Полиция города Лисса

IV

Чётких следов Норридж не нашел. Хотя кое-где трава, примятая ботинками, ещё не поднялась, да у одного дерева была немного ободрана кора. Пострадавшую картину по просьбе Моррисона констебль аккуратно завернул и положил в повозку.

– Через несколько дней мы её вернём, мистер Олви, – сказал, прощаясь, инспектор.

Пока ехали в Каперну, Норридж не переставал сыпать комплименты шефу.

– Я так и думал, что вы щёлкаете такие задачки, как орехи. А я вот не догадался, что нужно проверить чердак. Думал, что так в дом никак не забраться. Ну, впредь буду умнее.

– Да, мы каждый день чему-то учимся, Норридж. Но задача ещё не решена. Обязательно опросите местных жителей, не видели ли они двух людей – скорее всего, чужаков. Один из них чуть ниже меня, с узкими плечами. Хотя при этом достаточно сильный и ловкий. Носит совсем новые ботинки девятого размера. Второй высокий, но не грузный.

– Почему с узкими плечами?

– Норридж! – Моррисон укоризненно посмотрел на констебля. – А другой человек пролез бы в то окно?

– Точно… А второй – потому что следы такие?

– Да. Верёвку они намотали на дерево, эти отметины вы и нашли. В таком случае особая сила не нужна, но вы заметили, на какой высоте этот второй укрепил верёвку?

Норридж задумался:

– В последнее время к нам разве что моряки из Лисса забредали…

– Вряд ли это моряки. Вы видели, чтобы они ходили в перчатках? Нет, для таких хитростей это слишком простые люди. Да и в живописи не разбираются.

– Это точно! – хохотнул констебль. – Но всё ясно. Опрошу всех, и извозчиков тоже. Вдруг кто таких подвозил.

– Да, это обязательно. И пусть кто-то из ваших помощников приглядывает за домом – вдруг гости решат зачем-нибудь вернуться.

В кабинете Моррисона ждала служебная телеграмма. Из неё следовало, что в столичном управлении также не обладают сведениями о личности художника Луни – имя на полотне, скорее всего, вымышленное. На аукцион картину выставил некий м-р Джон Бротнер, который нашёл картину среди вещей умершего отца, помещика средней руки Чарльза Бротнера. Как и откуда она попала к нему – неизвестно. Имя анонимного покупателя выяснят через агента, как только будет получено распоряжение судьи. До этого момента у агента есть право не раскрывать имя клиента.

Прочитав последнюю строку, Моррисон чертыхнулся: судья станет подписывать такую бумагу, только если речь о тяжком преступлении. Инцидент на загородной вилле не подходил даже под статью «воровство», хулиганство – и только.

Моррисон нажал на одну из кнопок под крышкой своего стола. Спустя несколько минут в дверях показался старший констебль Барнсли.

– Простите, сэр, отправлял ребят в порт на инструктаж.

– Кого сняли с карантина?

– «Синего ястреба». Сегодня свободных от вахты отпустят на берег, человек тридцать.

(Инструктаж прибывающих моряков был нововведением, которое принесло на первых порах Моррисону репутацию чудака. Но как показало время, штука действенная: если прямо на трапе весьма доходчиво объяснить парням, что они прибыли в лучший порт на земле, где полагается вести себя смирно и в соответствии с законом, то лишь у одного из десяти останется желание его нарушать. И если такой находился, ещё раз сойти на берег в Лиссе он уже не смог бы. Бразильский матрос, устроивший драку в Каперне, как раз попадал в этот чёрный список.)

– Хорошо, но у меня будут распоряжения по другому поводу.

– Слушаю.

– Это касается происшествия со вчерашним мистером Олви. Джим, нужно найти двух джентльменов…

Когда Барнсли выслушал рассказ о странном деле на вилле «Вязы» и отправился выполнять приказы шефа, Моррисон продиктовал дежурному телеграфисту текст сообщения – оно было адресовано другу инспектора по академии. После этого можно было заняться детальным изучением полотна художника Луни. Точнее, того, что явно было его половиной.

– Интересно… очень интересно… – бормотал Моррисон, сантиметр за сантиметром осматривая пейзаж через большое увеличительное стекло. Масляные краски были наложены на холст густым слоем, ровная и гладкая поверхность которого напоминала каток. Это было не странно – в конце концов, не все живописцы пишут крупными неровными мазками, – но красочный слой имел необычные повреждения, которые Моррисон увидел, когда дворецкий поставил картину на залитый ярким солнцем подоконник. В нескольких местах были заметны недавние проколы, сделанные довольно толстой иглой или гвоздиком. И каждый раз такой прокол находился ровно посередине между рогов очередной коровы. Их на картине было шесть. И шестой прокол располагался на той части разрезанного холста, который заворачивался справа на подрамник. Скорее всего, именно точка между рогов коровы, а не спрятанная под рамой вещь, привлекла злоумышленников.

– Не помешал? – сэр Дэвид Бэнкс, одетый в белоснежный костюм, глядел не на друга, а на картину, стоящую под лампой. Впрочем, в этот момент увидеть что-то интересное было невозможно – изображение было повернуто в другую сторону.

– Нет, вы как раз вовремя. И поможете мне решить одну маленькую загадку.

– Опять?! Но я так и не знаю, кто такой Луни, – улыбнулся Бэнкс.

– А что насчет этого? Что это такое?

Моррисон вынул из ящика стола конверт, откуда аккуратно извлёк клочок сероватой полупрозрачной бумаги.

– Хм… похоже на тот сорт, который используют для чертежей… Где вы это нашли?

– На чердаке дома, в котором вот с этой картины отломали часть рамы. Взгляните.

Бэнкс ахнул:

– Вы нашли где-то в Лиссе столичную сенсацию?!

– Я нашёл другую. Сравните с фото в «Свежем ветре».

Бэнкс удивлённо фыркнул:

– Чёрт! Теперь понятно, почему от одной коровы осталась только… простите… хвостовая часть. Тогда беру свои слова насчет странной композиции назад – если это только половина. Но мне всё равно не нравится.

– Вам понравится задачка, которую я вам загадаю – если, конечно, у вас есть на неё время.

– Извольте.

– Дело касается маленьких дырок в холсте и кусочка чертёжной бумаги, который зацепился за гвоздь, когда некий злоумышленник вылезал через узкое окно с чердака виллы «Вязы»…

Уже темнело, а Моррисон и Бэнкс всё ещё сидели напротив картины. Для удобства Моррисон попросил принести из магазина через дорогу несколько булавок с перламутровыми головками, которые аккуратно поместил в отверстия.

– А не кажется ли вам, что эти булавки формируют некую геометрическую фигуру? – Бэнкс пальцами изобразил в воздухе что-то неопределённое.

– Какую?

– Да нет, что-то не получается. Ни пентаграмма, ни Большая Медведица.

– А если важны расстояния между проколами? И чертежная бумага нужна была для того, чтобы рассчитать их с точностью до миллиметра?

– И что означают эти расстояния?

– Хороший вопрос.

Бэнкс вдруг просиял:

– Карта! Это была карта, не чертёж! И в этих точках спрятаны… ну, например, сокровища!

– Не многовато ли кладов для господина Луни?

– Если бы мы знали, кто это вообще такой, я бы ответил на ваш вопрос. А так – мы вынуждены тратить время на голословные предположения. Даже если речь о карте, то карте чего? И в каком масштабе изображено то место? Нет, проще поймать этих двух ваших акробатов с виллы «Вязы» и допросить их как следует. Сами мы ни за что не догадаемся. Тем более что у нас нет второй части.

– Что?

– Ну, второй половины картины. На ней же тоже есть коровы с рогами, правильно? Насколько я помню, еще четыре штуки. И если совместить все точки, что-нибудь да получится… более определённое.

– Каждый, у кого есть газета с фотографией, может это сделать. И не нужно лазить к одинокому коллекционеру.

– Но его-то часть не появлялась в газетах!

Моррисон печально вздохнул:

– Тогда мы отстали от наших акробатов сразу на несколько шагов. Боюсь, они уже далеко от Лисса и используют свои чертежи или карты по назначению.

– Тогда гасите свет и пойдёмте прогуляемся по берегу моря.

Моррисон и Бэнкс едва отошли от здания полицейского управления, когда их нагнал дежурный констебль.

– Сэр, чрезвычайное происшествие. Возле маяка только что нашли труп.