ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 4. История Азиза

Порою в поиске своей мечты под солнцем
Мы ходим по миру, забыв покой и сон,
Лишь на мгновение, бывает, только вспомним
Свой край родной, уютный дом.
Но где-то в глубине живёт, мерцает
Тепло и свет любимых отчих стен,
И образ этот сердце согревает,
Покуда не пришёл тот самый день…
…Возможно, было предначертано судьбой,
В чужой земле найти предназначенье…
Но край родной, – уже совсем другой, —
В тебе лишь зрит своё спасенье.

Азиз никогда не был ярым патриотом. Словосочетание «родная земля» вызывало у него смутное ощущение чего-то устаревшего, скучного, закостенелого. Азиз вообще не любил смотреть в землю. Он любил звёзды.

Родившись в небольшом высокогорном кишлаке к северу от Кабула, Азиз уже в детстве приучился спать днём, а ночами пропадал где-то на перевалах, любуясь россыпями света над головой. Эта страсть приучила Азиза к внимательности, вдумчивости и терпению. Его способности скоро были замечены, и последние годы он доучивался уже в столице.

Шли тридцатые, Афганистан, освободившийся от британского владычества, при поддержке Советского Союза налаживал мирную независимую жизнь.

Но Азиз почти не смотрел по сторонам, его родители видели сына только когда он приезжал домой со складным телескопом и заваливался спать в ожидании ясной ночи.

Даже прекрасная однокурсница Шаиста, влюблённая в Азиза, не смогла вернуть его взор на землю. Любовь между Азизом и Шаистой была обречена изначально, и они оба знали это. Азиз хотел уехать в Европу, преподавать в крупном институте или работать в обсерватории, а Шаиста не могла оставить семью. Они идеально подходили друг другу, но понимали, что, откажись один от своей жизни ради другого, и он до старости будет чувствовать себя в клетке.

– Такие люди как ты, нужны здесь, в Афганистане, – говорили Азизу.

– Неправда, – раздражённо отмахивался он. – Здесь нужны учителя начальных школ, нужны строители, рабочие, фермеры, но не учёные.

– Неужели ты бросишь родных? – спрашивали его.

– Я стану высококлассным специалистом и буду отправлять им больше денег, чем оба моих брата вместе взятые.

Он был непреклонен в своем решении.


Для афганца было непросто добиться права работать в престижной обсерватории, но своей энергией, настойчивостью и терпением Азиз достиг своего. Прощание с Шаистой было тяжёлым. Они знали, что этот день наступит, но каждый из них всегда втайне надеялся, что рано или поздно сможет переубедить другого.

– Я буду приезжать, – сказал Азиз, но Шаиста только покачала головой.

– Не надо, – прошептала она, и эти слова дались ей с такой болью, словно были бритвенными лезвиями.

– Я… – Азиз хотел сказать, что он всегда будет любить её, но… не смог.


Шли годы, Афганистан сумел избежать участия во Второй мировой войне, успешно возрождая промышленность. Для Азиза тяжёлые времена сменялись удачными годами. Он был вынужден бежать от войны в Америку, много ездил по миру, но за десятилетия ни разу не нарушил своего обещания: в какую бы ситуацию он ни попадал, ежемесячно отправлял родным деньги. Он так и не женился, с головой углубившись в работу. Сколько ни искал, он не смог найти девушки, похожей на Шаисту.


В Европу Азиз вернулся уже в конце семидесятых – уважаемым опытным членом академии наук. Казалось, что мир стареет вместе с ним, постепенно успокаиваясь от потрясений и войн. Из тихой Франции противостояние сверхдержав казалось ворчанием беззубых стариков.

Но только не для Афганистана. Несчастная маленькая страна была выбрана полем боя, и теперь ничто не могло остановить катастрофу. Азиз безуспешно писал Шаисте и родным, пытаясь любым способом вывезти их из страны. Он предлагал им купить квартиру в пригороде Парижа или в Италии, Испании. Называл красивейшие города, но родные не соглашались, а от любимой не пришло ответа, и можно было лишь догадываться, сколько боли принесли ей эти письма.

И тогда Азиз решил поехать сам.


Это было безумием – ему, немолодому уже человеку, – углубляться в раздираемую гражданской войной страну, но он преодолел все преграды, где-то шёл пешком, где-то ехал на попутках. Встреча с Шаистой была болезненной.

Им показалось, что время, остановившееся на сорок лет, вдруг задвигалось вновь. Казалось, будто они снова стоят в аэропорту, но теперь стена между ними была почти материальной. Казалось, сам воздух не пускал их друг к другу, будто они были жителями разных миров.

– Тебе не стоило приезжать, – сказала Шаиста.

– Я должен был, – Азиз не мог смотреть ей в глаза. – Я должен убедить тебя. Я должен убедить родных.

– Возвращайся обратно, – она протянула руку, прикоснулась к Азизу и чуть оттолкнула его от себя. – Ради Всевышнего… Просто уезжай.

– Нет.

Она знала, что должна ему рассказать, но не могла. Голос не слушался её, слова застревали в горле…

…На месте родного селения, где вырос Азиз, остались одни воронки от взрывов. Советская авиация.

Выживших не было.

– Уезжай, – сказала она. – И никогда не возвращайся. Ты ничего уже не сможешь сделать.

Азиз поднял горсть земли с того места, где раньше стоял его дом. Впервые в жизни он вглядывался в землю.

И тогда Шаиста впервые увидела в нём нечто новое: перед ней стоял не ученый, не астроном, не европеец. У этого человека был взгляд афганца.

– Смогу, – сказал он.


***

Руслан очнулся от пинка в живот, застонал и тут же рывком был поднят на ноги.

Он едва соображал, что происходит. Жутко болел простреленный навылет бок, сыпал густой снег, завывал ветер, и какие-то люди с автоматами кричали со всех сторон на неизвестном языке.

– Дадиев! – закричал кто-то над ухом, и Руслан узнал голос Лёши: —Держись! Если ты сейчас свалишься, они тебя пристрелят!

Этот крик подействовал, и страх мгновенно отрезвил сознание Руслана. «Мы попали в засаду», – вспомнил он и тут же пересчитал людей. Шестеро его солдат-водопроводчиков, заложив руки за голову, шли куда-то под конвоем афганцев. Лёша, единственный выживший из прикрытия, держал его и кричал, что нужно следовать за ними.