Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Краткий обзор основных технологий Таллиннской школы менеджеров
Владимир Тарасов
Таллиннская школа менеджеров
Доброе утро, дорогие коллеги! Очень приятно, что вы здесь. Я вам искренне за это признателен. Это редкий случай, когда в таком зале собралось достаточно много людей, которых можно считать единомышленниками – как минимум, в том смысле, что всех объединяет в той или иной мере интерес к технологиям Таллиннской школы менеджеров. Нам с Хелле Кельдер, директором Таллиннской школы менеджеров, которая приняла на себя значительную нагрузку по подготовке настоящей Конференции, это особенно приятно!
В своем выступлении я собираюсь сделать обзор социальных технологий Таллиннской школы менеджеров. Это непростая задача, потому что таких технологий было разработано много – восемь разных форматов. Каждый из них состоит, в свою очередь, из ряда технологий. Было бы существенно легче говорить о них, если бы все вы были знакомы с технологиями в равной степени. Но одни из вас прекрасно знакомы со всеми нашими технологиями, другие знакомы лишь с некоторыми из них, и весьма поверхностно, поэтому выбрать ту подробность рассказа о технологиях, которая была бы адекватна для всех присутствующих, достаточно сложно.
С чего вообще начались наши социальные технологии? Начались они без какого-либо намерения их строить, случайно. Когда-то очень давно, в 1967 году, я написал небольшую работу, и ее опубликовали в сборнике Конференции ленинградских психологов. Она была посвящена вопросам уговаривания собеседника. Как позже мне стало понятно, это, конечно, был мой первый опыт разработки социальной технологии. Но тогда я еще не знал этого слова. В это время я учился в Тартуском университете, и у нас был любимый всеми студентами – и русскими, и эстонскими, – преподаватель философии Рем Наумович Блюм. И он мне сказал: «Володя, то, чем вы занимаетесь, называется социальной технологией». Термин «социальная психология» продвинутые люди в нашей стране уже знали, а термин «социальная технология» был чем-то совершенно новым.
«Вот посмотрите эту книжку…» – сказал Рем Наумович и дал мне книгу, кажется, некоего болгарина, где был один абзац, посвященный понятию социальной технологии.
Так я узнал, чем занимаюсь. И всю оставшуюся жизнь я занимался и буду заниматься именно этим предметом.
Но одно дело заниматься, а другое – иметь какой-то результат, который был бы интересен другим людям. Такой результат впервые появился в 1973 году: я построил систему оценки работников, основанную на новом принципе. Меня интересовала возможность опознания личности по ее деловым качествам.
Какие методы опознания личности существовали раньше? Бертильонаж – система идентификации преступника по внешним антропометрическим данным. Измеряют кости, их соотношение, и записывают в карточку. Если преступника снова ловят, ему кости замерили, в карточке посмотрели – о, приятель, ты уже попадался! Первым, кто попался таким образом, был некий человек, укравший бутылку молока. Это было победой метода. Нашли этого человека, который раньше попадал в руки полиции, а сейчас он украл бутылку молока. Теперь отпала необходимость клеймить преступников.
Затем появилась дактилоскопия, известная всем. Об уникальности отпечатков пальцев было известно давно, но проблема дактилоскопии заключалась в систематизации отпечатков: как из тысяч различных образцов быстро найти тот, который тебе нужен. Для этого нужно было определенным образом «оцифровать» их так, чтобы их можно было систематизировать. В итоге эту проблему решили. Это произошло чуть позже, чем появился бертильонаж: тот появился в XIX веке, а практическая дактилоскопия – в начале XX века. Тогда же появился и словесный портрет, а немногим позже – всем известный фоторобот.
Все эти методы связаны с опознанием личности по ее внешности. А меня заинтересовал вопрос – а можно ли опознать личность по ее деловым качествам? Допустим, описали человека по его деловым качествам, потом показываем тем, кто с ним работает – и нам сказали, что это Петров. Возможность создания принципиально нового метода идентификации личности глубоко меня заинтересовала. Первые результаты, как я уже говорил, появились в 1973 году: я сделал в ручной обработке методику, которая была принципиально новой. Другие к тому времени (как, собственно, и сейчас) для оценки деловых качеств использовали тесты. Тесты имеют свои плюсы и минусы (их я обсуждать здесь не буду).
Затем появилась другая технология – так называемый метод 360 градусов. Смысл его в том, что человека оценивают те, кто работает с ним «сверху», «сбоку» и «снизу», – то есть его начальники, коллеги и подчиненные, – отвечая на вопросы специальной анкеты. Идея нормальная, не бог весть какая оригинальная, но все дело в том, какой будет эта анкета. Именно ее качество и определяет возможность или невозможность опознания. Те анкеты, которые я видел, не позволяли сколько-нибудь уверенно опознать работника, да и авторы ставили во главу угла именно оценку, а вовсе не возможность опознания. По моему же убеждению оценки, которые не решают проблемы опознания хотя бы в некоторой степени, не являются надежными, и нет серьезных оснований им доверять.
К построению собственного метода – метода делового портрета – меня подтолкнуло важное наблюдение и последующее умозаключение:
Управленческие решения, в отличие от решений технических, принимаются не на основании фактов, а на основании имиджа этих фактов, который складывается в голове у руководителя.
А факты и имидж фактов – немножко разные вещи. Это можно продемонстрировать на старинном примере.
Один прорицатель огорчил султана: «В течение своей жизни ты потеряешь всех своих родных и близких!» Султан велел его казнить.
Другой предсказатель порадовал султана: «Ты переживешь всех своих родных и близких!» Султан велел его наградить.
В обоих случаях султану были изложены одни и те же факты, но их имидж, на основании которого султан и принял свои управленческие решения, был прямо противоположным!
Это вовсе не тот случай, когда политики оперируют имиджами фактов при отсутствии самих фактов. Но мы всегда должны помнить, что имидж фактов и факты – это не одно и то же, хотя имидж факта – это, в свою очередь, тоже факт, но только совсем другой.
Вот я и решил перейти от фактов оценки человека к имиджу человека как работника. И это имело успех.
Как же строится имидж, в отличие от факта? Если мы делаем фоторобот – глаза подбираем, уши, нос, ноздри, – мы исходим из фактов. Потом человек интуитивно чувствует какой-то имидж.
А можно сразу рисовать имидж? Можно! Например, как рисует карикатурист! Он нарисовал пол-уха, полглаза, что-то еще, и мы уже узнаем конкретного человека, хотя очень многих деталей не хватает.
Вот таким же образом я построил свою технологию – новый метод опознания личности, который я назвал методом делового портрета. И личность, действительно, по такому деловому портрету опознавалась – конечно, не столь точно, как при дактилоскопии, но примерно процентов на восемьдесят. Это был обнадеживающий результат, и метод лег в основу моей методики аттестации.
Раньше аттестация была для всех руководителей и специалистов обязательной. Работников не только оценивали, но по этой оценке делали организационные выводы: пригоден человек к работе на данной должности или нет, надо ли его повысить, послать на учебу или, наоборот, уволить как не соответствующего занимаемой должности и так далее. Для этой процедуры я свой метод и применил.
Кстати, аттестация руководителей и специалистов как обязательная процедура в России снова возвращается, – во всяком случае, в государственных учреждениях.
Моя методика предусматривает 80 разных признаков, в каждом по 6 фраз, описывающих деловые или морально-волевые качества, всего 480 фраз, составленных нормальным разговорным, а вовсе не наукообразным языком – например, «Любит свою работу и уделяет ей все свое свободное время», или «Не любит свою работу и повсюду говорит об этом», или «Часто проявляет неуместную инициативу» и тому подобное.
Эксперты, оценивающие аттестуемого, могут выбрать только те фразы, которые, по их убеждению, правильно описывают данного человека. Признак, в котором они не видят подходящей фразы, они могут пропустить.
А уж дальше дело было за компьютером – выбрать шестнадцать фраз, которые составят наиболее адекватный имидж этого работника.
Когда я летел сюда, на конференцию, я взял в самолете газету и нашел в ней одну шутку, которая хорошо показывает разницу между опорой на факты и опорой на имиджи фактов. Вот она:
В Одессе.
– Роза Марковна, я слышала, шо Вы таки женили своего Додика! Ну и как Вам невестка?
– И шо я Вам могу сказать? Высшее образование, умеет готовить, хорошая работа, очень аккуратная, шьет, вяжет. В общем, гадюка гадюкой.
До «гадюки» мы шли по фактам. А вот теперь, когда было сказано про «гадюку», возник некоторый имидж. Имидж – это то, на основе чего принимают решения, всегда по неполным данным, ибо невозможно при принятии решения учесть абсолютно все. А имидж – всегда нечто целостное, законченное.
Эта моя методика впервые была описана в 1978 году в большой статье в популярном тогда в Советском Союзе журнале по экономике и организации производства, который назывался «ЭКО», и после этого стала известна во всей стране. Пошли заказы. А в 1982 году вышла моя книга «Система автоматизированной аттестации руководителей и специалистов (СААРС). Опыт социальной технологии». Организация, в которой я тогда работал, стала на этой методике зарабатывать деньги, выполняя заказы по составлению деловых портретов для проведения аттестаций от Прибалтики до Владивостока. В Эстонии она была рекомендована правительством для предприятий и организаций республики. Я сам попал под нее три раза, поскольку любил заниматься новшествами, а новшества – это дело такое… Когда его успешно завершишь и внедришь, надо уходить на другое место работы. Ведь любое новшество – это всегда и передел власти, так что у любого «новатора» бывает много сплоченных недоброжелателей.
Поэтому я получил на себя целых три деловых портрета – работая в строительстве, в автотранспорте и в легкой промышленности. Все три были очень похожи.
И вот что интересно. Вначале каждому аттестуемому по семь экспертов назначало начальство, а мне потом подумалось, что все-таки надо, чтобы народ, которого оценивают, тоже в этом участвовал. И тогда четырех из семи экспертов стал выбирать тот, кого оценивают, и лишь трех назначало начальство. Это никак не изменило качество деловых портретов, однако доверие к ним со стороны аттестуемых еще больше повысилось, а отдельные жалобы на «необъективных экспертов» и вовсе исчезли. Оказывается, даже друзья, бывает, оценивают друг друга достаточно жестко. Заметного смягчения портретов не произошло, а оно и не нужно.
Когда человек получал свой деловой портрет, организация выигрывала, потому что знала, что с него спрашивать, за что критиковать. Выигрывал и сам аттестуемый: он знал, какая у него характеристика, мог приготовиться к собеседованию. Раньше, когда он приходил с формальной, пусть даже и положительной характеристикой, он не знал, в чем его упрекнут, что ему припишут, поскольку характеристикам обычно не доверяли. Он не был готов, мог растеряться, а при использовании метода делового портрета имел возможность готовиться, подготовить себе защиту. Обе стороны были довольны: и те, кто оценивал, и те, кого оценивали, и именно поэтому метод получил широкое распространение. Конечно, при использовании метода возникало множество нюансов и проблем, на которых я, собственно, и научился по-настоящему строить технологию.
Надо сказать, что с переходом к приватизации и рыночным отношениям эта методика на время утратила актуальность, потому что на ключевые должности начали ставить людей, по возможности «лично преданных», деловые качества которых отступили на второй – третий план. Но сегодня руководители и собственники уже давно стараются принимать на работу не столько своих знакомых и близких, сколько тех, кто имеет подходящие деловые качества. Думаю, что скоро эта моя работа снова станет востребованной.
Следующая технология – отбор резерва на выдвижение. Мы начали этим заниматься с 1985 года и делали это регулярно до 1989 года. Это дало Таллиннской школе менеджеров основные денежные средства, на которые мы впоследствии провели большой Бизнес-лагерь, и наша известность стала расти благодаря отбору, который делался в самых разных отраслях: и для государственных органов, и для предприятий. По результатам отбора людей отправляли за границу, ставили на должности директоров. Я до сих пор встречаю людей, которые говорят: «Я стал директором благодаря вашему отбору!»
Что важно хорошо понимать, принимая решение об отборе? Что отбор гораздо эффективнее, чем обучение. Во-первых, он обходится дешевле, чем обучение. Но есть еще одна сторона: сколько человека ни обучай, способностям его не обучишь. Его можно обучить навыкам, но не способностям. А при отборе можно отбирать и по способностям.
И второй момент, особенно сложный. Дело в том, что очень важны этические установки работника (обманывает он или нет, и тому подобное) и его волевые качества. Если мы взяли человека на работу, обучать его этике поздно – мы можем научить его рассуждать об этике, но не следовать ей, если он уже пришел к нам, как говорится, «человеком без комплексов». А вот «не отобрать» его можно.
Впервые громадное значение этого обстоятельства в отборе мы почувствовали, когда отбирали кандидатов на места директоров внешнеторговых предприятий. В те времена это были очень престижные должности.
Отбор предусматривал проведение ряда деловых игр в течение двух дней. Один молодой человек там постоянно побеждал, и по набираемым баллам он явно шел в резерв. При этом мы заметили, что почти на каждом шагу он делал какие-то некрасивые, неэтичные вещи.
И мы задумались, что же нам с этим делать. Такой вот «плохиш» успешно пройдет отбор и будет представлять нашу страну где-то за рубежом! Но мы не могли вычеркнуть его из резерва по собственной инициативе. Мы никогда не позволяли себе ничего подобного, мы никогда ничего не подправляли, ни в лучшую, ни в худшую сторону, следуя простому принципу «Не врать и не приписывать», который мы приняли в самом начале нашей работы и которого всегда будем придерживаться. Никаких улучшений и никаких ухудшений в любых оценках.
Что же делать? Мы осознали, что у нас нет процедуры этического отбора, и сочинили простую технологию.
Эта процедура получила название «Черная метка» – оно было навеяно, как можно догадаться, «Островом сокровищ» Стивенсона. Мы предоставили каждому участнику отбора возможность поставить тому участнику, который его сильно оскорбил, обманул в ходе игры и так далее, «черную метку».
Эффект превзошел ожидания.
Стою я в зале и рассказываю о процедуре «черной метки», а краем глаза наблюдаю за этим «плохишом». Сначала он радостно слушал меня, но потом его лицо стало мрачнеть. Ему стало ясно, что он «не проскочит».
Так и случилось. Он получил шесть черных меток, а ближайший к нему участник – лишь две, да еще несколько человек – по одной. Это уже его народ, так сказать, срезал.
С тех пор мы начали уделять большое внимание при отборе именно оценке моральных качеств, которые никаким обучением не выправишь.
Отбор включает в себя, как было сказано, ряд игр. Идея была такая же, что используется для «вычисления» и поимки преступников – система списков. Например, кто был в Сингапуре в таком-то году? У кого красный кабриолет? У кого сын в строительстве работает? Кто часто играет в бильярд? Если один и тот же человек попадает во все эти списки, значит, он и есть главный подозреваемый!
Так же происходил и отбор. Одна игра – это один список, вторая игра – второй список, и так далее. В списки попадают те, кто показал хорошие результаты. С каждой новой игрой круг отобранных сужается.
Из ста или двухсот человек мы отбираем группу, которую дальше обучаем. Игры, которые мы использовали, хорошо знакомы тем, кто проходил у нас обучение – «Палочки», «Вертушка общения», «Вариант», «Стресс», «Переправа». Об этих играх я подробно рассказываю в книге «Управленческая элита. Как мы ее отбираем и готовим».
Венцом отбора являются управленческие поединки. Их мы применяем, когда необходим не статистический, а штучный отбор.
Я хочу подробнее остановиться на управленческих поединках, но сначала давайте поговорим о поединках, которые происходят в жизни.
Бывает, за один день только с родными и близкими человек может провести три – четыре поединка, не говоря уже о коллегах по работе. Это естественно. У людей сталкиваются интересы, пересекаются пути. Кто-то должен первым пройти дальше по тропинке, а другой вынужден уступить ему, сойдя с тропинки в мокрую траву, – это неизбежно. Для поединков и для выигрыша в жизни важно то, кто из двоих психологически прочнее.
Давайте перенесемся в другую область, чтобы пояснить это. Мы знаем, как расцвел пышным цветом терроризм: цивилизованный мир вскормил, одел, вооружил его, а теперь от него же и страдает. Успехи террористов объясняются просто: цена жизни для них и для их жертв на порядки отличается. И тот, для кого цена жизни очень высока, вынужден уступать тому, кому терять нечего. Этот ужасный механизм ярко показывает: поединок выигрывает психологически более прочный человек. Это первый, очень важный фактор.
Случается, я консультирую человека относительно его конфликтной ситуации с оппонентом, начинаю какой-то «рецепт» выписывать, он кивает, а я вижу: нет победы в его глазах! Тогда я спрашиваю: «Вы, что, вашему оппоненту психологически проигрываете?» Он соглашается. Ну, все, отменяем рецепт, теперь все по-другому, это уже другая история. Здесь нужны не прямые ходы, а сложные. Вместо деловой борьбы надо строить позиционную.
Второй важный фактор в жизненных поединках – это владение не только формальной, но и прагматической логикой, потому что именно последняя побеждает в споре, скандале или конфликте (в вербальном, разумеется, а не физическом).
Целью формальной логики является установление истины, а целью прагматической – достижение психологического чувства правоты. Прагматическая логика в конфликтном разговоре «кладет на лопатки» формальную логику, поэтому те, кто владеют ею лучше, в поединках всегда лучше себя чувствуют и чаще побеждают. Это как если бы один противник был вооружен ножом, а другой оказался без ножа. Бывает, что выиграет тот, у кого нет ножа, но подобное чаще случается в кино, чем в жизни. Так и здесь.
С другой стороны, злоупотребление прагматической логикой приводит к тому, что человек снижает внутреннюю моральную планку требований к самому себе. Моральная планка снижается незаметно, а поднять ее тяжело. А потом человек удивляется: «Почему меня никто не любит?» Это очень серьезная вещь. При снижении моральной планки выигрыша добиваются немедленно, но стратегически проигрывают. Многие люди не понимают, что мораль – это грозное оружие, которое срабатывает не сразу, это мина замедленного действия: фитилек тлеет долго. Искушение перешагнуть через мораль бывает очень велико, потому что результат получаешь сейчас, а проигрыш будет когда-нибудь потом. С другой стороны, те, кто не позволяет себе это сделать и при этом достаточно хорошо овладел искусством управленческой борьбы, получают большое преимущество.
У нас есть игра «Переправа», довольно жесткая игра. Мы столкнулись с тем, что многие игроки жаловались, что в этой игре выигрывают напористые, нагловатые, хамоватые участники, а интеллигентные, вежливые, образованные проигрывают. Такие жалобы нельзя было игнорировать, надо было с ними как-то разбираться!
Было проведено исследование, которое стало темой бакалаврской работы нашей дочери Насти. Она изучила статистику: мы провели несколько игр с оценкой разных качеств, чтобы выяснить, кто же больше зарабатывает в игре. Выяснилось следующее: да, в первом приближении «нахрапистые и бесцеремонные» имеют лучше результаты в деньгах, чем «вежливые и корректные». Но это только в первом приближении!
После более тщательного математического анализа выяснилось, что если среди «вежливых и корректных» выделить очень немногочисленную группу «уверенных в себе» – не просто вежливых и корректных, а именно уверенных в себе – то по результатам они обходят «нахрапистых», которые тоже в себе всегда уверены. Оказывается, если сочетать этику с волевыми качествами, уверенностью в себе, то результат в деньгах оказывается больше. Просто эта группа малочисленна, поэтому она бывает не особенно заметна, и люди ошибочно делают выводы, что «наглость – второе счастье!», как говорили во времена моей молодости. Когда-то это высказывание было свежим, но сегодня это банальность, поскольку наглые перестали быть редкостью.
Если в жизненных поединках мы реально хотим выигрывать, то нужно учиться. Вот тут мы уже переходим к учебе и к тренировочным поединкам.
Здесь есть несколько форматов, и я на каждом из них остановлюсь.
Первый формат, возникший раньше остальных – это классические управленческие поединки. Все остальные форматы выросли из них. Выглядит это так: пара сражается на глазах у публики. Есть судьи. Задается конфликтная управленческая ситуация с несколькими ролями для участников. Для каждой роли прописаны свои интересы. В этом поединке участники, играющие то одну, то другую роль, стараются эти интересы реализовать.
Есть три судейские коллегии, обозначающие три важные координаты при принятии любых управленческих решений: ориентация на Дело, Власть и Людей. Для человека важно и Дело сделать, и Власть не потерять, и чтобы Люди к нему нормально относились, а не желали, чтобы его постигла неудача.
Для того, чтобы судьям были бы понятнее критерии оценки, им было предложено отказаться от всяких теоретических критериев, а просто представить себя играющими определенную роль:
✓ те, кто оценивают ориентацию на Людей, играют роль «Нанимающихся на работу»: они решают, к кому из этих двоих игроков они охотнее пошли бы работать;
✓ те, кто оценивают ориентацию на Власть, играют роль «Отправляющих на переговоры»: они решают, кого из этих двоих они, при необходимости, отправили бы вместо себя на переговоры;
✓ те, кто оценивают ориентацию на Дело, играют роль «Доверяющих собственность»: они решают, кому из этих двоих они доверили бы управлять своим бизнесом вместо себя.
Судьи должны просто наблюдать за поединком, каждый из своей роли, а затем почувствовать, в пользу какого игрока «душа двинулась», проголосовать в соответствии с движением души, а затем пояснить, что именно «подвинуло душу» каждого в пользу одного или другого игрока.
Напомню, что есть разные способы принятия решения. Те решения, которые на самом деле выполняются, принимаются, следуя не формальной, не прагматической, не эклектической, а интуитивной логике, когда человек выслушал, согласился со всем, но сделал все по-другому – на основании своей интуитивной логики.
В 2001 году была образована Федерация управленческой борьбы, стали проводиться региональные, а затем и общероссийские чемпионаты по управленческой борьбе. Теперь регулярно, в декабре каждого года, проводится Чемпионат России по управленческой борьбе, а котором участвуют 32 игрока, предварительно отобранные на региональных турнирах и чемпионатах (подробную информацию о чемпионате можно получить на веб-сайте
Стоит добавить, что классические поединки получили и «отраслевое» развитие. Появились поединки для риэлторов, юристов, работников банков и так далее. Для «отраслевых» поединков используются специфические управленческие ситуации и специфические названия (роли) судейских коллегий, представляющих, однако, те же самые координаты: Люди, Власть, Дело.
Кроме того, конечно же, появились и поединки для детей – со своими ситуациями и названиями коллегий. В 1990-х годах мы с Хелле открыли менеджмент-гимназию, которой Хелле руководила и по окончании которой дети получали два диплома: один – об общем образовании и другой – о среднем специальном образовании в области менеджмента. Естественно, наши гимназисты имели большие возможности поучаствовать в управленческих поединках и Бизнес-лагерях. Опыт проведения поединков между ними показал, что дети гораздо более гибко и умело используют возможности правил поединков, чем взрослые, в конфликтных переговорах больше говорят «по делу» и меньше «льют воды», чем взрослые. Но и с этикой, разумеется, у детей проблем больше; взрослые в этом отношении нарушают этические принципы более осторожно и завуалированно.
Чему же учат управленческие поединки?
Они учат, грубо говоря, драться – разумеется, драться словами, а не кулаками. Люди нигде не обучались управленческой борьбе – ни в детстве, ни в школе, ни в университете; такое обучение происходит в поединках. Правда, надо сказать, что есть ряд ступеней. Не буду повторять историю про петуха и его четыре стадии, но важно, что большинство, наверное, застревает на «первой стадии петуха», то есть едва научившись драться, дерутся со всеми. Как всегда, это пирамида: большинство людей учатся совсем мало, меньшинство – побольше, немногие учатся дольше и упорнее остальных, и пирамида все сужается. Так возникло ошибочное мнение, что люди, занимающиеся поединками, – конфликтные, постоянно хватают собеседника за язык и пытаются им манипулировать. А почему конфликтные? Все это потому, что большинство застревает на первой стадии, а надо учиться дальше.
За первой стадией следует вторая, за второй – третья, за третьей – четвертая, когда человек борется незаметно, приятно для других, и получает то, что ему надо. Для того, чтобы дойти до четвертой стадии, надо минимум пять лет учиться, пять лет подряд тренироваться. Не каждый день, конечно, но периодически надо участвовать в различных чемпионатах, тогда человек имеет шанс дойти до четвертой стадии. Но, поскольку большинство игроков, с кем сталкиваются окружающие, – это те, кто пока находится или застрял на первой стадии, складывается неблагоприятный имидж этой технологии, который немного мешает ее успешному распространению. Это похоже на то, как подросток, едва приступив к занятиям в секции борьбы, сразу начинает показывать приемы всем подряд: до этого он никого не пытался повалить, а теперь пытается.
Управленческие поединки учат правильной борьбе. Напомню, что искусство управленческой борьбы – это самое гуманное из всех человеческих искусств, поскольку это единственный вид искусства, который вытесняет физическую борьбу и войну. Маленькие дети дерутся между собой, поскольку не умеют вести управленческую борьбу. Когда человек как-то научается ее вести, он уже не дерется с другими в буквальном смысле. Если взрослый дерется, это исключительная ситуация. Взрослые люди дерутся словами. Управленческая борьба вытесняет физическую, и в этом ее важнейшая гуманитарная функция.
Какое ограничение есть у классических управленческих поединков?
Люди обучаются драться, но не научаются договариваться. Исключительно редко мы видим, чтобы в конце поединка люди пожали бы друг другу руки в знак того, что они о чем-то договорились.
Классические поединки – это необходимое, но не достаточное условие для того, чтобы уметь вести переговоры.
Что показали классические поединки?
Показали, что достаточно распространенная ошибка состоит в следующем: люди, особенно мало тренированные, много говорят «не по делу» – начинают пересказывать ситуацию, повторяться, произносят общие слова, лозунги. Почему они так говорят? Потому что им надо подумать. Поединок короткий – 10 минут. Надо подумать, а как человек думает? Вот так, чтобы он просто помолчал – как-то не принято. Он начинает говорить. Рот говорит что-то, не относящееся к делу.
Возникла необходимость учить говорить компактно, сугубо по делу и делать ходы.
Что такое «не по делу»? Это значит не делать никакого хода.
Как в шахматах: человек будет говорить-говорить, а фигуру никуда не двигать.
Что значит делать ходы в управленческом поединке?
Это значит:
✓ задать вопрос, относящийся к делу,
✓ вынудить ответить на вопрос,
✓ ответить на вопрос,
✓ отказаться отвечать на вопрос,
✓ сделать предложение,
✓ отказаться принять предложение,
✓ взять на себя обязательства,
✓ отказаться взять на себя обязательство
✓ нагрузить партнера обязательством,
✓ предъявить претензию,
✓ вынудить партнера признать некое обстоятельство,
✓ отразить претензию,
✓ лишить права на незнание,
✓ не дать лишить себя права на незнание,
и так далее.
Это ходы. А призывы, лозунги, пересказ ситуации или расспросы об обстоятельствах, к конфликтной ситуации не относящихся, – это не ходы, а то, что в физической борьбе называется «уползанием с ковра».
Для того, чтобы лучше научить быстро делать ходы, появился другой формат поединков, а именно экспресс-поединки, каждый из которых проходит в два раунда, на каждый раунд отводится по одной минуте.
Минута – это не пять. Классический поединок – пять минут и пять минут, а здесь минута и минута.
При этом в экспресс-поединке тренируется именно то, о чем мечтают многие. Вот пример: человек, которого в чем-то несправедливо обвинили, обидели или поддели, в этот момент не нашелся, что ответить, а нашел подходящие слова лишь за дверью или на следующее утро. Но это поздновато, особенно если такая обида наносится при других. Надо учиться в течение минуты сразу же отвечать, и отвечать удачно!
Экспресс-поединки всегда начинаются с достаточно обидной фразы одного из участников, на которую другой должен ответить, затем первый участник должен ответить на фразу второго, и так далее.
Эти поединки прибавили быстроты. Тот, кто тренируется в экспресс-поединках, стал намного живее вести себя и в классических поединках. Он привык за одну минуту укладываться, а тут пять минут дают – вообще роскошь!
Так появилась скорость – это хорошо. Недостаток: у того, кто начинает с экспресс-поединков, а не с классических, появляется привычка цепляться за слова. Не бывает роз без шипов. В каждом формате есть какие-то недостатки, которые порождают дальнейшее совершенствование.
Следующий вид поединков – парные поединки. Они важны скорее не для бизнеса, а для жизни. Стандартная ситуация: муж, жена, недвижимость, супруги при неудачах обмениваются взаимными обвинениями. Это нормально, тем более что мнения мужчины и женщины по поводу недвижимости и бизнеса часто расходятся. Для женщины важно, кто продает или покупает, а для мужчины – что продают и за сколько. Если человек как продавец приятен женщине, она скорее всего сделает покупку; если неприятен, хоть и выгодно продает, женщина не станет у него покупать! Гендерные различия проявляются не только в этом, но и во многом другом: женщины реагируют на скидки, а мужчины спокойно к ним относятся, и так далее. Это приводит к тому, что пара становится уязвимой в переговорах. Пары участвуют в самых разных переговорах, поэтому возникла необходимость в парных поединках.
Чемпионаты по парным поединкам показали, что эта технология еще сырая; очевидно, потребуется мастер-класс, чтобы ее доработать. Сырая вот в каком плане.
Бывает, что в паре один ведет поединок, а другой присутствует как бы за компанию, для подсадки: «Ты помолчи, и тогда мы выиграем!». Получается не совсем парный поединок.
Второй момент: а как судьям оценивать участников поединка? Как пару или по отдельности? Или сухой остаток после поединка? Критерии не устоялись. Есть над чем поработать, поэтому сейчас этот вид поединков пока нуждается в совершенствовании.
За каждым усовершенствованием стоит большая работа. Лет десять – двенадцать назад, когда классические поединки стали широко распространяться, многие решили, что сейчас они враз эту технологию усовершенствуют, другую технологию придумают, включат в нее обратную связь судьям от игроков, совещание со зрителями и тому подобное.
Все эти попытки с ходу улучшить технологию провалились и не получили никакого распространения. Не такое простое дело – улучшать технологию, оно требует и раздумий, и проб, и ошибок, – словом, большой работы и практики.
Хочу добавить: когда я говорю о классических управленческих поединках, то возникает вопрос: а как выглядит идеальный поединок, идеальная победа в нем?
Многие думают, что идеальная победа – это победа со счетом 9:0. Это не всегда так. Иногда бывает, что в поединке игроки боролись на равных, и каждый судья после долгих колебаний отдает победу одному и тому же игроку, который в итоге побеждает со счетом 9:0. Счет далеко не всегда отражает явное или неявное преимущество. Чаще, конечно, отражает, но бывает, что и не отражает.
Идеальный классический поединок выглядит так: одна из сторон досрочно прекращает борьбу, признавая свое поражение. Когда люди играют в шахматы, партия далеко не всегда заканчивается матом. Когда человек видит, что ситуация проигрышная, он сдается. Зачем доигрывать? Доигрывать – значит быть человеком, не способным на компромисс. Время затрачивается, а в результате все равно будет проигрыш.
А в управленческих поединках досрочное признание поражения случается настолько редко, что такие случаи можно пересчитать по пальцам. Это ненормально. Правильное окончание поединка – когда одна из сторон прекращает его досрочно, поэтому здесь есть что совершенствовать.
Как этого добиться? Ответить на этот вопрос непросто. В нашей ментальности сдаваться досрочно не принято в принципе. Что, кроме компромисса, означает досрочная сдача? Она означает не трусость и слабость, а адекватную оценку себя и противника, уважение к противнику и благородство проигравшего. А вот эти черты встречаются не всегда.
Раз уж я заговорил о благородстве, а оно очень сильно связано с чувством собственного достоинства, хочу рассказать об одном случае, который меня огорчил.
В апреле 2016 года я вел семинар «Техника перехвата и удержания управления» в Екатеринбурге. Я говорил о недостатках нашего национального характера, среди которых недостаток чувства собственного достоинства, позволяющий воровать и плохо работать, и определенное ощущение своей национальной неполноценности. В чем оно проявляется? Я сейчас повторяю то, что я там говорил.
Проявляется оно вот в чем. Много ли у нас бизнесов? Много! А много ли предпринимателей, которые ставят перед собой задачу создать продукт или услугу, превышающие мировой уровень, стать лучшими в мире? Немного. Если бы я говорил с американскими предпринимателями, то в ответ на такой вопрос подняло бы руки, наверное, большинство присутствующих.
– Давайте проверим, – предложил я екатеринбуржцам, – в зале 76 человек, кто из вас ставит такую цель?
Поднялось шесть рук. Хорошо. Спрашиваю первого:
– Расскажите, какую цель вы ставите выше мирового уровня?
– Мы делаем упаковку, хотим делать ее как можно лучше!
– Ну, «как можно лучше» – это не фокус. Вы ставите цель превзойти мировой уровень?
– Н-нет!
– Садитесь, пожалуйста.
Рядом женщина сидит, тоже подняла руку.
– Ну а у Вас что?
– А я занимаюсь системой дошкольного воспитания или образования детей в детском садике. Я хочу сделать лучшую в мире систему дошкольного воспитания!
Формально-то цель подходящая, а фактически – не совсем: неужели система будет действовать и в Норвегии, и в Папуа-Новой Гвинее? Может ли такая система в принципе быть универсальной? Сильно сомневаюсь.
– А вот было еще четыре руки, где они? Кто еще поднимал? – спрашиваю.
Не видно теперь этих рук. Никто не поднимает больше. На этом все закончилось. Вот какой результат. И это очень печально.
Именно благодаря этому случаю мне стала понятна простая вещь. Мы тридцать третий год обучаем чему? Обучаем тому, что у нас называется общеменеджерской подготовкой.
Если объединить все то, что называют философией управления и социальной технологией управления, получится общеменеджерская подготовка. То, что должен знать каждый менеджер, чем он должен владеть, а лучше не только каждый менеджер, но и каждый человек. Дальше уже начинается профессиональная подготовка, а затем – должностная. Мы готовили менеджеров, мы – Таллиннская школа менеджеров.
А кого мы не готовили? Мы не готовили созидателей. Мы не готовили тех людей, которые поставят перед собой цель сделать нечто такое, что будет лучшим в мире. А чего добьется страна без таких людей? Да ничего особенного.
Если конкретный человек так и не сможет сделать за свою жизнь ничего, что было бы самым лучшим в мире, это одно. Это в общем-то нормально, ибо сделать самое лучшее по определению удается далеко не каждому.
Но если человек даже не ставит такой цели, то он ее точно не достигнет.
Генри Форд говорил: «Честная неудача не позорна, позорен страх перед неудачей». Этот страх, мешающий нашим предпринимателям даже ставить перед собой цель сделать что-нибудь лучшее в мире, позорен.
Теперь нам надо думать, чем дополнять нашу систему общеменеджерской подготовки, чтобы начать понемногу выращивать созидателей.
Если бы те, кто у нас много учился, поставили задачу не только достичь личного благополучия, но и изменить мир к лучшему, это бы прибавило оптимизма. Такие люди есть среди нас, но их позорно мало.
Теперь перейду к конструктивным поединкам.
Если недостаток классических поединков в том, что люди там дерутся, но не договариваются, значит, нужны другие поединки, когда люди будут договариваться. Эти поединки мы отрабатывали на мастер-классах.
Весной 2016 года прошли четыре мастер-класса на Тенерифе, где мы последовательно пробовали разные технологии.
Самая простая технология заставить людей договариваться выглядит так: если люди не договорились, не пожали руки, то поединок проиграли оба. Просто и ясно. Действительно, если люди ни о чем не договорились между собой, то как можно сказать, что кто-то из них выиграл? Абсурд! Оба проиграли.
Но что значит «пожали руки»? Человек пожал руку противнику, криво улыбнулся и оставил камень за пазухой. Это не годится. Пожали руки – это значит, что каждый доволен результатом в той картине мира, которая по окончанию поединка у него сложилась. Он не собирается переигрывать, а довольным пошел реализовывать договоренность.
Конечно, это трудновато проследить, но все-таки такой подход повысил качество поединков.
В результате поисков пришли к такому выводу. Я говорил о том, что замена теоретических критериев одной конкретной ролью положительно сказалась на уверенности судей в принимаемых ими решениях. Достаточно просто быть честным в своей роли «Нанимающегося на работу», «Отправляющего на переговоры» или «Доверяющего собственность» и голосовать, прислушиваясь только к своему внутреннему голосу.
А вот в конструктивных поединках – наоборот. Теперь от роли перейдем к критериям, чтобы достичь конструктивности, но не к пучку критериев, которые запутают судью, а к принципу «Один судья – один критерий». Соответственно, девять судей – девять различных критериев.
В классических поединках мы иногда сталкивались с такой проблемой. Судья из коллегии «Нанимающиеся на работу» рассуждает об игроке так: «Это хороший руководитель, я у него многому научусь. Он выведет организацию вперед». Другой судья из этой же коллегии рассуждает о том же игроке иначе: «Это слабый руководитель, я его обойду и стану руководителем, а он останется внизу. Я вот поэтому его выбираю». Это чушь! Но она случается, потому что у судей могут быть разные внутренние критерии выбора «работодателя».
Итак, переходим к системе «9 судей – 9 критериев». Это значит, что далеко не все возможные критерии будут охвачены. Но, напомню, управленческие решения принимаются на основе имиджа фактов, а не на основе самих фактов, и девять критериев достаточны для создания требуемого имиджа. В каждой коллегии – по три разных критерия: три критерия для «Нанимающихся на работу», три критерия для «Отправляющих на переговоры» и три критерия для «Доверяющих собственность».
Разумеется, критерии могут меняться. Я призываю тех, кто серьезно занимается поединками и экспериментирует в своих аудиториях, пробовать разные критерии, но строго придерживаться принципа «один судья – один критерий». Буду благодарен, если вы сообщите мне о ваших результатах.
Критерии для «Нанимающихся на работу» фактически оценивают отношение участников поединка к людям и могут быть, например, такими:
✓ Кто из участников более добр и заботлив, подобно хорошему отцу?
✓ Кто из участников более справедлив, честен и порядочен?
✓ К кому из участников я послал бы своего ребенка на выучку?
Критерии для «Отправляющих на переговоры» фактически оценивают технику перехвата и удержания управления и могут быть такими:
✓ Кто лучше умеет расположиться на выгодной местности?
✓ Кто лучше умеет нанести удар «твердым по пустому»?
✓ Кто лучше умеет развить и закрепить успех?
Критерии для «Доверяющих собственность» фактически оценивают ориентацию на Дело, и могут быть, например, такими:
✓ Кто лучше умеет экологично нагрузить необходимыми обязательствами партнера и получить его согласие?
✓ Кто более конструктивен и договороспособен?
✓ У кого в «сухом остатке» результат переговоров оказался лучше?
Вот 9 критериев. Возможно, практика покажет, что какие-то из них нужно заменить, уточнить, переформулировать. Но в целом, когда мы проводили поединки с судейством по этим критериям, противники договаривались и пожимали друг другу руки значительно чаще, чем в обычных классических поединках. Если окажется, что договороспособность наших участников недостаточна, эти критерии можно будет сделать более жесткими.
Теперь перейду к следующему формату – Бизнес-лагерю. Формат этот любят очень многие, но он непрост в исполнении.
Чтобы понять, что такое Бизнес-лагерь, надо знать, как он возникал. Он возникает не так: посмотрим, как устроено настоящее государство, и у себя сделаем то же самое! Бизнес-лагерь возникал по естественной логике, не в результате копирования (разобрался, скопировал и сделал).
Что значит естественным образом? Начало положила игра «Организатор». Надо сказать, что когда Таллиннская школа менеджеров еще только замышлялась, то, познакомившись с некоторыми деловыми играми, я увидел, что их объединяет один громадный недостаток – выигрыш в них или был неубедительным, или целиком зависел от интеллекта участников (кто более продвинутый, тот и выиграет), а не от волевых качеств.
В то же время мы видим, что во главе большинства государств и крупных бизнесов вовсе не обязательно стоят интеллектуалы. Интеллектуалы обычно где-то сбоку пристраиваются. В основном же во главе стоят люди волевые, что называется, с характером. В играх же, с которыми я познакомился, требовались именно интеллектуальные качества. Это не адекватно реальной жизни. Поэтому мы начали строить игры, которые требовали волевых качеств. Первой такой деловой игрой стала игра «Организатор». Она легла в основу Бизнес-лагеря.
Можно сказать, что управление бывает реальное и вербальное. Вербальное управление кончается словами, бумажками. Реальное управление кончается уложенными в стену кирпичами, излеченными людьми, произведенными танками, – то есть реальное управление изменяет физическую среду в наперед заданном направлении с заданным результатом управленческой деятельности.
Если же результат вашей управленческой деятельности – бумажки и слова, это вербальное управление, а не реальное. Игры, которые были основаны на вербальном управлении, мы решили заменить реальным управлением, а именно чтобы конечным результатом деятельности было что-то, сделанное руками. Такая работа руками была не самоцелью, а использовалась для проверки правильности управленческих решений. «Практика – критерий истины», как говаривали когда-то марксисты.
В игре участники принимают множество управленческих решений, сначала долго их обдумывая, а затем происходит проверка состоятельности принятых решений путем реальной физической работы. Уложились в заданное время, получили заданное качество продукции, продали ее или нет и так далее – это реальное управление.
В деловой игре «Организатор» есть этап подготовки к производству, где принимаются различные управленческие решения, и этап производства, где участники что-то производят руками. Первая наша версия этой игры – «Строительство»: участники игры строили дома из конструктора, используя эстонский аналог конструктора Lego. Были генподрядные и субподрядные организации, транспорт и так далее. Уже тогда, в 1984 году, у нас использовалась игровая валюта «вийтны», которой можно было расплачиваться в нашем баре и что-то на эти игровые деньги покупать.
Но возникла следующая потребность. В зале, где проводилась игра, стояли столы. Одной строительной организации столы нужны, другой нужны, а кому-то столов не хватает. Кто будет делить столы и стулья, если их не хватает? Мы как организаторы игры? Это неправильно. Мы ввели местные органы власти, которые распределяли столы и стулья.
А если конфликт? Кто будет разбирать конфликт? Мы? Нет. Мы вводим в игру суд из участников, чтобы самим конфликты не разбирать.
Если есть суд, значит, должны быть и органы исполнения его решений – нужна полиция.
А для того, чтобы этих людей содержать, нужны налоги, а с ними – и министерство финансов.
Денег не хватает – нужны банки.
Так шаг за шагом вырастал Бизнес-лагерь, появлялись институты, которые нужны для того, чтобы организаторам не надо было ничего делать. Именно это и означает, что ты вырастил государство: если теперь ты сам как организатор этого государства для его функционирования уже не нужен. Если ты все еще нужен – это игра в государство, оно не настоящее.
Этим наш Бизнес-лагерь отличается от всех остальных псевдо-Бизнес-лагерей, когда соберут людей, поиграют с ними в какие-то игры, прочитают им какие-то лекции. Нет, это еще не Бизнес-лагерь. Такой псевдо-Бизнес-лагерь настолько же отличается от нашего Бизнес-лагеря, насколько макет самолета со штурвалом, крыльями и кабиной пилотов отличается от настоящего самолета: второй летает, а первый – нет. Возможно, наш Бизнес-лагерь подобен небольшому самолету, но он все-таки летает: взлетит, покружит немного над аэродромом и сядет. Есть разные способы обучения летному делу: на тренажере и на реальном самолетике. В настоящем Бизнес-лагере все происходит по-настоящему, а не имитируется.
Признаком того, что Бизнес-лагерь правильно построен и состоялся, является наличие в нем событий, которые относятся именно к Бизнес-лагерю, именно к тем ролям, которые есть в Бизнес-лагере, событий, которые настолько потрясают участников, что те вспоминают о них даже много лет спустя.
А если таких событий не было, то Бизнес-лагерь не получился. Придумать такое событие очень трудно. Только один раз нам удалось его придумать: мы запланировали, что в Бизнес-лагере непременно случится «преступление века» и непременно состоится «судебный процесс века», и они произошли словно по расписанию – в те дни, на которые были запланированы. Это сделали не мы, а участники Бизнес-лагеря, которые при этом руководствовались отнюдь не расписанием, а собственными, весьма различными целями, но в результате все получилось по плану. Но это очень сложное дело.
Важно, чтобы в Бизнес-лагере происходили какие-то объединяющие участников события – не те события, когда крыша провалилась или наводнение случилось, а те, что вытекают именно из игровых ролей. И в этом сложность. Поэтому гораздо проще делать псевдо-Бизнес-лагеря, где просто проходят игры, лекции, и всё, хотя это тоже, в общем-то, неплохо.
Здесь я хочу сказать о различии между Бизнес-лагерями для взрослых и для подростков. В 1992 году мы провели первый крупный Бизнес-лагерь, в котором приняли участие 256 подростков, и с тех пор регулярно проводили Бизнес-лагеря для подростков до конца 1990-х годов.
Большое преимущество подросткового Бизнес-лагеря по сравнению со взрослыми Бизнес-лагерями в том, что с подростками никогда не бывает скучно! И неожиданные, потрясающие всех участников события там обязательно случаются. Подростки – благодарная публика. Единственное, что надо иметь в виду: если лекции будут долгими и скучными, они заскучают или убегут с лекции. Но несложно делать лекции не слишком длинными, вводить какие-то игры, там и события бывают, потому что подростки лезут во все щели. С подростками легче работать.
Но и минусов хватает. Первый минус, который доставляет хлопоты организаторам, – подростки четко видят прорехи в социальной технологии, которая применяется, и сразу ими пользуются. Взрослые часто относятся к организаторам Бизнес-лагеря лояльно и сами заштопывают существующие «дыры», пробелы в законодательстве, следуя не только букве закона, но и его духу: если буква забыта, они используют дух.
А вот подростки – нет. Им дай букву закона, и все, дух закона их мало интересует. Они сразу же пользуются любым нарушением или отсутствием «буквы», предъявляя претензии. В этом смысле лучше всего тренироваться в социальных технологиях на подростках, потому что они сразу обнаруживают все ошибки и недоработки. Это и плюс, и минус. Это хорошо для тренировки тренеров, но подростки, в отличие от взрослых, не саморегулируются.
Следующий минус – у подростков этическая планка гораздо ниже, чем у взрослых. Рассчитывать можно только на порядочность какой-то части участников. Среди участников подросткового Бизнес-лагеря обязательно найдутся те, кто с этикой не дружит и не считает нужным дружить.
При работе с подростками надо быть готовыми к отклоняющемуся поведению: курение, нецензурная брань, драки, употребление алкоголя и психотеррор. Надо обязательно иметь некое противоядие против этих недостатков. Но среди подростков бывает больше ярких личностей, чем среди взрослых. Взрослых общество все-таки уже пообтесало, крылышки подрезало, челку подстригло и так далее. В этом смысле взрослые по поведению в деловых играх больше похожи друг на друга, чем подростки. Хотя для подростков характерны и массовость, и заразительность, и конформизм, но все-таки это личности более яркие, которые еще не обтесаны жизнью. Поэтому подростковый Бизнес-лагерь вести интереснее, чем Бизнес-лагерь для взрослых.
Это не значит, что со взрослыми не интересно, но я искренне завидую тем, кто занимается подростками, потому что отдача там, конечно, гораздо больше. Для будущего развития, для становления подросток в Бизнес-лагере получает гораздо больше, чем взрослый. Поэтому меня не перестает удивлять, что взрослые за свое участие в Бизнес-лагере готовы платить серьезные деньги, а за подростков, собственных детей – не готовы, хотя инвестиции в подростка гораздо выгоднее, чем инвестиции во взрослого человека. Это связано с тем, что мы, традиционно декларируя любовь к детям на словах, не претворяем эту любовь в конкретные поступки: за себя мы готовы платить гораздо больше, чем за ребенка.
Вернусь к вопросу о том, чем отличается Бизнес-лагерь от псевдо-Бизнес-лагеря с событийной стороны, которая должна быть. Почему должна быть событийная сторона, яркая? Потому что люди проявляются в событиях. События – это всегда столкновение с неожиданностью. Когда человек сталкивается с неожиданностью, он ведет себя естественным образом. Бизнес-лагерь должен обязательно обнаруживать подлинную суть человека. В хорошем Бизнес-лагере состоятся и хорошие партнерские отношения, и разочарования в людях, которые хорошо знали друг друга. Но разочарования полезны. Лучше разочароваться раньше, чем позже.
Все это означает, что человек, проживая Бизнес-лагерь, раскрывает в себе какую-то новую судьбу. Правильный Бизнес-лагерь становится для человека «второй жизнью». Это очень важно. Человек должен ощутить, что он прожил «вторую жизнь».
Не каждому из нас дано прожить «вторую жизнь». Тот, кто верит в такую возможность, проживет вторую жизнь, кто не верит – не проживет, но как это произойдет, мы все равно не узнаем. А Бизнес-лагерь определенно позволяет прожить «вторую жизнь» – то есть пробовать то, чего не пробовал в обычной жизни, рискнуть там, где обычно не рисковал, и посмотреть, чем это кончается. Правда, это иногда это подталкивает некоторых людей поступать плохо, потому что они хотят посмотреть: а как это оно – поступать плохо? Такое вот бывает самооправдание. Но все-таки эта «вторая жизнь» много чему учит.
За счет чего возникает главный учебный эффект Бизнес-лагеря? За счет того, что там короткая обратная связь. Решение принял – и тут же столкнулся лбом с его последствием. В жизни полгода пройдет, два года, люди поменяются, факторов много. Из-за этого решение трудно оценить по результату – в такой оценке часто бывает больше веры, чем знания. Насколько хорошим было то или иное решение? Вовсю работает принцип «Нет худа без добра, и нет добра без худа». Факторов много, попробуй отследить значение каждого!
А в Бизнес-лагере через час ты уже получил что-то хорошее или что-то плохое, а то, бывает, и через одну минуту. Быстрая обратная связь следствия с решением очень хорошо учит.
Куда развиваются Бизнес-лагеря? Большой основополагающий Бизнес-лагерь был у нас в 1989 году, на Украине, в Бердянске, где 500 человек 50 дней жили в семи государствах. Поскольку в стране тогда еще не было рыночных отношений (они только зарождались, только что появились кооперативы), то большинство приехавших участников были посланцами разных предприятий – директора, начальники цехов. Кооперативы тоже были представлены, но их представители составляли около 10 процентов от общего количества участников лагеря, а остальные 90 процентов были людьми, никогда не сталкивавшимися с рыночными отношениями. Соответственно, законодательство в Бизнес-лагере предусматривало рыночные отношения, – примерно такие, как сейчас.
Что же показал этот лагерь? Он показал следующее: в лагере возникли все те явления, которые уже позже, в начале 1990-х, возникли в стране. Это был очень оптимистичный результат.
Люди провели в лагере пятьдесят дней, оторвавшись от своих дел в то время, когда в стране шел интенсивный передел собственности, и потому очень важно было присутствовать на месте, но это окупилось сторицей. Когда в стране появлялись какие-то новые феномены, они в этих феноменах уже участвовали и представляли себе, что это такое и чем кончается. Это было очень хорошо и внушило большой оптимизм. Может быть, Бизнес-лагерь – это такая технология, которая позволяет заглянуть в будущее страны? Появились разные идеи на этот счет: мол, давайте теперь станем регулярно заглядывать в будущее страны, чтобы заранее знать, что именно произойдет. Как говорят картежники, знал бы прикуп, можно было б не работать. А мы вот тут-то, в Бизнес-лагере «прикуп» и узнáем!
Но это предположение не подтвердилось. Когда мы стали проводить следующие Бизнес-лагеря, мы все время скатывались к началу 1990‑х. Перенестись в начало 1990-х годов, находясь в 1989 году, – это здорово, но в 2000 году это уже не воодушевляло, в 2016 году – тем более! В чем же дело?
Дело в том, что Бизнес-лагерь только тогда позволяет заглянуть в будущее, когда там есть законодательство и социально-экономическая формация, которой еще нет в обычной жизни, но она может появиться в будущем. Тогда мы можем посмотреть, чем это закончится, куда это пойдет. В этом смысле при помощи Бизнес-лагеря удобно моделировать будущее, если у вас есть какие-то идеи о том, какое общество устроить.
Один такой эксперимент мы провели с избирательным правом, и он показал хороший результат. Что это за эксперимент?
Есть разные люди, которые борются в лагере, скажем, за место президента, за место в парламенте – в жизни происходит то же самое. Например, возьмем президентское место – те, кто за него боролись, имели свои команды, поэтому победитель, не успев стать президентом, имеет готовую оппозицию, которая до этого делала разные ходы, собирала компрометирующие материалы.
Эта оппозиция – далеко не лучшие его друзья! Новоиспеченный президент еще не умеет руководить страной: если человека избрали президентом, это еще не значит, что он умеет руководить страной, если его избрали впервые. Ему и так трудно, а он еще имеет оппозицию, готовую сделать все, чтобы в стране стало хуже, чтобы доказать, что президент не справляется! Это же плохо. Нужно нам такое избирательное право? Нет, не нужно.
Мы попробовали другую модель, когда президента выбирают не из нескольких кандидатов, а из большего числа «продвинутых» людей, каждый из которых в принципе мог бы работать президентом. А дальше – лотерея. И в результате лотереи человек становится президентом. При этом мы сразу отсекаем всех тех людей, которые с ролью президента точно не справятся.
Что получилось? Если человек выиграл должность президента в лотерее, какая у него может быть оппозиция? Да никакой. Он-то при чем? Он не при чем. И победитель занимает место президента страны, не имея враждебной оппозиции. Этот эксперимент показал, что игровые результаты (накормить население, вернуть внешний долг) оказываются такими же, как в случае проведения избирательной кампании, но с гораздо меньшими затратами на избирательную кампанию и без разного рода криминала, обычно такие кампании сопровождающего. Но сперва надо отсечь людей, которые не годятся для этой должности. А дальше среди десяти, двадцати, тридцати человек проводить лотерею. Фактически речь едет о жестком избирательном цензе, и он оказался довольно эффективным.
На этом наши эксперименты с выборами закончились.
А что дальше делать с Бизнес-лагерями? Их можно проводить и дальше, многие хотят в них участвовать, они будут платить деньги, приезжать, уезжать довольными, и научатся многим полезным вещам.
Но мы-то хотим двигаться дальше! У нас обучение – не главная задача. Главная задача – разработка социальных технологий, а обучение – побочный результат разработки этих технологий. Наша школа – школа технологий, а не школа людей. Надо развивать социальные технологии дальше. В какую сторону?
Жизнь меняется, появилась виртуальная реальность, и это подсказка. Виртуальная реальность – это интересно. Мир идет туда. Первую пробу по виртуальной реальности мы делали в 2012 году во время проведения Бизнес-лагеря в Черногории. Там мы первый раз попробовали привлечь виртуальную реальность.
Каждый человек, кроме того, что он присутствовал в зале, что-то делал, разговаривал с другими, продавал, покупал, производил, был также представлен своей фигуркой на большой карте. Нам повезло, что пол в игровом зале был в клетку, с ячейками размером 1,5 на 1,5 метра, это было для нас очень удобно.
Мы сделали карту, изображающую тот же большой зал, где каждый участник был представлен отдельной фигуркой, которая могла по этой карте передвигаться; карта отображалась на компьютерах.
Люди делали ходы на карте, и, чтобы войти в поединок, – а в Бизнес-лагере проводятся поединки, – надо как минимум приблизиться к этому человеку на карте. В жизни мы же просто так к президенту страны не подойдем, а в зале? Подойдем? Нет, это неправильно! Поэтому нужно было сперва на карте подойти, если охрана на карте позволит тебе туда пройти. Хотя это очень маленькая деталь из виртуальной реальности, но сразу возник такой эффект: эта карта виртуальной реальности не только отражает то, что происходит в зале, но она сама очень сильно влияет на то, что будет происходить в зале. Эта виртуальная реальность – не только отражение действительности, но и сама является активным фрагментом действительности. И очевидно, что эта ситуация будет усиливаться. Поэтому следующий наш шаг в Бизнес-лагере, который мы собираемся делать, – увеличить компонент виртуальной реальности.
