Жизнь на грани

1

Лет сорок тому назад Лиговский проспект представлял собой не что иное, как русский вариант Гарлема. Сегодня это место выглядит благородно и изящно – под стать большей части нынешнего Петербурга, а в ту пору, когда город этот еще именовался Ленинградом, все было иначе.

Если гражданин хотел остаться целым и невредимым, то после девяти часов вечера он не выходил на улицу, чтобы погулять по Лиговке. Это сейчас, конечно, влегкую можно без особой опаски выйти из какого-нибудь модного бутика, подышать свежим воздухом и насладиться красотой проспекта. А в те дни по Лиговскому еле-еле ползли, будто усталые слизни, слепые трамваи, в которых даже кондуктор не мог обойтись без того, чтобы вытереть пот со лба и пожелать поскорее проплыть мимо.

Стоило только последнему трамваю в плохо скрываемом ужасе скрыться в тумане, как в местном кабаке случался аншлаг – может быть, оттого, что пойти достопочтенным господам на ночь глядя было больше некуда, а может, оттого, что публика в этом заведении была слишком далека от скисших сливок общества советской интеллигенции. Не буду утомлять предположениями, добавлю только, что в этом популярном местечке каждый вечер кого-то лупили, а утром местные жители вылавливали, словно заправские рыбаки, из кустов очередное безжизненное тело. Иногда это был труп участкового.

Погрязшая в этом сером месте, будто в болоте, жила себе тихонько молодая семейная пара: он – инженер, а она – продавец. И, как это обычно случается с людьми, которые встречаются и живут вместе, у них родился сын, которого назвали Павлом. Паша, как и положено здоровому подростку, быстро научился жизни на улице, узнав многие ее прелести и опасности не со слов родителей или школьных учителей, а на личном опыте.

Добропорядочная советская общеобразовательная школа, как истинно казенное учреждение с авторитарной властью, научила Павлика писать на стенах всякий срам, стукачить и, что называется, закладывать за воротник. Особенно это дело было хорошо матерой зимой – на улице холодно, зато внутри обжигающе горячо. Как ни странно, перед выпуском из школы мальчик решил, что с него хватит, – перестал выпивать, ябедничать, огрызаться и прогуливать уроки, разрисовывая стены с дружками и мучая кошек. Не поверите, но он даже с удовольствием посещал кружок юного радиотехника и имел там успех, ему даже доверили вести школьную дискотеку и ставить музыку на выпускном вечере.

Честь, оказанная тем самым выпускнику, им самим всерьез не принималась: не то чтобы Паше было интересно развлекать ребят песнями, под которые они танцевали, – просто ему стало скучно, и, пройдя, как ему казалось, все круги ада (сколько этих кругов, он не знал, потому что в ад тогда не верил), он посчитал, что понял жизнь. И поэтому отстранился как мог от всех – от учителей, от родителей, от одноклассников – за тем, что теперь мы можем с вами назвать диджейским пультом. Короче говоря, без пяти минут выпускник – парень, который дома получал строгое воспитание и не так уж много тепла, а в школе максимум скучных знаний, но зато немало внимания со стороны девушек, – он полагал, что теперь стал взрослым. А взрослым, как мы знаем, все позволено. Или, точнее сказать, можно то, чего нельзя детям и подросткам. Другое дело, что подростки все равно втихомолку собирают сладкие запретные плоды.

Жаль только, что, когда ты повзрослел и кажется, все приелось и пора на пенсию, – тогда оказывается, что жизнь только начинается. А для ребят самонадеянных это весьма обидно.