Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава третья. «Шут с вами, неврастеники!»
– Алексей Яковлевич, голубчик! Поверьте, я бы никогда не решилась тревожить вас по пустякам, но мне попросту не к кому больше обратиться! Вы полагаете, Настя – душевнобольная?
Оправив сюртук, г-н Бескаравайнер заложил за спину изящные холеные руки интеллигента, знакомого с рубанком лишь по толковому словарю С.И. Ожегова, и прошелся по кабинету. От шагов его колыхнулся бархат портьер, волненье передалось дальше – мелодично звякнули фуцзяньские бирюльки, украшавшие притолоку двери, дрогнул огонек лампадки пред Спасом Ярое Око, мирно соседствовавшим с толстопузым сибаритом Майтрейей, Буддой Грядущего, а также с не менее пузатым индейским болваном Ганешей, обладателем завидного хобота. Сладковатый дымок ладана смешался с сандалом курений, клубясь над резным набором для месмерического столоверченья; в симфонию ароматов вплелась тема сигары «Esmeralda», вулканирующей во рту лицензированного медиума, и на глаза Галины Борисовны навернулись слезы. Переживая за дочь, она менее всего заметила, что со связью времен начались очередные пертурбации. Но романтика, видимо, в данный момент решила уклониться от своей повинности, потому что в окружающей реальности без особой на то причины проступили чеховский надлом, купринская провинциальность и эхо бунинских темных аллей, – что выказывает не столько нашу образованность, сколько скромность.
Правда, в смеси это дало скорее двенадцатиярусную байдаковскую кулебяку, смешав налимью печенку и костяные мозги в черном масле, нежели деликатную ботвинью с осетринкой, белорыбицей и тертым сухим балыком, – но этого Шаповал, натура более деловая, нежели аристократическая, тоже не заметила.
– Душенька, Галина Борисовна! Спешу успокоить вас: Анастасия Игоревна вполне здорова. Нынешние девицы тверды душой сверх меры, и не такому пустяку, как распавшийся брак, нарушить целостность их психосемиозиса! Разумеется, если будет на то ваше желание, я могу провести ряд магнетических сеансов по методике Магнуса де Баркадера, восстанавливающих трансперсональную парадигму психики, но… Уверяю, это будет не намного дешевле, чем двухнедельный наем шута, а эффект от спиро-магнетики существенно меньший, нежели от шут-терапии! Видите, стремись я исключительно к матерьяльной выгоде, вряд ли я был бы столь откровенен!
– Так вы, милейший Алексей Яковлевич, в курсе событий?
– Разумеется, матушка! – Медиум рассеянно взял из угла астролябию в порыжевшем футляре, переложил инструмент на этажерку, где грудой скопились проспекты «Коммерсантъ», «Сглаз и Порча», а также «Медицинский факт» за прошлый год. – Еще будучи ребенком и проживая в уездном городке N с матерью, добрейшей женщиной, работницей завода «Красный Химикалий», я справедливо полагал осведомленность, а вовсе не философию царицей всех наук. Того же мнения придерживаюсь и по сей день. Вот, извольте взглянуть…
Углубившись в недра секретера, он надолго скрылся там, мурлыча под нос арию из рок-оперы Глинки «Жизнь за царя». Галина Борисовна ждала с трепетом, терзая батистовый платок. Она доверяла мнению Алексея, человека рассудительного и честного, а также обязанного г-же Шаповал бесплатными визитными карточками и частью клиентуры в лице сахарозаводчика Ахилло, супруги полицмейстера Шарапуна, статского советника Ново-Вишнева, мецената Джихада Маздаева, товарища окружного прокурора, и прочих достойных граждан, – короче, Бескаравайнер не стал бы лгать благодетельнице.
Когда платок был окончательно истерзан, медиум с поклоном вынул обрывки батиста из пальцев гостьи, взамен вложив раскрытую на нужной странице брошюру. После чего присел на старинный турецкий диван, обитый оленьей кожей, такой ширины и длины, что на нем могли бы улечься поперек шесть или семь человек. В ладони Алексея Яковлевича сам собой образовался шар величиной с яблоко, из полупрозрачного камня, вероятнее всего, опала или сардоникса. Вперив взгляд в шар, медиум ясно дал понять: «Читайте безбоязненно, я занят и не слежу за вами!»
Гостья мысленно воззвала к Рязанской Божьей Матери и опустила глаза. Взгляд сперва скользил по строкам, не проникая в смысл, но вскоре усердие было вознаграждено.
Посмотрим и мы с вами.
«Согласно последним исследованиям проф. И.А. Крупнотравчатого, завкафедрой психиатрии и нервных болезней УФХ, во время шутовской терапии социальных фобий, а также тревожных и панических расстройств мы можем наблюдать комбинацию психологических методов лечения, таких, как метод релаксации, психологическое управление паническим состоянием, когнитивно-бихевиоральная терапия и экспозиционная психотерапия. Один и тот же квалифицированный шут при правильном подборе и регулярном употреблении способен положительно влиять на следующие виды эндогенной депрессии, в зависимости от доминирования тех или иных расстройств: тоскливая, тревожная, анестетическая, заторможенная, адинамическая, дисфорическая и т. д. Положительный эффект общения с шутом в сравнении с лекарственной терапией обсессивно-компульсивного расстройства и посттравматического стрессового расстройства (сравнительные опыты проводились с трициклическими антидепрессантами типа дезипрамина, преимущественно ингибирующего обратный захват норадреналина) не вызывает сомнений. При этом полностью отсутствуют побочные эффекты, в случае с лекарствами обусловленные холинолитическим эффектом воздействия на вегетативную нервную систему.
Тесный контакт с шутом способствует облегчению проявлений тревоги, положительно влияет на лечение шизоаффективного психоза, ликвидируя устойчивую бредовую фабулу и полностью снимая манифестные приступы. В связи с возможным седативным действием шут-терапии следует увеличить дозу общения перед сном для улучшения засыпания и облегчения утомляемости, испытываемых многими людьми с тревогой и депрессией.
Клиникой психологической адаптации было замечено, что влияние шутов на неврозы пациентов, сопровождаемые многообразными психоэмоциональными, соматическими и поведенческими симптомами…»
– Значит, это серьезно? – Галина Борисовна отложила брошюру, единым движеньем непроизвольно вправляя веку сустав и восстанавливая обыденность, данную ей в ощущениях. – Лешенька, получается…
– Получается, – кивнул Бескаравайнер. По его лицу, вытянутому, как у члена палаты лордов, и задумчивому, как у опоссума лапундер, было ясно видно: да, получается, и вполне серьезно. Такое уж лицо было у сенс-психоанальгетика: многозначительное. Некоторые впечатлительные дамочки оплачивали сеанс за сеансом, лишь желая снова взглянуть на эти черты, припасть к вечности и до конца сезона почить на лаврах.
Но Шаповал по праву считалась железной леди. О чем свидетельствовал второй ее вопрос:
– И это законно?
– Вполне.
– Но ведь они люди?
– Шуты?
– Да! Живые люди, и вдруг – на поводке, на четвереньках, в ошейнике…
Догадливый Бескаравайнер подмигнул гостье, комично дернув набрякшим веком:
– Уже видела, да? Ужаснулась? Преисполнилась гражданским гневом?! Полно, Галюнчик! Все путем, все по закону. Частичная консервация прав согласно 13-му протоколу к Римской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Кажется, март 2001-го. Плюс обоюдное согласие работника и работодателя, особые пункты контракта… Спроси у юриста, он тебе изложит яснее. Кроме того, вовсе не обязательно в ошейнике и на карачках. Один заказчик, теша комплексы, возьмет уродца-горбуна и нарядит в обезьяний сарафанчик, другой же предпочтет лощеного денди во френче, способного повязать галстук тридцатью тремя способами. И будет ржать с утра до ночи, глядя, как денди в сотый раз вывязывает узел Christensen. Каждому – свой шут.
– А вдруг Настя выберет в тельняшке? Вульгарного?!
– Возможно, но вряд ли. – Леша картинно развел руками. – Подбор шута индивидуален. Сопровождается серией тестов: на совместимость, на скрытые фобии, подавленные желания, еще черт его знает на что… Тонкие материи, Галюнчик! Даже анализы берут: кровь, моча. Я было копнул, да обломался: у них, в «Шутихе», коммерческие тайны – зашибись! Помалкивают. Но маловероятно, что тесты твоей Насти совпадут с тестами… Кого ты там видела?
– Вована. Это наш сосед. Он шута на поводке возле дома…
– Ну, ты загнула! Настя и какой-то Вован. Выберет себе девочка приличного шутика, милого, бойкого, с бубенчиком, станет с ним тетешкаться, забудет грусть-тоску. Все лучше, чем хандрить после развода. А мама заплатит. Ты ведь заплатишь, Галюнчик?
Игривая подначка ушла «в молоко». Поправив прическу (так офицеры застегивают верхний крючок кителя перед «русской рулеткой»), Шаповал встала и направилась к двери.
– Счастливо, Леша. Ты мне очень помог. Зайди завтра в офис на Черноглазовской: визитки будут готовы. Как ты заказывал, цветные, двусторонние, на русском и санскрите. С твоим фото.
– Которое с аурой? – переспросил дотошный Бескаравайнер.
– Да, с аурой. Все, люблю-целую.
Последняя реплика вырвалась автоматически. Но умница Лешка все понял правильно. Такая у него была работа: правильно понимать. Редкий, если задуматься, талант.
«…Стал злой отчим считать товар, да недосчитался ящика с пряниками. Заругался на Ивашку: «Ах ты, негодяй, шут тебя побери!» И только успел сказать, как в лесу зашумело, затрещало, и выехал к ним седой могучий старец на огромном коне. Захохотал, будто гром грянул, бросил отчиму ящик с пряниками:
– Держи! А пасынка твоего, как ты и пожелал, я себе заберу!
Подхватил Ивашку и был таков. Долго мчались, наконец прибыли в логово шута. «Вот ключи, – говорит шут, – распоряжайся. А в ту дверь, что мохом поросла, не заглядывай: раскаешься!» На другой день шут опять отправился творить свои недобрые дела…»
Теперь ты понял, о читатель, с кем дело имеешь?
– Але! Мама? Это я, Настя! Мама, нам сегодня назначено в «Шутиху»!
– Нам?!
– Ага! Я буду ждать тебя на углу Патриотизма и Гороховой!
– Погоди… Почему нам?
– Ну, мама, вечно ты! Я у них вчера была. Бланк-заказ оформляла. Они сказали: сегодня прийти с кем-то из родителей. Не с папой же мне идти! Они его увидят, скажут: зачем вам, деточка, еще один…
– При чем тут родители?
– Откуда я знаю? Может, генотип проверить?
– Настя, я сегодня занята…
– Ты всегда занята. Ты и меня на бегу родила! Мама, я записалась на вечер, на 20.30. Они для деловых людей сделали вечерние часы приема. Все ради блага клиента! Так я жду?
– Я еще не… Настя! Настя!
«Связь с абонентом прервана. Связь с абонентом…»
Минутой позже пришло краткое текстовое сообщение: «Люблю-целую».
Как ни странно, весь остаток дня прошел крайне удачно. Ничто не валилось из рук, конкуренты были рассеянны, доброжелатели косноязычны, дилеры неутомимы, а заказчики покладисты. Словно ангел, устав кружить в облаках, присел на левое плечо, потянулся, скрипнул рожками и подмигнул на манер Вована: лови, подруга! Пользуйся! Тем хуже, тем чернее были предчувствия: если днем так безбожно везет, значит, вечером, в этой треклятой «Шутихе», где все ради клиента…
Верный Мирон, тонким нервом уловив беспокойство госпожи, ездил аккуратно, осторожно и даже на улицах с односторонним движением гнал котика в нужном направлении.
Вежливо шаркнули тормоза.
Приехали.
На вышеупомянутом углу, в месте встречи, которое, как известно, изменить хочется, но нельзя, располагался стоматологический кабинет «Фас». Над входом, оформлена в виде вывески, для привлечения клиентов красовалась обалденная улыбка – «косая сажень в челюстях»! – в которой каждую ночь, с упорством, достойным лучшего применения, некто остроумный или просто трудолюбивый закрашивал черным оба клыка и левый глазной зуб. И каждое утро медсестра Анечка в мини-халатике, с упорством много большего калибра, взбиралась на стремянку и, доставляя удовольствие проходящим внизу студентам Юридической академии им. Ярослава Мудрого, при помощи белил, а также кисти боролась с подлецом-кариесом. Завсегдатаи расположенного напротив бистро «Чудо-Картошечка» бились об заклад: кто победит? Тайный вредитель или Анечкино усердие? Порок или добродетель?! Но стань улыбка навсегда щербатой или навеки сверкающей – из пейзажа ушла бы тайна, а значит, и очарование.
А на кого бы поставил ты, о читатель?
Впрочем, вернемся к нашим баранам.
В 20.15 они подобрали Настю. Сраженная насмерть небывалой пунктуальностью дочери, Галина Борисовна окончательно уверилась в дурном исходе дела, которое и делом-то можно было назвать, лишь нацепив сперва колпак с ослиными ушами. Велев Мирону ждать на стоянке, женщины пошли считать дома на Гороховой. Это Шаповал настояла на кратком пешем моционе, желая слегка проветриться перед общением с персоналом «Шутихи». Заведение представлялось ей гигантским балаганом-шапито, где усатые зазывалы хватают прохожих за полы одежды, суля потеху. Тем сильнее оказалось удивление, когда, углубившись в крохотный тенистый скверик, заросший стриженными под англичан кустами, они вышли к предмету своих поисков.
Изящные вензеля решетки – художественное литье из чугуна! – свидетельствовали скорее о хорошем вкусе владельцев, нежели о стремлении оградить частную собственность от незаконного вторжения. По обе стороны ворот дремали каменные львы, всерьез задумавшись: что же здесь все-таки делают они, символы надменной и чопорной Владычицы Морей? Муниципальная стандарт-табличка «Ул. Гороховая, 13» под ляжкой правого льва выглядела пошлым анахронизмом.
Ворота оказались заперты. «Ага, ждали нас! Все глаза проплакали!» – со злорадным облегчением успела подумать гостья, чувствуя, как распавшаяся было связь времен начинает восстанавливаться, но ошиблась. Едва слышно скрипнула калитка. Скрип оказался на диво мелодичен, словно юная гимназистка открыла музыкальную шкатулку.
– Вас ждут, леди. Прошу.
Привратник в мышастом сюртуке и белых нитяных перчатках с достоинством поклонился, сверкнув гербом над козырьком фуражки.
Длинная сумрачная аллея, начинаясь сразу за воротами, вела к трехэтажному особняку в позднем викторианском стиле. Прошу заметить, леди и джентльмены, именно в позднем! Ибо царила тут не помпезная эклектика раннего викторианства. Отнюдь! Скорее сей стиль был ближе к «неоготике» или «Нео-Тюдору», как именуют подобную манеру сами британцы. Монументальную мрачность классической готики весьма оживляли взбегающие к парадной двери широкие ступени из цветного мрамора, обрамленные у входа легкими колоннами. Крытый балкон, опоясывающий почти весь второй этаж, пара ажурных башенок, растущих из черепичной крыши, багровой, словно кровавое пятно в свете заката, – все это придавало громаде особняка некий тайный шарм. Темный парк, обступая аллею, терялся в вечерних сумерках, и невозможно было определить, сколь далеко он простирается. Озираясь, мы судорожно пытались вспомнить, кому принадлежит цитата, всплывшая из пучин подсознания: «Для тех, кто хорошо знаком с пятым измерением…» Шаги гулко отдавались под кронами старых вязов, сомкнувших над головами пришелиц узловатые ветви, и дамы невольно шли на цыпочках, стараясь не будить местное эхо, пока оно тихо. Когда подковка на каблучке предательски цокнула, а в кронах ударил порыв ветра, рождая недобрый, мрачный шепот, Настька даже охнула и вцепилась в надежную мамину руку. Однако в следующий миг вдоль всей аллеи словно по волшебству вспыхнули фонари. Живой, охристо-маслянистый свет в тычки погнал глупые страхи прочь, за грань иллюзии. И приободрившиеся дамы уверенно поднялись по ступеням к высокой двери с ручкой, отлитой из черной бронзы, и дубовым молотком на цепи. Фонарь над входом был газовый. Настоящий. Язычок живого пламени, желтый с голубоватым жалом, трепетал внутри граненого стеклянного колпака в оправе из чугуна. Сколько же пришлось заплатить пожарной инспекции, чтобы добиться разрешения?! И вдоль аллеи фонари, оказывается, газовые. Зато юркая телекамера над входом выбивалась из стиля, как холодильник «Атлант» перед Букингемским дворцом.
Или она тоже на газе работает?
Пока мать предавалась размышлениям, бойкая Настя, не утруждая себя мыслительным процессом, трижды приложилась молотком к двери. Щелчок, и створки начали медленно раскрываться. В плавном ходе, с каким дверь являла гостьям свою толщину, было что-то от выхода Голиафа на поле боя. Это впечатляло. Потрясало. Вызывало благоговение и толкало к идее преходящести всего на свете – кроме Ее Величества Двери. «Бронеплита. Плюс дубовый шпон», – трудно было вернуть себе ясность мысли, понимая, что для приведения в движение бронеплиты такого размера («Три фута два дюйма», – прикинули мы на глаз толщину) требуется как минимум танковый двигатель. А для совершенного беззвучия…
Наконец дверь распахнулась, и глазам предстало объемистое чрево «Шутихи»; кстати, таблички с названием фирмы нигде не обнаружилось. Просторный холл освещался двумя газовыми рожками; ясеневая лестница с резными перилами и балясинами, похожими на огромные кегли работы Лейтона Стреттона, вела на второй этаж. Внизу же, в холле, у дальней его стены, имелся стеганый диван бежевого цвета и три высоких кресла со спинками столь прямыми и строгими, что они наводили на мысли о боннах из Ливерпуля. Проходя внутрь, Шаповал не удержалась: исподтишка колупнула торец двери острым наманикюренным ноготком. Святой Патрик! Дверь была сплошной. Натуральный мореный дуб при полном отсутствии шпона, бронеплит или пошлого пластика! А еще стала заметна хитрая механика старинного замка: пожалуй, нынешним взломщикам, привыкшим к электронике-автоматике, подобный ветеран битвы при Ватерлоо вполне мог оказаться не по зубам.
Из-за конторки навстречу дамам поспешил встать набриолиненный клерк. В строгом рединготе, обложенном по швам шнурами, он напоминал кузнечика в трауре.
– Сэр Мортимер ожидает вас, леди. Я провожу. Прошу за мной.
Лестница. Под ногами – дорожка цвета песка с темно-зеленой окантовкой, аккуратно прихваченная к ступеням надраенными, как на фрегате флота Ее Величества, планками из меди. Неброская драпировка стен: сычуаньский шелк. А потом перед дамами распахнулась курительная комната. Под стеклом в витринах вдоль стены – коробки с сигарами, коллекция трубок и инкрустированных перламутром мундштуков, жестянки с трубочным табаком. Столики с пепельницами, приземистые кресла, похожие на лоснящихся, раздувшихся от важности жаб. На стене – потемневшая от времени картина. Или это света рожков не хватает? Неизвестный художник был превосходным бытописателем: четверка благообразных джентльменов играет в покер, дымя сигарами. У игрока, сидящего на переднем плане спиной к зрителю, на руках – тузовый покер: четыре туза и джокер.
Джокер.
Шут.
Галина Борисовна пристальней вгляделась в карту, и ей вдруг показалось, что губы нарисованного на атласе шута растянулись в улыбке. Джокер заговорщицки подмигнул даме, скорчил потешную рожу – и вновь застыл, притворяясь неживым. Рисунком. Милым пустячком…
Шаповал тряхнула головой, отгоняя дурацкое наваждение, и проследовала далее за клерком-провожатым. Анастасия, как послушная барышня, шла на шаг позади матери, не отставая и не пытаясь вырваться вперед. По сторонам дочь глазела умеренно, соблюдая приличия. Похоже, обычная ее взбалмошность приглушилась обстановкой. Они миновали пустой и гулкий зал для приемов, где пламя множества свечей, горевших в канделябрах, полыхало прямо под ногами, отражаясь в зеркале натертого воском пола из наборного паркета. Голова кружилась от всех этих портьер, шпалер, гобеленов и антикварной мебели; однако на выставку или музей особняк не походил. Здесь крылась своя, вполне функциональная закономерность; здесь работали – возможно, даже жили – серьезные люди с оригинальным, но безупречным вкусом. Постепенно рождалось уважение к фирме, способной так обставить и содержать большой дом; вероятно, настрой клиента на правильный лад и был основной целью экскурсии.
– Будьте любезны обождать. Я доложу сэру Мортимеру.
Напольные часы с маятником, темная свеча в корпусе эбенового дерева, издавали вкрадчивое «тик-так», словно намекая на известную только им тайну. Но чем дальше от часов, тем более холл врастал в современность: из сумрака проступали кофейного цвета обои, тесня шелк драпировок, на смену газовым рожкам явились электрические «ракушки». Напротив картины, изображавшей бал, где меж дам и кавалеров сновали юркие арлекины, красовался шедевр неизвестного поставангардиста: дикое смешенье красок. Связь времен медленно, но верно срасталась заново, концентрируясь на офисной двери, точнее, на круглой ручке из белого пластика.
Подойдя к журнальному столику, Галина Борисовна взяла один проспект из стопки глянцевых рекламок.
Вам следует помнить, что, согласно поправке БМ-21ПД, принятой 16 мая 20__ г. к Конституции (гл. 2, ст. 17, п. 2), о «временной отчуждаемости прав и свобод», приобретаемый вами шут во время исполнения им своих обязанностей лишен права:
– пересекать государственную границу;
– давать показания на допросе и свидетельствовать в суде;
– иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами;
– участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей;
– избирать и быть избранным в органы государственной власти и органы местного самоуправления, а также участвовать в референдуме;
– на неприкосновенность частной жизни, защиту своей чести и доброго имени;
– на самоопределение национальной и расовой принадлежности;
– нести военную службу в соответствии с федеральным законом.
Деловой тон памятки не оставлял сомнений: здешние учредители весьма предусмотрительны.
– Сэр Мортимер ждет вас. Прошу.
В кабинете было на удивление прохладно.
А сэр Мортимер оказался приятен и доступен, вопреки замогильному имени. «Здравствуйте, Галина Борисовна! Добрый вечер, Анастасия Игоревна! Вы сама пунктуальность! Присаживайтесь, не стесняйтесь…» Бифокальные очки в тонкой оправе, рубашка под цвет стен, светлый беж; безрукавка грубой вязки, из-под которой выглядывает галстук, мягкие брюки из фланели… Домашний, уютный, очень располагающий к себе человек. Разве что лицо сильно мятое, подвижное, словно у резиновой маски орангутана, – такие лица бывают у клоунов, в силу профессии злоупотреблявших резким гримом. Это мы вам говорим как Лица Третьи, весьма осведомленные, а если вы полагаете, что подобный изъян встречается еще и у алкоголиков, то вглядитесь и разочаруйтесь!
– Разрешите представиться: Заоградин Мортимер Анисимович. Генеральный менеджер ЧП «Шутиха».
О подобной должности – «генеральный менеджер» – Шаповал слышала впервые.
Господин Заоградин развел руками, словно разделяя сомнения гостьи:
– Я понимаю вас, уважаемая Галина Борисовна. Но замечу, что решение вашей дочери я всячески приветствую. Не только как сотрудник «Шутихи», заинтересованный в увеличении числа клиентов, но и как человек, имеющий своих детей. Поверьте, шут для Анастасии Игоревны в сложившейся психологической ситуации – наилучший выбор. Надеюсь, вы не возражаете, если юная леди прямо сейчас пройдет ряд сопутствующих тестов? Назовем это предварительным собеседованием. Совершенно бесплатно, и никого ни к чему не обязывает.
«Обрабатывает, – сработал в мозгу привычный зуммер. – Окучивает гладко и умело».
– Вы случайно не объясните мне, что означает «генеральный менеджер»?
– Если угодно, это означает: «зазывала с правом подписи».
В сторонке тихо хихикнула Настя.
– То есть контракт подписываете вы?
– Да. И несу всю необходимую ответственность.
Неожиданно для себя Шаповал обнаружила, что кивает в ответ, как если бы выяснила действительно важные нюансы. Тут же, словно кивок привел в действие скрытый механизм, в дальней стене кабинета открылась маленькая дверца, и оттуда возник колобок в очках. Если бы требовалась кандидатура внуколюбивой бабушки для рекламы огнеупорных памперсов «No Passaran», о лучшем выборе не стоило и мечтать.
– Алевтина Бенциановна, наш лучший психолог. Прошу любить и смело жаловаться на все, что беспокоит.
Вместо приветствия Алевтина Бенциановна внимательно уставилась на Настьку, словно оценивая, чего от нее ждать, – и вдруг щелчком большого пальца лихо отправила через весь кабинет розовую пулю. Настька поймала пулю на лету, обнюхала и сунула в рот.
– «Фрутелла». Клубника, – не очень внятно, но вполне удовлетворенно сообщила юная леди.
– Реакция нормальная, – радостно облизываясь, констатировала лучший психолог. – Пойдем, деточка. Тесты тебе понравятся, вот увидишь.
И «деточка» безропотно проследовала за колобком.
На миг Галина Борисовна представила себе эти тесты: докторша с двух рук, «по-македонски», пуляет в Настю конфетами, вишнями, алычой, мандаринами, ананасами и арбузами – а любимая дочь все это ловит, нюхает, засовывает в рот и излагает вкусовые впечатления. Алевтина Бенциановна деловито записывает результаты в тетрадь, констатирует: «Реакция нормальная», – и берется за следующий метательный снаряд.
– Я не хотел акцентировать это при Анастасии Игоревне, – вернул ее к действительности мягкий баритон Заоградина. – Девушки в эти годы, особенно разочаровавшись в первом браке, ревниво относятся к любым ограничениям… Но вы должны знать: конечное решение остается за вами. Возможно, это даже к лучшему. «Шутиха» гарантирует положительный психотерапевтический эффект от использования шута, но, если вам что-то не понравится, вы сможете прервать действие контракта в любой момент. Как лицо-попечитель, в одностороннем порядке.
– Лицо-попечитель?
– Согласно имеющейся у нас лицензии (если желаете ознакомиться, я дам копию), а также Уставу, приобретать шутов во временное пользование имеют право только лица, достигшие полного совершеннолетия. То есть в возрасте не младше двадцати одного года. Я знаю, у Анастасии необходимый возраст наступит через полтора месяца, и можно было бы дождаться этого срока, заключив прямой контракт. Однако дорога ложка к обеду. Да и девочка, сами знаете, настаивает. Лицензия и Устав разрешают нам предоставлять шутов лицам, достигшим восемнадцати лет, при условии письменного согласия родителей, выступающих в качестве попечителей. В подобных случаях контракт заключается на имя попечителя, с соответствующей оговоркой об использовании шута опекаемым лицом.
– То есть без моего согласия вы откажете Анастасии в найме шута? – Шаповал внезапно ощутила себя рычагом, с помощью которого Архимед собирался поворачивать мир.
– Совершенно верно. Но рекомендую не спешить с принятием решения. Если вы не дадите согласия, Анастасия Игоревна озлобится, выждет до дня рождения, снова придет к нам… Да, я понимаю, финансировать наем шута все равно будете вы. Но семейные скандалы, конфликты… Согласитесь, ваша дочь умеет просить так, что ей трудно отказать. Отложим, да? Пусть девочка пройдет тесты, наши сотрудники сделают выводы, начнут предварительный отбор. Повторяю: это бесплатно. И займет не один день, так что у нас с вами есть время. Вот, полистайте пока альбомчик…
Альбом производил впечатление.
Уж кто-кто, а Шаповал была в курсе, что такой скромный альбомчик «Made in Italy», в тисненой коже «под старину», с костяной пластинкой на обложке, где резчиком был скопирован «Пир в доме Левия» Веронезе, и скобами из темной бронзы по углам стоит вровень с хорошим жидкокристаллическим монитором. На первой странице, снят в полупрофиль, торчал раскорякой урод-карла с торсом гиганта и кривыми, как у бабушкиного комода, ножками. Лицом карла напоминал английского бульдога; впрочем, телосложением он напоминал «бычьего пса» еще больше. Услышав за спиной деликатное покашливание, в котором явственно слышалось: «На вкус, знаете ли, и на цвет…» – Галина Борисовна подавила желание сразу же запустить альбомом в окно и продолжила осмотр. На следующей фотографии был изображен вполне приличный молодой человек, в отличие от предыдущего карлы. В костюме, при галстуке. Правда, при внимательном изучении обнаруживалась в лице молодого человека некая бесовщинка, наводящая на мысли. И вдруг становилось ясно, что золотой «Parker» в нагрудном кармане пиджака оформлен под эрегированный фаллос, вышивка на галстуке изображает змею, кусающую отнюдь не собственный хвост, а пуговицы на рубашке молодого человека – никакой не обман зрения, а на самом деле выглядят, как…
– Многих развлекает, – деловито заметил Мортимер. – Вы даже не поверите, насколько многих. Смотрите дальше, там широкий выбор. Ассортимент каждую неделю обновляется.
Лилипут со старческим личиком. Рыжий клоун в парике. Типичный бухгалтер 60-х: нарукавники, треснувшая оправа очков схвачена изолентой. Атлет с глазами испорченного ребенка. Развязная девица прогнулась в «мостике».
– Сексуальные услуги исключены. Здесь не бордель. У нас с этим строго. Надеюсь, вы понимаете…
– Да-да, я понимаю.
Ничего она не понимала. Ничего. Паяц в трико. Здоровенный мужик в армяке и валенках. Шут à la classik: колпак, бубенцы. Бард с гитарой, в драной джинсе. Ухмыляется кто-то, не пойми кто: бейсболка с ослиными ушами, розовые лосины, в паху – чудовищных размеров гульфик. Типичная ведьма: излом бледной руки, сигарета в длиннейшем мундштуке вплетает сизые пряди в аспидно-черный каракуль волос. Натуральный дебил. Профессор в пенсне. Подряд еще два карлы и один горбун. Красавец-мачо зашит в облегающую парчу. Пухленькая барышня-простушка в ситчике.
– Вы думаете, это смешно?
– Я не думаю. Я знаю. В случае чего за клиентом всегда сохраняется право расторжения договора. Возврат остатка денег, за исключением 10 %-ной компенсации, и мы свободны от взаимных обязательств.
– У вас был такой… – Вспомнился Вован с его «собакой». – Ну, такой!.. в камуфляже, крепкий… Я его у своего соседа видела.
– Извините. Мы не даем сведений личного характера о шутах, приобретенных другими заказчиками. Спросите у соседа: он расскажет вам все, что сочтет нужным. Кстати, Николай Афиногенович отзывался о вас наилучшим образом.
Шаповал не знала, кого имеет в виду Заоградин.
– А что, собственно, вас заинтересовало? Хотите выбрать аналогичный типаж?
– Н-нет… я просто…
Машинально она вновь открыла первую страницу, с карлой-бульдогом.
– Английский бульдог – очень умная, сообразительная собака. – В ровном голосе Мортимера, явно цитирующего какой-то справочник, отчетливо проскользнула ирония. – Любит детей, хороший друг и великолепный компаньон. Я угадал вашу ассоциацию?
Галина Борисовна улыбнулась и быстро пожалела об этом, потому что собеседник добавил:
– Вот видите, вы уже улыбаетесь. Почему же вы тогда отрицаете за другими право улыбаться, смеяться или даже хохотать, общаясь с Цицероном?
– С кем?!
Вместо ответа Заоградин указал на карлика:
– Между прочим, один из фаворитов. Опытнейший работник, идет нарасхват. Как говорится, «Beautiful in it’s ugliness»; иначе «Очарование безобразия». Случайного человека не разместят в самом начале рекламы, уж вы-то должны знать. Хотя, смею заметить, у нас не бывает случайных людей.
– А где вы подбираете кадры? В цирке? В театре?
– Профессиональная тайна. Смею вас заверить, научить шутовству нельзя. Хорошим шутом надо родиться. Масса людей прозябает в конторах и офисах, больницах и институтах, не сумев осознать своего призвания. Стесняясь его. Боясь позора. Кто-то однажды сказал им: «Прекрати паясничать!» – испортив жизнь навсегда. Теперь они видят позор там, где его нет, и не видят там, где позор подносится им на блюде, как хлеб-соль. А ведь могли бы… Увы. Вот из вас никогда не получится настоящей шутихи. Обиделись? Зря. Обратите внимание: вы сначала обиделись, а только потом сообразили, что, с точки зрения здравого смысла, я сказал вам комплимент.
Он был прав. Вспыхнувшая обида не имела под собой никаких оснований, рассеявшись еще быстрее, чем возникла, но осталось странное эхо. Отзвук, отголосок обиды. Никогда не получится. Вот ключевые слова. Настоящей. Ключевое слово второго порядка. Шутихи. И в слове последнем, остаточном, больше нет стыда. Напротив, оно звучит едва ли не заманчиво. Что ты здесь делаешь, дура? С этим альбомом, с этим вежливым, умным, деликатным господином Заоградиным?!
Ах да.
Подбираешь шута для Настьки.
Господи, вразуми!
– Кстати, о Паоло Веронезе. – Мортимер взял альбом из рук Шаповал и стал разглядывать работу резчика. – О нем говорили, что он принес дух венецианского карнавала в картины на библейские темы. И суровые отцы-инквизиторы выспрашивали художника, почему на картинах вокруг Христа и апостолов изображены «шуты, пьяные немцы, карлики и другие нелепости». Знаете, что ответил им дерзкий Паоло? Ничего. Он смеялся.
– Откуда вы это знаете?
Заоградин прищурился, взвешивая альбом на ладони:
– Что именно? Что он смеялся, а не каялся? Знаю, Галина Борисовна. Знаю.
За окном, жаркий и пьяный, качался июльский бродяга-дождь.
