Мара

Книга первая. Иной мир

Пролог

Катя Полежаева вылезла наконец-то из душной тесной маршрутки. Вздохнула с облегчением и двинулась к родимой пятиэтажке. Она (пятиэтажка) почти рядом с остановкой. По дороге купила пачку сигарет соседу дяде Саше. Жарище. Не май месяц, а конец июля. Зато завтра первый день отпуска.

Во дворе к ней подбежали две соседские собаки, тявкая и виляя хвостами. Катя их угощала. Они никогда не отказывались. Хозяева плохо кормят, что ли?

– Проваливайте, ребятки, – сказала Катя. – Сегодня нет для вас ничего вкусненького.

Катя с тоской вспомнила своего пуделя Черныша. Окраска соответствовала кличке. Бедняга помер два с лишним года назад.

Вошла в подъезд. Хорошо, что на улице нескоро стемнеет. А то какой-то отморозок (или отморозки?) выкрутил (выкрутили?) лампочку. Лифта в доме нет. Дотащилась на третий этаж.

Наконец-то она в своей комнате, бросила сумку на стул. Бардак, конечно. Ладно. Будет еще время на уборку. Завтра начинается отпуск. Переодевшись в домашний халат, Катя прошла на кухню, сделала себе чашку кофе с молоком, выпила ее, затем съела йогурт. Вернулась в комнату, включила телевизор. Вскоре выключила его. Сериалы и боевики не привлекали, а новости не хотелось смотреть, чтоб не портить себе настроение. Разлеглась поудобней на своем любимом диване. Хорошо! Она в отпуске. Эх, погладить даже некого. Черныша нет. Ну, не надо о грустном. Мама с отчимом уехали на неделю отдыхать в Черногорию, к братьям-славянам. Катя несколько дней пробудет дома в гордом одиночестве. Хорошо!

Тут затренькал ее мобильник. То есть не «затренькал», Катя подобрала красивую музыку. Фыркая, встала с дивана, подошла к стулу, стала рыться в сумке. Достала наконец-то мобильник.

– Алло!

– Катя?

– Андрюша, ты? – небрежно спросила Катя.

– Я. Слушай… такое дело. Может, встретимся сегодня вечерком?

– Уже вечерок… – около семи вечера.

– Так встретимся?

– Уж точно не сегодня.

– А чего? Ты ж в отпуске. Или я к тебе в гости. Клубничку принесу с шампанским. Твои ж предки за бугром… кажись.

– Не сегодня. И я тебя в гости не звала. Лопай сам свою клубничку, запивай шампанским.

– А чего так?

– Устала. Отцепись.

– Ну того… отдыхай. Я еще звякну.

Отвязался. Катя положила мобильник на журнальный столик и опять с наслаждением растянулась на любимом диване. Андрей Прекрасный (фамилия соответствующая) пару месяцев назад уволился из их архива. Живет теперь с одной риелторшей, в ее квартире, естественно. А еще когда в их архиве работал, крутил шашни с одной их сотрудницей Ириной Павловной. Эта Ирина Павловна в их архиве меньше года работает. Катю она выбрала в качестве слушательницы своих откровенных признаний. Почему? Наверно, потому, что Катя молчалива, умеет слушать, умеет также хранить тайны, с другими сотрудницами не сплетничает. Ирина Павловна – богачка, точнее муж у нее богатый бизнесмен, дочка выросла, в Англии учится. И бедняжка Ирина Павловна так скучает, не знает, куда себя деть, она теперь так одинока, никакой фитнес-клуб не помогает, от психологов толку мало. Она и в архив пошла работать от скуки-тоски, чтоб чем-то заняться. Дома ведь всё за нее делают. Муж вечно занят, уделяет ей мало внимания, дочка далеко. Катя выслушивала ее из вежливости, не демонстрируя раздражение. Скучающая богачка! Бедненькая! «Мне бы ее проблемы!», – со злостью думала Катя.

Андрей, переселившись в роскошную квартиру риелторши, не порвал и с Ириной Павловной. Они по-прежнему «шифруются». Теперь у Андрюшеньки не одна богачка, а две. Обе деньжата ему дают. Везет же поганцу!

На ловца и зверь бежит, как в той пословице. Опять просигналил мобильник, Катя взяла его, уселась на диван. На этот раз звонила Ирина Павловна. Кате пришлось выслушать ее монолог страдалицы. Ирина Павловна не сможет сегодня встретиться с Андреем. Она ругала и кляла на чем свет стоит риелторшу. Несчастная Ирина Павловна сейчас так одинока, бродит по своей шикарной квартире, только Катя ее понимает. А Катя изредка вставляла слова сочувствия, мысленно желая дорогой коллеге куда-нибудь провалиться. Вот она отключилась. Какое счастье!

Катя удивлялась, чего это Андрей за ней бегал, когда еще в архиве работал. Он же красавчик, внешность секс-символа, а она – «серая мышка». Ладно, почти месяц назад они в каком-то кафе посидели. Андрей жаловался на Алку, так он называл риелторшу. Алка – стерва, обзывает его «ботаником», над его диссертацией о древних славянах насмехается, говорит, что это сейчас никому не нужно, что он – никто, пустое место, она держит его из жалости и может выбросить из своей квартиры в любой момент с вещичками. Ирина Павловна – ангел, по сравнению с ней. А чего он ждал? Все эти «крутые» – стервы. Крутые. Пробы ставить негде. Нелегка доля у альфонса. А после кафе они пошли к Кате, благо ее мама с отчимом были в гостях у родственников, там и заночевали. Клубничку и шампанское Андрей купил по дороге. И еще разок заходил через несколько дней, когда Катя была одна. С пустыми руками, зато лучше прежнего старался по части секса-кекса.

Алка не знает о его отношениях ни с Катей, ни с Ириной Павловной. Вряд ли риелторша даже знает, что они обе существуют. А что будет, если узнает? А если еще и супруг Ирины Павловны узнает? Игра опасная, но секс-символ не в силах отказаться от столь увлекательной игры, эта жизнь так скучна. Катя почему-то уверена, что ей никакая особая опасность не грозит. Катя мысленно послала подальше Андрея и Ирину Павловну! Достали они ее! Почему она должна выслушивать их откровенные признания? Она же не психолог и не психотерапевт. Она – историк, как и они оба…

Катя хлопнула себя по лбу. Забыла отдать сигареты дяде Саше. Сосед жил этажом выше. Дядя Саша был раньше археологом. В советские времена участвовал в какой-то экспедиции в качестве младшего научного сотрудника. А экспедиция прервалась из-за начала Ирано-Иракской войны. Понятно, не хотелось мирным археологам оказаться в зоне боевых действий.

А в «лихие» девяностые дядя Саша остался безработным и запил. Он мог бы стать бомжом и помереть на помойке, если б не его жена. Тетя Аля торговала бельем. Недавно она умерла. Надорвалась от жизни, детей у них не было. Дядя Саша и раньше был запойным пьяницей, а в последнее время пил беспробудно. И он Кате пытался жаловаться по пьянке на свою жизнь, когда встречал ее во дворе и просил купить ему сигарет (деньги он давал). Она его не слушала (еще этого не хватало), но курево покупала по старой дружбе. Когда-то, в детстве Кате нравилось бывать у соседа, слушать рассказы о древнем Междуречье. Дядя Саша тогда еще не был алкоголиком. Однажды, ей было пятнадцать, Катя заглянула к соседу, удивилась и испугалась. Он был изрядно пьяным, тогда это было для него редкостью. Нет, он не приставал к ней, только показал золотистый обруч из какого-то металла и сказал, что его дали ему пришельцы из космоса, на них он случайно наткнулся в той экспедиции. А наша цивилизация, по мнению этих пришельцев, пока слишком примитивная и отсталая. Потому они не контактируют открыто, только изучают нас, таких примитивных и отсталых. Катя после того случая больше не заскакивала к соседу просто так поболтать. Она потом временами думала, что у дяди Саши не все дома, крыша поехала…

Итак, Катя скинула халат, надела сарафан, в котором ходила возле дома, порылась в своей сумке, достала пачку сигарет, вышла из своей квартиры, заперев дверь, и поднялась на четвертый этаж. Дверь в квартиру соседа открыта. Непривычный человек испугался бы, войдя в жилище бывшего археолога. Бардак в Катиной комнате – просто образец идеального порядка по сравнению с тем, что творилось в его квартире. Катя прошла из прихожей в комнату…

… Дядя Саша лежал на полу, лицом вниз, натекла лужица крови. Мертв, скорее всего. От пьянки? Или его убили? Запах кошмарный, кругом валялись окурки и недокуренные сигареты, пустые бутылки, недопитую он сжимал в руке. Вроде, никаких следов насилия. Из-за чего его могли убить? Из-за квартиры, наверно. У него что-то искали? А хрен его знает! Из-за бардака не поймешь, рылись в квартире или нет.

«Дура! Дебилка! – мысленно обругала себя Катя. – Какого черта ты сюда поперлась! И что теперь делать?!»

Действительно, что? Скорую вызвать? Может, живой все-таки? Это вряд ли. Милицию вызвать? Катя читала и смотрела по телевизору в разных детективах, что тех, кто вызывал блюстителей порядка, нередко в каталажку сажали. Доказывай потом, что ты не верблюд. То есть невиновная.

И вдруг она увидела над старым поломанным креслом сияние. Катя хлопнула себя по лбу. Рехнулась она, что ли?! Уже и галлюцинации! Сияние исчезло, на кресле появился золотистый обруч. Катя не знала, потом не раз задавала себе вопрос, какого дьявола взяла этот обруч и надела себе на голову?!

1. Боярышня

Темно… болит голова… странно пахнет… странные звуки. Катя поняла, что на чем-то лежит. Мотнула головой, это усилие вызвало еще и боль в затылке. Закрыла глаза.

И вдруг вспомнила: мертвый дядя Саша, она надела на голову золотистый обруч. Потом стало совсем темно и … она здесь. Где это – «здесь»? Протянула руку к голове, пощупала, нет никакого обруча…

Пахнет деревом и чем-то там еще. Открыла глаза и разглядела у печки сидящую за прялкой юную девушку в странной одежде, точно из музея древнего быта. Легкий шум веретена нарушал тишину. Вот, значит, какие звуки слышались Кате. Что-о?! Печка?! Дерево?! Прялка?! Что это такое?! Где ж она?! Катя дернулась, уже и на головную боль не обращала внимания, с трудом села.

Она в деревенской комнате на тюфяке с сеном, укрыта чем-то непонятным, вся потная в длинной рубахе (ткань показалась грубой) и…с длинными волосами. Да у Кати ж была короткая стрижка! Ощупала себя, точно длинные волосы и никакого обруча на голове! Да что это?! Где она?!

Девушка бросила прялку, вскочила и подошла к кровати.

– Боярышня уж оклемалась! – крикнула она и выскочила куда-то.

Вскоре вместе с ней вошли дородная женщина и еще одна девушка в странных древних одеждах. Женщина кинулась к кровати и заголосила.

– Мара! Марушка! Дитятко! – она обнимала Катю, по ее (женщины) щекам текли слезы.

– Мара? – Катя удивленно посмотрела на нее.

– Ужо и матушку не узнает, долго в беспамятстве провалялась, – покачала головой вторая девушка.

Какая матушка?! Какая Мара?! Катя обессилено улеглась. И что ей делать?!

– Дура ты, Снежка! – отозвалась женщина. – Она еще хворая.

– Матушка-боярыня! – поклонилась в пояс первая девушка. – Надо бы и отвару дать боярышне…

– Так дай, дура! – дала ей оплеуху «матушка». – Шевелись!

Первая девушка, видимо служанка, дала Кате какое-то питье из глиняного кувшина. Оно было даже приятно на вкус, Катя быстро заснула.

Когда проснулась, опять увидела ту деревенскую комнату, только не было служанки с прялкой. Тем лучше, Кате надо побыть одной и подумать. Голова не болела, только чувствовалась слабость, но это терпимо.

Итак, что ж всё это значит? Катя пощипала себя за руку и за ногу. Вроде она не спит. Села, подняла покрывало, взглянула на тело… Тело не ее, эти длинные светло-русые волосы уж точно не ее. Хотя руки-ноги слушаются, несмотря на слабость. Вспомнила женщину и девушек в древних одеждах. Оглядела комнату. Сплошная древность, пахнет сеном и деревом, ни намека на цивилизацию. Естественно, ни холодильника, ни телевизора, ни компьютера, а у нее дома всё это есть. Дома?! А где это «дома» и где она сейчас?!

Если она не рехнулась, напрашивается только одно объяснение. Она попала в какой-то чужой, может, параллельный мир. И в чужое тело. Улеглась поудобней. Катя читала фантастику и фэнтези про «попаданцев», хоть и не слишком интересовалась такой литературой. Представить себе не могла, что подобное может произойти и с ней. Считала всё это выдумками авторов. Но с ней это произошло! Надо принять это как факт. Что с ее родимым телом? Цело ли оно? А если в ее теле сейчас разум (или сознание) этой боярышни? Она ж бедняга рехнется там, в двадцать первом веке! Вспомнился мертвый (скорее всего) сосед. Да уж, злосчастная боярышня угодит там в психушку или в каталажку. Или под машину, или под трамвай. А какой сюрприз для мамы, когда она вернется из Черногории. Думать об этом не хотелось.

Тут вошли боярыня-матушка, Снежка и какой-то дед с длинной белой бородой. В одной руке он держал глиняный горшок, а в другой несколько сухих белых кореньев. Гордая боярыня поклонилась ему в пояс, чем несколько удивила Катю.

– Она уж не в беспамятстве, – заговорила она. – Благодаря тебе, Сыч.

– Сам вижу, не слеп, – буркнул дедок, видать, Сыч. И добавил. – Три коренья свари в этом горшке, отвар давай хворой по глотку пять раз на день. Выпьет – свари еще…

– Благодарствую, Сыч, – ответила боярыня.

Сыч передал Снежке горшок и коренья, вышел вместе с ней. Боярыня задержалась, подошла к кровати.

– Мара! Дитятко! – опять заголосила, поцеловала хворую. – Ну, спи, спи, дитятко. Хотя тебе надобно поесть…

Удалилась наконец-то. А Катя призадумалась. Да кто такая эта Мара? Это ж та боярышня, в чьем теле она сейчас. Все-таки куда она попала? В какой мир? Явно, к братьям-славянам. То есть, к предкам. Нет, они назывались пращурами. Неважно. От этих мыслей Катю отвлекло появление боярыни. Она принесла горшочек с чем-то съедобным. Катя покривилась. Каша. Она с детства терпеть не могла всякие каши, кроме манной. А эта не манная. Но пришлось сесть и взяться за деревянную ложку.

– Ешь, Марушка, не вредничай, – говорила боярыня, поглаживая ее по волосам.

Вошла уже знакомая по внешности служанка с кувшином молока. Парное. К своему удивлению Катя быстро справилась с кашей и молоком. Затем появилась Снежка с еще одним глиняным горшком и дала выпить глоток отвару. Он оказался приятным на вкус. Боярыня, боярышня и служанка ушли.

Потянулись тоскливые однообразные дни. О ней заботились. А она размышляла и вспоминала. Кроме своей памяти была и чужая. Она тоже казалась своей. Сама она пока воспринимала себя как Катю, но в памяти всплывало многое из опыта и навыков Мары. Временами она путалась, где ее воспоминания, а где воспоминания Мары. Так Катя вспомнила, что родители Мары – боярин Твердислав Евсеевич и боярыня Мамелфа Путятишна. Ну и имена! Что полное имя Снежки – Снежена, она младшая сестра Мары. Маре шестнадцатый год, а Снежене – четырнадцатый. Они обе были самыми старшими. У боярской четы было еще две дочки и единственный сын. Все трое умерли от огневицы. Так здесь называют какую-то болезнь. Катя не поняла, какую. Мара сейчас этим болеет, как думают ее родичи. Боярин Твердислав Евсеевич не только боярин, но и воевода, наместник князя, таки вовсе хозяин в их городе Тишвине. Когда это и где был такой город?

Вечером того дня, когда приходил Сыч, вошла боярыня с важным, тоже дородным мужем.

– Батюшка! Матушка! – неожиданно для себя выпалили Катя.

– Вспомнила! – обрадовалась боярыня. – Марушка нас вспомнила!

Воевода при всей своей важности подошел к кровати и поцеловал хворую дочку. Но жена быстро выставила его за дверь, говоря, что «дитятке» надобно поспать. Боярин послушался. Больше он не заглядывал к Кате (или к Маре?) до самого ее выздоровления. Всё время заходили матушка с сестрицей.

Впрочем, Кате (или Маре?) не мешали подолгу лежать, размышлять и вспоминать. Холопка Дежка (ее Катя первой увидела у печки, когда очнулась в этом мире) не мешала со своей прялкой. Она, правда, пела поначалу, но хворая боярышня запретила. Так в какой же мир она попала? Вроде, к славянам. Катя (или Мара?) понимала язык, могла читать здешние письмена. Только какое же это время или эпоха? Катя копалась в памяти Мары, расспрашивала боярыню с младшей дочкой. Здесь не слышали ни о князе Игоре, ни о Рюрике, ни о князе Владимире. Религия здесь языческая. Хотя должно уже быть христианство. Но о христианстве и слыхом не слышали даже заморские купцы. Странно. И письмена какие-то странные, явно не кириллица. Впрочем, о Кирилле и Мефодии здесь тоже не слыхали. Где же она все-таки? А главное, что делать? Ей хотелось вернуться в свой мир. И как?

И как же? Бедняга-сосед дядя Саша упоминал о пришельцах из космоса. Этого еще не хватало! Обруч… Среди украшений боярыни и ее дочек оказался золотистый обруч. Мамелфа Путятишна принесла его хворой дочке, раз уж она так просила. Оставаясь одна, Катя не раз надевала его на голову. И ничего. Никуда она не попадала, не переносилась, не «переходила». Не было сияния.

– Ну, ты, железяка ржавая, – тихо шипела Катя. – Верни меня обратно!

«Железяка ржавая» молчала и не возвращала, как ни шипела, как ни швыряла ее на пол Катя. А тот ли это обруч? Может его сделали не космические пришельцы, а простые местные кузнецы. Вон, какая грубая работа.

Какого дьявола, чего ради Космические Пришельцы или Высшие Неведомые Силы, или Непонятно Кто и Что зашвырнули ее! Непонятно, куда и зачем? Катя вспомнила, что эти или примерно эти вопросы задавали себе все или почти все «попаданцы» в фантастике и в фэнтези. И что они делали? Как пытались вернуться в свой мир? Общались с учеными или с местной нечистой силой – колдунами, знахарями, волхвами, нежитью и т. д. и т. п. Пора и Кате с ними пообщаться. Тем более матушка боярыня и сестрица Снежена всё чаще и чаще заговаривали о женихе. Да и Катя вспомнила, что Мара сосватана, а Снежена пока нет. Жениха звать Изъяслав Сиволап, он тоже сынок боярский. Свадьба назначена на будущую весну, а сейчас лето. Эта информация вовсе не обрадовала Катю. Ей совсем не хотелось становиться сиволапой боярыней и рожать сиволапых боярчат. Надо поторопиться в свой мир!

Так с кем же из колдунов пообщаться? Катя видела только одного. Сыча. Он, похоже, из этой братии. Его здесь многие боятся или побаиваются, судя по воспоминаниям Мары и рассказам матушки, сестрицы и Дежки. Надо бы сходить к нему после выздоровления. Он живет в лесу.

Сыч собственной персоной больше не приходил к хворой боярышне, приходила какая-то бабка знахарка. К ней Кате не хотелось обращаться, не впечатляла в отличие от Сыча. А как знахарка сказала, что боярышня уж не хвора, боярыне Мамелфе Путятишне вздумалось богов возблагодарить. Отправиться с дарами, с чадами и домочадцами в святилище, принести благодарственные молитвы и жертвы. Боярин Твердислав Евсеевич с частью дружины ездил дань собирать. Он же воевода и княжеский наместник.

Катя надеялась, что жертвы не будут человеческие. Она всё же истфак закончила, приходилось ей читать труды некоторых историков и научные или псевдонаучные статьи, утверждавшие, что у древних славян были человеческие жертвоприношения. И Андрюша что-то такое в своей диссертации утверждал.

Вот вышли все из боярских хором – боярыня с дочками и с семью холопками, принаряженные, а также с десятью вооруженными дружинниками. Подношения на телегах везли. Дружинники для престижу и для охраны, как поняла Катя. Ей было любопытно взглянуть на святилище, сегодня, проснувшись, в памяти Мары копалась, ничего не вспомнила. Город Катю не впечатлил, большой деревней показался. Она многоэтажки видела, а тут деревяшки. В основном, одно или двухэтажные.

…Огромный идол представлял собой четырехгранный столб, в вышину метров до трех, наверно. Он был из какого-то серого камня. Разделен на три яруса и на каждом высечены разные изображения. Сверху, под круглой шапкой изображены двое мужчин и две женщины. Все в длинных одеждах. В центре столба, также с каждой из четырех сторон, изображены мужчины и женщины, но мельче верхних. На нижнем ярусе одна грань пустая, а на другой изображен усатый мужчина, стоящий на коленях и поддерживающий обеими руками средний ярус. На соседних гранях, видимо, тот же усатый, только изображен он сбоку. Да уж. Катя несколько удивилась. У древних славян же идолы были деревянные. Ладно, может, и каменные были. Андрей что-то про каменные идолы рассказывал.

Идол установлен в самой верхней части капища, на овальной площадке, наверно больше пятидесяти метров. В центре возвышался круглый пьедестал из камней. Вокруг располагались углубления. Для чего, интересно?

Боярыня отдала жрицам жертвоприношения – мешки с мукой, туши ягнят и козлят, тушки кроликов, дичи, домашней птицы, бочку меда, хлеба. Точнее, туши и мешки тащили, бочку катили и передавали жрицам дружинники, а тушки и хлебцы – холопки. Пожертвовала боярыня и красивого коня, его даже в телегу не запрягали, дружинник под уздцы вел. Жрицы, кроме самой старой, были бабищами здоровыми, еще и жрецов на подмогу кликнули. Так что всё утащили, бочку укатили, коня увели. Никого не зарезали, даже коня. Потом кланялись идолу, повторяли слова молитвы за самой старой жрицей. Должно быть, главной, она ничего не катила и не тащила, только командовала. Катя была несколько разочарована.

По дороге домой (или в боярские хоромы), Катя припоминала, что женская фигура с рогом – богиня плодородия и семейного счастья Макошь, а фигура с кольцом – Лада, богиня весны, покровительница любви и брака, этим двум богиням особенно горячо молилась боярыня-матушка, что не понравилось Кате. Мужик с мечом – скорее всего, Перун, громовержец и бог войны. А божок с солярным символом – бог Солнца Хорс или покровитель плодородия и солнечного света Даждьбог. Впрочем, Катя читала, что существует теория: Хорс – не имя отдельного бога, а просто эпитет Даждьбога. Боги точно славянские. А кто тот усатый, стоящий на коленях? А хрен его знает. Может, Велес. Катя припомнила, что Велес – не только «скотный» бог, но и покровитель сказителей и поэзии. Вроде он еще и антагонист Перуна. Надо бы скорей с Сычом встретиться.

Следующим утром Катя со Снеженой проснулись на зорьке (тело вспоминало привычки Мары). После выздоровления старшей боярышни, сестры опять спали в одной светелке. Катя и предложила сходить в лес к Сычу.

– Да ты чего, хвора? – выпучила глаза Снежена. – А, бают, ужо здрава.

– А чего ты так испужалась?

– Так… колдун же…

– Он в лесу живет. Покажешь дорогу?

– До пенька проведу, а там ужо ты сама.

– Ладно, – до какого, интересно, пенька?

Лес был девственно нетронутым и заросшим. Без таких следов цивилизации как рваная обувка, целлофановые пакеты, бумажки, одноразовые шприцы и стаканчики, банки из-под пива и колы и прочая дрянь. Да Катя и не ожидала увидеть битую стеклотару, пивные банки, обертки от шоколада и т. д. Кругом шныряли разные представители фауны, дятел что-то долбил, грибы, ягоды, птички пели, трава по пояс. Опасных хищников, вроде, не было поблизости. Во всяком случае, никто не нападал. Катя умилилась, когда из-за куста выскочил и помчался, петляя, заяц. Однако некоторые зверюшки и растения показались Кате странными. Вот это что за зверек с иголками? Вроде ежика, да раза в три крупнее. Иголки побольше. А что за дерево с… синими листьями?

– Что за зверек? Деревце? – полюбопытствовала Катя.

– Ты чего, сестрица? Зверек – то иголок, а дерево – виста. Да, ты ж была хвора.

Снежена не обращала внимания на зайца, дятла, «ежика» и прочую живность. Зато под ноги себе смотрела и ворчала:

– Без нянек, без холопок пошли, не просясь, матушка заругает. Тебя-то, может, не выпорет, ты ж хворала. А меня… под ноги гляди!

Поддержала Катю, которая чуть не грохнулась. Да уж. Благородные боярышни в лес одни не ходят. А с подружками, холопками, няньками-мамками по грибы и ягоды. А они вдвоем улизнули из дому. Ладно, Кате сейчас не до здешнего этикета. Они долго шли по неприметным тропинкам, без Снежены Катя бы давно заблудилась и аукала. Ох, не всё она вспомнила из опыта Мары. Далеко не всё. Добрались до лесной поляны.

Посреди поляны на пеньке сидел тот самый дедок с белой длинной бородой, которого Катя уже раз видела. Сыч. Раздвинув кусты, Снежена указала на него:

– Вон…

Снежена осталась за кустами, Катя подошла к нему. А как надо приветствовать колдуна? Неожиданно для себя поклонилась ему в пояс, что-то, видать, всплыло из памяти Мары.

– Здрав будь, – проговорила она.

– И ты здрава будь, – ответил колдун, не вставая с пенька. И продолжил. – Домой хочешь? А зачем? Тебе тут плохо?

Он что мысли читает?! Телепат хренов! Не стоит так непочтительно думать о колдуне. Может, он космический пришелец? Или их агент влияния.

– Зачем меня сюда зашвырнули?! Верните меня в мой мир! – разозлилась Катя.

Нет, психовать не надо. Спокойно. Взяла себя в руки.

– Не я тебя сюда перебросил, не мне и возвращать.

– А обруч, что сейчас в шкатулке у боярыни. Тот самый?

– Тот самый.

– Когда он вернет меня обратно?

– А я почем знаю?

– Но почему меня сюда зашвырнули?

– Информация закрыта.

Вот какие словечки знает этот древний дедок! Точно, он – один из них, или их агент влияния.

– А я хоть на Земле? Или это другая планета?

– Информация закрыта.

– Что же мне делать?

– Просто живи пока.

– Здесь?!

– И что тебе не нравится? Здесь же тебе неплохо. В невыносимые условия тебя не поставили.

А они что кого-то еще и в невыносимые условия ставят? Вот сволочи.

– У меня там мама, в моем мире. Она ж с ума сойдет.

– С ней ничего не случится. Она даже не заметит твое отсутствие.

– Как это возможно?

– А так. Информация закрыта.

– Что заладил как попугай! Ты, дедуля, случайно не робот?

– Нет.

– Ой, простите.

Ой, не надо так непочтительно с колдуном. Или с телепатом, или с агентом влияния пришельцев. Дедок ухмыльнулся.

– Да не хочу я быть сиволапой боярыней и боярчат рожать сиволапых!

– Тебе и не придется.

Дед встал и пошел к избе у края поляны. Совсем избушка из сказки. Только курьих ножек не хватает. Снежена дожидалась за кустами.

– Чего так скоро? – спросила она.

Разве быстро? Или дедок-телепат умеет и штучки со временем проделывать? А хрен его знает.

Катя возвращалась обратно злая-презлая, почти всю дорогу молчала, кусала губы, сжимала кулаки. Зайцы, дятлы, «ежики» и птички ее уже не умиляли. В своем мире она привыкла гулять в парке, по аллеям. А тут она влезла головой в паутину, споткнулась о какой-то выступающий корень, грохнулась, Снежена помогла встать. Конечно, быть боярской дочкой в этом мире гораздо лучше, чем холопкой. Но всё равно свинство это со стороны Пришельцев или Высших Сил, будь они все не ладны! Они еще и в невыносимые условия кого-то ставят! Сволочи! Катя вспомнила роман о «попаданке» одной писательницы. Она хвалила девственную природу, ругала блага цивилизации и поганца-человека. Сюда бы ту писательницу!

– И чего ты така злюка? – удивлялась Снежена, глядя на нее.

Катя нередко ругала свой мир, мечтала перенестись в какой-нибудь другой. И вот, пожалуйста, перенеслась. Удружили Высшие Силы и Пришельцы. Хоть не мечтай! Мечта может сбыться. А теперь она соскучилась даже по маршруткам и трамваям. Вот уж не ожидала! А главное, мама. Как она там? Когда Катя ее увидит?

Дома боярыня Мамелфа Путятишна поохала да поахала, не стала дочек наказывать, строго-настрого запретив ходить одним в лес. Раньше же такого не было.

– Ахти! Энто тебе, Марушка, из-за хвори такое в головенку взбрело, – вздохнула боярыня. – Прежде ты так не чудила.

А боярин Твердислав Евсеевич еще не вернулся. Всё ездил, дань собирал. Обошлось без взбучки.

* * *

Катя стала жить, как жилось. Ей в первое время сильно не хватало мобильника, компьютера, кофе, апельсинового сока, телевизора, душа и прочего. Приходилось терпеть. Припоминала еще много чего из опыта и навыков Мары, иногда даже воспринимая себя как Мару. И удивлялась, что это ее не пугало. С Сычом больше не пыталась встретиться, понимала: бесполезно.

Вернулся боярин Твердислав Евсеевич. Пожурил старшую дочку за самовольную прогулку в лес, не стал наказывать, она ж недавно хворала и младшую простил. Катя поневоле приглядывалась к местной жизни, не только в памяти Мары копалась. В семье, само собой, говорили о ее женихе. Свадьба на будущую весну назначена, а сейчас лето. Эти разговоры, естественно, не прибавляли Кате оптимизма. Правда, Сыч сказал, что не станет она сиволапой боярыней. А можно ли ему верить?

Боярыня Мамелфа оплакивала умерших от огневицы сына и двух дочек. Катя поняла, они умерли примерно за месяц до того, как она появилась в этом мире. Тут была эпидемия. Катя (Мара) и Снежена нередко видели боярыню печальной, а то и заставали в одиночестве в опочивальне. Мамелфа Путятишна плакала, перебирала вещи умерших детей. Рубашки, сарафанчики дочек, портки и кафтанчики, зипунишки сына. Боярышни утешали матушку. Боярин охал и сожалел из-за сына своего единственного Твердислава, тому сыну было пять лет. Об умерших дочках, вроде, не слишком печалился.

Появились и другие тревоги. Катя в своем мире не слишком интересовалась политикой, а тут…

А тут правил князь-злодей. Отец Мары, боярин Твердислав Евсеевич, значит, его воевода и наместник. Зовут князя Лютомир, прозвище Убивец. И имя, и прозвище соответствующие. И до их городка доходили жуткие слухи о забавах князя. Он называл это забавами. Однажды он напал на свой же город, объявив горожан и воеводу изменниками. Катя почему-то уверена, что город был ни в чем не повинен. И умертвил князь под разными пытками, как поняла Катя, несколько сот человек. Но это далеко не всё. В другой раз Убивец посадил на кол еще больше людей. Ясное дело, невиновных. Как-то он велел запереть в большущей избе и поджечь несколько десятков крестьян. Сам с удовольствием смотрел, как их загоняли в ту избу, запирали и поджигали. Все сгорели заживо, никто не спасся. А ведь князюшке и двадцати годков нет. Меньше двух годков он правит. С чего бы это он такой изверг? Вроде, предки его такими не были, как слышала Катя. Ну, в семье не без урода. И здесь такая пословица. Катя головой покачивала. В какой мир она попала? Хрен знает что. Своего брата Ратмира князь в подземелье посадил. Видать, из страха, чтоб братец того злодея с престола княжеского не согнал.

Обо всём этом шепотом говорили боярыни и боярышни, что в гости к жене воеводы ходили, она с дочками тоже к ним в гости захаживала. А однажды Катя подслушала за дверью совещание (или как здесь это называется?) воеводы-батюшки с приближенными. Много дани князь требует ему в стольный град отправлять. Кабы бунта не сталось. До конца не дослушала. Матушка за этим подслушиванием Катю (Мару) поймала. Пожурила потом мягко. А то батюшка за такое и выпороть мог. Но воевода не узнал.

Боярин Твердислав боялся, чтоб его князь в стольный град не вызвал. Лютомир казнил многих бояр, наместников и воевод. Нередко с семьями. На казнях знатных людей князь сам присутствует. И эти казни весьма изощренные. Обо всём этом боярин с боярыней шепотом говорили за семейными ужинами. Но дочки слышали. Разумеется, помалкивали, как и подобает воспитанным боярышням. Князь еще и бабник. Обесчестил много знатных девиц.

Короче, этот князь Лютомир Убивец – садист, получает извращенное удовольствие от своей жестокости. Демократии в этом мире нет. Точнее, раньше вече созывались, так со времен князя Ратибора, отца нынешнего князя, не созываются.

Ладно. Жизнь текла своим чередом. Слухи о князе-злодее – слухами. А забот-хлопот невпроворот. Как здесь говорят, летний день год кормит. Бабы и девки, в том числе и знатные, в лес ходили по грибы и ягоды. Кругом сушились снопы хлеба.

Вот и Мара со Снеженой и с сенными девками пошли по малину. Сенных девушек было три. Дежка – служанка Мары, Забава – служанка Снежены. Дежка и Забава родом из деревни неподалеку. В холопки попали из-за родительских долгов. Третья девушка Миссания – темнокожая рабыня, видать, мулатка, служанка боярыни Мамелфы. Здесь ее звали Миской. Ее малой девочкой привез какой-то заморский купец. В этом мире и рабство есть. Кошмар. С ними также пошел дружинник Мечислав. Он тут не простой дружинник, а сотник. Воевода ему доверяет.

Снежена завела всех в дальний малинник. Ягод – завались, запахи кругом умопомрачительные. Да уж, экологически чистые продукты. Девушки наелись, затем быстро наполняли корзины. Боярышни позволили холопкам вначале есть, потом собирать. А матушка-боярыня не позволяла. Мечислав так налопался малины, что и глядеть уж на нее не мог.

Затем девушки купались в реке, сотник отошел и отвернулся. Может, он и подглядывал? Кате это было всё равно. Плескались, брызгались, визжали. Не разберешь, где холопки, а где боярышни. Вылезли из воды. Катя выжала волосы, распустила их, они укрыли ей всю спину, смеясь, засунула себе в волосы какой-то цветок. На кустах висели рубашки и сарафаны. Катя, Дежка и Миска успели надеть рубашки, Снежена и Забава не успели. Вдруг…

Вдруг послышалось идиотское:

– Гы-гы-гы…

Катя развернулась на сто восемьдесят градусов. Из кустов, гадко хихикая, вылезли два мужика, один косоглазый и несуразно тощий, другой лысый, плотный и мелкий ростом. А из-за деревьев подошел еще один. Последний был богато одет, с мечом, молод, красив внешне, в отличие от тех двух. Он самодовольно ухмылялся. Голая Снежена быстро кинулась в воду, а голая Забава даже руками не прикрывалась.

– Гы-гы-гы… – хихикали два придурка.

– Замолчьте! – приказал им богато одетый красавчик.

Они его послушались. Может, это его холопы? Или кто они ему там? Катя вздрогнула. Не хватает еще быть изнасилованной древними варварами! Красавчик похотливо поглядывал на голую девушку. На одетых тоже. К нему подошел Мечислав.

– Здрав будь, боярин, поклонился он красавчику. – Пред тобой дщери воеводы боярина Твердислава Евсеевича. И сенные девки их. Отпусти дев с честью, без обиды.

– А мне твой воевода не указ. Мой князь его на кол посадит, коли захочет. Вон, холоп! – ответил красавчик. – Пока другие мои холопья не подошли.

– А я не холоп, – зловеще оскалился Мечислав.

Катя толком не поняла, что произошло дальше. Мечислав выхватил свой меч и… не прошло, наверно, минуты, красавчик и придурки валялись мертвые в крови. Мечислав быстро справился и с подошедшими на выручку другими вооруженными холопами. Да уж. Имя у дружинника соответствующее. Вскоре кругом валялись трупы в крови. А дальше еще почище. Снежена вылезла из воды и девушки, кроме Кати, голые и одетые, повалились на траву, закрыв глаза. Затем из-за кустов выскочил… Сыч.

– Грубо работаешь, – сказал он Мечиславу.

– И как это понимать? – заговорила, наконец, Катя.

– А понимай, как хочешь, – ответил Сыч.

– Девушки тоже мертвы? – поинтересовалась Катя.

– Зачем же? – хмыкнул Мечислав. – Заснули безвредно. Проснутся и не вспомнят ничего.

– Мог бы и мужиков отключить, – заметил Сыч. – А ты их всех перебил. Грубо работаешь.

– Они получили по заслугам. Они все со своим боярином участвовали в «развлечениях» князя, – отозвался Мечислав.

– Так это какой-то боярин, – поняла Катя.

– А ты думала, сам князь Лютомир Убивец, – хохотнул Сыч. – Это был всего лишь один из его любимчиков.

– Дедуля, не смейся. Скажи лучше, когда меня в мой мир вернут? Мне здесь надоело.

– А я разве знаю? Мы про это говорили уже. Ты уж извини, нам с Мечиславом поговорить надо.

Катя повалилась на траву, закрыла глаза и… больше ничего не помнила. Потом Катя осознала себя идущей по лесу с двумя корзинами в руках. Все пять девушек шли с корзинами, разумеется, одетые. И дружинник тоже. Домой вернулись без приключений, благополучно дотащили малину. Мечислав, значит, тоже из них, или их агент. Естественно, Снежена и служанки не помнили ни того боярина с его придурками-холопами, ни то побоище, ни Сыча. Почистили им память.

Потом в городке долго болтали, что нашли в лесу боярина Любомысла с холопами. Какие-то воины их перебили. А воины те невесть куда пропали. Ясное дело, без нечистой силы не обошлось, без нежити. Боярин тот был одним из любимчиков князя Лютомира, участвовал в его кровавых «забавах». Он приехал в свою вотчину, что неподалеку от Тишвина. Поразвлечься и отдохнуть от столицы. Поразвлекся и отдохнул по полной программе, подумала Катя.

Из стольного града люди князя приезжали, выспрашивали, с воеводой говорили, Катя даже не пыталась подслушать, о чем. Княжеские посланцы в лес с воеводой, его дружинниками и жрецами ходили. Катя и Мечислав, разумеется, помалкивали, а Снежена и три сенные девушки, естественно, ничего не могли вспомнить. Впрочем, никого из них люди князя и не выспрашивали. Убрались они, наконец-то, хвала богам! Бедняга Марин батюшка боялся, чтоб и его город не спалили, чтоб и его с жителями князь не перебил, посчитав изменниками. С него станется. Но всё обошлось. Карательную экспедицию не послали.

Между тем наступила осень. Катя и в прежнем мире не любила это время года. А здесь… А здесь, хоть и тепло пока, но дожди. Хоть улицы в их городке и мощеные, но грязищи хватает. Асфальта, естественно, нет.

Подолгу сидела с сестрицей и сенными девушками в светлице, вышивали, пряли, сказки рассказывали. Иногда и другие боярышни в гости захаживали. Все они верили в русалок, кикимор, леших, водяных, домовых. Рассуждали про них на полном серьезе. Кате временами очень смешно становилось. Но не доказывать же, что русалок, водяных, кикимор, домовых и леших нет. Ее бы не поняли. Хорошо, что хоть кот, ученый и ходящий по цепи кругом, и избушка на курьих ножках в их рассказах не фигурировали. Катя умела прясть, хорошо вышивала. Она уже не удивлялась этому. Навыки Мары.

Их жилище, хоть и называлось теремом или боярскими хоромами, но внутри хоромы были не слишком просторные. А что еще хуже, не было стекол, окна закрывали бычьи пузыри. Они пропускали слишком мало света даже днем, не говоря уж о вечере. Полумрак разгоняли свечи, хорошо хоть не лучина. Кате в первое время ужасно хотелось включить свет. Катя посмеивалась про себя: Снежена и девки не поняли бы, что значит «включить свет», если б она вслух это сказала. А некоторые идиоты в ее мире ругают блага цивилизации. Их бы сюда! Пошлепали бы по грязи в дождь или после дождя. Посидели бы вечерами в темнотище без телевизоров и компьютеров. Поболели бы всякими «огневицами», от которых больше половины детей помирают. И взрослые тоже.

В один погожий денек с самого рассвета крутились во дворе холопки. Под руководством старой ключницы Гореславны развешивали одежды, шубы, отдельно раскладывали тюфяки, подушки и одеяла. Катя залюбовалась шубами – собольими и лисьими, жемчугом, и самоцветами расшитыми. Развесив и разложив всё это, сенные девки расслабились, Гореславна отлучилась куда-то по хозяйству. Забава стала глазки строить холопу Тишке. Тот загляделся на нее и опрокинул деревянное ведро помоев, что тащил. Закончилось это печально. Пострадала роскошная соболиная шуба с жемчугом и самоцветами. Поднялся визг-крик. Во двор сбежались, кажись, все обитатели терема, кроме хозяина. Пришла и сама хозяйка. Катя еще не видела матушку-боярыню такой злой. Мамелфа велела Забаву и Тишку выпороть. А потом обратно в деревню отправить.

Катя подумала, какое варварство. Вспомнила роман одной писательницы про «попаданку» в прошлое. Так эта авторша утверждала, что пороть служанок – так и надо. За дело. Сюда бы эту писательницу! Вот бы ее выпороть. Что бы она после этого сказала? Или написала? Катя уговаривала матушку простить Забаву и Тишку, чем несказанно удивила боярыню. У той даже злоба от удивления почти прошла.

– Мара, ты ж за холопов и девок не вступалась, – проговорила Мамелфа Путятишна. – Это ты опосля огневицы чудить стала.

В конце концов, Забаве и Тишке дали на половину меньше ударов, чем поначалу приказала боярыня. В деревню их не отослали, в боярских хоромах служить оставили. Катя с Дежкой навестили поротых и мазь целебную им принесли, даже спины помазали пострадавшим. Забава с Тишкой дивились доброте боярышни, руки ей целовали. Шубу не спасли, жемчуга и самоцветы с нее пришлось снять. Катя больше жалела живых людей, чем шубу, даже такую шикарную. К тому ж эти несчастные не нарочно испортили шубу. Не хотели ж.

– Сестрица, ты точно от своей хвори долбанулась, – сказала Снежена.

Она имела в виду не только жалость к холопам. Катя (Мара) вела себя странно, по меркам этого мира. В прежнем мире у нее был пудель Черныш. И здесь Катя нашла черного заросшего щенка. Конечно, не пуделя, но неважно. Сама вымыла его, велела наточить ножницы (какие они большие и грубые) и кое-как песика обкорнала. И добилась от матушки-боярыни разрешения держать его в их с сестрицей светелке. Тоже Чернышом назвала. По здешним меркам держать собак в комнатах – неслыханно. Их место на цепях, в будках да на псарнях. В городке долго сплетничали еще и о причудах воеводиной старшой дочки.

Боярыня Мамелфа Путятишна потеряла троих своих детей, она стала гораздо добрее к оставшимся двум. Особенно к Маре, которую чуть огневица не унесла вместе с младшенькими. Так что она позволяла Марушке и песика в светелке держать, и за холопов заступаться. А боярин Твердислав Евсеевич не интересовался такими пустяками, как порка холопов или песик в девичьей светелке.

* * *

Относительно спокойное житье-бытье Кати (Мары) оборвалось в одночасье. Боярин Твердислав велел старшей дочке учиться биться на мечах. А учить поручил Мечиславу. Раз помер сын единственный, можно и старшую дщерь обучать, обычай дозволял и отец жениха не противился. Напрасно Катя плакала, вместе с матушкой и сестрицей уговаривали батюшку. Ничего не помогло. Пришлось подчиниться воле родителя. Катя и в прежнем мире терпеть не могла всякие спортзалы. А тут Мечислав стал гонять ее до седьмого пота. Снежена радовалась, что боги ее от такой участи избавили, она не старшая дочка. Сволочи эти пришельцы! Злилась Катя. Поставили всё-таки в невыносимые условия.

…Катя с Мечиславом отрабатывали шаги с ударами, она, как и он, в рубашке и штанах. Они впервые одни на площадке.

– Уморилась, – хмыкнул Мечислав, – ладно.

Разрешил отдохнуть. Это было кстати. Катя вытерла с лица пот относительно чистой холстиной, некоторое время тяжело дышала. Надо бы поговорить с ним. Раньше не получалось. На площадке всё время крутились дружинники. Мечислав ведь не одну ее обучал.

– Долго я буду торчать в этом мире?! Зачем меня сюда зашвырнули?! Меня здесь так всё достало!

– А я почем знаю? Не я тебя сюда притащил.

– Ага, не ты притащил, не тебе возвращать. Сыч мне то же самое сказал.

– Сыч больше меня знает. С ним и говори.

– Бесполезно.

– Думаешь, со мной «полезно»? У тебя в этом мире особая миссия.

– Какая еще особая миссия?!

– А я почем знаю? Я оберегаю тебя.

Ого, нечто вроде личной охраны.

– Мне уже надоело напяливать на башку этот дурацкий обруч. Ни сияния, ни…

– Какой обруч?

– Ты что мои мысли не читаешь, телепат хренов?

– Я не умею читать мысли.

Ого, если он не врет, это значит…

– Вот чего, отдохнула. Давай, за меч берись.

Они продолжили «тренировку». И Кате пришла в голову одна идея.

В следующий раз на «тренировку» Катя явилась с золотистым обручем на голове. Никто не заметил. Мечислав, если и обратил внимание, так не подал виду. С того дня обучение для Кати пошло успешно, она почти не уставала. «Железяка» не возвращала ее в прежний мир, но хоть помогала. Ну, почему она раньше до этого не додумалась?

Боярыня охала, «дитятко» Марушка отощала как жердина. Тут она преувеличивала. Мамелфа Путятишна собственноручно пекла для мужа и дочек (и себя не забывала) шикарные пироги. С мясными начинками, с грибами, с яйцами и луком, с кашами, и с разными вареньями. Кате особенно понравились пироги с малиновым вареньем. Она ж с сестрицей и девками сама ту малину собирала. И наблюдала, как варили варенье холопки под руководством матушки-боярыни или ключницы.

Сидя по вечерам со Снеженой и девушками за прялками, Катя расспрашивала Миску. Помнит ли эта смуглая рабыня, заморским купцом привезенная совсем девчонкой, что-то про свой дом родной? Миска мало что помнила, родной язык почти забыла. Она вспоминала хижину, жарище всё время, кучу черных детишек в той хижине, она была самой «беленькой». Лес неподалеку от хижин. Миска описывала зверей, похожих на жирафов, зебр, обезьян и ещё на кого-то. Африка, что ли? Это всё-таки Земля? Или иная планета? А хрен знает. А потом напали страшные воины, убивали, брали в полон. Миска помнила, что ее и других маленьких детишек везли на каком-то чудище по пескам. Пустыня, значит. На верблюде везли.