Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Нельзя отвлекать от молитвы ни других, ни себя
– Геронда, бывает, я в келье молюсь, а сама думаю: «Вдруг сейчас какая-нибудь сестра ка-а-ак войдёт!..» Такие мысли меня отвлекают от молитвы.
– Пусть лучше мне дадут обухом по голове, чем внезапно ворвутся в мою келью и застанут меня на молитве! Когда тебя вдруг застают на молитве, это всё равно что ты летишь, а тебя хватают за крылья и их обламывают! Вы не понимаете, что такое беспокоить человека во время молитвы – потому что сами ещё не переживали духовных молитвенных состояний. Вы не знаете из опыта, что значит находиться на связи с Богом – я говорю о таком состоянии, когда человек, если можно так выразиться, отрывается от земли. Знали бы – уважали бы чужую молитву. Будь у вас эта духовная чуткость, вы бы подумали: «Как можно прерывать человека, когда он молится?» Понимая, какой огромный вред вы наносите человеку, отрывая его от молитвы, вы были бы осторожнее. Говоря об осторожности, я имею в виду не тревогу и зажатость, а уважение к сестре, которая в данный момент общается с Богом. Но духовной чуткости у вас нет… Что же, будьте, по крайней мере, воспитанными. Возьмите за правило стучать в чужую дверь и громко говорить: «Молитвами святых отец наших!..» – чтобы человек не волновался, что вы к нему ворвётесь, и не находился бы в постоянном напряжении. Одно дело – бодрствовать духовно, и другое – всё время быть в нервном напряжении и дёргаться: а не ворвётся ли кто-то ко мне в келью? Последнее очень утомляет, надламывает.
– А может, геронда, сестра не стучится в дверь без злого умысла, по простоте?
– Хороша простота!.. Стукнуть разок в дверь и, не услышав в ответ «аминь», врываться в чужую келью!.. Я ума не приложу – как вообще можно так себя вести? Да может, именно сейчас за этой дверью сестра плачет, молится Богу и не хочет, чтобы её кто-нибудь видел? Когда я прихожу в соседнюю келью на Афоне и слышу, что братья читают вечерню, то могу целый час, стоя на холоде, молиться по чёткам и ждать, пока они закончат. Я делаю так, потому что не хочу их беспокоить, смущать, не хочу, чтобы ради меня они стремились закончить службу побыстрее. Услышав, что из церкви доносятся песнопения, разве я открою дверь и войду как ни в чём не бывало, словно у меня есть на это право? А кто мне это право дал? Нет, братья-то, может, и рады бы дать мне такое право, но я сам такого эгоистичного права не хочу за собой признавать. Это же эгоизм – считать, будто я что-то важное из себя представляю, и не уважать ближних.
Мы должны быть духовно чуткими. Однажды на Синае я спускался из кельи святых Галактиона и Епистимии в монастырь. Вдруг я увидел впереди двух детишек-бедуинов: мальчика и девочку. Дети стояли прямо на тропе. Они держали в руках чётки и молились. Другой дороги не было, и я осторожно, чтобы их не потревожить, повернулся и отошёл немного назад. Я подождал, пока они завершат молитву, и только потом пошёл дальше.
– Геронда, как только я начинаю молиться, мне на ум приходят разные дела, которые я не закончила на послушании.
– Я тоже, если чего-то не доделаю, спокойно молиться не могу. Поэтому, если хочешь не отвлекаться при молитве, сначала заверши то, с чем можно справиться быстро. А потом начинай молиться и говори своему помыслу: «Ну вот, я всё доделала. Теперь недоделанной осталась только моя душа. Пришло время заняться ею».
– Геронда, а я думаю, что случись в моей жизни что-то тяжёлое, это помогало бы мне в молитве.
– Что же ты такое несёшь? Война, что ли, должна начаться, чтобы ты взыскала Христа? Когда вокруг всё тихо-мирно, это лучшая предпосылка, чтобы и внутри было тихо и безмолвно. Молитва требует нерассеянности на внешнее и правильного внутреннего устроения. И вообще в духовной жизни очень помогает нерассеянность.
