Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Уорренби? (сборник)

Глава 11

Пока молодой Харт вынашивал матримониальные планы, а заинтересованные лица тревожно размышляли, почему старший инспектор не проявляет к ним внимания, Хемингуэй не сидел без дела. После возвращения инспектора Гранта из банка Сэтона-Кэрью с пустыми руками они вдвоем отправились в особняк Годфри Паултона на Белгрейв-сквер. Величественный дворецкий, глядевший на них с терпеливой неприязнью, незадолго до обеда пригласил их в приемную в глубине дома и оставил там скучать, а сам отправился за распоряжениями к хозяйке. Когда он снова появился, Хемингуэй испугался, что у бедняги внезапный приступ тошноты.

– Ее светлость примет вас, – сообщил дворецкий, преодолев овладевшие им чувства ровно настолько, чтобы выдавить эти полные презрения слова. – Будьте так любезны следовать за мной.

– Вы ему это спустите? – обиженно пробормотал инспектор.

– Все в порядке, – примирительно произнес Хемингуэй. – Привыкайте! В лучшие дома просто так не попадешь: полицию здесь не жалуют. Вы потише, иначе у бедняги случится апоплексический удар.

Дворецкий раздувал грудь, но его физиономия оставалась деревяннно-невозмутимой.

– Будьте добры сюда, джентльмены!

Он величественной походкой повел их вверх по широкой лестнице в гостиную на втором этаже, перед дверью которой задержался, чтобы осведомиться, как их представить. Какого бы низкого мнения дворецкий о них ни был, нужные слова были произнесены с должной тщательностью:

– Старший инспектор Хемингуэй и инспектор Грант, миледи!

Детективы вошли, и дверь за ними закрылась.

– Доброе утро, – сказала леди Нест из кресла у камина. – Садитесь, пожалуйста.

В комнате пахло египетскими сигаретами и оранжерейными розами, вазы с которыми стояли на многочисленных столиках и комодах. Обстановка представляла собой смешение неплохого вкуса и вопиющей вульгарности. Над великолепным образчиком комодного мастерства XVII века висела раскрашенная женская голова из гипса с раскосыми глазами, плачевный плод чьего-то разгулявшегося воображения. По соседству с прекрасным синим «Веджвудом» стояло нечто резное, наполненное ароматической смесью. Портрет, больше всего смахивающий на выпиленный лобзиком лабиринт, висел рядом с акварелью Гёртина. На колченогих столиках красовались огромные фотографии людей, снятых в густом тумане. Пока старший по должности пробирался к камину по обюссонскому ковру с цветочными мотивами, инспектор Грант примостился в кресле за одним из столиков и принялся разглядывать загромождавшие его портреты. С одного смотрел красавчик, сверкавший в улыбке отменными зубами и имевший смутное сходство с задушенным из будуара миссис Хаддингтон. В углу портрета очень кстати было подписано энергичным почерком: «Всегда ваш, Дэн Сэтон-Кэрью».

Тем временем Хемингуэй, сидя напротив леди Нест, произносил полагающиеся слова вежливости, прося прощения за беспокойство.

– Что ты, что вы, никакого беспокойства! – заверила леди Нест. – Это связано с бедным Сэтоном-Кэрью? Вы считаете, я могу помочь? Я с удовольствием, только пока не понимаю как.

– Мы проводим необходимую проверку, леди Нест, – объяснил Хемингуэй. – Вы были хорошо знакомы с мистером Сэтоном-Кэрью?

Она стряхнула сигаретный пепел с подола своего однотонного черного платья. Красивые тонкие руки казались хрупкими и словно трепетали. Хемингуэй подумал, что никогда еще не видел такой неспокойной женщины. Леди Нест напомнила ему бабочку в конце сезона – с начинающими обвисать крылышками, но все еще бесцельно порхающую повсюду.

– О, да, прекрасно знакома.

– Не расскажете ли мне немного о нем? – попросил Хемингуэй. – Кем он был по профессии? Бизнесменом?

– Честно говоря, даже не знаю. Я считала его кем-то вроде финансиста. Меня это не интересовало, я не спрашивала.

– Вы давно его знали, леди Нест?

– Довольно давно. Простите, у меня неважно с памятью на даты.

– Несколько месяцев, миледи? Или лет?

Она звонко рассмеялась.

– Какой вы настойчивый! Все, что я скажу, будет зафиксировано и использовано как свидетельское показание? Меня привлекут к ответственности за лжесвидетельство или за что-то столь же ужасное? Раньше обо мне говорили, что я кончу жизнь на виселице. Только это было очень давно! Вы удивитесь – надеюсь, что так! – если я скажу, что уже разменяла шестой десяток! Есть от чего прийти в уныние… Только и остается, что не делать из этого секрета. Притворяться, будто ты моложе своих лет? Никогда!