Синий взгляд смерти. Закат

2

Высоченная одинокая башня возникла то ли из ничего, то ли из ошалевшего летнего заката. Само собой, Жермон о ней слыхал; о ней слыхали все, но теперь сказка встала перед глазами. Поднялся ветер, заржала чья-то лошадь, и началось…

Докладывавший Кроунер заткнулся на полуслове и сложил указательный и безымянный палец, Арно остолбенел, Карсфорн схватился за эсперу, а Жермон – за трубу. Успей генерал подумать, он бы не наставил на призрак окуляр и не увидел бы изгрызенных непогодой камней и опускавшейся на верхнюю площадку хищной птицы. Ариго опустил трубу, морок отдалился, словно в самом деле был башней, но птицы не пропали. Они кружились над зубцами и наверняка орали, на закате птицы орут всегда.

– Посмотрите в трубу, Гэвин. Оно того стоит.

Начальник штаба трубу поднял, но эсперу не выпустил, так и застыл. Вышло смешно. Золотые холмы были полны теней, криков и ржания. Величие небес и земная суета, впечатляющее сочетание. И оскорбительное.

– Спокойно, – велел всем и себе Ариго. – Спокойно. Эту дуру видела куча народу… Столетиями видела, и ничего. Гэвин, приглядите за лагерем. Арно, Кроунер, за мной!

Он боялся, что башня исчезнет до того, как они выберутся из лагеря, но одинокий черный столб все еще ждал красное солнце. Ставший горячим ветер бил в лицо, снося лагерный гам к востоку, созревающие травы шли волнами, крутые холмы, близнецы кургана, что корпус миновал в полдень, казались островами в неведомом море. Жермон послал Барона в галоп, увлекая за собой спутников. Они стали бы хорошей мишенью, окажись поблизости чужаки, но Баваару можно было доверять. Словно в ответ, откуда-то выскочил разъезд, понесся рядом. Хороший солдат будет делать свое дело хоть в Закате!

Башня не приближалась и не отдалялась, солнце почти улеглось на древние зубцы, небо стало ровным и алым, будто поле герба. Только леопарда не хватало. Или молнии…

Жеребец поднапрягся и взлетел на вершину; Жермон набрал поводья, сдерживая не коня, а себя. Желание мчаться дальше, пока Барон может бежать, пока бьется сердце, становилось нестерпимым и непозволительным. Для генерала.

– Мы… мы разве… не скачем дальше?

– В Закат собрался?

– Да!

Шалая, блаженная улыбка. Глянуть бы сейчас на себя…

– Мы идем на помощь Маллэ, а это, Арно… Это просто запомни.

– Мой генерал…

– Теньент Савиньяк, спокойно!

Удержался бы он сам, если б не корпус и не война? Если б рядом не гарцевал Арно, не сопел Кроунер, не кружили помнящие свое дело «фульгаты»? Не удержался бы. Но командующие не гоняются за ветрами, они торчат на вершинах и смотрят в зрительные трубы. Жермон так и сделал и больше не отрывал взгляд от огромного алого шара. Он не взялся бы сказать, сколько это продолжалось, хотя вряд ли больше нескольких минут. Нет, солнце не зашло, оно просто погасло, как погас бы… маяк?! От алого полотнища уцелела лишь узкая полоса… Будто лента или маршальская перевязь. Маршалы Талига носят цвета королевы. Цвета Ариго… Катарина мертва, но перевязи еще долго будут алыми… Лет двадцать, не меньше.

Странная боль заставила стянуть перчатку. Жермон вгляделся и присвистнул. Запястье кровило, но как и когда он умудрился порезаться, генерал не помнил. В перевязке подобная ерунда не нуждалась, Ариго по-бергерски лизнул ранку и сунул руку во внутренний карман, пальцы сами нащупали вытащенный в Излом камешек, «утреннюю звезду», как назвал его Ойген. То ли счастливый – не убили же, то ли, наоборот, притянувший дурацкую пулю.

– Господин генерал, так что разрешите спросить. – Опомнившийся Кроунер уже истекал любопытством. – Че это было?

Чудо это было, но Кроунер хочет чего-то «умственного», чудо ему неинтересно.

– Академики говорят, оптическое явление.

– Ап-ти-чес-кое, – с наслаждением повторил новое слово разведчик. – Ап-ти-чес-кое, значит, а ведь начнут: морок, морок… Балбесы!