмотрите, они же практически новые. – Лена присела к Перцовскому еще ближе и взяла книгу в руку. – Их, может быть, и не читали даже. У меня муж мог купить вот так вот и даже не открыть ни разу. – Затем подняла глаза вверх. – Вы знаете, я до сих пор не понимаю, когда он вообще успевал читать.

Перцовский не оценил ее доводов в пользу снижения цены.

– Э-э, Елена, вас же Лена зовут? – Получив положительный кивок головы, он впервые улыбнулся. – В этом городе продать такие книги вам будет просто невозможно. Вы ведь это понимаете? Ну хорошо, давайте за двадцать пять? Ведь я же вижу, что они вам ни к чему.

Лена встала с дивана. Подошла к окну, взяла с подоконника пепельницу и сигареты, приоткрыла форточку и вернулась к дивану.

– Курите? – спросила она.

– Нет.

– А я вот никак бросить не могу. – Лена закурила. – Знаете, притупляет чувство голода, хоть так меньше ем. – Она усмехнулась. – Я даже где-то читала, что в какой-то армии специально давали сигареты, чтобы солдаты меньше ели.

– И все же?

– Дайте мне подумать. Вот вы мне рушите все планы, – попыталась отшутиться она.

Их разговор прервал телефонный звонок. Звонили Лене.

– Да, хорошо, я поняла. Ждите, сейчас спущусь, домофон не работает. Ждите. Две минуты. – Она второпях потушила сигарету. – Еще покупатель. Пока посидите. – Наспех надела обувь и выбежала в подъезд.

Перцовский остался недоволен ожиданием. Больше всего в жизни он ненавидел тратить время впустую. Ему было чуждо состояние безделья. Оказываясь в подобных ситуациях, Перцовский начинал злиться и нервничать. Он встал с дивана, подошел к окну, несколько раз что-то пробубнил себе под нос, после чего вернулся и сел обратно.

– Проходите, – за дверью прозвучал голос Лены, затем дверь открылась.

– Здесь можно?

– Да, разувайтесь, пожалуйста, и проходите в зал, я сейчас вам принесу. – Лена вышла из коридора. – Так… – Она посмотрела на Перцовского. – Еще минуточку подождите, и с вами решим.

Она быстро проскочила в комнату, а следом зашел мужчина.

Вошедшего звали Сергей Анатольевич Фокин. Именно в такой официальной форме он и представился Перцовскому.

Сергей Анатольевич подходил к шестидесятилетнему рубежу в хорошей форме. Он не страдал избыточным весом, опорно-двигательный аппарат работал без нареканий, а щеки принимали здоровый румянец после улицы. Если бы не седая кайма волос и не наличие глубоких морщин около носа, то Фокину можно было дать пятьдесят. Он пользовался грубым мужским парфюмом, носил золотые часы «Восток», а на «вы» обращался только к своему начальнику, и то только потому, что тот был старше его на семнадцать лет. К своим несомненным качествам Сергей Анатольевич относил исключительный оптимизм и бодрое состояние духа.

– Неужто тоже за Виссарионовичем? – не то шутя, не то всерьез спросил Сергей Анатольевич.

– Нет, я за книгами, – не совсем поняв вопроса, ответил Перцовский.

– Это вот за этими? – Не дожидаясь ответа, Сергей Анатольевич взял первую попавшуюся и, быстро пролистав, взял следующую. – Конфуций… Не то чтобы я против китайцев, просто идеи-то они у нас брали. И Мао приезжал в Москву. А сейчас-то смотри, как шагают. А все почему? Идея коммунизма с рыночными механизмами! – Сергей Анатольевич многозначительно поднял указательный палец. – Во как! Нашим бы чуть извилинами пошевелить, глядишь, вышли бы на такой же уровень, а то и выше. Может, потому что Конфуциев читали, в отличие от нас? Но дураков не сеют, они сами родятся, прости господи.

Перцовский не ответил. В зал зашла Лена. В руках у нее был бронзовый бюст Сталина. Она поставила вождя на журнальный столик. Сергей Анатольевич убрал с колен книгу и пододвинулся к бюсту.

Сергею Анатольевичу понравилось, что бюст был изготовлен с фуражкой. Он сделал комплимент мастеру за четко выполненную звезду Героя Социалистического Труда – единственную медаль, которую всегда носил вождь. Затем перевернул его, осмотрел сзади, сбоку и снова поставил на стол.

– Да, хорошая работа. У меня-то в основном маленьких размеров, таких больших только Эдмундович есть, Дзержинский который, да Ежов, а теперь и отец народов будет! – довольно заметил Сергей Анатольевич. – Ну хорош, да? – с улыбкой спросил он Перцовского.

– Боюсь, я не специалист в бюстах вождей, – холодно ответил Перцовский.

– Специалист, не специалист – дело другое, сам бюст-то как? Смотрится? – Сергей Анатольевич полностью повернулся к Перцовскому. – Сам бы взял себе такой?

– Если был бы не Сталин, наверное, взял бы.

– Отчего тебе Сталин не угодил? – недоверчиво нахмурился Сергей Анатольевич. – При нем такого беспорядка, как сейчас, не было. Все знали, в каком направлении идти, идеей одержимые люди тогда жили. Не то, что сегодня. За бумажку и тебя, и меня продадут. – Затем поднял глаза на Лену. – И даже Леночку.

– Да кому я нужна-то? – усмехнулась она.

– Нужна, нужна, – улыбнулся Сергей Анатольевич. – Вчера новости смотрел, в стране демографический кризис, рожать не хотят. Вымираем потихоньку. Кстати, при Сталине население было под двести миллионов, вот тебе и почва для размышления. – Последнее адресовалось Перцовскому.

– Елена, ну что по цене-то? Договорились? – спросил Перцовский.

– Вадим, ну за двадцать пять не могу. Давайте за тридцать, и я вас угощу шампанским? – Лена интригующе улыбнулась и подняла левую бровь.

– На вашем месте я бы согласился, – оценив прелесть психологического маневра, сказал Перцовскому Сергей Анатольевич.

– Спасибо, я за рулем, – улыбнулся Перцовский.

– Поставьте машину и возвращайтесь! – моментально сообразила Лена. – Сергей Анатольевич, а вы хотите выпить?

– С удовольствием! – выпалил Сергей Анатольевич.

– Сегодня это просто необходимо, дорогие мужчины. – Лена пошла на кухню, продолжая говорить оттуда. – Что за праздник без шампанского? – Она вернулась в зал с бутылкой шампанского и тремя бокалами. – Не знаю, как у других, но в моем случае тридцать один – это конец.

Лена передала бутылку Сергею Анатольевичу.

– Так у тебя день рождения? – несмело спросил Сергей Анатольевич.

– Увы, да, – ответила Лена.

– Отчего – увы? – улыбнулся во весь рот Сергей Анатольевич. – Милая, в тридцать один жизнь только начинается. Тебе столько и не дашь, да же, Вадик? – Не дожидаясь ответа, он оторвал фольгу и снял мюзле. – Тридцать один – это рассвет, это взрослый осознанный взгляд на свою молодость. – Сергей Анатольевич плавно вытаскивал пробку. Раздался хлопок, и из бутылки появился легкий сизоватый дымок. Он налил в два бокала, затем посмотрел на Перцовского, тот отрицательно покачал головой. – Уважительная причина, ничего не поделаешь. Что желать такой красивой барышне? Счастья! Как говорил кто-то из великих, человек обязан быть счастливым.

– Спасибо! – ответила Лена и смущенно улыбнулась.

– И денег, – добавил Перцовский. – Хотя, может, это и есть счастье?

Все засмеялись. На телефон Лене снова позвонили.

– Да, вы уже подъехали? Второй. Нет, домофон не работает, сейчас спущусь, ждите.

– Неужто опять покупатель? – спросил Перцовский.

– Да, но это последний. – Лена быстро сделала несколько глотков. – Я сейчас вернусь.

Лена убежала вниз.

– Давно коллекционируете? – спросил Перцовский.

– Дай бог памяти, – с прищуром начал вспоминать Сергей Анатольевич, – с семьдесят второго, Фишер тогда Спасского одолел, угу, – утвердился он, покачав несколько раз головой. – Мне тогда дядька подарил первый бюст Буденного, небольшой совсем, он со времен очаковских стоял в чулане на даче, а мы с женой тогда отдыхали у него. Случайно наткнулся, вот так и достался. Потом мне токарь один с завода Свердлова отдал, тоже разговорились об истории как-то, ему без надобности оказался, Царство Небесное, спился потом он. Так и началось. А у тебя?

– Я не коллекционер. Иногда попадаются великие произведения в таких хороших изданиях, тогда покупаю, – ответил Перцовский.

Их беседу прервала вернувшаяся Лена.

– Вот, проходите, знакомьтесь, я сейчас вам вынесу. – Она снова убежала в комнату, а в зал вошел молодой человек.

В самых разных ситуациях Роман опирался строго на интуицию. Это был слегка неотесанный, долговязый парень двадцати пяти лет, с длинным подбородком и выпуклыми глазами. При всей своей внешней чудаковатости, Рома достаточно охотно общался на самые разные темы, зачастую поддерживая тяжелые и глубокие разговоры, чем заслуживал симпатии в самых разных обществах. Ему не хватало дисциплины и тактичности, которые он компенсировал легкостью и открытостью.

– Доброе утро, джентльмены. Роман. – Вначале он подошел к Сергею Анатольевичу и пожал его руку.

– Во как! – засмеялся Сергей Анатольевич. – Последний раз меня называли джентльменом на вокзале бездомные, когда просили на выпивку. Сергей Анатольевич Фокин.

– Своим манерам я учился на берегах Темзы, – отшутился Рома. Затем подошел к Перцовскому.

– Вадим, – с улыбкой пожав ему руку, ответил Перцовский.

Рома сел рядом с Перцовским.

– Какие красивые книги, могу я взглянуть? – спросил он Перцовского.

– Да, конечно, – ответил он, даже слегка заинтересовавшись, как отреагирует Рома.

– Данте я читал, интересное представление о загробном мире, – сказал он, пролистывая мельком странницы. – Но мне представляется, что там, – Рома указал пальцем вверх, – и там, – затем, наоборот, указал на пол, – ничего логического нет. По-моему, любые формы персонификации – это отжившие культурные попытки объяснить необъяснимое.

– Что же есть тогда? – спросил еще более заинтересовавшийся Перцовский.

– Думаю, что ничего. В каком-то смысле мы – клетки, являющиеся частью большого организма, потом умираем, и все. На наше место приходят новые клетки.

– А душа? – вмешался Сергей Анатольевич.

– А что душа? Душа есть у тех, кто признает ее.

– Ну у тебя-то она есть или нет? – нахмурил брови Сергей Анатольевич.

– Смотря что подразумевать под ней. Если вы говорите о совести, то есть, наверное, а если о бессмертной материи, то думаю, что вряд ли.

– А я думаю, что есть бог. И душа есть. Иначе цепочка не смыкается. – Сергей Анатольевич выпил половину бокала. – А где начало? Взрыв ваш? Допустим. А откуда взялось то, что взорвалось? Из хаоса? А вот и нет! Ведь хаос более не породил нового. И вот какая штука еще… – Сергей Анатольевич встал с бокалом и прошел по комнате. – Мир не книга, конца у него быть не может, иначе было бы начало. А значит… – Тут он снова задумался. – Было бы сотворение, что делало бы бога уязвимым.

– Обоснуйте, – попросил Перцовский.

– Если бы бог создавал мир, то ему по силам его разрушить, что противоречит смыслу. Я думаю, что сам мир есть бог, и создан он непроизвольно, а значит, и душа заложена изначально. Во как, – закончил Сергей Анатольевич, сам слегка порадовавшийся своим выводам.

– А какое место вы отдаете Христу? – спросил Перцовский.

– Думаю, что все намного сложнее, чем гласит библия, однако крест я ношу. – Сергей Анатольевич вытащил золотой крестик и показал. – Может, он проводник?

– Интересная у вас концепция, – встал Перцовский, прижав кулак ко рту. – Но как вы можете носить в себе такие противопоставляющие сами себе учения? Вы коммунист, допускающий идеи Христа, при этом признаете в метафизике истину.