Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
3. ПОМОЧЬ ЕЙ
И фермерская команда ушла, растворившись в диких пустошах. Просто уединившись ото всех. Ну и хорошо, думала Майя, что эти самодовольные чудаки ушли, – их культ порочил первый город на Марсе. На людях же она, чтобы не выделяться, изобразила удивление и возмущение.
Но в действительности она была удивлена и возмущена тем, что с ними исчез и Мишель. Десмонд никогда не упоминал фермерский культ в таком свете, чтобы можно было понять, что Мишель тоже в него входил, поэтому его уход показался ей таким невероятным, что она лишь с трудом сумела в это поверить. Но Мишель в самом деле ушел. Так что получилось, она потеряла двоих из своих лучших друзей в колонии – даже с учетом того, что Мишель, хоть и всегда находился рядом, не приносил того удовлетворения, что Десмонд в свои редкие, но полезные визиты. Тем не менее она чувствовала, что Мишель был ей близок, – как такой же неприспособленный среди нормальных. Она была меланхоличным пациентом, а он – меланхоличным врачом. Она скучала по нему и была зла, что он с ней не попрощался. И не могла не сравнивать его с Десмондом в этом отношении. А спустя время чувствовала, как никогда, сильное послевкусие от занятия любовью с мужчиной, которому нравилась, но который ее не «любил», то есть не хотел владеть ею, как Фрэнк или Джон.
И жизнь продолжалась, но теперь без друзей. Она порвала сначала с Фрэнком, потом с Джоном. Надя ее презирала, и это раздражало Майю – такая неряха, а от нее отмахнулась! И к тому же она была Майе как сестра. Это ввергало в уныние. Как и все, что теперь происходило, – Татьяну убило упавшим краном, и все в этом мире будто бы покидали ее.
Поэтому никто не был рад прибытию новых колонистов на Марс сильнее, чем Майя. Она на дух не переносила первую сотню. Но теперь появились другие поселения, и Майя при первой возможности покинула Андерхилл, намереваясь больше никогда туда не возвращаться, как намеревалась не возвращаться и в Россию. Нельзя войти в одну реку дважды, как говорилось в пословице. Что было одновременно и правдой, и неправдой.
Она перебралась в Лоу-Пойнт, самое глубокое место на Марсе, примерно посередине бассейна Эллада. Благодаря своему расположению оно должно было стать первым, где можно будет дышать новым воздухом, созданным в процессе терраформирования. Именно такое мнение бытовало в то время, и они считали себя такими дальновидными! Какими же они оказались глупцами…
Она влюбилась в инженера по имени Олег, и они стали жить вместе в квартире в длинном червеобразном модуле. Так проходили годы, и она работала не покладая рук над строительством города, которому предстояло впоследствии оказаться на дне моря.
А потом Майя разлюбила и Олега, хотя тот был хорошим, во многом даже прекрасным человеком и любил ее сильнее всего на свете. Причина была в ней, но разбить сердце она решила ему. Долгое время она не решалась это сделать и злилась сама на себя. Поэтому они просто ссорились до тех пор, пока не сделали друг друга такими несчастными, какими только могли сделать.
Но он все равно не мог без нее, даже при том, что она со временем заставила себя возненавидеть. Ненавидя ее, он продолжал любить и до смерти боялся, что она его бросит, а Майя все сильнее питала отвращение к его трусости и зависимости от нее. То, что он был способен любить такое чудовище, как она, наполняло ее презрением и жалостью. И когда она возвращалась домой, то медлила делать каждый шаг, страшась тех вечера и ночи, что им предстояло провести вместе.
А однажды, когда она сидела в марсоходе на одной из равнин западной Эллады, из-за валуна выступила фигура в скафандре и помахала ей. Это был ее Десмонд. Он забрался в шлюз, отряхнул там свой костюм от пыли и, сняв шлем, вошел в главное отделение.
– Привет!
Она чуть не сбила его с ног, бросившись обниматься.
– Как дела?
– Хотел поздороваться, только и всего.
И так они просидели в ее марсоходе за разговорами полдня, держась за руки или касаясь друг друга как-нибудь иначе и наблюдая, как тень валуна все длиннее растягивалась по охристой пустоши.
– Это ты тот Койот, о котором все говорят?
– Да. – Он ухмыльнулся. Как здорово было снова его видеть!
– Я так и думала. Даже не сомневалась! Выходит, ты теперь легенда.
– Нет, я Десмонд. Но Койот и правда легенда, и чертовски хорошая, да. Причем очень полезная.
В затерянной колонии дела шли хорошо. Мишель находился в полном здравии. Бо́льшую часть времени они жили в убежищах в хаосе Золотой рог и совершали вылазки на марсоходах, замаскированных под валуны и полностью изолированных, чтобы не излучать тепловых сигналов.
– Сейчас все так быстро затапливается водой, что какой-нибудь новый камень на фото со спутника стал вполне обычным делом. Так что я сейчас много разъезжаю.
– А Хироко?
Он пожал плечами.
– Не знаю. – Он на несколько секунд отвернулся к окну. – Это же Хироко. Постоянно беременеет, рожает. Совсем с ума сошла. Ну, ты и сама знаешь. Мне нравится быть с ней. Я до сих пор ее люблю.
– А она?
– О, она вообще чего только не любит!
Они рассмеялись.
– А у тебя как?
– О-о, – отозвалась Майя, почувствовав, как внутри у нее все упало. А потом выложила все как на духу – так, как не рассказывала никому другому. Об Олеге, его жалкой привязанности, благородных страданиях, о том, как ненавидела его, как не могла заставить его уйти.
Вокруг разливался закат, и тянулось их молчание.
– Звучит как-то не очень, – подытожил он.
– Да. Не знаю, что и делать.
– А как по мне, ты знаешь, что делать, но не делаешь.
– Ну-у, – протянула она, не решаясь произнести вслух то, что надо.
– Видишь ли, – сказал он, – если что и важно, то это любовь. И ты добиваешься ее, чего бы это ни стоило. А от жалости толку нет. Она только все портит.
– Ложная любовь.
– Нет, не ложная, это как бы замена любви. Или когда… я имею в виду, любовь и жалость случаются вместе, это, пожалуй, уже сострадание. Что-то вроде как у Хироко, и нам это нужно. Но жалость без любви или вместо любви – это уже чертовски грустно. Я это сам испытал, я знаю.
Когда опустилась темнота и в черном небе засверкали звезды, он обнял ее и чмокнул в щеку, собираясь уже выйти, но она схватила его и они занялись любовью так страстно, что ей самой в это не верилось. Казалось, будто она очнулась от многолетнего сна. Прежде чем вновь предаться своему одиночеству, она смеялась, кричала и стонала, испытывая оргазм. Заходилась в ритмичных криках свободы.
– Заходи в любое время, – пошутила она, когда он, наконец, собрался уходить. Они рассмеялись, и он вышел, больше не оглядываясь.
Она медленно поехала назад в Лоу-Пойнт. На душе у нее было тепло. Она повидалась с Койотом, своим безбилетником. Своим другом.
Той ночью и во многие последующие она сидела в маленькой гостиной с Олегом, зная, что вскоре его бросит. Они съедали свой ужин, а затем она садилась на пол, по привычке прислоняясь спиной к стене, и они смотрели новости по «Мангалавиду», потягивая узо или коньяк. Ее переполняли сильные, но смутные чувства – все-таки это была ее жизнь: вечера с Олегом, одинаковые неделя за неделей, год за годом, но вскоре этому предстояло закончиться навсегда. Их отношения разладились, хотя сам он не был плохим человеком и им когда-то было хорошо друг с другом – уже почти пять лет, целая жизнь вместе. Но скоро это должно было закончиться. И она чувствовала печаль за Олега и за себя – просто за эту потерю времени, за крушение одной жизни вслед за другой. А что, сам Андерхилл уже исчез навсегда! Хоть в это и было трудно поверить. Сидя теперь в этом маленьком мирке, что они построили себе с Олегом и вот-вот собирались разрушить, она ощущала такую боль, какой не чувствовала никогда. Даже если она не бросит его, все разрушится и так – ведь больше никогда не будет вечеров, когда она не ощутит этой меланхолии, этой ностальгии по ускользающему настоящему.
Многие годы спустя она помнила это болезненное время очень отчетливо, будто в каком-то смысле покинула свое тело и наблюдала за собой со стороны. Даже удивительно, насколько значительными могли быть иногда такие тихие моменты, как она чувствовала их силу, будто находясь в эпицентре бури, которую создала сама, – и все это происходило так быстро, что она жила, практически ничего не осознавая.
И когда они с Джоном прошли терапию и возобновили свои отношения, все стало хорошо, как никогда. Но потом его убили, восстала и пала революция – для нее эти события происходили будто во сне – в кошмаре, где сильнее всего пугала ее неспособность должным образом воспринимать окружающий мир. Она присоединилась к Фрэнку и изо всех сил старалась сдержать надвигающуюся бурю, но та наступила все равно. Десмонд появился из дыма на поле боя и спас их во время падения Каира, и она вновь увидела Мишеля. Они пустились в отчаянное бегство по долинам Маринер, и тогда утонул Фрэнк, а остальные скрылись в ледяном убежище на дальнем юге – и все это происходило с такой быстротой, что Майя едва успевала что-то понимать. Лишь потом, в долгих сумерках, когда она жила у Хироко, – все обрушилось на нее сразу – скорбь, ярость… тоска. Вместе со случившимися несчастьями пропали и многие люди. Времена, когда она была полна жизни, пусть и не осознавая это, теперь прошли и остались только в воспоминаниях. Она ощущала происходящее лишь потом, когда это уже не приносило ей никакой пользы.
И так, будто в спячке, Майя провела в Зиготе несколько лет. Она учила детей и не обращала внимания на Хироко и остальных взрослых. По сравнению со всеми ними даже бездушный вид Сакса раздражал ее меньше. И она жила в своей круглой комнате на бамбуковом дереве, держась сама по себе, и учила юное поколение эктогенов.
Однако время от времени к ним захаживал Койот, так что у нее был хоть кто-то, с кем можно было общаться. Когда он появлялся, она улыбалась и вновь наполнялась жизнью. Тогда они выходили гулять по берегу озера вдоль рощицы Хироко, к реактору и обратно, ступая по замерзшему колосняку. Он рассказывал ей о том, что происходило в остальном подполье, она ему – о детях и тех членах первой сотни, кто еще был жив. Это был их собственный маленький мир. Как правило, они не спали вместе, но раз или два сделали это, просто поддавшись нахлынувшим чувствам, следуя своей дружбе, которая означала для них нечто большее, чем просто физическое совокупление. Потом он уходил, не прощаясь больше ни с кем другим.
А однажды покачал головой:
– Тебе не стоит ограничиваться только этим, Майя. Вокруг тебя – огромный мир, который ждет, когда ты предпримешь следующий шаг.
– Он может подождать и еще.
В другой раз спросил:
– Почему бы тебе не сойтись с мужчиной?
– С кем?
– Это тебе лучше знать.
– То-то и оно.
Больше он к этой теме не возвращался. И никогда не вмешивался.
Затем Сакс уехал в то место, которое Десмонд называл полусветом, и Майю это обеспокоило и, чего она сама не ожидала, опечалило. Она считала, что Саксу нравилось учить детей вместе с ней. Хотя по нему, конечно, сказать было трудно. Но в том, что он изменил лицо, чтобы уехать из Зиготы на север, она чувствовала некий упрек. Она чувствовала себя лишь крохотной частичкой его планов, которая осталась одна в этом убежище, когда вокруг был целый мир, непрерывно меняющийся. К тому же она скучала по нему – по его сдержанности и странному образу мыслей, будто он был большим гениальным ребенком или представителем иного, родственного человеческому вида приматов – Homo scientificus, «человек ученый». Она скучала по нему. И постепенно приходила к ощущению, что для нее настал час выйти из спячки и начать новую жизнь.
В этом ей помог Десмонд. Он заявился после необычно долгого отсутствия и попросил Майю уйти с ним.
– Прилетел человек из «Праксиса», с которым я хочу поговорить. Ниргал думает, он может быть кем-то вроде посредника, но я точно не уверен.
– Давай, – согласилась Майя, довольная предложением.
Собрав вещи за полчаса, она была готова уйти навсегда. Подошла к Наде и попросила ее сказать остальным, что уходит, и та кивнула:
– Хорошо-хорошо, тебе это правда нужно. – Она всегда была для нее как сестра и ко всему подходила ответственно.
– Да-да, – резко ответила Майя. Когда она вышла в гараж, увидела Мишеля, который собирался выйти в дюны, и окликнула его. Он покинул Андерхилл не попрощавшись, и с тех пор она не могла этого забыть, так что отвечать тем же Майе не хотелось. Она вышла к тому месту, где начинались первые дюны.
– Я ухожу с Койотом.
– Ну вот, еще и ты! Вернешься?
– Посмотрим.
Он пристально посмотрел на нее.
– Что ж, хорошо.
– Тебе тоже стоит отсюда выбираться.
– Ну… теперь-то, наверное, да.
Он смотрел на нее с серьезным, даже важным видом. «Может, это с Мишелем как-то были связаны дела Десмонда?» – подумала она.
– Как думаешь, пора? – спросил он.
– Пора для чего?
– Для нас. Чтобы уйти отсюда.
– Пора, – решилась она.
И она ушла на север с Койотом, чтобы по каньонам и равнинам выйти к экватору западнее Фарсиды. Увидеть всю эту природу снова было здорово – не нравилось ей только пробираться тайком. Они нырнули под упавший провод лифта в ледниковом регионе на полпути к западной Фарсиде и еще два дня спускались на запад вдоль него. Они увидели огромное мобильное сооружение, которое следовало вдоль провода и перерабатывало его, нагружая вагонетки, уезжающие затем в Шеффилд.
– Смотри, он в машине, – заметил Десмонд. – Идем туда.
Майя увидела, как Койот деактивировал дверь в сооружение, и подошла к незнакомцу, который пытался открыть дверь, готовая к чему угодно. Затем Койот осторожно подобрался к человеку, нервно стучащему по двери, и произнес шуточное приветствие:
– Добро пожаловать на Марс!
Точнее и не скажешь. Один только взгляд на незнакомца – и Майя поняла: он знал, кто они, и его отправили встретиться с ними и вернуться с отчетом к своим хозяевам на Земле.
– Он шпион, – сказала она Десмонду, когда они остались одни.
– Он посредник.
– Ты-то откуда знаешь?
– Ладно-ладно. Но будь с ним осторожна. Не груби.
Но потом они узнали, что Сакса поймали. Осторожность была напрочь забыта – и Майя многие годы о ней не вспоминала.
Десмонд превратился в какую-то другую версию самого себя, всецело сосредоточенную на спасении Сакса. Просто таким он был другом и любил Сакса так же сильно, как любого другого из своих друзей. Майя смотрела на него с некоторым страхом. Затем, пока они ехали к Касэю, к ним присоединились Мишель с Ниргалом, и Десмонд, даже не глянув на нее, приказал ей при нападении на охранный комплекс сесть в машину Мишеля. Вскоре она увидела, что он прав: именно с Мишелем ей было сейчас хорошо.
Это заставило ее задуматься. Мишель и вправду был ей родственной душой – и во многих отношениях самым близким другом, еще со времен Антарктиды. Когда-нибудь она простит его и за то, что ушел из Андерхилла, не сказав ей. И еще он был одним из тех, кому она доверяла. И кого любила – так сильно, что Десмонд смог это заметить. Но что думал Мишель, она, конечно, не знала.
Поэтому она решила это выяснить. Пока они сидели в своей замаскированной машине и ждали предреченной Десмондом бури, она взяла Мишеля за руки, потом сжала его так крепко, что сама испугалась за его ребра.
– Друг мой.
– Да.
– Ты меня понимаешь.
– Да?
Затем пришла буря. Следуя своей нити Ариадны, они вошли в каньон Касэя и проникли в глубины здешнего форпоста. Майя с каждым шагом становилась все более напуганной и раздраженной – она боялась за свою жизнь и сердилась оттого, что на Марсе было такое место и такие люди, которые его создали. Отвратительные, презренные трусы и мучители, которые убили Джона, убили Фрэнка, убили Сашу в Каире, в отчаянной ситуации, очень похожей на эту. Сейчас она и сама в любой момент могла рухнуть на землю с кровью в ушах, как Саша. Одна среди этих негодяев, убивших столько невинных в шестьдесят первом, среди тех, кто тогда представлял собой силы подавления, а теперь жил в этих бетонных стенах, в этом оглушительном шуме, что лишь распалял ее гнев. А когда она увидела Сакса связанным и еще – Филлис Бойл, которая его пытала, она бросила в комнату взрывной заряд. Это был убийственный порыв с ее стороны, но она в жизни не испытывала столь сильного гнева – она словно полностью вышла из себя. Ей хотелось кого-то убить, и роль жертвы досталась Филлис.
Позднее, когда они вновь отбили машины и встретились с остальными на юге Касэя, Спенсер защищал Филлис и кричал на Майю, осуждая ее хладнокровное убийство. А она, пораженная его заявлением, что Филлис якобы невиновна, могла лишь стоять на своем и кричать на него в ответ, чтобы скрыть свой шок и защитить себя, – но при этом действительно чувствовала себя убийцей.
– Я убила Филлис, – сказала она Десмонду, когда он присоединился к ним и все смотрели на нее, все эти мужчины, будто она была самой Медеей . Все, кроме Десмонда, который подошел и поцеловал ее в щеку, чего еще никогда не делал в присутствии других.
– Ты поступила правильно, – заявил он, взяв ее за руку. – Ты спасла Сакса.
Один только Десмонд. Впрочем, Мишель, получивший по голове, сейчас не мог ее защитить. Но позднее он тоже стал защищать ее от нападок Спенсера, и тогда она кивнула и обняла Мишеля, все еще опасаясь за его здоровье. Когда он пришел в норму, она вздохнула с облегчением. Они обнимались так крепко, как люди, которым удалось вместе заглянуть за край. Ее Мишель.
И они с Мишелем стали партнерами. Их любовь, начавшаяся в Антарктиде, вспыхнула с новой силой в разгар той бури, когда они спасли Сакса и она убила Филлис. Они вновь скрылись в Зиготе, показавшейся теперь Майе ужасной тюрьмой. Мишель стал помогать Саксу восстанавливать речь, а Майя, насколько могла, занималась своими делами. Например, работала над идеей революции вместе с Надей, Ниргалом, Мишелем и даже Хироко. Жила своей жизнью и время от времени видела Десмонда, когда тот заглядывал в их укрытие. Но, конечно, это было уже не то, хотя видеть его ей и сейчас было не менее приятно, чем всегда. Он нежно смотрел на них с Мишелем, как друг, довольный тем, что увидел ее счастливой. Но кое-что ей в нем не нравилось – некая самоуверенность, словно он обо всем знал лучше нее.
Как бы там ни было, теперь все изменилось. Их пути расходились. Они по-прежнему оставались друзьями, но теперь на большем расстоянии. Это было неизбежно. Так что теперь ее жизнь была завязана на Мишеле и на революции.
И все же, когда Койот, будто из ниоткуда, возникал рядом, это вызывало у нее улыбку. А когда они услышали о нападении на Сабиси и исчезновении всех, кто жил в затерянной колонии, вид Десмонда вызвал радость иного толка – облегчение, избавление от страха. Ведь она думала, что и его убили в том нападении.
Он дрожал и нуждался в ее утешении. И получил его – в отличие от Мишеля, который во время этого бедствия отстранился от нее, уйдя в мир собственной скорби. Десмонд же был иным – она могла его утешить, утереть слезы с узких, заросших щетиной щек. И то, что он успокаивался, то, что это было возможно, успокаивало и ее. Глядя на двух понесших утрату любовников Хироко, таких не похожих друг на друга, она думала про себя: «Настоящие друзья могут помочь друг другу, когда это нужно. И могут принять помощь. Для этого и нужны друзья».
Майя и Мишель жили в Одессе и были партнерами – женатые, как все, – десятилетия своей неестественно долгой жизни. Но Майе часто казалось, что они были скорее друзьями, чем любовниками, – она не чувствовала той влюбленности, какую смутно помнила из того времени, когда была с Джоном, Фрэнком или даже Олегом. Или – когда заходил Койот и она видела в двери его лицо… Иногда в памяти у нее всплывала та неожиданная встреча с этим безбилетником на «Аресе», тот ее момент, когда она обнаружила его на чердаке склада и состоялся их первый разговор, а еще – как они впервые занялись любовью перед тем, как он ушел с группой Хироко, и несколько раз после этого – да, она любила и его тоже, в этом сомневаться не приходилось. Но сейчас они были просто друзьями, а с Мишелем – братом и сестрой. Хорошо было иметь семью из членов оставшейся первой сотни, точнее из «первых ста одного», пережить все вместе и вот так соединить себя семейными узами. Проходили годы, и она находила в них все большее утешение. А когда, будто неотвратимая буря, грянула вторая революция, она почувствовала, что нуждается в них сильнее, чем когда-либо прежде.
