Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
3. Женский вопрос. (G)
«Все проблемы из-за безделья и баб, причем одно порождает другое…»
Оля Голубева обучалась в параллельном классе и была красивой девочкой, одновременно похожей на кавказскую пленницу из фильма «Кавказская пленница». Красную Шапочку из фильма «Красная Шапочка», гостью из будущего из фильма «Гостья из будущего» и Эмануэль из фильма… Ну, вы поняли… Как следствие, за Олей ухаживали парни из старших классов. Я в этой ситуации был объективным лузером, несмотря на активное участие в школьной самодеятельности в качестве гитариста.
Она не замечала меня! Частые подсылания к ней моих друзей с букетами не достигали ожидаемого успеха. Оля состояла в комсомольском комитете школы, и мне пришлось вступить в комсомол из-за нее. Все тщетно! Плодов мои усилия не приносили.
Оставалось одно – страдать. Либо второе – страдать и что-то делать.
В следующем году комсомол прекратил свое существование, а я и безответная любовь остались. И с этим нужно было как-то жить. До сих пор достоверно неизвестно – являлся ли я «всадником апокалипсиса» для комсомольского движения Союза Советских Социалистических Республик, или нет, но то, что первая, безответная, любовь пробудила во мне желание петь – это факт.
Сия сублимированная энергия не замедлила принести свои, несомненно, полезные дивиденды.
Во-первых, я начал сочинять песни, а во-вторых, я стал чаще драться. По поводу второго нужно сделать оговорку. Двухметрового роста я никогда не был и, надо признать, богатырского телосложения тоже. Обычно меня попросту били. Но поскольку амбиции защищать всех и каждого требовали реализации, «обиженных» я находил довольно быстро, вне зависимости от того, считали обиженные себя «обиженными», или нет. А там и до обидчиков добраться было можно. В этом месте повествование так же требует ремарочки.
Я был страстным поклонником Виктора Цоя и, посмотрев фильм «Игла», где он играл роль последнего героя, хотел быть похожим на него, и крушить злодеев оптом, опровергая расхожее мнение общественности о том, что «последний» герой Виктор, а не я. Местные злодеи были не в курсе моего мотива и крушиться не соглашались.
Я не отчаивался и находил себе все новые приключения. Донкихотство было вопиющее и осложнялось подростковой реактивностью, несмотря на то что порой было страшно, а потом зачастую больно.
Все это действо проходило на фоне разрушающегося СССР, со всеми последствиями краха прежних институтов власти. Комсомольские лозунги с легкостью заменялись воровскими понятиями. Стиль общения из «торжественно-истеричного» превращался в «бывало-усталый».
И пока государственная система разваливалась, будущее страны сидело на корточках во дворах, учась плевать через губу, ботать по фене, а также раскидывать и распутывать рамсы.
Среди моих друзей были музыканты, гопники и неопределившиеся балбесы.
В поисках своего места в новорожденном демократическом обществе, однажды я даже пошел на гоп-стоп со своими приятелями, которые иногда практиковали эту форму познания окружающего мира. Нас было трое, нам было весело, мы поймали ночью какого-то бедолагу, забрали у него часы и деньги. Я ничего из этого себе не взял. Впоследствии мне было стыдно об этом вспоминать. Если бы он стал защищаться, я бы упал сам сразу, причем от стыда. Доблести, а впоследствии и оправданий нашему поступку я не находил. Больше такого не повторялось никогда.
Уголовная романтика не была мне близка. И не потому что я какой-то особенный… А почему 1 это кстати, я не особенный? Конечно особенный!
Во-первых, я так сам считал. Во-вторых, так считали многие, кто меня знал, а знали многие. Как я этого добился? Внимание, рассказываю, как добыть славу в пятнадцать-семнадцать лет.
Я довольно быстро понял, что в ситуации, когда в моей компании выдающихся бойцов нет, да и сам я не Илья Муромец, необходимо что-то противопоставить кодлам себе подобных. Я решил вырубать всегда самого борзого. Такая тактика не безболезненно, но приносила свои плоды. А слухи, обрастаемые небылицами, мгновенно распространяются среди подростков сами собой.
Были, конечно, и негативные стороны, но мама уже знала названия необходимых медикаментов, способы их применения и дозы, а таз для ночного блевания после очередного сотрясения мозга всегда стоял под кроватью. Желтый.
Когда после провальных выпускных экзаменов в школе стало ясно, что ни в какое Суворовское училище я не попаду, отец устроил меня в радиотехнический колледж, откуда я в свою очередь был изгнан за систематические прогулы и поведение, недостойное гордого звания радиотехника. Вместо лекций я посещал актовый зал, где мы с друзьями почти каждый день что-то репетировали. У меня была дама сердца, пусть она была не со мной, но песни придумывались, и когда-нибудь она обязательно должна была обо мне узнать и, вырывая волосы со своей головы, воскликнуть: «Боже, как же я была слепа!» Да. Так я думал.
В этот пубертатный период меня начала буквально преследовать одна особа. Я мало интересовался девушками, за исключением той единственной, о которой я уже неоднократно упоминал.
И тем не менее…
Женька тренировалась у Ришата и была его любимицей. Когда я появился на тренировках, Ришат стал больше времени уделять мне, а не ей, как было прежде. Она стала ревновать и, разумеется, все больше интересоваться новеньким. Девушка была стройная, красивая и дерзкая. Женька была мастером провокации. Она везде была звездой с талией пятьдесят пять сантиметров, я же был к ней равнодушен. Мой прозорливый читатель может без труда выстроить причинно-следственную связь наших дальнейших отношений.
Да, да, она приходила ко мне с толпой поклонников и звала гулять, подружилась с моими родителями, очаровала их своей заботливостью и хозяйственностью, нашла общий язык с моими друзьями, когда было нужно, она картинно падала в обмороки, в общем, как все звезды, актрисой она была прекрасной. Через год мы стали встречаться, но шахматные партии ее темперамента на этом не закончились.
Одним солнечным утром она пришла ко мне с подругой и позвала гулять в парк Якутова, простирающийся сразу за пустырем, примыкающим к свалке на окраине нашего двора.
Что такое был парк Якутова, образца 1990 года? Парк Якутова – это было место, в которое стекалась вся подростковая шушера с прилегающих районов. Оттуда «правильные пацаны» выдвигались на рынок «шакалить» (вымогать деньги, пояснение для тех, у кого не было детства) и туда же возвращались с добычей и рассказами о своих подвигах. С Моряковки подтягивались учащиеся «…» школы, из которой можно было перевестись только в детскую колонию или интернат для недоразвитых. Нижегородка не уступала своих позиций в формировании туристических групп в парк. Виднейшие деятели гоп-стопа с Карлухи были делегированы на пикники, где мечтавшие уйти в зону устраивали банкеты для тех, кто только что из зоны пришел. Все эти партизанские отряды пили водку в кустах вокруг живописного озера. Особо успешные в этих кругах «торчали».
В общем, на планете Земля не существовало другого места, которое подходило бы как нельзя более кстати для прогулки юного Дон Кихота с двумя очаровательными особами, одна из которых была известная на всю округу вертихвостка и провокатор.
Наш беззаботный променад длился минуты три, когда Женька, увидев двух шпанят, коротко поведала мне историю о том, как именно они намедни обозвали подруг женщинами легкого поведения, причем сделали это в неприемлемо грубой форме. Мне ничего не оставалось, как следуя традициям донкихотства, крикнуть молодым людям: «Эй, фуфелы, оба сюда подошли!»
Джентльмены, заподозрив неладное, поспешно ретировались, но у меня осталось стойкое чувство, что в данный момент они не знали, что возразить и ненадолго отлучились, дабы узнать нужные слова у старших и многочисленных друзей. Предчувствие меня не обмануло.
В скором времени появились еще четверо. Дружной компанией мы отошли в сторону, и присели на спинку скамейки. Кулеш, так звали моего нового оппонента, демонстративно натянул перчатку с металлическими шипами на правую руку, что меня не могло не порадовать. Понт был, конечно, красивый, но одна рука у него теперь стала не рабочая. При ударе эти самые шипы разворотили бы ему кулак. Ждать было нечего, и я начал первым. Он сидел слева от меня, я ударил быстро с разворота, и он упал. Остальные вспорхнули со скамейки, как голуби, и застыли в замешательстве. Кулеш встал, и бросился выдергивать кол, к которому было подвязано недавно посаженное, молодое дерево, и, вырвав его, тоже почему-то замер в нерешительности. Мы так стояли недолго. Периферийным зрением я заметил, как к нам с разных сторон подтягивались их любопытные друзья. В общем, очень скоро я почувствовал себя гвоздем программы на веселом празднике молодецкой удали. Сейчас не помню, как началось второе отделение. Помню только, как умудрялся несколько раз выпрыгивать из толпы, чтобы зацепить ударом кого-нибудь из несущейся на меня человеческой массы. В чем-то драться с кучей друг другу мешающихся людей проще, чем один на один с кем-то. Все в суете, кто-то в растерянности. Каждый хочет отличиться, но ему обязательно мешает свой же. Одна проблема – долго это продолжаться не может. Я быстро оказался на земле, пытался язвить, выкрикивая: «Семеро одного не боятся!» когда внезапно наступила пауза. Меня подняли, и я увидел, как ко мне, ехидно пританцовывая на полусогнутых ногах, приближается мужчина неопределенного возраста, по пояс голый, с наколотыми на груди куполами и папиросой в зубах.
– Вий, епт… – пронеслось в голове. Изрядно шатаясь, я почувствовал облегчение, решив, что сейчас будет разбор, и мне предложат сойтись раз на раз с обидчиками, как это бывало. Все оказалось не так. Он подошел, широко жестикулируя растопыренными пальцами и повторяя громким шепотом: «Тихо, тихо, тихо!» – ударил меня лбом в нос.
Потом не помню. Пришел в себя, когда никого уже не было. Резко вставать было нельзя. Я немного полежал, потом посидел, потом поднялся и, шатаясь, поплелся домой.
Как мне рассказали позже, Женька бегала, в это время к Ришату, который жил поблизости, с целью получить решающее подкрепление. Но подкрепления не оказалось дома, а мобильных телефонов в ту далекую пору не существовало.
Это было очередное сотрясение мозга. Первое получил когда играли в «царь горы», и я ударился об лед головой, второе – когда я упал с велосипеда, потом мне «доставалось на орехи», потом я их считать перестал… Расхожее выражение: «Нашел на свою голову», – в моем случае нужно воспринимать буквально. Эта часть моего организма определенно пользовалась успехом у приключений.
Не прошло и трех дней, как я уже шел в парк вылавливать своих обидчиков. С одним из них получилось поквитаться, с другими ничего не выходило по простой причине: переловить их по одному не представлялось возможным, а соваться в те места, где они были в большой компании, было самоубийством.
Таким образом, финал истории повис в воздухе. И висел до тех пор, пока Женьке не захотелось погулять в парке снова. Отказаться от ее предложения идти в парк, означало выглядеть в своих и ее глазах трусом.
Я никогда не забуду этой сцены, как мы в задумчивости, наблюдали воодушевленный бег к нам на встречу толпы гопников человек в двадцать. Увидев нас на противоположном берегу озера, они бежали с угрожающим задором на лицах. Я пошел к ним навстречу с улыбкой и готовностью достойно погибнуть в недолгой потасовке. Может быть, за этой борзой улыбкой я прятал свой страх.
Закончив свой кросс, марафонцы равномерно рассредоточились вокруг меня. Но неожиданно, в момент, когда я искал, куда мне повернуться, чтобы за спиной никого не было, из общей массы выделился коренастый парень. По поведению окружающих я понял, что он в этой компании имеет авторитет.
– Зовут тебя как? – спросил он.
Я назвал свое имя. Он развернулся к своим и сказал:
– Кто с ним будет биться раз на раз?
Никто не вышел.
– У тебя какие к кому претензии?
– Никаких, – ответил я, не увидев среди парней тех, из-за которых завертелся весь сыр-бор.
– Я тебя с гитарой видел. Играешь?
– Да.
– Меня зовут Игорь. Какие будут проблемы здесь – мне скажи.
Через минуту в наш разговор вмешался его долговязый друг:
– Песню можешь подобрать?
Так я стал для них своим.
Друзьями мы с Игорем не стали, но приятелями, уважающими друг друга, бесспорно.
Впоследствии мне рассказывала Женька, что как-то случайно встретила Игоря. Он поздравил ее с тем, что у нее такой отчаянный парень, и «в уважуху» передал мне привет. В парк с тех пор я ходил, как к себе домой, а на женщин научился не обижаться.
