Сочинения. Том 1

Глава вторая. Смертельный поцелуй осы

Я одобряю такой лозунг:

Не бояться трудностей,

не бояться смерти

Мао Цзедун

Наибольшей ценностью для человека является проживающий в нем ребенок. Именно он умеет обратиться к Богу.

Бог и аксиома близкие слова.

Аксиома.

Ничего сложного. Произнесите это вслух, и собеседник ваш в девяносто девяти случаях из ста заявит вам, – прописная истина. И будет прав. Про себя же заметит, что никогда не задумывался над этим. Если он склонен к анализу, ваш собеседник. Почему так?

Перед погружением

Ягнатьев погружался в ванну так, точно она была наполнена ледяной водой.

Перед погружением, насколько это представлялось возможным при его невысоком росте, но малом пространстве между стенами, он лег вдоль ее края, согнув правую ногу в колене и упершись теменем в чрезвычайно сложное и болезненно острое сплетение рукояток, шлангов и кранов. Перед погружением…

Нет, нет, хронология нарушена. Много что должно было произойти перед тем. Нужно было раздеться, войти в ванную. Или войти в ванную, затем раздеться. У каждого свое обыкновение.

Гюстав Доре

У Энди (Уорхолла) свое обыкновение, у Гюстава Доре свое обыкновение.

Иллюстрации Гюстава Доре к «Божественной комедии» удивительно напоминают монохромные фотографии расстрелов, точно оспа облепившие нашу историю. И в том, и в другом случае тела жертв вовсе не похожи на людей. Нечто иное, искусственное, не знаю, как объяснить.

Многие врачи не могут объяснить простых вещей, но сложное подчас поддается им. Один знакомый врач говорил мне, что эмиграция, по сути – перевод из одного отделения психиатрической больницы в другое. Вследствие пожара или ремонта.

Дед-фронтовик бреется

Когда Дед-фронтовик появлялся в большой комнате, а церемония проводилось только в большой комнате, включалось солнце.

Не занималось, не проникало, не проступало сквозь марево гардин, не затевало тонкую игру с предметами и домочадцами, а именно включалось.

Обрушивалось как столица на провинциала.

Не помню, точнее никогда не мог уловить последовательности – появлялся Дед, и включалось солнце или же, наоборот, включалось солнце, и немедленно возникал Дед в ореоле седой шевелюры.

Одновременно в природе не бывает. Ответственно заявляю как физиолог.

Отец

Я стараюсь отгонять от себя воспоминания о своем ныне покойном отце, так как бесконечно люблю его, и воспоминания эти до сих пор причиняют мне душевную боль.

Я люблю его.

Отец очень напоминал Сальвадора Альенде. По всей видимости, это было дурным знаком.

Единорог

В девятом классе Алеша Ягнатьев заболел пневмонией. У него был жар, и сухонькая ворчливая соседка, бывшая медсестра Берта Наумовна, судя по внешнему виду происходившая от летучих мышей, приходила делать уколы. Боли, подобной той, что испытывал Алексей Ильич во время оных процедур, он не испытал ни разу на протяжении всей последующей жизни. Инъекции на какое-то время извлекали будущего демиурга из гулкой громоздкой топки с тем, чтобы он, как следует, запомнил ободряющую улыбку своей спасительницы, но вскоре вновь погружали его в перечную слепоту, наполненную клочьями фраз и дрожью. Так продолжалось неделю или около того, и неделя эта казалась бесконечностью.

Облегчение наступило внезапно, точно разверзлись тяжелые двери, и свет обрушился на узника, пожизненно приговоренного к ночи. Некто приложил к Алешиному лбу холодную руку. Юноша, превозмогая тяжесть в веках, открыл глаза и увидел перед собой… Сальвадора Альенде. Убиенный был в белом халате и той самой знаменитой перламутровой каске из Ла Монедо.

Мальчик попытался приподняться на локтях, но силы тут же оставили его, – Товарищ президент, зачем вы здесь?

– Пришел исполнить свой долг. Ты же знаешь, что я детский врач. Вот, решил вернуться к профессии. Как видишь, политик из меня не получился. Не будем о грустном, я пришел помочь тебе.

– Спасибо, товарищ президент. – Не называй меня президентом. – Как же мне обращаться к вам? – Доктор. Доктор Альенде. – Спасибо доктор. – Я принес тебе молока. – Зачем? – Мне хочется, чтобы ты запоминал не только Берту Наумовну, но и меня. – Но я не люблю молоко. – Ты не любишь молоко? – Нет, к сожалению. – Как давно? – Уже лет десять.

– Выходит ты уже совсем взрослый, – президенту сделалось грустно, – Да, время так скоротечно. Наверное, ты хотел бы видеть совсем не меня?

– Что вы? Я так часто думал о вас. Мы все думали о вас. И я думал о вас. Не было дня, чтобы я не думал о вас.

– Вот, вот, «думал». Теперь твоя голова занята совсем другим.

– Нет, товарищ доктор.

– Не спорь, мне лучше знать. Ну что же, будь по-твоему.

Альенде повернулся к невидимой двери и крикнул, – Любушка.

И немедленно, точно из тумана, подле него выросла фигура неземной красоты синеволосой нагой индианки верхом на единороге. От робости и восторга у Алеши перехватило дыхание.

Президент рассмеялся, – Ну, ну, не робей. Нас никто не видит.

– Но почему Любушка? Разве это чилийское имя? – Самое, что ни на есть, чилийское. Любушка-голубушка. Самое распространенное в Чили имя. – Это единорог?

– Единорог. Конь революции. А тебе хочется, чтобы это был деревянный осел, – смеется.

– Она тоже революционер? – Да. – И она останется со мной? – Конечно. – А как же вы, товарищ Альенде? – А я умер. Меня убили. Разве ты не знаешь? – Знаю. Это ужасно. – Не переживай. Теперь мне легко и покойно.

С этими словами президент подал руку Любушке, помогая спуститься с единорога, сам ловко вскочил на диковинного зверя и исчез. Любушка тотчас легла рядом с Ягнатьевым, крепко обняла его и уснула. Некоторое время Алеша, не решаясь пошевелиться, размышлял о единорогах, но вскоре его тело стало затекать, и он попытался повернуться. Любушка во сне укусила его за ухо. Алексей Ильич хотел что-то сказать, но сам провалился в сон. Он проспал трое суток. Ему снились летучие мыши.

Еще несколько женщин

Представим, что я разложил перед вами несколько женских фотографий.

Как будто у меня были все эти фотографии и вот, теперь я разложил их перед вами.

Это – уже знакомая вам Любушка. На фотографии она пьет томатный сок и смеется. Капелька сока упала на белую блузку, можно подумать, что это – капелька крови. Исходя из того, что Любушка, как вы знаете, революционерка, было бы странно представить ее без этой капельки. Не знаю, как сложилась ее судьба. Кто-то говорил, что она стала воровкой и попала в тюрьму, но мне не верится, что человек, сумевший оседлать единорога способен таким образом завершить свой путь.

А это – Зинка. Моя однокурсница. Она страдает нимфоманией и аллергией одновременно. Обожает мужчин и ненавидит домашних насекомых. Ее страстью и по сей день, являются путешествия в горы. В походах она всегда оказывалась единственной представительницей прекрасного пола, что возводило ее на время в ранг королевы, чем она и пользовалась, превращая суровых скалолазов в безвольных пажей. По давним предсказаниям запойной цыганки Милы, сгоревшей от любви к канатоходцу, Зинка должна умереть довольно рано и нелепо, задохнувшись от нафталина в шкафу. Однако Милы нет вот уже года два, а Зинка по-прежнему оглашает своими стенаниями Алтай и Тибет. На фотографии Зинка в венке из полевых цветов печально улыбается, прислонившись к камню с надписью «Пожалел волк».

Вот Мила. Изображает Кармен. В руках настоящие кастаньеты. Хороша!

Наш общий друг Роман присутствовал при ее смерти. Последняя ее фраза звучала так, – Теперь, Ромочка, и умереть не страшно. Он подарил мне колокольчик.

С этими словами она выпила рюмку водки, улеглась на диван, и буквально через минуту покрылась голубым пламенем. На обуглившемся уже лице ее по-прежнему сияла ослепительная улыбка.

Роман говорит, что она не умерла. Он утверждает, что цыгане вообще не умирают, а переходят в другое измерение. Давным-давно он закончил московский Физтех и теперь работает экспедитором на овощной базе.

Это – портрет Валентины Терешковой, первой женщины-космонавта.

А это вырезка из детской книжки с изображением лисы по имени Патрикеевна. В китайской мифологии лиса, как правило, женщина-оборотень. Источает коварство и зло. Наша Патрикеевна миловидна и доброжелательна. Уверен, что она долго не могла простить себе минутную слабость, повлекшую смерть вольнолюбивого Колобка.

Всякая история любви ложно истолкована, ибо финал ее всегда затмевает истинное положение вещей.

Любовь к родителям однозначна. Мы с отцом похожи. Впрочем, я уже говорил об этом. Любовь к родителям не требует объяснений. В детстве мы жили вместе, Дед, бабушка, мама и отец. Прекрасные люди. Я люблю их.

Да.

И они любят меня, надеюсь. Каждый из них достоин отдельной повести или романа.

Бабушка – абсолют доброты и нежности. Мама – акварель, утонченность, восторженность, вкус. Но Дед… Как бы точнее сформулировать мысль? Дед был самой сочной, самой объемной фигурой моего детства. Дед царствовал, именно царствовал, даже если окружающие не хотели этого признавать. Я люблю его.

Борщ

Тем временем в Бокове варят борщ.

В огромных матовых кастрюлях помешивают рубиновую жижу.

Пахнет укропом и чесноком.

Лилия-Лилит помешивает борщ.

Клавдия помешивает борщ.

Любушка-голубушка помешивает борщ.

Липочка помешивает борщ.

Берта Наумовна помешивает борщ.

Зинка помешивает борщ.

Валентина, дай ей Бог здоровья, помешивает борщ.

Варвара Васильевна, Царствие ей Небесное, помешивает борщ.

Мила вся горит, но помешивает борщ.

Патрикеевна помешивает борщ.

Оленька помешивает борщ.

Вика помешивает борщ.

Полина Сергеевна помешивает борщ.

Тринадцать.

Четыре раза по три и еще одна – Липочка.

Итак, мы остановились на том, что я люблю Деда-фронтовика.

Но это особенная любовь. Рассудочная, что ли. Любовь, со страхом прильнув обжечься о щетину.

Теперь, спустя годы, когда денечки золотые сделались воспоминанием, а из всех взрослых обитателей моего детства рядом осталась только мама, разница между той и другой любовью становится все более очевидной.

Разница между той и другой любовью – это…

Как бы точнее сформулировать мысль?

Это как разница между собственно воспоминанием, и воспоминанием, изложенным на бумаге.

Изменившийся мир нескоро станет воспоминанием. Изменившийся мир состоит из бесконечного количества мелочей, примет перемен. Нельзя сказать, что при видимом росте разобщенности, люди стали проявлять меньший интерес друг к другу. Мало того, я нахожу, что любопытство человека к человеку стало нарастать. Другое дело, интерес приобрел несколько неожиданные формы.

Феномен анатомического театра

Возьмем в качестве примера то, что я называю феноменом анатомического театра.

Феномен заключается в следующем. С некоторых пор детали человеческого тела, не только фрагменты, но даже сами ткани стали предметом чрезвычайного внимания обывателей. Актуальными сделались темы расчленения, откусывания пальцев, ушей, торговли органами, приготовления пищи из человеческого мяса, наконец, изготовления произведений искусства из того же материала.

Доброе утро, майор Бертран

Доброе утро, майор Бертран.

Подчас складывается впечатление, что путь познания на каком то этапе был разрушен и все приходится начинать с начала. Не берусь судить, плохо это или хорошо. Во всяком случае, присутствует во всем этом некий первобытный азарт. Быть может, нам дан шанс вспомнить, насколько все в человеке хрупко? Вспомнить, насколько хрупок сам человек? Нет ничего более хрупкого, включая микроскоп и фарфорового китайца. Стекло много прочнее. Стекло, в отличие от человека не превращается в туман.

Стекло

Стекло – микроскопически однородное аморфное вещество, состоящее на 72% из оксида кремния, 14% оксида натрия и других оксидов. Его получают путем варки в печах и последующей разливки на поверхность расплавленного олова.

В начале нашего столетия стали внедряться стекольные печи непрерывного действия. Это такие бассейны из огнеупорного кирпича длиной до 50 метров, шириной до 11 метров и глубиной до 1,5 метра. Вдоль всей длины размещены газовые горелки. Такой бассейн вмещает 2000 тонн стекломассы и производит до 600 тонн стекломассы в сутки.

Шихта (смесь, например, из 7 компонентов – песок, доломит, мел, сода, глинозем, технические добавки и стеклообои) в виде однородного порошка засыпается в эту ванну. Горелки разогревают ее до 600—800 градусов. Порошок плавится – получается пенистый непрозрачный расплав, пронизанный пузырьками газа. Расплав движется к противоположному краю бассейна, постепенно нагреваясь до 1100 – 1200 градусов. При таких температурах заканчивается процесс силикатообразования. Постепенно начинается стеклообразование. Потом состав выравнивается. Масса становится однородной. Причем скорость стеклообразования почти в 10 раз ниже скорости силикатообразования. Но вот этот участок пройден. Температура поднялась выше 1400 градусов, наступил процесс осветления. Все газообразные включения должны улетучиться. Иначе мы получим испорченное стекло.

Затем идет стадия гомогенизации (усреднение). Температура – выше 1500 градусов. Время всех стадий зависит в основном от состава шихты. Общее время варки стекла такого качества (из 7 компонентов) – 5 – 6 дней. Стекломасса готова. Можно начать охлаждение. В конце печи (бассейна) горелок нет. Постепенно и плавно температура падает до 1100 – 1250 градусов. Теперь можно придать стекломассе любую форму. Когда масса затвердеет, получится нужное изделие.

Можно подать струю стекломассы с температурой около 1000 градусов между вращающимися валками (принцип выжимания мокрого белья). Здесь путем сжатия можно варьировать толщину стекла.

Вместо валков можно получать листовое стекло методом вертикального вытягивания через так называемую лодочку. Она «плавает» в самом конце печи в стекломассе. В лодочке проделана щель. Сквозь нее просачивается стекломасса, ее схватывают вращающиеся охлажденные валки и вытягивают вверх. Там ее подхватывают следующие валки и тянут еще выше. Таких валков может быть до 22 пар. Высота шахты, в которой они движутся, достигает 8 метров.

Чтобы стекло не было хрупким, его отжигают. Отжиг – это охлаждение от 980 градусов до 100 градусов по определенному режиму, то есть скорость движения ленты стекла строго контролируется.

Хрупкость стекла – это его возможность сопротивляться удару. При испытании на хрупкость на образец стекла сбрасывают стальной эталонный шар либо бьют его маятником. В обоих случаях прочность определяют работой, затраченной на разрушение образцов.

Экскременты

Не забыть об экскрементах.

Экскременты также занимают высокое место в реестре явлений, заново потрясших человечество. Совершив непостижимый оборот в своем развитии, человечество вновь увидело в экскрементах тайну, вожделение, смех и страх.

Пицунда

Ах, Пицунда!

Надобно иметь в виду, что буквально в пятистах метрах от выбранного места действия, точнее, места бездействия тем временем кипит жизнь. Кипит в прямом смысле этого слова, ибо там, в пятистах метрах несколько дней кряду стоит адская жара, и уже никто не сомневается в том, что жизненный путь и есть преисподняя.

Данное примечание, быть может, покажется вам лишним. Однако с годами я убедился в том, что лишнего в природе не существует. Я знал человека с шестью пальцами на левой ноге. Уверяю вас, втайне он гордился своей избранностью.

Вар – мороз со знаком плюс.

Можно было бы представить иную картинку. Мороз в сорок с лишним градусов, парок изо рта мгновенно становится ледяной коркой на вашем лице, подобие маски хоккейных вратарей недалекого прошлого. И это могло бы стать замечательной иллюстрацией ада. Кто может с уверенностью сказать, что преисподняя непременно пекло? Так принято думать. По-видимому, это связано с тем, что жаркие страны полны всевозможных ужасов и безобразий. Окажись Алексей Ильич в одной из этих стран, не исключено, что он немедленно стал бы жертвой работорговцев. Все же не умеем мы по-настоящему оценить счастья родиться в России.

Родиться в России – счастье. Еще недавно счастьем было родиться в СССР.

Ни тени иронии. Ни тени.

Мой отец действительно был счастлив тем, что родился здесь. Не смотря ни на что.

Не смотря ни на что.

Переворот

Гришаня Горохов, по кличке Горох – коренастый малый с плоским конопатым лицом. Гришаня одним из первых принес в военкомат заявление с просьбой отправить его добровольцем, защищать революцию в Чили.

Алеша Ягнатьев заявления не писал. Ему не хотелось в Чили. Алеша Ягнатьев был впечатлительным мальчиком и достаточно живо представлял себе перестрелку и пытки на стадионе. Перестрелка и пытки на стадионе были для него единственной приметой переворота. Даже слово «переворот» ассоциировалось в его сознании с неким физическим действием, переворачиванием теста, например, при изготовлении пампушек к борщу, но перестрелку и пытки он представлял себе во всей леденящей душу предсмертной красе.

Отец Гришани, коренастый малый с плоским конопатым лицом, узнав о заявлении, избил сына утюгом и в мелкие клочья разорвал портфель. Перед уроком физкультуры Горох показал одноклассникам свою пунцовую спину покрытую, точно чернильными галочками, следами от носика утюга.

Алеша был потрясен. Прежде он не испытывал ни малейшей симпатии к Гришане, не испытывал он ее и теперь, но теперь острое сочувствие овладело им целиком, вероятнее всего, существенно большее, нежели сочувствие Гороха к чилийской революции.

Втайне от Гришани юный Ягнатьев обратился к своим товарищам с предложением собрать деньги и купить героическому мальчику новый портфель. Все знали о трудном материальном положении многодетной семьи Гороховых и за предложение Алеши ухватились, так как мало кому хотелось отправляться в далекую Латинскую Америку, где мужчинам прикладами дробили пальцы, а женщин насиловали при помощи эльзасских овчарок, но стремление к солидарности, в силу возраста, распускалось маковым цветом.

Уже начался сбор денег, когда некто донес Гришане об инициативе Ягнатьева. Горох почувствовал себя униженным и оскорбленным.

Он бил Алешу под дружный смех одноклассников в той самой раздевалке, где еще недавно демонстрировал собственные побои. Бил долго, до крови, после чего Алексей Ильич три дня боялся ходить в школу. Круг побоев замкнулся.

Вот, что такое сюжет.

В отличие от системы кровообращения, нервной и эндокринной систем, сюжет не является неотъемлемой частью человеческого организма.

Диалектика

Людей много. Люди отличаются друг от друга, хотя некоторое сходство можно обнаружить всегда. Людей много. Очень много людей. Очень, очень много людей. При этом конечностей приблизительно в четыре раза больше.

Учитывая тот факт, что человек рождается и умирает практически в одиночестве, вполне оправдано стремление к всевозможным анатомическим изысканиям.

Да, но как быть с каннибализмом, инцестом и педофилией, что в настоящее время также являются приоритетными направлениями человеческой мысли?

Выходит дело не только в количестве, но и в качестве.

Диалектика, черт бы ее прибрал.

Боков

И вот при такой жаре в провяленных, с привкусом меди двориках люди Бокова в повидавших виды непременно темных костюмах часами стучат костяшками домино, напоминая Господу о том, что, не смотря ни на что, они все еще живы. Мало того, в теньке под столом у них припрятана бутылочка. Об исключительной доброте этих людей можно судить по льнущим к ним дворовым собакам и кошкам. Притом, что рассчитывать на лакомые кусочки зверью не приходится.

Когда бы Алешенька находился с ними, быть может, ему не было бы так больно, но, в таком случае, никогда не стал бы он демиургом. А, следовательно, и беседовать нам с вами было бы не о чем.

А может статься, так было бы лучше?

Да, но в таком случае вы никогда не узнали бы о том, что довелось пережить Ягнатьеву в раннем детстве.

Смертельный поцелуй осы

В раннем детстве, на даче Алексей Ильич наблюдал трагическую сцену гибели соседки Варвары Васильевны, подвергшейся нападению осы.

Варвара Васильевна была очень крупной волевой женщиной с низким голосом и кустиками черных волос вырастающих из ноздрей.

Варвара Васильевна ругалась матом, что смущало родителей Алеши. Вероятно, и сама Варвара Васильевна не была рада этому обстоятельству, но поделать с собой ничего не могла. Она могла продержаться без арго две-три минуты. Самое большое. Без Варвары Васильевны родители Ягнатьева обойтись не могли, так как, интуитивно чувствуя грядущую полноту, мальчик отказывался есть. У него попросту отсутствовал аппетит. Появление же Варвары Васильевны с солдатским ремнем в руках молниеносно восстанавливало процессы его пищеварения, и он даже с некоторой жадностью принимался уплетать за обе щеки.

Видите ли, люди послевоенного поколения считали своей святой обязанностью откормить своих деток. Быть может, дурную службу сослужила великорусская пословица «от сумы и тюрьмы не зарекайся», с непременным акцентом на тюрьме. А как кормят в тюрьме – не мне вам объяснять. Так что деток откармливали впрок.

Может быть, дело обстояло совсем не так, но Ягнатьев, спустя годы, размышляя на тему своего детства, каждый раз возвращался к этому умозаключению.

Наслушавшись шепотных рассказов взрослых, он всю жизнь панически боялся тюрьмы, рассматривая ее как чрезвычайно распространенный атрибут судьбы. Он, будто даже одушевлял ее, во всяком случае, наделял диковинными мистическими способностями засасывать человеческие жизни наподобие омута или болота.

Во время одного из громоздких визитов Варвару Васильевну укусила оса. Прямо в лоб.

Она вскрикнула и выронила из рук ремень. На глазах Алеши первоначально лицо, а затем и вся голова ее стала надуваться как воздушный шарик, постепенно превращаясь в скафандр, затем в боксерскую грушу, глаз не разобрать, до тех пор, пока не лопнула со звуком открываемого шампанского, оросив кустарник малины чем-то белым.

Тело Варвары Васильевны постояло несколько секунд и рухнуло, примяв грядку с викторией.

Все произошло так неожиданно и неправдоподобно, что в момент трагедии Алексей Ильич не испытал ужаса и продолжал есть.

К завтраку была отварная молодая картошка и консервированная сайра.

Осознание происшествия пришло позже, когда родители помогали врачам укладывать тело Варвары Васильевны в карету Скорой помощи. Осознание представляло собой фразу маленького Алеши, – А что, Варвара Васильевна заболела?

Отец с радостью ухватился за эту интерпретацию, – Да сын.

– Значит, она завтра не придет?

Мудрая бабушка, оценив возможные перспективы голодовки, надобно отдать ей должное, нашлась, – Не придет. Но она из-за кустов будет наблюдать, как ты кушаешь, Алешенька.

С этого дня, вглядываясь в кусты, Ягнатьев нередко сталкивался с внимательным взглядом бедной женщины.

История вполне в духе времени, как мне кажется.

В парикмахерской

И в те времена случались жестокие родители.

Алеша не любил парикмахерскую. Каждый поход в парикмахерскую сопровождался отчаянной истерикой. Сопротивление было сломлено раз и навсегда после рассказа смешливого старенького парикмахера о том, как один мальчик капризами так расстроил свою мать, что она в отчаянии загнала ему в голову гвоздь по самую шляпку. Да сделала она это так умело, что мальчик как будто ничего и не почувствовал. И вот, буквально вчера старенький парикмахер стриг того мальчика, в результате чего сломал машинку. По всей видимости, машинки старенькому парикмахеру вовсе не было жаль, потому что во время рассказа он покатывался со смеха. Смеялся он так заразительно, что все посетители цирюльни смеялись вместе с ним.

Не смеялся только Ягнатьев. Он примеривал эту историю на себя.

Так, вероятно, чувствует себя оса, угодившая в готовящийся борщ.

Наполеон

Часто вспоминается старинная книжка о войне 1812 года с утекающими из заснеженной России замотанными в бабье французами. Алеше было жаль их. Он всегда был склонен к состраданию. Быть может, он подсознательно рассчитывал на равноценный ответ?

Наполеон не нравился ему. Судя по портретам, император никогда не мыл голову. Его волосы казались жирными и прилипшими ко лбу.

Судя по всему уличным животным присущ азарт. Они внимательно наблюдают за игрой в домино.

Впрочем, все это происходит далеко от ванной Ягнатьева, следовательно, не имеет никакого отношения к нашей истории.

Зато самое непосредственное отношение к нашей истории имеет Арик Шуман.

Арик Шуман

Утренняя сценка в инфекционном отделении. Фекальное шествие. Очень смешно.

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..

Точно в немом кино. Не хватает тапера.

Таперы

Куда подевались таперы? Неужели все расстреляны?

Предзнаменование растерянности

С некоторых пор Алексей Ильич перестал удерживать в руках предметы. Разнообразные соображения по этому поводу роились в его голове. Утешал он себя тем, что это не главное, случаются вещи и пострашнее. В конце концов, он не ювелир и не хирург, да и предметов не так уж много испорчено.

Отшучивался тем, что стареет, хотя в душе оставался юношей, норовящим поклониться при виде и незначительно старших по возрасту своих коллег.

На самом деле, предметы просто перестали интересовать его.

Если прежде он брал в руки чашку с кофе, в его голове затевалась мысль о том, что вот он собирается пить или угостить того-другого бодрящим напитком. Разумеется, наряду с мыслью о кофе, в его голове присутствовали и другие, более содержательные мысли. Тем не менее, чашку с кофе из виду он не упускал. Теперь же он забывал о ней самым решительным образом.

То, что называется рассеянностью.

Когда фантазии становятся большей реальностью, нежели сама реальность.

То, что свойственно творцам: художникам, большим ученым.

Свойственно тем, кем он не был, и ни единым движением своим стать не стремился. Продиктованная Дедом юношеская его готовность к переустройству мира никогда не гостила в угодьях конкретного труда, поступков и созидания. По жизни ступал он скорее бессознательно, по инерции. Исследования, коими он как-нибудь занимался по долгу службы, были безжизненными, знания лишены воли и языка. Единственно созерцание и наблюдение возбуждали в нем на некоторое время интерес. Но приложения необычным этим занятиям своим он не находил.

Да и не искал.

Он никогда не любил искать. Пробовал, но ничего хорошего из этого у него не получалось. Прятать от него деньги или вещи было удовольствием. Хоть под самый нос положи, все одно, не найдет.

Этим всегда пользовалась Вера. Вера и другие женщины.

С некоторых пор пустота стала наполнять его. Обозначим это явление предзнаменованием растерянности. Обозначим и запомним.

Дед-фронтовик бреется

Итак, входит Дед-фронтовик. Ореол седой шевелюры. Кесарь. Вафельное полотенце через плечо. Ощущение воздушной ямы.

Помни, ты должен стать человеком, который может все переменить. Все. Помни.

Наши дети

Мы часто безжалостны к своим детям. Нетерпеливы и безжалостны. С ловкостью иллюзионистов мы умеем пропускать мимо ушей их сокровенные мысли и не обращаем внимания на сигналы и знаки, коими они предупреждают нас о приближении беды.

Хотя дети существуют рядом, в соседних комнатах, нас раздражают звуки их жизни. Вместо того чтобы бережно спрятать эти звуки в своей памяти, укрывшись под верблюжьим одеялом их шепота, дабы не упустить ни единой жалобы, ни единой просьбы, мы охотно отпускаем их во двор к приятелям, и даже испытываем облегчение, когда, повзрослев и окончательно разуверившись в нас, они уходят навсегда. Навсегда.

А затем мы болеем, старимся и умираем. И нередко задаемся вопросом – почему так все устроено? И почему так скоротечна наша жизнь? Почему?

С ребенком в себе мы обращаемся и того хуже. Взамен радости, вдохновения, восторженности мы подсовываем ему в пищу свои случайные слова, скуку и обиды. Нет, мы не причиняем ему страдания, ибо детское любопытство всеядно, но мы меняем его черты. Безнаказанно, как правило. Впрочем, как знать? Когда бы нам было дано увидеть его лицо, в свои сорок или пятьдесят, кто знает, смогли бы мы после этого заглядываться на девушек в апреле? Или в июле? Время года не имеет значения. Хотя мне как-то ближе октябрь.

Перед погружением

Перед погружением Алеша Ягнатьев…

Мы боимся ребенка в себе. Вот что. Знаем, что он чист, непорочен, чаяниями и мыслями своими светел, и боимся его.

Дед-фронтовик бреется

На шершавом круге стола размещаются тяжелые фигуры – судок с паром, оловянная мыльница со щемящим розовым кусочком в зубах, бледный на фоне гранатовой рукоятки помазок, одутловатое слезящееся зеркало, пульверизатор с холодной, как собачий нос грушей и мутной лиловой жидкостью внутри.

Ты не должен забывать, где и с кем ты живешь. Это – твои радость и гордость.

Бритва возникает не сразу. Перед появлением бритвы устанавливалась пышная пауза, во время которой Дед тщательнейшим образом изучает зрителя. Зритель – я, так как всегда сплю в большой комнате, на просторной двуспальной кровати со стальными шариками в изголовье.

Никоим образом Дед не выказывает своего неудовольствия, притом, что запутавшееся в простынях и просоночном клекоте рыхлое существо могло бы явиться очевидным поводом для расстройства. Кавалер опасной бритвы прекрасно знает, что уже через пару минут в зале не останется и духу блеклой лени.

Энди Уорхолл

Почему Пицунда, – спросите вы?

В 1967 году мы с отцом отдыхали в Пицунде. Именно там я впервые увидел голых девочек. Почему родители выпускали этих маленьких девочек голышом на пляж, и по сей день ума не приложу. Я еще ничего не знал об особенностях их анатомии, и мне подумалось, что этим несчастным детям сделали операцию. Спросить, что явилось причиной такого жуткого вмешательства, я не решился, однако боль за этих несчастных пупсиков осталась надолго. Но речь не об этом.

В открытом кафе, где мы с отцом ждали обеда или ужина, теперь не вспомню, к нам подошел высокий серьезный человек в светлом клетчатом пиджаке и преподнес мне стаканчик мороженого. Лицо его, точно, избавившись от облака, занялось улыбкой, но уже мгновением позже, сделалось еще более строгим, чем прежде, и он покинул нас, не дожидаясь моей благодарности.

– Ты узнал его, – спросил у меня отец?

Действительно мне показалось, что я знал этого человека прежде. Шарада была разгадана довольно быстро, но отец опередил меня, – Это Николай Черкасов, великий актер. Помнишь «Весну»?

«Весны» я не помнил, Черкасова не знал, а в голове крутилось совсем другое имя, – Разве это не Энди Уорхолл?

– А кто это, Энди Уорхолл? – удивился отец.

– Не знаю, но думаю, что это был именно он.

Молния

Позже, уже в школе, я вновь встретил эти стальные шарики на уроках физики. Оказалось, что если вращать рукояткой пластмассовое солнце, эти шарики способны рождать молнию.

Все это не случайно. В жизни вообще мало случайностей.

Дед-фронтовик бреется

Скрестив ноги, Дед намыливает щеки.

В ямочке на моем затылке, пробуждаясь, шевелится оса.

Дед все еще намыливает щеки.

Оса отправляется в путешествие вдоль моей спины.

Дед намыливает шею.

Оса перемещается под лопатку.

Дед намылен.

Оса замерла.

Совсем не к стати закашливается, но тут же сосредотачивается.

Пальцами левой руки зажимает свой нос

И…

Бритва.

Смертельный поцелуй осы.

Голубая молния.

Вот она!

Торжество укола.

Слепящий крик алмаза.

И, как разрешение – озноб.

Такой представлялась мне война, о которой Дед никогда не рассказывал. Их поколение умело молчать.

Перед погружением

Перед погружением уже голенький Алеша Ягнатьев…

Намеренно опускаю описание того, как, в какой последовательности и где именно мучительно долго стаскивал я с себя, казалось, вросшую в кожу белесую от соли одежду. Пренебрегаю описанием, так как в это время все до единой мысли оставили меня. В это время мой внутренний мир был конгруэнтен внешнему содержанию. Мой внутренний мир был контужен. Мой внутренний мир был опустошен. Фрагмент пустоты. Эпизод вегетативного существования. Апалический синдром. Ничего интересного.

Отголоски войны

Дед-фронтовик был контужен под Кенигсбергом.

Литература допускает прием, когда описываются некоторые события в жизни персонажа, а, затем, происходит временной обвал, и мы обнаруживаем героя спустя, скажем, неделю или несколько лет.

Справедливости ради, следует отметить, что автор, использующий такую технику, в отличие от меня, не застревает в последовательности.

Однако же у Ловца сюжетов (наречем того автора Ловцом сюжетов), будь он не ладен, последовательность, в конечном счете, все же выстраивается, а у меня – бабушка надвое сказала.

Шерлок Холмс

Кто бы, что ни говорил, у Шерлока Холмса есть чему поучиться.

Доброе утро, майор Бертран

Журнал «Аrt» устами австрийского критика Райнера Метцгера назвал Гюнтера фон Хагенса самым интересным художником года. Это тем примечательнее, что сам герой – не художник по определению, а патологоанатом, работающий в Гейдельбергском университете и изобретший особую технологию обработки и консервации человеческих тканей с помощью силикона, так называемую «пластинацию». Год назад в Мангейме он показал результаты своих исследований, а именно, особым образом сохраненные трупы и отдельные человеческие органы. Та выставка была сугубо естественнонаучной. Включенный в проект «Власть возраста» куратором Броком Гюнтер Фон Хагенс стал… художником…

За объектами Фон Хагенса прочитывается определенная, но по сути, чудовищная, программа «из истории искусства»: по сути, они сделал свои римейки классического и авангардного искусства. «Бегун» с мышцами, отсоединенными от костей и развевающимися сзади как яркие парашютики – это римейк скульптур футуристов. «Человек-ящик» – реплика на работу Дали 1926 года, а «Человек, держащий в руках свою кожу» – это парафраз вечной истории о Св. Варфоломее.

В каталоге Фон Хагенс пишет: «Наука анатомия ограничена. В человеческом организме около 6000 известных частей, которые за прошедшие 4 века неоднократно изображались в атласах или представали в изготовленных препаратах. Я же хочу показать в этой сфере что-то еще невиданное ранее. При этом я не полагаюсь на мое Знание, но ищу и надеюсь, что возникнет что-то новое, не само собой разумеющееся. И как художник мысленно компонует свое будущее произведение, так и я размышляю о различных вариантах препарирования. В оптимальном случае я имею перед собой готовый пластинат, так же как скульптор видит изваянную статую. Но в отличие от скульптора, который может свободно обращаться с глыбой мрамора, я все-таки должен с почтением относиться к имеющимся останкам. Ключ к созданию произведений „анатомического искусства“ заключается в планировании работы над препаратом, точном придумывании композиции анатомических деталей и тонком, чистом выполнении задуманных операций… Произведения искусства это артефакты, сотворенные людьми. Произведения анатомического искусства – это переработанные продукты природы. Вместе со скелетом и мумией пластинаты – это форма посмертного существования индивида. Но в отличие от них, так же как в отличие привычных, жутких, коричневых, формалиновых препаратов, в пластинатах сохраняется сама органика объекта, то, из чего человек когда-то состоял».

Доброе утро, майор Бертран.

Ловец сюжетов

Ловец сюжетов. Я живо представляю себе его. Прежде всего, он жизнерадостный человек, этот искатель кладов под ногами. Еще говорят «у себя под носом».

Необходима последовательность. Я застреваю в последовательности, ибо мне искренне хочется, чтобы выводы получились верными. Последовательность и выводы связаны между собой как соитие и рождение ребенка. Каждый жаждет, что бы у него родился здоровый ребенок, не так ли? Каждый.

Другое дело, что при соитии не всегда думают о деторождении. Совсем не думают. Теперь. Прежде думали. А, может статься, и прежде не думали. Многие. Но, находились и серьезные люди. И серьезных людей было значительно больше. А среди Прежних авторов – тем паче. Обратили внимание на заглавную букву? Отлично. Выводы для Прежних авторов не были пустым звуком.

Ловец сюжетов вовсе не думает о выводах. Плевал он на них.

Жук

Профессор патологической анатомии Борис Иванович Жук был гением.

Высокий, нескладный, в очках с толстенными стеклами-блюдцами и музыкальными пальцами, всё вместе он, тем не менее, был удивительно элегантен. Даже клеенчатый фартук смотрелся на нем аристократом, так что и в этаком наряде он вполне мог бы явиться на званый ужин и не вызвать ропота или смеха.

Позже Ягнатьев узнал, что этот изысканный, даже несколько женственный человек в годы войны служил оперуполномоченным в Западной Украине.

– Сколько всего может до поры до времени прятаться в человеке? Никому не дано познать, что же он есть на самом деле, и размышлять над этим – праздное занятие, – вывел он для себя.

Вскрытия, производимые Жуком, представляли собой зрелище колдовское.

Закрыв глаза, профессор молился про себя. Делал паузу. После чего низко наклонялся над трупом, точно цапля, приподняв одну ногу.

Птицы

Ах, птицы, птицы!

Жук

Некоторое время Жук исследовал мертвое тело, прислонившись к нему огромным своим ухом, точно желая уловить эхо сердцебиения. Затем высоко над головой, легкомысленно удерживаемым большим и указательным пальцами секционным ножом выписывал дирижерский вензель. И… Одним движением, будто акушерский саквояж открывал грудную клетку усопшего. После чего, извлекая, как заправский фокусник из рукава, диковинные сверкающие инструменты, принимался пританцовывать, невнятно петь, бормотать и нашептывать. Время от времени бормотания и нашептывания наполнялись голосом и содержанием. Так, узор, за узором составлялась вязь диагноза.

Подмена

В отличие от зачарованных колдовским ритуалом однокашников, Алексей Ильич больше изучал то, что еще недавно было одним из нас, – Вот он, имени его не знаю. Только это – не он.

Это – совсем другое.

Это – подмена, кем и как совершенная, не знаю.

И никто не знает.

Разумеется, это – не кукла, нечто иное. Но и человеком это быть не могло. Человека здесь нет. И не было это человеком. Чем угодно, только не человеком. Вот что.

После упокоения, после того, что принято называть смертью, ночью, вероятно, когда все уже устали от слез и уснули, и происходит подмена.

А сам покойный продолжает свое путешествие.

Только без нас. Или же вне нашей видимости.

Не душа, о чем говорено, но весь человек, с руками и ногами продолжает свое путешествие. То, что мы обыкновенно хороним – не человек. И не было никогда человеком.

Так вот откуда в иллюстрациях к «Божественной комедии» эти тела!

Это – не аллегория. Конечно же, это – не аллегория.

Перед погружением

Когда эти мысли посетили Алешу, и имена усопших близких слепящей стаей тотчас пронеслись в его голове, он испытал несказанное облегчение.

Жук

Алексей Ильич никогда не был и теперь не является сумасшедшим. Менее всего хотелось бы мне, чтобы будущий читатель, ознакомившись с моим опусом, пришел к подобному заключению. Алексей Ильич отдавал себе отчет в том, что его соображения, когда бы он поведал их кому бы то ни было, могли произвести на собеседника довольно странное впечатление.

Тем не менее, однажды Ягнатьев не удержался и поделился своими мыслями с профессором. То, что получил он в ответ, превзошло все его ожидания.

Профессор улыбнулся загадочной своей улыбкой и произнес, – Только, пожалуйста, Алеша (прежде он никогда не называл его по имени), пожалуйста, никому больше не рассказывайте об этом.

Произнес, приблизил к себе голову ученика и поцеловал его в лоб.

Всякая история содержит в себе один, а, нередко, несколько выводов. Какие же выводы можно сделать из этой истории? Никаких. Пока. Но. Выводы будут сделаны непременно. Чуть позже. Спешка в таком деле преступна. Выводы должны быть верными.

Упражнение №2

Я лежу спокойно.

Мое тело расслаблено.

Мои руки и ноги расслаблены.

Я чувствую пальцы ног.

Они расслаблены полностью.

Чувствую свои голени.

Мои голени расслаблены полностью.

Чувствую свои бедра.

Мои бедра расслаблены.

Все мое тело расслаблено.

Моя грудная клетка расслаблена.

Мое тело расслаблено.

Чувствую свой живот.

Он расслаблен.

Чувствую свою шею.

Она расслаблена.

Чувствую свое лицо.

Каждая мышца расслаблена.

Я все больше и больше расслабляюсь.

Я – вселенная.

Арик Шуман

Манная каша.

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..

По прошествии некоторого времени, собственно соитие забывается, а известие о беременности, напротив, становится доминантой. Тут уж не до сладких воспоминаний. Все мысли – о будущей наследнице (наследнике).

Каждому мечтается, что бы у него родился здоровый ребенок Не важно, что впоследствии он не умеет с ним обращаться, о чем я уже докладывал. Первоначально каждый спит и видит, что у него здоровый и непременно красивый ребенок. Вот и мне как своеобразному родителю, если угодно принять мою метафору, хочется, чтобы выводы получились верными.

Наши дети

У Арика Шумана уже трое детей, а у меня только один. Будет. Если все сложится удачно.

Ягнатьев. Алексей Ильич Ягнатьев – мой ребенок.

Теперь об излишней детализации (шпилька Поверхностному критику, который, как пить дать, ринется ставить мне в пример Ловца сюжетов, будь они оба не ладны). Так называемая «излишняя детализация», по нашему с Алексеем Ильичом общему мнению – не есть признак болезни.

Мой японец

Японец извлек из чулана юлу. Вот уже битый час он, не отрываясь, наблюдает за ее вращением. При этом лицо его остается непроницаемым. Кто знает, что у него на уме?

На самом деле я предельно доброжелателен.

«Будь они оба не ладны», равно как и «будь он не ладен» – скорее присказки, нежели проклятия.

Не проговориться при детях!

У Алексея Ильича детей не было. Это как не странно, не тяготило ни его, ни его жену Веру. Тема бесплодия в их семье никогда не поднималось. Никогда.

Одно из двух. Либо Ягнатьев сам навсегда остался ребенком, либо боялся думать об этом. Первое объяснение кажется мне более убедительным. Кроме того, Алеша отличался одной особенностью… Но, об этом позже.

Каково?

Вот вам и интрига. Почище любого детектива.

А что же Вера?

Да.

Так называемая «излишняя детализация», по нашему с Алексеем Ильичом общему мнению – не признак болезни, но свидетельство аналитического ума и бережного отношения к собеседнику. Если подобной дефиниции не существует – ее следовало бы составить.

Шекспир

И в небе и в земле сокрыто больше,

Чем снится Вашей милости, Горацио…

Что это будут за выводы, я пока не знаю.

Конечно, стремление к выводам и сами выводы – не одно и то же. Между тем, стремление, согласитесь, уже половина дела. Если подобного афоризма не существует – его следовало бы придумать.

Самоуверенность. Самоуверенность? На самом деле моя самоуверенность – ее полное и безоговорочное отсутствие.

Выводы

Выводы.

Без выводов никак нельзя. Уверен. Всегда был уверен в этом. И дело не в том, что эту заповедь мне прививали с детства как оспу. Даже если бы я и не знал, что такая заповедь существуют, сама природа надиктовала бы мне ее. Безоговорочную необходимость выводов я чувствую интуитивно.

Прежние авторы

И, наконец, размышляя о будущем романе, я разговариваю с великими людьми. Советуюсь с ними. В основном это – Прежние авторы. Искатели кладов на небесах. Беседа с Прежними авторами, согласитесь – не праздная болтовня, треп с соседом или барышнями в кафе.

Прежние авторы жили в прежнем Петербурге, Ялте, Коктебеле, Венеции. По моим наблюдениям ютились поближе к воде. Это не случайно. Я уже констатировал – случайностей не бывает. По моим наблюдениям, проживая у воды, Прежние авторы потребляли довольно много жидкости. Не обязательно вина. Совсем не обязательно. Пили чай самоварами. Иногда кофе. Сельтерскую. В классической литературе много говорится о сельтерской. И это не случайно.

Справедливости ради следует признать – чрезмерно развитая интуиция убивает легкость. Во мне нет легкости. Это так. Простите, отвлекся.

Ловец сюжетов

Ловец сюжетов, будь он не ладен, Ловец сюжетов, что плевал и на интуицию, и на детали, и на выводы, хотя и аморален, но легок. И последователен. Но. В отличие от Прежних авторов, выводов верных произвести на свет ему не удастся. Уверяю вас.

Теперь будет смешно.

Посмотрим, как они вместе с Поверхностным критиком будут выкручиваться, когда Умный читатель задаст им излюбленный свой вопрос, – А о чем это все? Или, хуже того, – А для чего это все? То бишь, какие же выводы следует сделать мне, Умному читателю, по прочтении всего вами изложенного, милостивые государи? Прелесть!

Здесь очень напрашивается это самое «милостивые государи». Обожаю это обращение. Посмотрим на реакцию борзописца, будь он не ладен. А также на реакцию Поверхностного критика.

Нельзя забываться. Читатель умен, очень умен. Одной легкостью его не возьмешь, ему – выводы подавай. Так то!

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..

Кажется, получилось. Почти как у Арика.

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..

Итак.

Борзописец повержен, а справедливость торжествует!

Уж в чем, в чем, а в логике и умении убедить нам с Алексеем Ильичом не откажешь. В логике и умении убеждать нам с Алексеем Ильичом, пожалуй, нет равных.

Да.

Легкость

Ирония. Легкость. Легкость? Легкость, на наш взгляд, сродни безразличию. Хотя, безусловно, к легкости надобно призвание иметь. Особую стать. Особый талант.

В России, по нашему глубокому убеждению, подлинно легких людей – единицы. Если они вообще существуют. Мы с Алексеем Ильичом полагаем – те, что производят впечатление легкости, на самом деле более или менее искусно играют.

Танцуют все!

Смех

Смеются много. Да, именно, что много смеются. Над собой, над близкими. Иногда (это уже откровенные подлецы) над животными или произведениями искусства.

Но каково качество смеха. Что это за смех? Это насыщенный, точно воздух в прачечной смех шута или цареубийцы, как вам больше понравится.

Вы обращали внимание на то, что мясники, как правило, румяные и улыбчивые ребята?

Смех актера, сбившегося с роли. Смех пересмешника.

Актеры

Актеров в России пруд пруди. Среди них много хороших. Но большинство страдает всеми актерскими пороками.

Зависимость, вот что. Актерские пороки произрастают из зависимости. Зависимый человек не может быть подлинно легким. Если, разумеется, не получает от этой самой зависимости удовольствия.

Фраза, способная вызвать лихорадку и озноб – «удовольствие от зависимости». А ведь в России удовольствие от зависимости получают многие. С малых лет притом. Вдумайтесь. Страшная мысль.

А не было ли этой пагубы во множестве и прежде? До революции? И до первой революции? И до Алексея Михайловича?

В связи с этим, следующий вопрос, – Изменился ли, на самом деле мир?

Изменился ли?

Быть может, мир то, как раз остался прежним, изменились мы с моим Алешей? И в силу собственных перемен видим мир иначе? Имеем ли мы с ним, в таком случае, право на роман о новом демиурге, написанный в четвертом, разумеется, лице?

Имя

Роман. И книга и имя. Цыганское, должно быть, имя.

А кто сказал, что роман вообще будет когда-либо написан? Покуда я только мечтаю об этом. Вот, как видите, не потерял свойства мечтать. Похвально.

Я – мечтатель. Не сочинитель – мечтатель. Звучит лучше и честнее. Буду утешать себя этим. Похвально.

Вот – еще хорошее слово в компанию к «милостивым государям». «Похвально».

Изящная словесность

Ах, изящная словесность!

Золотая пыльца. Мы не сумели сохранить ее. Оттого живем теперь на вокзале.

«Похвально». Это слово частенько использовали учителя во времена златокудрых пуговичных гимназий со снежными бабами и колокольцами. Наши учителя этого слова уже не знали. Зато в кабинетах физики появился удивительный прибор, способный высекать молнии. Предполагаю, что этот-то прибор и навел человечество на счастливую мысль о создании атомной бомбы, по мнению Маргарет Тэтчер, спасшей от Большой Бойни множество душ.

Атомная бомба

В последнее время размышления об атомной бомбе занимают не последнее место в моей жизни. Если быть откровенным, атомная бомба отчего-то влечет меня к себе. Хочется понять, почему, когда остальное человечество, как мне кажется, позабыло о ней?

Щекочущие кошмары многократно описанные насмешником немецкого происхождения Воннегутом здесь ни при чем. Вездесущего свидетеля века Евтушенко больше занимала нейтронная бомба.

В моем представлении атомная бомба выглядит так, как изображалась она на рисунках утешавшего наше поколение журнала «Крокодил». Потрясающий журнал! Именно в нем мы впервые увидели изображение Мика Джеггера.

По-видимому, следует начать с вымерших вслед за динозаврами дирижаблей, обожаемых мною в детстве. Никто не мог разубедить меня в том, что они (дирижабли) – живые.

Исходя из того, что за исключением атомной бомбы впоследствии человечество не создало ни единой вещицы хоть сколько-нибудь напоминающей по форме цеппелин, ничего удивительного в происходящем с моими мозгами нет.

Во-первых, я все чаще вспоминаю детство.

Во-вторых, я подсознательно уверен в том, что она (бомба) таки живая.

В третьих, ее внешность будоражит мое воображение.

Четвертое – из разряда интуиции. Следовательно, на четвертом цепь моих логических умозаключений приходит в закономерный тупик.

Ничего страшного. Логический тупик – неотъемлемая часть логики.

Ах, логика, логика!

Равно как и в логике, в интуиции нам с Ягнатьевым не откажешь. Это притом, что логика и интуиция не самые сильные наши качества.

Логика и Интуиция – женские имена.

Если взбредет дать такие имена собакам, это должны быть афганские овчарки. Логика и Интуиция.

Магия чисел

Моя жизнь состоит из эпизодов. Каждый по три дня. Магия чисел.

Три дня бессонницы по поводу ужасающей смерти ленивца. Три дня запоя. Ах, если бы это было именно так! Боюсь, что мотив запоя куда более прозаичен. Однако, речь не об этом.

Энди Уорхолл

Энди (Уорхолл) крайне возбужден. Возбужден и сосредоточен одновременно. Разговаривает как будто со мной, но даже не смотрит в мою сторону. Бродит по комнате, берет предметы и тут же ставит их на место. Усаживается в кресло, тотчас встает, подходит к краскам перекладывает тюбики, возвращается в кресло, – Вы же помните Мемлинга?.. Эти алебастровые мадонны… Он специально оставлял их нетронутыми… Подарил нам, нашему воображению…

Из ванной доносится шум воды.

– Она не знает, что за сюрприз ждет ее… Необыкновенная. Необыкновенная. Не встречал ничего подобного… Только бы она не затеяла разговор о сексе.

– А что вы ждете от проститутки?

– Нет, нет, нет, только не это… Ничего общего с боди-артом, ничего общего, понимаете, о чем я?.. Никаких дополнений… Все с чистого листа. Понимаете?.. Рождение нового человека… Понимаете, о чем я?

Шум воды прекращается.

Энди отчего-то переходит на шепот, – Как бы ее не испугать.

– Да что с вами?

– Вы не понимаете… Вы скажете ей.

– Хорошо.

Она входит в комнату. Никогда прежде не видел я такой белой кожи. Брови, ресницы, низ живота из того золота, что издали кажется уже серебром. Слава Богу, она не улыбается. И вовсе не испугана.

Я беру ее за руку, усаживаю на заранее установленный куб. Слава Богу, она не улыбается и молчит.

– Энди будет вас рисовать.

– Хорошо.

Энди пытается предупредить грядущее недоразумение, – По-видимому вы не поняли. Я буду вас, именно вас рисовать… Не на бумаге, не на холсте, я буду рисовать вам лицо.

– Я поняла.

– Вас не смущает это? – Нет. – Но это лицо останется у вас навсегда. – Я доверяю вам. – Почему? – У вас добрые глаза. – Это так важно? – Важно.

Энди замирает.

Она не улыбается, не испугана, вероятно, ее немного раздражает пауза, – Я должна что-нибудь сделать? Я должна вам как-то помочь?

Энди выходит из оцепенения, – Нет. Нет. Ничего не нужно делать. Просто говорите, рассказывайте что-нибудь.

– Что?

– Что хотите, все равно.

Вот это сюрприз.

Энди берет в руки кисть и принимается рассматривать ее лицо. Близко-близко. Ее лицо, шею, губы, щеки, близко-близко, точно слепой ощупывает ее взглядом, – Ну, что же вы молчите?

– Моя тетушка умирает от рака… Моя родная тетушка. – Прискорбно. – Видите, сколько у меня родинок? – Да. – Мой дед умер от рака губы. Он много курил. – Что он курил? – Не знаю. Я не курю и не разбираюсь в этом. – Нужно было курить трубку. – Да, я слышала что-то такое. – Вам страшно? – Нет. – Страхи – это окна. Множество населенных окон. Важно проходить мимо и не останавливаться. Ни в коем случае нельзя заглядывать в них. – Я совсем не любопытна. – Это вам только кажется. – Мало что интересует меня. – Это – дар. – Тороплюсь. Очень тороплюсь. Я не могу остановиться и всерьез заинтересоваться чем-то. – Вам неуютно? – Все хорошо. – Вы хотели бы что-то изменить? – Нет, нет. Нет ничего хуже перемен. – Куда вы торопитесь? – Не знаю. Это происходит само по себе. – А я вот не спешу. – Вы счастливый человек. – Почему? – Проживете долго. – Смешно. – Время не обмануть. – Время. Кто придумал его? – Оно не придумано никем. – Так не бывает. Все кем-то придумано. – Нет. Не думаю. Если так рассуждать, невольно захочется представить его себе. – Кого? – Того, кто это сделал. – И пусть. – Да, но после этого жизнь потеряет смысл. – Почему? – Потому что цель будет достигнута. – К ночи будет дождь. – Ни одного облачка. – Будет. Вот увидите.

Энди выпрямляется, поворачивается ко мне, – Хотите попробовать?

– Что вы? Я не умею.

– Вот и я не умею, – кладет кисть на место, – очень жаль. Очень и очень жаль.

Уходит, оставляя меня наедине со своей несостоявшейся Галатеей.

Уходит навсегда.

Он больше не вернется.

В этом весь Энди Уорхолл.

Покинувшую меня незадолго до настоящих событий многострадальную и терпеливую жену мою Веру, с которой мы прожили без малого двенадцать лет, я сосватал тоже за три дня. То есть, с момента нашего знакомства до свадьбы прошло ровно три дня.

И если бы у меня не получилось организовать семейную жизнь в этот срок, вряд ли мы с ней прожили бы так долго.

Вера

Вера – рыжая. Именно, что не шатенка, а рыжая. Хотя глубинный мир ее черен и непостижим, из чего следует, что рыжие – это разновидность брюнеток. У нее меловая как у матрон Мемлинга кожа и голубые ручейки на висках. В ее глазах, на самом дне рассыпан темный морской песок. Это не метафора. Это действительно так. Тому есть доказательства. Песок вызывает естественное раздражение ткани, и к вечеру ее белки покрываются розоватыми жилками. А веки краснеют. Когда Вера волнуется, волнуется и песок. Для того чтобы увидеть песок, в тот момент, когда она возмущена или расстроена, нужно внимательно и без отрыва смотреть ей в глаза. В таком случае можно наблюдать, как он волнуется. Вместе с ее волнением меняется узор. Меняется узор. Меняется узор. Меняется узор.

Во время соития, Вера нередко закрывает глаза, и наблюдение прерывается.

Физиолог обязан быть наблюдательным. Физиолог просто обязан быть пытливым. Но это, к сожалению далеко не все понимают.

Перед погружением

Перед погружением уже голенький Алеша Ягнатьев… Алеша Ягнатьев, уже голенький…

Вера

Веру очень раздражало, когда я производил вышеописанные исследования. Я понимаю ее. Вере, как и всякой женщине, хотелось, что бы в минуты ее гнева, я метался по комнатам. Или укладывался на диван, отвернув голову. Или плакал. Или еще что-нибудь в этом роде.

Иногда, чтобы утешить ее, я так и поступал. Но, признаюсь, не всегда. Часто любознательность побеждала, и я вновь принимался всматриваться в удивительные ее глаза.

Перед погружением

Перед погружением уже голенький Алеша Ягнатьев насколько это представлялось возможным при его невысоком росте, но малом пространстве между стеной и ванной, уселся прямо на ледяной кафель, согнув ноги в коленях и упершись теменем в хитросплетение покрытых испариной труб, – Наверное, нечто подобное испытывают узники в одиночных камерах.

Алеша

Вот как плохо ему теперь! Вот как мал и беспомощен мой Алеша Ягнатьев!

Не то, что мал и беспомощен, нет его вовсе. Не просто нет на работе – совсем нет. Такая степень беспомощности.

На работе его действительно нет. Три дня. Целых три дня! Без предупреждения. исчез человек и все.

Что можно подумать? Да все, что угодно. Время трубить, бить в барабаны, пускать ракеты! Исчез человек. Ужас ужасный!

При таком-то исчезновении только безнадежно бесчувственный человек догадается до комментария, – Наверное, опять что-то с сантехникой. Или, – Я слышал (а) к нему приехали родственники из Воронежа. Или, – Кажется, собирался к другу на юбилей. Или, – Пусть отдохнет, он много трудился в последний месяц. Пусть отдохнет. Отдохнет. Отдохнет. Пусть отдохнет. Хорошо. Хорошо? Хорошо.

Только безнадежно бесчувственный человек может допустить мысль о том, что Алеше теперь хорошо, – Не просто хорошо, лучше, чем хорошо. – Лучше чем хорошо, потому что не ходить на работу – это лучше, чем хорошо. – Лучше. Лучше. Лучше чем хорошо. Много лучше.

Человек, три дня кряду пропускающий работу (в отсутствие смерти или полтергейста), в представлении безнадежно бесчувственного человека, должен находиться в состоянии, очень напоминающем блаженство. А тут уж и до счастья – рукой подать.

Да разве могут быть такие люди?! – справедливо воскликнете вы.

Могут. Увы! Алешины сослуживцы.

Торопимся судить? Возможно. Не исключено, что кто-то когда-то и встречал родственников из Воронежа, кто-то гулял на юбилее, кто-то отличался особой вольностью в поступках, но Алеша-то, Алеша!

Наш Алеша был помечен безупречностью. Вот ведь что. Именно «помечен», ибо сама внешность его кричала о том. Даже вихор свой он то и дело пытался как-то пригладить. Я уже не говорю о приметном ладном наклоне головы, особенной резиновой походке, когда человек делается невидимым, просто растворяется и все, и тени его не остается. Присовокупите сюда же легкое грассирование, каллиграфический почерк, умение промолчать или улыбнуться, когда это жизненно необходимо всем, отсутствие какого бы то ни было стремления к росту, вот вы и получите портрет помеченного безупречностью человека, человека надежного, желанного и, кажется, неуязвимого.

Стоп! А могли, при такой безупречности, сослуживцы просто не заметить его отсутствия? Вполне. …при резиновой походке, когда человек делается невидимым, просто растворяется и все, и тени его не остается? Запросто.

Торопимся судить. Торопимся.

Что же на самом деле? Что ни говори, нешуточная интрига закручивается. Самому интересно, что же будет?

Алый парус

Нередко бывает грустно, но, в конце концов, является чей-нибудь алый парус. Возможно и не алый, важно, что парус.

Стоит ли сомневаться в том, что при всех наших недостатках, я жалею Алешу Ягнатьева? На подобную жалость к себе не имею права.

Ванна полна неожидоннастей

Ванна полна неожиданностей. Вспомнить хотя бы Марата.

Никто кроме меня не пожалеет Алешу. Никто. Тем не менее, как вы наверняка заметили, в описании стремлюсь быть предельно правдивым, отчасти даже безжалостным.

Противоречия

Масса противоречий.

Во всем.

Некоторые противоречия в составлении портрета, по нашему с Алексеем Ильичом общему мнению, не нарушают целостности восприятия, напротив, подчеркивают значимость каждой детали в отдельности, придают объем и, если угодно, подогревают любопытство читателя.

Если подобной формулы еще не существует – ее следовало бы сформулировать.

Имя

Алеша Ягнатьев. Вообще Алеша Ягнатьев – просто подарок криминальному беллетристу. С такими-то задатками можно Бог знает что натворить, до последней страницы оставляя Умного читателя с носом («с носом» в хорошем смысле этого слова).

Современный читатель

Современного читателя не проведешь.

Стоит персонажу едва проявиться, только обнаружить, как говорится свою макушку – немедленно, подобно опасной бритве, современному читателю приходит мысль о преступлении.

Агата Кристи

Известно, что Агата Кристи писала узорные свои страшилки именно в ванне.

Криминал

Наряду с романом об эксгибиционизме актуальным мог бы стать также детектив.

Но я не люблю детективов, так как в них непременно приходится убивать. А, поскольку я убежден в том, что смерти нет – такая фабула в моем исполнении станет очередной, только на этот раз преднамеренной ложью.

Хотя, следует заметить, криминал занимает высокое место в реестре явлений, заново потрясших человечество. Страсть к криминалу – еще одна существенная особенность изменившегося мира.

Ну, хорошо ли это?

А лучше так.

Это что-нибудь, да значит, не находите?

Резервуар для глубинных мыслей готов. Не утонуть бы, раз уж речь зашла о криминале.

Триада энтропии

Три возвращенных временем первобытных страсти (тело, экскременты, криминал) в совокупности я бы назвал Триадой энтропии. А в качестве символа Триады из всех предметов я бы выбрал жало свободы – электрический стул.

Электрический стул – всегда современно.

Хочется современного романа, а убивать не хочется. Уж если нечто подобное и произойдет – знайте, я не имел к этому никакого отношения.

Не имею права. Разве обладаем мы правом распоряжаться жизнью и судьбами других людей? Нет. Так же и автор. Даже если он и очень хороший человек, заслуживающий всяческого доверия и поощрения, все равно права на жизнь и судьбы своих героев не имеет. Факт.

Электрический стул

Своим видом электрический стул напоминает самодельное кресло, что часто встречаются на патриархальных дачах. Пахнет влажным деревом.

У героев много больше прав. Они могут убивать друг друга, особенно в наши дни, но при чем здесь автор? «Шестеро персонажей в поисках автора».

Вообще, если говорить серьезно, да простит меня Пиранделло, персонажи не особенно нуждаются в авторе. Нуждаются, но только на первых порах. Для того чтобы кто-нибудь зафиксировал на бумаге их имена. И с того самого момента, когда список составлен, начинается их вполне самостоятельная жизнь. Сама по себе жизнь. Вне автора.

Конечно, если речь идет о правдивой книге. Лживые книги бесспорно обречены.

Электрический стул

Есть во внешности электрического стула что-то от музыкального инструмента. Не могу объяснить, что именно. Может быть, подставки для ног напоминают педали фортепиано? Не знаю. Не могу знать.

Ловец сюжетов

Совсем другой коленкор, когда за дело берется Ловец сюжетов. Когда за дело берется Ловец сюжетов – все выглядит иначе. Его писание напоминает вырезание контуров из бумаги. Вырезание, раскрашивание, склеивание. Его герой не может даже и затылка почесать, когда ему того захочется. Что это за жизнь, и что это за писание?

Ирония.

Предположим, Ловец сюжетов не любит устриц. Так он и не закажет своему герою устриц. Приведет в дорогущий ресторан, и будет заставлять поглощать какие-нибудь котлеты по-киевски, хотя как раз котлет по-киевски его герой и не желает. Тем более что это дорогущий ресторан. Он бы еще каши манной заказал, прости Господи!

Разве виновен герой в том, что Ловец сюжетов скареда? Или язвенник?

Я уже не говорю о навязываемых персонажу поступках. Придуманных, не редко вопиющих поступках, в результате чего тот оказывается в неловком, а порой и в смертельно опасном положении.

Предположим, персонаж по воле Ловца сюжетов оступился и упал. Подвернул ногу. Был пьян. Кирпич на голову упал (Ловцы сюжетов очень любят смешить читателя, но часто не умеют этого делать). Одним словом, малый растянулся. А рука его (кисть) оказалась в луже. Пусть и солнечный день, и лежит персонаж на сухой земле, только рука его – в луже.

А знает ли Ловец сюжетов о том, что, пролежав в таком положении несколько часов, персонаж его может умереть от переохлаждения? И готов ли невежда к такому повороту собственного сюжета? Готов ли?

Запах мандарина

Будь на то моя воля, я бы обязал будущих авторов непременно изучать физиологию. В обязательном порядке.

Нередко героев посещают мысли, что и во сне их авторам явиться не могут.

Меня, к примеру, поразила одна фантазия Ягнатьева. Ему захотелось, чтобы у него была коробочка с запахом мандарина внутри. Не с плодом, но именно запахом мандарина. При этом ему хотелось, чтобы эта небольшая по размерам коробочка могла бы вместить в себя и его самого. На всю оставшуюся жизнь. Дабы не было никаких звуков, никакого света, только этот запах.

Неожиданная и дивная фантазия. Мне бы такое в голову не пришло. Несколько женственная фантазия. Фантазия человека со слабыми легкими.

Слепая куколка Япония, поглотившая Поднебесную, помните?

Еще запахи

Запахи.

Мне всегда нравился запах, исходящий от музыкальных инструментов. Кисловатый, с оттенками сыра запах фортепиано. Миндальный дух скрипичного футляра. Горьковатый синтетический трепет барабана. Уксус тарелок. Нафталин виолончели.

Зинка не смогла бы играть на виолончели.

Убежден, что электрический стул лишен какого бы то ни было запаха. Инструмент смерти не может иметь отношения к жизни. Сама смерть не имеет отношения к жизни. Глубокая мысль.

Азарт нарастает.

Теоретически можно научиться различать запахи даже на дне. Для этого нужно долго и упорно тренироваться. Положить на это жизнь. А затем, после смерти, различать запахи там. Где? Не знаю. Думаю, что по большому счету никто не знает. Никто.

Мы с Алексеем Ильичом – разные люди. Я, к примеру, даже не знаю кто из нас старше. Ровесники? Абсолютных ровесников в природе не бывает. Ответственно заявляю как физиолог.

Кроме того, желаю всем доброго здоровья.

Электрический стул (фактография)

1880 г. В большинстве штатов США смертная казнь предусмотрена законом. Основной способ казни – повешение. Однако из-за неумелости палачей то и дело разыгрываются ужасающие сцены медленного удушения или обезглавливания казнимых.

1881 г. В городе Буффало, штат Нью-Йорк, зубной врач Альфред Саутвик, в прошлом инженер, случайно становится свидетелем гибели пожилого пьяницы, прикоснувшегося к контактам электрического генератора. Пораженный тем, как быстро и внешне безболезненно наступила смерть, Саутвик рассказывает об этом эпизоде своему другу, сенатору штата Дэвиду Макмиллану.

1881 г. Макмиллан беседует с губернатором штата Нью-Йорк Дэвидом Хиллом. Тот обращается к Законодательному собранию штата с просьбой рассмотреть перспективы использования электричества при смертной казни, чтобы отказаться от повешения.

1882 г. Знаменитый изобретатель Томас Эдисон впервые в мире организует снабжение потребителей электроэнергией на базе постоянного тока.

1886 г. Технология энергоснабжения на базе переменного тока, разработанная Джорджем Вестингаузом, оказывается более гибкой и экономически выгодной, что угрожает позициям Эдисона на нарождающемся энергетическом рынке.

1886 г. Законодательное собрание штата Нью-Йорк постановляет создать комиссию для исследования вопроса «о наиболее гуманном и заслуживающем одобрения способе приведения в исполнение смертных приговоров».

1887 г. На мировом рынке происходит взлет цен на медь. Поскольку для передачи постоянного тока нужны медные кабели большого сечения, технология на базе переменного тока обретает новое преимущество. Понимая это, Эдисон планирует пиар-кампанию против конкурентов.

1887 г. Эдисон устраивает в городе Уэст-Орандж, штат Нью-Джерси, показательный опыт: несколько кошек и собак заманиваются на металлическую пластину, которая находится под напряжением 1000 вольт переменного тока. Пресса подробно описывает, как гибнут животные.

1887 г. Эдисон публикует памфлет «Предостережение», в котором пытается доказать опасность переменного тока по сравнению с постоянным.

1888 г. В соответствии с постановлением Законодательного собрания штата Нью-Йорк, принятым в 1886 году, создается комиссия из трех человек с участием доктора Саутвика. Ее отчет содержит подробное описание различных способов смертной казни.

4 июня 1888 г. Законодательное собрание штата Нью-Йорк принимает закон, устанавливающий казнь на электрическом стуле как принятый в штате способ приведения в исполнение смертных приговоров. Разработка конкретных мер по исполнению закона поручена Судебно-медицинскому обществу штата.

5 июня 1888 г. Изобретатель Гарольд Браун пишет эмоциональное письмо редактору газеты New York Post с описанием смерти мальчика, прикоснувшегося к оборванному проводу под переменным током. Браун рекомендует ограничить напряжение для переменного тока уровнем 300 вольт, что лишило бы технологию на базе переменного тока экономического преимущества.

Июль 1888 г. Браун отправляется на работу в лабораторию Эдисона в Уэст-Орандже.

30 июля 1888 г. Браун и сотрудник Колумбийского университета (Нью-Йорк) Фред Питерсон проводят в демонстрацию действия тока на подопытную собаку. Под действием 1000 вольт постоянного тока собака мучается, но не умирает. Тогда Браун приканчивает ее ударом переменного тока в 330 вольт.

Осень 1888 г. Судебно-медицинское общество штата Нью-Йорк поручает Питерсону проведение исследований по использованию электричества для смертной казни. В течение нескольких месяцев Питерсон и Браун умерщвляют с помощью тока более двух десятков собак.

5 декабря 1888 г. Браун и Питерсон подвергают электрической казни двух телят и лошадь. Заметка об этом в New York Times завершается таким выводом: «Переменный ток наверняка оставит палачей-вешателей в нашем штате безработными». По всей вероятности, этот пиар был устроен Брауном или Эдисоном.

12 декабря 1888 г. Группа Питерсона представляет Судебно-медицинскому обществу штата Нью-Йорк доклад о способе смертной казни с помощью электричества. В качестве орудия казни рекомендуется электрический стул (рассматривались также такие варианты, как бак с водой и стол с резиновым покрытием).

13 декабря 1888 г. Вестингауз пишет письмо в New York Times, в котором обвиняет Брауна в том, что тот действует в интересах и на средства Edison Electric Light Company.

1 января 1889 г. В штате Нью-Йорк вступает в силу первый в мире «Закон об электрической казни» (Electrical Execution Law).

Март 1889 г. Браун встречается с Остином Латропом, директором тюрем штата Нью-Йорк, чтобы обсудить приобретение для электрического стула вестингаузовских генераторов переменного тока. Поскольку Вестингауз отказывается поставлять свои генераторы непосредственно тюрьмам, Браун и Эдисон прибегают к уловкам, чтобы купить три генератора за 7—8 тысяч долларов.

29 марта 1889 г. Уильям Кеммлер убивает топором свою любовницу Матильду Зиглер. Убийство происходит в Буффало, известном в то время как «Электрический город будущего».

Весна 1889 г. Джозеф Шапло, осужденный за отравление соседских коров, становится первым приговоренным к смертной казни по новому закону. Однако смертный приговор ему заменяется пожизненным заключением.

1889—1890 г. Вестингауз оплачивает усилия адвокатов по обжалованию приговора Кеммлеру на том основании, что казнь на электрическом стуле представляет собой «жестокое и необычное наказание», запрещенное американской Конституцией. Эдисон и Браун выступают свидетелями от властей штата Нью-Йорк. Апелляции отклоняются судами, в том числе и Верховным судом США.

1890 г. Эдвин Дэвис, электрик, работающий в тюрьме города Оберн, разрабатывает модель электрического стула, весьма близкую к современной, а также способы испытания этого оборудования с использованием больших кусков мяса.

6 августа 1890 г. Кеммлер первым в мире подвергнут казни на электрическом стуле в Обернской тюрьме. Первое включение тока оказывается неудачным, и процедуру приходится повторить.

Джордж Фелл, помощник палача при первой казни на электрическом стуле: «Ему совсем не было больно!»

Альфред Саутвик: «С этого дня мы находимся на более высокой стадии цивилизации».

Газета New York Herald: «Сильные мужчины теряли от этого зрелища сознание и валились на пол».

Джордж Вестингауз: «Топором бы у них получилось лучше».

В 1896 году смертная казнь на электрическом стуле была введена в штате Огайо, в 1898-м – в Массачусетсе. В 1906 году эстафету подхватил штат Нью-Джерси, в 1908-м – Вирджиния, в 1910-м – Северная Каролина. Вскоре после этого электрический стул утвердился в более чем 20 штатах, став самым популярным в Америке орудием казни.

И Эдисон, и Вестингауз успешно развивали свой бизнес. В 1892 году компания Edison Electric Light Company объединилась с Thomson-Houston, образовав General Electric. Эдисон со временем признался, что не сумел сразу оценить преимущества переменного тока. В 1912 году Вестингауз был удостоен Эдисоновской медали за «похвальные достижения в разработке технологий на базе переменного тока».

За 100 с лишним лет стулья, конечно, периодически претерпевали изменения, но принцип действия оставался тем же: на короткий промежуток времени в организм осуждённого подается ток. Смерть наступает в результате остановки сердца и паралича дыхания.

Долгое время полагали, что следует смачивать электроды и прикреплять их к выбритым участкам на голове и к ноге. Однако современные экзекуторы пришли к выводу, что прохождение тока через мозг не вызывает мгновенной остановки сердца (клинической смерти), а лишь продлевает мучения.

Сейчас преступникам делают надрезы и вводят электроды в левое плечо и правое бедро, чтобы разряд прошёл как раз через аорту и сердце.

Песок

Мне часто приходит в голову, что мои наблюдения за песком – одна из глобальных причин вериного ухода.

Конечно, безденежье немаловажный фактор, но это, если можно так выразиться, парадная сторона дела, фасад.

А вот гадкая мелочь пытливость, от которой, в силу эгоизма, я так и не смог освободиться за годы нашего супружества, очень даже могла послужить истинной причиной кораблекрушения.

Трагедия

Трагедия, не меньше. Нередко про себя я называю наш разрыв кораблекрушением. Хотя, безусловно, кораблекрушение – это кораблекрушение и ничего больше. По большому счету.

Беляночка и Рута

Крысы первыми бегут с корабля, это известно. Никто так не любит жизнь как крысы. Они отвоевали свое право на подвалы и коллекции.

Немного отвлекся, простите. Вспомнились Беляночка и Рута. Теперь они спят. Вероятнее всего без сновидений. Они очень устают за день, Беляночка и Рута.

Сейчас никто и не вспоминает о морских путешествиях и морских путешественниках. Помнится только тупорылый «Титаник». И то потому, что вместе с ним, разрывая сердце голубиным тихоням, таял на экране сахарный Ди Каприо.

А кто вспомнит о Фритьофе Нансене?

Увы.

Другие герои

Теперь другие герои.

Они, с позволения сказать, и на героев то не похожи. Ирония. Почему-то стало модным брить героев наголо. Я понимаю – человечество стало лысеть.

Я знаком с портретом человека будущего – он большеглаз и плешив. Знаком и с причинами – радиация, нехватка йода и прочее. Но как могло это сделаться модным?

Нельзя сказать, что возмущен. Недоумеваю.

Фритьоф Нансен не отличался богатой шевелюрой. Однако же он стеснялся этого, не смотря на то, что был настоящим героем. Ах, каким героем! Даже дух захватывает.

Алкоголь

К упомянутому выше общечеловеческому несчастью, времени, в случае России присовокупляется и еще одна беда. Запои. Беда.

Впрочем, как знать, беда ли это? Не являются ли запои противоядьем для вездесущего и злонамеренного Кроноса, что действительно морщится и киснет во время оного стихийного бедствия? Как знать?

Нет, все же запой – испытание и беда. В запое утро не приносит ясности мысли и бодрости духа. Многие молодые люди во время запоя умирают, так и не пробудившись. Так называемая смерть во сне.

Да.

Ich streben

Умирать хорошо в ясном сознании, когда можно произнести что-нибудь наподобие «ich streben» и попросить шампанского (памятуя о том, что смерти нет). И попросить шампанского.

Шампанское – неудачный пример. Определенно шампанское – неудачный пример. Но слов из песни не выбросишь. В России в особенности. В России слова врезаются в память намертво.

В России можно изъясняться на языке одних только пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок. Пословиц и поговорок.

При неукоснительном соблюдении логики, смысл, подчас рассыпается как карточный домик.

Так устроена жизнь.

Тем интересна.

Из истории кораблекрушений

В истории кораблекрушений известен случай столкновения океанского судна с… паровозом.

Как это стало возможным?

Большой океанский лайнер вошел в генуэзский порт и приступил к швартовке. Как раз в этот момент маневровый паровоз подкатил несколько вагонов под разгрузку прибывшего корабля. Завершив свой маневр, паровоз направился дальше. Рельсы проходили у самого края причала, и выступающая над причалом корма лайнера преградила паровозу путь так внезапно, что машинист не успел затормозить. Произошло столкновение, в результате которого паровоз был серьезно поврежден; повреждения получил и лайнер.

Подкидной дурак

Из всех карточных игр Алеша Ягнатьев предпочитал подкидного дурака. Он находил эту игру не пошлой, но нежной.

Подкидной дурак – это густые, сочащиеся трелями цикад и приведениями лиловые вечера на даче, и остро пахнущие копченостью купе в поездах дальнего следования, и грядущая безмятежная старость в окружении тихих голубоглазых внучат в одинаково белых панамах.

Прелесть, как хорошо.

Канотье

Приходит на ум канотье. Хоть не цилиндр, Слава Богу.

Арик Шуман

Арик Шуман, как вы помните, любил преферанс.

Не смотря на общность интересов, Ягнатьев и Шуман были антиподами. Кажется, я уже говорил об этом, но мне важно, чтобы вы, вслед за автором, не теряли сути.

Убрать! Ибо это уже вектор сюжета. А сюжетов мы с Энди (Уорхоллом) терпеть не можем.

Энди Уорхолл

Мы с Энди (Уорхоллом) на пляже в Пицунде. На лежаках. Самое солнцестояние. В этот час люди предпочитают тень. А мы возлежим, точно это семь или восемь часов пополудни.

Говорить лень. Молчим. Час, другой.

Наконец Энди, за время отсутствия сделавшимся чужим голосом спрашивает меня, точно в продолжение беседы (а беседы-то и не было никакой), – Эти люди, что живут в коробках, они интересуют вас?

– Какие люди в коробках?

– Все эти бездомные бродяги. У них ведь есть прошлое, они окрашены в разные цвета, они могут издавать звуки, петь, живые, одним словом. Интересны они вам?

Я задумываюсь.

Только что, очевидно, прозвучала увертюра к очень серьезной беседе.

Обдумываю тридцать-сорок минут.

Ответ самый бездарный, хуже не бывает, – Разумеется, если они живые, и уж, коль скоро я обратил на них внимание…

– Хорошо, предположим, не живые, предположим, бродяга умер в коробке, так и лежит.

Ответ моментальный, – Тем более.

Долгая пауза.

Представляю себе, насколько он разочарован.

Вида не подает.

– Хорошо, допустим в коробке не человек, а оса. Пожужжит, пожужжит, затихнет, пожужжит, пожужжит, затихнет. – Любопытно. – Любопытно? – Очень. – Какой повод для любопытства? – Звук. – Звук? – Звук. – Звук?! – Звук. – При чем здесь звук? Какое отношение звук может иметь к вашему интересу? Разве вы дирижер?

Откровенно говоря, «дирижера» я от него никак не ожидал, удар ниже пояса, нечто в стиле Арика Шумана, – Не знаю.

– Хорошо, я сейчас принесу коробку. Я видел здесь неподалеку.

Поднимается, сутулясь. Медленно уходит.

Навсегда.

Он больше не вернется.

В этом весь Энди Уорхолл.

Перед погружением

Наверное, нечто подобное испытывают узники в одиночных камерах, – мог бы подумать Алексей Ильич, пребывая в новом своем неловком положении. Но… не подумал. Его посетили совсем другие мысли. Те, что называются несвоевременными и нелепыми.

Пребывая в новом неловком положении, Алексей Ильич наткнулся взглядом на свой детородный орган и изумился, – Отчего он такой маленький? Прежде он не был таким маленьким. Что случилось?..

В запое, когда, обессилев, я закрываю глаза, мне часто видится широкий склон, до звона в ушах покрытый искрящимся на солнце снегом.

Любимый герой человечества Фритьоф Нансен

В мартовское утро 1867 года шестилетний мальчик раз за разом взбирался на высокую гору, надевал лыжи и мчался вниз, чтобы прыгнуть с большого трамплина. Но лыжи ему достались от старших братьев, они были разной длины и плохо держались. Трамплин был высокий, а мальчик – маленький, поэтому лыжи и мальчик падали отдельно друг от друга.

Наконец мальчик так упал, что разбил голову и явился домой залечивать раны.

– Деточка, у тебя всё лицо распухло! – вскрикнула испуганная экономка.

– Надо маме сказать. – Не надо! – запротестовал мальчик.

– Тогда мне придется сидеть дома, а я хочу сегодня взять этот трамплин! Экономка промыла раны, залепила их пластырем, и мальчик снова отправился на гору. К вечеру, когда уже настали сумерки, он красиво слетел с трамплина как победитель.

– У этого мальчика будет великое будущее, – прошептала экономка, глядя в окно на его полет.

И она была права. Потому что мальчика звали Фриотьоф Нансен.

Нансен всегда возвращался с победой. Потому что кроме храбрости и силы у него было ещё одно замечательное качество – предусмотрительность. Я всегда предвидел в пять раз больше опасностей – говорил он. И поэтому уносил оборудование – примусы, палатки, спальные мешки, даже консервы – в горы и проверял лично. Но всё равно многие считали Нансена будущим покойником. И когда он за несколько дней до экспедиции защищал докторскую диссертацию, профессора даже не стали ее обсуждать.

– Бедняге будет спокойнее умирать среди льдов Гренландии, зная, что мы присудили ему ученую степень, – сказали профессора и единодушно проголосовали за молодого Нансена.

Вместе с несколькими товарищами Нансен приплыл на шхуне к непознанной земле. Над морем со всех сторон свисали огромные ледовые обрывы. Люди выгрузили на плавучую льдину нарты, провиант, приборы, керосиновую печь. Шхуна дала прощальный гудок и отправилась назад, а Нансен с друзьями десять дней плыл на льдине мимо обрывов, пока не нашел место для высадки. Потом, день за днем, сгибаясь под бешеным ветром, они тащили сани через ледяные горы, а вечером, измученные, заползали в палатки.

Но Нансен был доволен – научные приборы работали отлично, и керосиновая печь давала горячую пищу. Об этом героическом походе написано много книг, но лучшую и увлекательную написал сам Нансен. Она называлась «На лыжах через Гренландию». Он писал ее в эскимосском чуме, пока ждал корабля из Норвегии…

Сотни лет моряки с ужасом рассказывали о кораблях, попавших в ледовый плен среди студеного океана. Редкие корабли возвращались назад. Чаще их сжимали океанские льды и давили как скорлупки. В полярной ночи моряки болели цингой, умирали. «Худшего несчастья, чем замерзнуть во льдах, не бывает», – говорили опытные капитаны.

И вдруг Нансен решил специально вморозить корабль среди северных морей и отправиться вместе с ледяными полями в путешествие по океану. Он надеялся поближе подобраться к Северному полюсу, изучить те места, где не был ни один житель Земли. Такое плавание считалось невозможным. Ведь он уходил в полярную ночь на три года. Но это был герой Нансен, и норвежский народ в него поверил.

Его собирала в путь вся страна. Одни присылали деньги, приборы, ученые подбирали консервы, лучшие корабельщики помогали строить судно, которое назвали «Фрам», что по-норвежски значит «Вперед», Конструкцию корабля придумал сам Нансен. Дно корабля было похоже на яйцо. Поэтому, когда льдины напирали на его борта, они выталкивали его наверх.

Полтора года Нансен проверял каждый предмет, который собирался взять с собой, и старательно подбирал добровольцев в команду. А когда корабль уходил в экспедицию и плыл вдоль скалистых берегов Норвегии, все жители страны вышли к морю его провожать.

Следующие три года о «Фраме» не знали ничего. Некоторые считали Нансена погибшим. А «Фрам», вмороженный в могучие льдины, медленно тащило океанское течение. Тринадцать человек жили в полярной ночи среди тысяч километров пустынного ледовитого океана. Они вели научные наблюдения, по вечерам собирались в кают-компании, музицировали, праздновали дни рождения, встречали Новый год. Кругом со стоном и грохотом рушились льдины. Полярные медведи принимали корабль за айсберг и спокойно подходили к его бортам.