Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
9
Записка, придавленная ниткой радужных опалов, гласила, что Его брыгово Сиятельство собирается навещать меня по средам и субботам. Радуйся, Лира! Рассерженно фыркнув, я смяла и бросила бумагу под кровать. Опалы я бы с удовольствием швырнула туда же, если б не предчувствие, что граф меня на этой нитке повесит.
Проснувшись поздним вечером, я долго соображала, где нахожусь, – кровать лишь ненамного шире моей кушетки, жесткий матрас, жесткая подушка, тонкое одеяло, темная громадина шкафа, прогоревший камин, белеющие штукатуркой стены без следов какой-либо обивки, голый каменный пол с единственной шкурой у постели. Потом сообразила, что, кроме одеяла, укрыта еще и мужским плащом с толстым меховым подбоем, увидела записку и наконец узнала спальню графа – я была в ней однажды, шесть лет назад, когда он очнулся после нападения мантикоры и впервые почувствовал зов флера.
Я поманила магический светильник, силясь прочитать убористые строчки.
– Ярче!
Зашипела, когда брызги света ударили по глазам, проморгалась и наконец разобрала: «Вынужден тебя покинуть – дела. Постараюсь выкраивать время по субботам и точно буду по средам. Р.В.»
«Р.В.» – Раду Виоре, но все, кроме Галии, звали его по титулу – Йаррой.
– «Вынужден покинуть», – бухтела я, рассматривая в зеркале пятно на шее. Удивительно, но других следов в этот раз больше не было, даже на руках. – Да чтоб вы провалились!
Само собой, такого удовольствия он мне не доставил. Не провалился, не утопился, не свалился с лестницы, чего я ему искренне желала, его даже холера не брала! И регулярно приезжал в замок.
– Тимар, что любит твоя сестра?
– Что, простите?
– Орейо, у тебя со слухом проблемы? – Амулет связи искажал голос, и казалось, что граф страдает зубной болью.
– Лира… Секунду… Молочный шоколад с изюмом, свежие вишни, верховую езду, шелк, но только тот, что легкий, плотный ей не нравится, кашемир, замшевые митенки, жемчуг и дамские романы, особенно истории об Эванджелине.
– О ком?
– «Эванджелина – повелительница духов», «Эванджелина – несчастье короля», «Эванджелина – искушение шейха» – неужели не слышали? – Тимар прикусил палец, чтобы не рассмеяться.
– Слава Светлым, нет.
– Кроме того, она учит ассаши и недавно жаловалась, что свитков не достать – не то что подлинников, но даже копий.
– Ясно. Благодарю.
– Не за что, Ваше Сиятельство.
Хуже всего было по средам.
По субботам князь устраивал приемы, покидать которые раньше Его Светлости было, мягко говоря, неразумно, и потому граф приезжал в замок поздней ночью, всего на несколько часов – утром в Рассветном начинались маневры флота. Я же к его появлению успевала вымотаться на полосе препятствий так, что засыпала на ходу, и мне было глубоко плевать, куда меня несут, – лишь бы не будили.
Хорошо помню те осенние вечера – стылую мглу и колючие снежинки в лицо, боль в легких от морозного воздуха и мечущееся пламя горящих смоляных бочек, оледенелые бревна частоколов, стоящие колом канаты и сдавленные ругательства Кайна и Дирка за спиной, почему-то решивших, что обязаны бегать вместе со мной. Зато ночей совсем не помню. Кажется, поцелуи, кажется, губы на груди и мозолистые ладони на бедрах. И шипр. После ночи с графом я вся пахла шипром, а во рту был вкус табачного вина, который не могла перебить даже гвоздика.
А по средам было плохо. По средам Йарра приезжал сразу после обеда и оставался до утра четверга – подписывал подготовленные Тимом документы, просматривал привезенные с собой отчеты, иногда что-то чертил на морских картах – и все это обсуждал со мной. Зачем-то.
От игры в молчанку граф отучил меня быстро. Еще секунду назад что-то рассказывающий о вымоченных в льняном масле досках, он вдруг замолчал и решительно запер дверь кабинета.
– Ну, раз ты не хочешь разговаривать…
– Хочу! – вскинулась я, впервые за день посмотрев ему в лицо.
– Нет уж, – усмехнулся он. – Теперь – я хочу…
И мы разговаривали, да. Как раньше, до того, как я стала его девкой. Граф учил меня разбираться в морских картах, навигации, карте звездного неба.
– Зачем? Есть же магнитная игла.
– А если она сломается? – щелкнул меня по носу Йарра.
– А если звезд не видно?
– Значит, ориентируйся на свою внутреннюю иглу. Закрой глаза, – велел он.
Я послушно зажмурилась, а он раскрутил меня, как юлу.
– Ну? Где север?
– Тут? – И заалела, когда граф поймал губами выставленный мной палец.
Он рассказывал о происходящем на материке и на архипелагах, об истоках и подоплеке тех или иных событий, о разнице между причиной и предлогом. Четко, ясно, с примерами. Иногда на лизарийском, иногда на меотском языках. Учил меня основам языка рау и объяснял идиомы островных наречий. Вместе с ним я читала отчеты о состоянии армии, флота, дорог, торговли, о наступлении и удержании Леса, о добыче угля и выплавке стали.
С Йаррой было интересно, и порой я забывалась – бегала вокруг стола, прослеживая пальцем течения на расстеленном полотнище карты, заглядывала через его плечо, когда он, веселясь, поворачивал документ так, что тот невозможно было прочесть, спорила до хрипоты, доказывая свою правоту и выводя десятки алхимических формул – в чем в чем, а в том, как смешать что-нибудь убойно-самовозгорающееся и ядовитое, я неплохо разбиралась. Ломать же всегда интереснее. В такие моменты даже его рука на моей талии не раздражала. А была она там почти всегда. Или на бедре. Иногда – в заднем кармане бриджей, или под туникой, на пояснице. Йарра приучал меня к себе – к прикосновениям, к голосу, к запаху, к уколу колючей щеки, когда он терся ею о мою, к складке справа от губ – от кривой усмешки, заменявшей ему улыбку. К ритму дыхания, к контрасту наших рук, к размеренному стуку сердца, к тонкому шраму над бровью, который видно только вблизи. Я дергалась, отталкивала графа, шипела, отпрыгивала – и все равно оказывалась у него на коленях.
И были поцелуи. Легкие, осторожные касания твердых губ завораживали, дразнили, дыхание смешивалось, и только Светлые знали, чего мне стоило сидеть смирно, когда по телу разливалась горячая волна, когда внизу живота все сжималось, стоило графу запустить руку мне в волосы, лаская затылок, когда соски собирались в твердые горошины от одного его урчащего «Лир-р-ра».
– Не надо…
– Что не надо?
– Не надо так…
– Не надо так?.. Или вот так, мм?.. Лира моя…
Порой он увлекался, и его ладони стискивали мое лицо, а поцелуй становился болезненно-жестким, жадным. Хозяйским. Но Йарра быстро приходил в себя и снова, как паук доверчивую мушку, опутывал меня тщательно сдерживаемой страстью и неторопливой нежностью. А потом сталкивал с колен:
– Какое построение используется, если войско окружено превосходящим противником?
И я, раскрасневшаяся, возбужденная, вцеплялась в стол так, что белели костяшки пальцев:
– Орбис, Ваше Сиятельство.
– Замечательно. Спустя всего две недели ты это запомнила. И будь добра, не ломай столешницу.
А потом мы вместе ужинали, и граф, вместо того чтобы использовать лежащую перед ним салфетку, собирал губами и языком крошки песочного печенья с пальцев, а я сидела, как на иголках, очень ярко представляя себе, что еще умеет делать его язык. Доходило до того, что я ждала наступления ночи едва ли с меньшим нетерпением, чем Йарра.
И это было хуже всего – даже хуже, чем откровенное насилие, – тогда я могла бы ненавидеть графа за унижение и причиняемую боль. Но тому, что он делал сейчас, ненависть я противопоставить не могла. Понимала, что должна, хотела, но не могла. Не получалось.
– Зачем он это делает, Уголек? Я же и так его шлюха, я же никуда не денусь – за мной следят, как за княжескими регалиями! Почему он так себя ведет? Для чего все это? Его уроки, его подарки, его… – Я даже пантере стеснялась сказать «поцелуи». – На приемах он представляет меня чуть ли не женой!.. Зачем он играет со мной, Уголек? Мне же больно…
Пантера сочувствующе скалилась, и подвеска в виде волка на ее ошейнике – еще одно мое «зачем?..» – светилась в темноте кладовки.
Граф с легкостью разбивал, растаптывал броню, за которой я пыталась спрятать чувства и эмоции, вытряхивал меня настоящую, голую, ранимую, не позволяя отрешиться от его слов и поступков. Зачем?! Ему не все равно?
Меня добили вишни – корзинка свежих вишен в начале декабря – и толстая папка, перевязанная бархатной лентой, с черновиком еще даже не отданной в типографию «Неукротимой Эванджелины».
– Зачем? – хрипло спросила я.
– Что «зачем»? – повернулся меняющий рубашку Йарра.
– Зачем это все? – я сглотнула образовавшийся в горле ком. – Зачем подарки? Эти украшения, – вскочив с кровати, я открыла шкатулку, набитую подаренными драгоценностями, – эти наряды? – Обвиняемое мной яблочно-зеленое платье мерцало мелкими изумрудами.
– Лира…
– Нет, не трогайте меня! Не сейчас, не надо, пожалуйста, дайте договорить! – я уперлась в его плечи, отталкивая. Меня трясло, как в лихорадке. – Пожалуйста.
Граф медленно разжал руки и отступил.
– Что вам от меня нужно?! – убито заговорила я. Обняла себя за плечи, пытаясь согреться. – Зачем ваши уроки, зачем подарки, достойные княжны? Я же смесок, ваша девка, ваша собственность, я никуда от вас не денусь! Для чего вы все это делаете?!
Йарра скрестил руки на груди, сверля меня теряющими голубизну глазами.
– Уроки – потому, что мне нравится проводить с тобой время. Подарки – потому, что я могу их дарить. Я не понимаю, что тебя не устраивает, Лира. То, что я добр? Что щедр? Что?
– Зачем вы ко мне в душу лезете, Ваше Сиятельство? – опустила голову я.
– Боги, как же вы, женщины, любите все усложнять! – Граф отвернулся, застегивая пуговицы рубашки, и бросил через плечо: – Одевайся, я не люблю опаздывать.
А еще он очень не любил, когда я задавала неудобные вопросы. И когда сидела вот так – сломанной куклой. И еще больше – когда я отворачивалась, пряча лицо.
– Если мои подарки доводят тебя до подобного состояния – их больше не будет, – сухо сказал Йарра. Надел камзол, пристегнул кинжал, увидел, как я дрожащими руками пытаюсь натянуть чулок, и ругнулся.
– Сегодня останемся дома.
Сон, как и Стефан, пришел около полуночи.
– Ли-и-ра… Где ты, малы-ышка?
Я сижу в темном углу спальни, прямо под открытым окном, и ветер раздувает передо мной тонкие газовые занавески.
Пахнет лилиями и кровью.
– Ли-ира-а… Негодная ты девчонка…
Снежная пыль серебрится в лунном свете, осыпается мелкой водяной пылью мне на голову, на голые плечи, открытые разорванным платьем. В ушах – звон от пощечины, сквозь который пробивается хриплое:
– Ли-и-и-ра-а-а… Я все равно найду тебя…
Спальня, почему-то очень длинная, как коридор, опоясывающий замок, и такая же узкая. И там, в дальнем конце, у двери, стоит темная фигура. Я не могу разглядеть лица, но точно знаю, что это – ОН. И что бежать – некуда, потому что двоим в этом коридоре не разминуться.
– Ли-и-ра-а…
Я билась, задыхаясь в тесных объятиях.
– Нет! Не надо! Господин Стефан! НЕТ!
– Лира, это сон!
– Не надо! НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!
Рот зажала сильная рука.
– Ты сейчас весь замок перебудишь!
Я царапалась, кусалась, пытаясь вывернуться из-под навалившегося на меня мужчины. Сейчас он сожмет мне горло, и все…
– Это я, Лира! Раду! Не Стефан!…Да посмотри же на меня!
Замычав, я замотала головой, выгнулась и снова рухнула на матрас.
– Просто открой глаза. Лира, слышишь? Открой глаза! Просто открой. На счет три, хорошо? Раз… Два… Да какого тролля! – Лицо обожгло пощечиной, я вскрикнула от боли в прикушенном языке, и сон наконец-то исчез, рассыпался звонкими стекляшками калейдоскопа.
Йарра привлек меня к себе и крепко обнял.
Я уткнулась ему в грудь, тяжело дыша и чувствуя, как по спине, по лицу, по груди стекают капли пота. Граф осторожно перебирал мои волосы на затылке, укачивал, как ребенка, и шептал какие-то глупости, что никому меня не отдаст – ни Стефану, ни самому Корису, реши Темный тут появиться.
– Можно я умоюсь?
Я долго плескалась в его ванной, смывая пот и липкий страх, долго вытиралась, рассматривая бритвенные принадлежности и банный халат, которым граф на моей памяти ни разу не пользовался. На одной из полок стоял флакон с одеколоном Йарры. Воровато оглянувшись на дверь, я отвинтила крышку, вдохнула разлившийся аромат шипра, кожи, табака и пачулей. Боги, какой чудесный запах! Совсем не похожий на проклятые белые лилии…
К моему возвращению слуги успели сменить постель. Одетый в брюки граф лежал на хрустящих от крахмала простынях и лениво просматривал рукопись «Эванджелины».
– Зачем она сбежала от короля?
– Он казнил ее мужа, – тихо сказала я, забираясь в постель и уже под одеялом избавляясь от полотенца.
– Но муж же жив, – нахмурился граф. – Вот, написано!
– На самом деле король его помиловал и инсценировал казнь, потому что уважал его как человека, но граф Таори был слишком богат и влиятелен, и…
– Боги, что за чушь ты читаешь, – фыркнул Йарра, приглушая светильник и устраивая меня на плече. – Соперников и конкурентов не отпускают, при всем уважении их тихо удавливают или травят.
Я отодвинулась.
Он притянул снова.
Я затихла, позволяя ему играть с пальцами на моей руке.
– Кошмар приснился из-за моих подарков?
– Что?.. Нет. Это мой особый кошмар, еще с детства, – грустно улыбнулась я.
– Часто?..
– Часто. Но обычно Тим успевает меня разбудить, у него очень чуткий сон.
– Та-ак, – протянул Йарра, и татуировка больно уколола ухо искрами раздражения. – Значит, тебя Тимар все еще будит? Я кому велел переехать?!
Граф приподнялся, навис надо мной, рассерженно глядя в глаза.
– Мне не нравятся покои Галии, – буркнула я.
– Значит, живи в моих!
– Что, с пантерой?
– Да хоть с гоблином, я всего два раза в неделю здесь бываю!
Граф злился, но это была совсем не та злость, что заставляла сжиматься в комок и пытаться слиться с мебелью. Подобные вспышки меня скорее веселили.
– Я подумаю.
Притворно зарычав, Йарра прижался к моим губам в крепком поцелуе. Тоже не страшном. Кто бы мог подумать, что Его Сиятельство, великий и ужасный Райанский Волк, будет пытаться отвлечь меня от страшного сна!
…как ненавидеть его после этого?..
А «Эванджелину» я все-таки прочитала, хоть и обещала себе к ней не прикасаться. Открыла папку… и пропала. Если бы Тим не напоминал мне, что нужно поесть, а организм – о естественных нуждах, я бы вросла в кресло. Помню еще, я все огрызалась на Тимара, пытавшегося выгнать меня на улицу.
– Отстань, – когда братец дернул меня за вихры.
– Уйди, – когда его руки начали разминать мне шею. – Хотя ладно, продолжай.
– Ты с ума сошел?! – завопила я и вцепилась зубами в мужскую руку, вдруг оказавшуюся слишком близко к вырезу рубашки. – Вы?..
– Ну и зубы у тебя, – скривился граф, рассматривая наливающийся кровью укус.
– Простите… Я испугалась… А разве сегодня среда?
– Пятница. Я ненадолго.
– …Мне показалось или я слышал хлопок телепорта? – заглянул в библиотеку Тим.
– Показалось, – проворчала я, прячась за книжными стеллажами, где спешно застегивала рубашку и поправляла ремень на бриджах. Йарра действительно пробыл недолго, но этого хватило, чтобы я походила на жертву урагана.
– Ну, значит, показалось, – покладисто согласился Тимар. – Все хочу спросить – как у тебя с графом?
– Чудесно, – проворчала я. – Тебе-то что?
– Мне? Любопытствую. – Судя по звукам, Тим устраивался в библиотеке надолго. – Это не твоя пуговица на полу?..
Лярвин дол!
– А с графом вы отличная пара.
– Тим, я сейчас тебя стукну.
– За что?
Услышав приближающиеся шаги, я вытащила первую попавшуюся книгу и раскрыла на середине.
– За неуемное любопытство!
Тимар прислонился к шкафу, стараясь не давить на больную ногу, растер бедро, откинул за спину свесившуюся косу.
– Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо, а для этого нужно, чтобы ты прекратила накручивать себя и трепать нервы Его Сиятельству.
– Ему потреплешь, как же!
– Тебе это неплохо удается. – Тим вдруг фыркнул. – Ты книгу вверх ногами держишь!
Брыг!
Захлопнув том, я запихнула его на место и попыталась протиснуться мимо Тимара, но брат поймал меня за талию.
– Нет уж, от разговора ты не сбежишь. Служанки слышали, как вы позавчера ругались – из-за чего?
– Я не хочу об этом говорить. Пусти, – задергалась я.
– Не пущу. Давай пошипи на меня.
У Тима очень светлая улыбка, преображающая его нервное лицо с тонкими чертами. И веснушки… Яркие солнечные крапинки на носу и под глазами, которые он все пытается вывести огуречным бальзамом. Люблю его…
– Я тоже тебя люблю, – Тим погладил меня по волосам, по спине. – Рассказывай, что ты себе навыдумывала? Эли подробностей не слышала, боялась долго у двери стоять.
Не выдержав, я засмеялась.
– Сумасшедший! А если бы граф узнал, что ты велел за нами шпионить?
– Думаю, он бы мне нос свернул набок. Так что рассказывай сама, не заставляй меня рисковать чудесным профилем.
Вздохнув, я уткнулась ему в плечо.
– Он ведет себя, как мой друг. Я не понимаю зачем, Тим? Для чего? Он же мой хозяин и господин, я же все равно сделаю что бы он ни велел. А он… Понимаешь, я боюсь ему верить! Я уже считала его другом, и что из этого вышло?
– М-да… – Тим отстранился и, опираясь на мое плечо, пошел к креслу. – Болит, зараза! Никак к метели. Садись, – кивнул он на стул. – Как говорится, отсутствие женского воспитания налицо… Лира, ты же умная девушка, неужели в твою хорошенькую головку никогда не приходила идея, что ты ему просто нравишься? И что подарками он выказывает свое расположение? Или ты ждешь, что он рухнет на колени с воплем: «Любимая, я жить без тебя не могу?» Что серенады петь начнет? Лира, он граф, Первый Советник князя, он начинал службу простым капитаном, а стал Лордом-Адмиралом! Сам! Без протекции отца! Ты всерьез считаешь, что в Его Сиятельстве можно отыскать хоть каплю романтизма? Ему тридцать семь, Лира! Он взрослый мужчина, как ты правильно сказала, твой хозяин – и чтобы сопли на кулак мотал, добиваясь твоего расположения? Он привык просто БРАТЬ, ничего не давая взамен, тебя же засыпает подарками, о которых Галия могла только мечтать! Он позволяет тебе то, за что другую уже давно отправил бы в казармы, на потеху солдатне, или просто высек. Какие еще доказательства тебе нужны, скажи?..
…мне действительно позволялось многое.
Я была в легком шоке, когда узнала, что обыденные для меня вещи недоступны другим леди – не то что признанным бастардам, но даже законнорожденным. Книги, учеба, уроки верховой езды и плавания – все то, что долгое время я считала обременительной обязанностью, вдруг оказалось редкой привилегией, возможным капризом отца или опекуна. О прогулках в одиночестве, без десятки компаньонок, о горной пантере в спальне, о разговоре на равных, о ежемесячно выделяемых деньгах, которые я могла тратить по своему усмотрению, даже не упоминаю.
Хорошо помню один из вечеров, устроенных в честь графа парой его баронов. Я, как посмеивался Йарра, бунтовала, отказываясь надевать платье – холодно, неудобно, на грудь все пялятся, и Его Сиятельство позволил остаться в чем есть, удовлетворился иллюзией, делающей меня старше и… как бы это сказать, более развитой. В чем есть – это в брюках, рубашке, короткой меховой жилетке и невысоких сапожках. И c залихватским платком на шее, прикрывающим следы страсти графа. Когда слуга принял мой плащ, тишина в зале наступила гробовая – не то чтобы общественность не знала, что в домашней обстановке я предпочитаю одежду пажа, но такой откровенный вызов приличиям и устоям! Штаны носили только оголтелые наемницы и магианы. И я.
Охота еще была.
В ответ на мой умоляющий взгляд Йарра кивнул:
– Развлекайся. – И чуть придержал коня.
А я возглавила загонщиков, пустив Ворону вскачь впервые за год, и отпустила поводья, только когда не менее довольная, чем я, кобыла выбилась из сил. Тогда же я позволила псам взять след – до этого они, гонимые флером, просто бежали по лесным тропам. Помню обалдевшего лося в кустах – свора лишь облаяла его и понеслась дальше.
– Беги, сохатый! У тебя сегодня счастливый день!
– …Накаталась? – спросил граф, когда догнал меня. – Шапка где?
– Ой… Потеряла, кажется, – спохватилась я.
– Ой, – передразнил граф и натянул мне на нос капюшон плаща.
Йарра даже пощечину мне простил.
Тем вечером мы были на стрельбище, и Его Сиятельство, якобы рассказывая что-то серьезное и, несомненно, важное, шептал мне на ухо такое!.. Такое!.. У меня даже кончики волос покраснели. Я едва дождалась, пока капитаны десяток отвернутся, давая отмашку следующим арбалетчикам, и, вырвавшись, со всех ног бросилась в конюшню. Граф догнал меня почти сразу, схватил за плечо, развернул, и…
– Ты в своем уме? – ровно спросил он.
На его щеке алел отпечаток моей ладони.
– А вы! Вы!.. – задыхаясь от страха и возмущения, выкрикнула я. – Вы думаете, какие гадости говорите?
– Гадости? Когда я их делаю, а не говорю, тебя все устраивает!
– А вот и нет! – сообразив, что если не получила оплеуху сразу, то мне уже ничего не грозит, я осмелела.
– Нет, значит? – В глазах у Йарры зажглись шальные огоньки. – Как говорят в Рау, вызов принят… – Граф схватил меня за локоть и втолкнул в стойло к своему жеребцу.
– Нас же увидят!..
– Кричи громче, тогда и увидят, и услышат…
– …Ваше Сиятельство, я не могу, он смотрит!
– Стрига, похабник копытный, отвернись!..
А еще была Айрин, дочь одного из баронетов на службе Йарры. Эта тринадцатилетняя девочка-девушка появилась на званом вечере с жутким гримом на лице, укрытом плотной вуалью. На нее косились, ей в спину неслись шепотки – о, как хорошо я помню эти приглушенные голоса, отравлявшие мне детство! – а я все пыталась понять, какой сумасшедший решил испортить ее еще детскую кожу белилами и пудрой. И только в дамской комнате я поняла, что грим и вуаль были призваны скрыть жуткие синяки.
– Простите, я не знала, что вы здесь, – прошептала девушка, спешно опуская на лицо кисею, но я уже увидела разбитые губы и заплывшие глаза.
– Красиво, – сказала я, перекрыв выход. – Кто это тебя так?
– Отец.
– За что?!
– Я сама виновата… Простите, госпожа, я не хочу заставлять отца волноваться, мне нужно…
– Тебе нужно грим поправить. Сядь.
По лицу меня не били никогда. Само собой, в детстве Тим меня порол, и не раз – но за дело, и оплеухи я получала, одну так даже заслуженно. Но чтоб вот так, по лицу, превращая его в уродливую маску…
Айрин была влюблена в двадцатилетнего юношу, соседа, служившего помощником капитана на флоте, а отец желал выдать ее не за нищего мальчишку, а за богатого рыцаря. Девушка посмела спорить.
– Ваше Сиятельство, вы можете вмешиваться в семейные дела вассалов? – не вытерпела я, когда мы возвращались домой.
– Могу. – Йарра сразу понял, к чему я веду. – Но не буду.
– Почему? Вы же видели, что баронет Шойс сделал с дочерью! Он же мог ее убить!
– И был бы в своем праве, – пожал плечами граф. – Это его дочь.
– А вы его господин! Ваше Сиятельство! – Я подтолкнула Ворону коленями, перегораживая дорогу.
Йарра придержал зло всхрапнувшего Стригу:
– Что ты от меня хочешь, Лира?
Речь я заготовила еще в гостях. И даже отрепетировала.
– Разрешите Айрин выйти замуж за ее капитана! Да, Дэройс пока помощник, но представьте, какой стимул он получит, если обязательным условием свадьбы будет его офицерская должность!.. И девушка как раз успеет подрасти, ей же всего тринадцать! Как можно отдать ее… – Я чуть не ляпнула «тридцатилетнему старику». – Как можно отдать ее тому пивному бочонку?
– Ты предлагаешь мне поссориться с двумя вассалами? – сверкнул глазами Йарра.
– Зато вы получите по гроб жизни обязанного вам офицера!.. Ну Ваше Сиятельство! – взмолилась я, вцепившись в его руку. – Ну пожалуйста! Вам же ничего не стоит! Я прошу вас… – еле слышно добавила я, понимая, что хватать графа за рукава все-таки не следовало. И дорогу перекрывать, пожалуй, тоже. – Простите…
– Да брыг с тобой! – Граф вдруг сморщился, будто у него разом заболели все зубы. – Будет ей свадьба! Завтра поговорю с Шойсом.
– А сейчас ты думаешь, в чем причина его симпатии – ты сама или флер, – проницательно прищурился Тимар. – Не будь дурой, Лира. Флер – это часть тебя, не противопоставляй себя ему, лучше использовать научись… И да, можешь не благодарить! Заранее не за что!
Терпеть не могу, когда озвучивают мои мысли еще до того, как я их в голове сформулировала. Как он это делает?!
– Я просто слишком хорошо тебя знаю, – самодовольно усмехнулся Тим.
– Р-р-р-р!
Постукивая пальцами по подлокотнику кресла, Раду внимательно прислушивался к разговору брата и сестры.
– Я просто слишком хорошо тебя знаю, – брызнул искрами амулет связи.
– Р-р-р-р!
Смех, шаги, хлопнувшая дверь. Шелест бумаг и усталый голос Тимара:
– Это подло, Ваше Сиятельство. Вы играете ее чувствами, как…
– Подло – это флер, Орейо, – оскалился Йарра. – Не переживай, я буду хорошо с ней обращаться.
– Но если она к вам привяжется? – тихо спросил Тим.
– Значит, будет лучше исполнять приказы.
В День Поворота повалил снег. Крупный, хлопьями размером с голубиное яйцо, он в течение пары часов засыпал двор чуть ли не по колено. Помню, я стояла у парапета на западной террасе, грела ладони о высокий стакан с горячим глинтвейном, а снежинки все сыпались, сыпались, сыпались… Цеплялись за ресницы, наметали островерхие сугробы на макушке и плечах, щекотали нос. Пахло свежестью, хвоей, еловой смолой и имбирными пряниками. И еще чем-то таким вкусным и очень-очень холодным, как замороженные сливки с ванилью.
Граф разрешил устроить праздник, мне даже уговаривать не пришлось. Хмыкнул, кивнул, оставил денег. Я попробовала заикнуться, что у меня есть – пять ежемесячных золотых тратить было просто некуда, но Йарра велел не болтать глупостей. Я и не стала, приготовила подарки всем живущим в замке: гарнизону и свободным слугам – премии, островитянкам – теплые шали, старому служителю Светлых – новую мантию, а солдатской детворе – сладости и медяки. Но если с премиями все прошло отлично, то с одеждой и конфетами случился затык. Не привыкла я чувствовать себя благодетельницей.
И Куколка вспомнилась – с ее подачками, швыряемыми голодной малышне с балкона. Противно стало.
Раздачу одежды я свалила на госпожу Миару, домоправительницу, а мешок с конфетами оставила в классной комнате, предоставив дележ учителям. Правда, от благодарностей все равно сбежать не удалось – сначала ко мне явились слуги, потом, пугливыми зайцами, островитянки, и наконец начальник гарнизона. А от окружившей детворы я еле отбилась.
– Спасибо, госпожа! Спасибо, госпожа Орейо!
– Мне, княжна! Бросайте мне!
Своих оторви-да-выбрось я вытащила из холодной, куда их посадил за прогул службы начальник разъездов, Сэли подсунула одноразовый связник – его силы хватит на короткий разговор со Степью, Тиму традиционно подарила одеколон, а графу… Брыг его знает, что графам дарят. Особенно на их же деньги.
С Йаррой я решила помириться.
Не для вида, чтобы избежать его раздражения, а по-настоящему.
Несмотря на устроенную из-за вишни истерику, отношение Его Сиятельства не изменилось ни на гран – безграничное терпение, нежность, поцелуи, которые нравились мне все больше, – и увесистый шлепок пониже спины, когда он услышал, что я называю себя его девкой.
– Прекращай.
Рука у него гораздо тяжелее, чем у Тимара, а учитывая, что моя попа в тот момент была прикрыта лишь тонкой сорочкой… В лицо графу полетела подушка. Йарра притворно зарычал, попытался схватить меня, но я кубарем скатилась на пол и залезла под кровать.
– О боги… – простонал Йарра, рухнув на матрас. – Вылезай, – велел он через пару минут.
– Вы деретесь, – проворчала я, потирая горящее полупопие и пытаясь рассмотреть, будет ли синяк.
– Больше не буду.
– Угу… Тим тоже так говорит.
– Я сейчас рассержусь, – предупредил граф. – Пол холодный, вылезай немедленно!
Голос Йарры подрагивал от смеха, но интонации я различать уже научилась и сочла за лучшее вернуться в постель.
Йарра притянул меня к себе на грудь, перевернулся, вминая в матрас. Погладил щеку ладонью и, наклонившись ниже, поймал ртом мою нижнюю губу. Чуть потянул и отпустил. И еще раз. И еще, слегка сжав зубами.
– Вы что делаете? – подозрительно спросила я.
– По-моему, это очевидно, – улыбнулся граф. Поймал мои запястья и завел их себе за шею. – Руки нужно держать здесь, Лира…Нет, не убирай. Держи.
Это было так странно… Самой обнимать его. Я еще порадовалась, что Йарра положил руки на шею, а не на плечи – он же двигается, получилось бы, что я его глажу… При одной мысли об этом я вспыхнула.
Граф будто не замечал моего смущения – все дразнил, дразнил… Играл с моим ртом, с грудью, полностью скрытой его ладонями. Поцелуи были то почти настоящими, то снова превращались в легкие касания, которых было мало. Момент, когда я начала целовать Йарру, прошел мимо меня, помню лишь шок от осознания, что я! сама! запустила руки ему в волосы, не позволяя снова отстраниться, и с любопытством первооткрывателя исследую его рот кончиком языка.
– Почему ты остановилась? – тихо спросил граф.
Вместо ответа я спрятала горящее лицо у него на груди – эдакий хитрый маневр, чтобы не смотреть в потемневшие от желания глаза Йарры. Нет, его страсть уже не пугала меня. Смущала, часто раздражала, но порой, как сейчас, резонировала во мне дикими тамтамами, звала раствориться в графе, требовала отдаться ему, забыться в его руках.
Терять голову мне категорически не нравилось.
– Трусиха…
Его Сиятельство поцеловал меня в кончик носа и поднялся.
– Вставай. Приведи себя в порядок, хочу кое-кого тебе показать. Платье поприличнее подбери.
– Хорошо, господин.
– Раду, Лира, – поморщился граф. – Когда же ты наконец мое имя запомнишь?…Ладно, иди.
Платья – и те, что были сшиты для принцессы, и подаренные Йаррой – хранились в гардеробной Галии – комнате едва ли не большей, чем спальня Тимара. Знаете, несмотря на то что покои эти давно считались моими, каждый раз, входя в них, я чувствовала себя воровкой, прокравшейся в чужой дом. Вот сейчас выглянет рыжая, топнет ногой, обругает смеском, метнет в меня кинжал…
– Если с ним что-то случится, я тебе глаза этой зубочисткой выколю!
И плевать, что в тот единственный раз, когда мы с ней подрались, я победила. Все-таки детские страхи – самые неистребимые.
Наряд я выбрала простой – густо-синий, делающий мои нерайанские глаза темнее, шелк, расшитый сапфирами, тонкий черный пояс на талии, отложной белый воротничок, – Йарре нравились такие платья, напоминавшие по крою одежду пансионерки или послушницы. Волосы спрятала под серебряную сетку, ибо Его Сиятельство бесилось при виде моей стриженой шевелюры, которая в ты-же-девушковых нарядах притягивала взгляд своей неуместностью.
– Иллюзия тебе сегодня не понадобится, – покачал головой граф. Отобрал у меня перстень с амулетом, меняющим внешность, и протянул черную кружевную маску на пол-лица. Сам надел металлическую. – Держись, – велел он, открывая портал.
Порой мне казалось, что Йарра использовал телепорты только потому, что это был единственный способ заставить меня обнять его, прижаться, зажмурившись, и долго-долго не отпускать. Перемещения я ненавидела.
Портал открылся… в ночи. В княжестве было всего пять часов пополудни, а здесь над головой мерцали крупные звезды южного полушария, складывались в знакомые лишь по картам фигуры Стрелка, Девственницы и Конской Гривы. А еще было тепло. Очень-очень тепло, как в мае. Пахло жимолостью, жасмином и шиповником, цвиркали цикады, а в густых кронах мандариновых и гранатовых деревьев перемигивались светлячки.
– Где мы?
– Ш-ш-ш… – прижал палец к моим губам граф. – Хочешь мандарин?
Я закивала, восхищенно глазея по сторонам. Так далеко на юге я ни разу не была. Хотя… Я вообще нигде не была, кроме лизарийского монастыря и разоренного парка Рисового архипелага.
Так просто мандарин мне не отдали – Йарра скармливал его по дольке, перемежая сладкую мякоть с поцелуями, от которых кружилась голова и слабели ноги.
– Где мы?..
– Потом, Лира.
– Нас увидят…
– Не увидят. Хочешь еще?
– Нет!
Но цитрусовая свежесть наполняла рот, от ласки твердых, влажных от сока губ графа бежали мурашки, и я радовалась тому, что Йарра держит меня, не позволяя упасть.
– Брыг, и здесь занято!
Ломая кусты, на поляну вывалились двое, судя по фигурам – совсем мальчишки, может, чуть старше меня. Ахнув, я отпрянула от графа, радуясь, что лицо скрыто маской.
– Сарт, ты идиот! Не обращайте на нас внимания! – Неуклюже, едва не выронив бутылку с дубовой водкой, поклонился юноша. – Господин, прекрасная леди…
Пьяная парочка, поддерживая друг друга и хихикая, исчезла, а я, мучительно краснела, прижимая руку к горящим губам.
– Какой тролль принес этих недоумков, – проворчал Йарра, подавая мне руку. – Кракена им… Идем.
Ориентируясь на свет бумажных фонариков, граф вывел меня на широкую аллею, по которой гуляли десятки людей. Мы раскланивались со встречными, перебрасывались ничего не значащими словами о погоде – на тирошийском! – о чудесном празднике, поднимали кубки за какую-то Алиссандру и постепенно продвигались в направлении подсвеченного сотнями свечей возвышения.
– Какая красивая! – восхищенно выдохнула я, глядя на стройную темноволосую женщину лет тридцати, сидящую в резном кресле. Открытое платье обнажало ее руки и большую часть груди, кожа светилась перламутром, на изящных руках позванивали вычурные браслеты, но больше всего привлекали ее глаза – ярко-лимонные, чуть прищуренные, смеющиеся. Счастливые.
Красавица прижалась щекой к плечу мужчины, сидящего в соседнем кресле; он что-то сказал, целуя ее узкую ладошку, и женщина улыбнулась, кивнула, поправив прядь выбившихся из прически волос.
– Мы можем подойти ближе? – спросила я.
– Не стоит, – покачал головой Йарра, остановившись в тени. – Мне здесь будут не рады. – Граф заменил наши кубки на полные и тихо заговорил: – Мы находимся в империи Ара́ас, помнишь, где это?
– Да, конечно… К юго-востоку от Архипелага Светлого Храма. – Это же больше двух тысяч лиг от княжества!
– Верно. Рот прикрой, пока пчела не залетела, – улыбнулся Йарра, целуя меня в висок. – А прямо перед тобой Император Син, Владыка Горячих течений…Рот закрой, говорю… Слева от него Алиса… Алиссандра Ройс, его метресса и официальная фаворитка на протяжении последних пятнадцати лет…Лира, ты знаешь, что твои приоткрытые влажные губы навевают очень неприличные мысли?
Я поспешно запихнула в рот пирожное.
– Да, так действительно лучше. – Голос графа снова стал серьезным. – Син женат, но жена его политического веса не имеет в принципе, вся власть сосредоточена в руках Алисы. Она же воспитывает наследника престола, и, насколько мне известно, тот без ума и от мачехи, и от сводных братьев, которые станут управляющими провинциями.
Йарра замолчал, давая мне время осмыслить сказанное.
– А кем была Алиссандра до встречи с императором?
Граф одобрительно кивнул моим умозаключениям.
– Бесприданницей, признанным бастардом-полукровкой из обедневшего рода.
Как я.
Помню, я порывисто обернулась, но рассмотреть в темноте лицо графа не удалось. Йарра стиснул мою талию, привлекая ближе, и продолжил, медленно проговаривая слова:
– В родной стране ее ждал бы брак с кем-то вроде жениха незабвенной Айрин – как ты его назвала? пивной бочонок? – и провинциальная жизнь, скучная до зевоты. Либо монастырь и благопристойная нищета – на богатый приют денег у Алисы не было. Либо внешне приличная работа домоправительницы… с дополнительными функциями постельной грелки хозяина и отсутствием рекомендательных писем, взбрыкни она. Но, как ты сама заметила, Алиса очень красива, а еще очень умна – она выбрала четвертый, крайне неприличный с точки зрения морали вариант, и стала фавориткой императора. Посмотри на нее, Лира. Разве она выглядит несчастной?
– Вы ведь сейчас не только об Алиссандре говорили, верно?
– Думай, Лира, думай…
И я думала – весь вечер, пока мы гуляли по боковым аллеям. Всю ночь – граф уже уснул, а я все ворочалась до тех пор, пока Йарра, заворчав, не придавил меня тяжелой рукой. Весь день – вспоминая довольное лицо Алиссандры – бесприданницы, полукровки, чужестранки, ведь она райана! – сидящей на троне рядом с императором Арааса.
– А на сплетни – плюнь и разотри, – велел Тим после моего рассказа. – Пакостные слухи всегда сопровождают успех, а стать Леди Первого Советника, Лорда-Адмирала, Хранителя Востока и ближних островов – это победа. Вы больше не ссорились?
– Нет, – уныло вздохнула я.
– Он… ну-у-у… – сделал неопределенные пассы в воздухе Тимар, – не обижает тебя?
– Нет.
– А что дуешься?
– Тим, я его не люблю.
– Не люби, так даже лучше, – дернул плечом брат. – Уважения и дружбы вполне достаточно. Пригласи графа на День Поворота, ему будет приятно. Давай, – активировал Тимар амулет связи.
К праздничному ужину я вышла в одном из платьев, шитых для принцессы, – белый бархат, серебряное шитье, похожее на морозные узоры, высокий кружевной воротник веером, узкие рукава и аккуратный вырез-каре. И тонкий золотой обруч на высоко взбитых волосах. Тим был восхищен, слуги не узнали, а капитаны десяток, рыцари и прочие, сидевшие за нижним столом, просто замолкали и поднимались, когда я неторопливо плыла мимо них к ожидающему на возвышении брату.
– Мне кажется, если дать отмашку, то корону Лизарии тебе принесут уже к утру, – прошептал Тим, улыбаясь уголком рта. – В зубах. Тебя Леди Зима прозвали, слышала?
Слышала. И даже знаю, кто сказал это первым, – Сэли. Кто бы мог подумать, что у моего варвара тонкая душевная организация менестреля?
Еловые ветки, украшавшие зал, одуряюще пахли живицей и хвоей. Служанки увили стены омелой, пустили по столам косы из остролиста, а иллюзия, созданная с помощью простенького накопителя, превратила потолок в звездное небо. Красиво получилось. И как-то очень душевно, непохоже на предыдущие Дни Поворота – с нервной, требовавшей почтения Галией, со щурившимся, как сыч, Сибиллом, с быстро напивающимися, в отсутствие графа, рыцарями.
Мага с нами не было – чем старше, чем сильнее он становился, тем громче, настойчивее звал его Лес, и Сибилл, опасаясь раствориться в Зове, уезжал, появляясь в замке лишь два-три раза в течение месяца. На его место я посадила служителя Мийса, с некоторой заминкой, но все же, села справа от пустующего кресла Йарры; Тим, как обычно, устроился слева.
– Начинаем?
– Да, давай!
Была короткая проповедь смущенного служителя – раньше ему не давали слова, не усаживали за высоким столом, не слушали так, что было бы слышно жужжание мухи, проснись она среди зимы. Был пир – подстреленный моими оторви-да-выбрось олень, говяжий бок, вывалянный в каменной соли и поджаренный на открытом огне, добытый Сэли кабан и множество пирогов – с мясом, с птицей, сыром, отварные и запеченные овощи, свежий хлеб, сидр, эль, а на сладкое – медовые пирожные. Было выступление актерской труппы, были танцы – их открыли мы с Тимом, был менестрель.
Графа не было.
Понятно, что раньше полуночи его никто не ждал, но пробил час, потом два, три, и я поняла, что вот-вот разревусь от унижения и обиды.
– Я спать пойду, – повернулась я к Тиму.
Он кивнул.
– Проводить?
– Нет, не нужно. С Днем Поворота тебя.
– И тебя, сестренка.
Я сделала реверанс всем присутствующим – настоящий, королевский, леди Мильен могла бы гордиться – и, задрав нос, чтобы не выкатилось ни единой слезинки, ушла. А скрывшись за поворотом лестницы, дала волю гневу – швырнула о стену одну дорогущую туфлю, потом вторую, третьим был раздражавший меня весь вечер высокий воротник.
– Да пошел он! И не очень-то хотелось!
Ноги сами привели меня к тренировочному залу. Я поманила одолженный из спальни Йарры магический светильник:
– Ярче!
Содрала платье, еще и пнула его напоследок так, что ни в чем не повинный наряд взлетел в воздух и повис на макиваре. Рыча не хуже Уголька, я сдернула с крючка перевязь с ножами, набросила ее на плечо, закрепила на талии. Нижняя сорочка мешала делать широкий шаг, и я безжалостно распорола ее по бокам, получая злое удовольствие от вида испорченной вещи. Неожиданно удобными оказались подвязки – они отлично удерживали оружие.
Ненавижу!
Не разминаясь, на холодные мышцы, сделала сальто, кувырок, пируэт. Метнула нож в развороте. Бросок в кувырке. В прыжке. С пола. Пируэт. Бросок.
Ножи с громким стуком врезались в деревянный щит, укладываясь в человеческую фигуру, а я представляла на месте деревяшки графа. Гад! Сволочь, скотина! Он же сказал, что будет, я, как дура, его полночи прождала!
Пируэт. Бросок. Падение и ушибленный локоть. Несмотря на боль, бросок. И еще. Недоумок!
Ножи кончились – последний, дрожа, воткнулся слева, там, где сердце.
Я устало опустилась на пол, разглядывая сбитые колени. Обычно я их перематываю бинтами, но сегодня пренебрегла.
Плесень вы болотная, Ваше Сиятельство.
Я стянула с головы золотой обруч, взъерошила волосы и поднялась.
О боги!
Йарра стоял в углу зала, в шаге от границы света и тени. Высокий, плечистый, непривычно-элегантный в темном костюме, расшитом мелкими рубинами. Руки скрещены на груди, а в крупном кулаке – мои туфли. Как давно он здесь?..
– Здравствуй, Лира.
И я напротив. Грязная, как беспризорник, с содранными, местами окровавленными ладонями и коленями, в разорванной сорочке, в прорехи которой выглядывают белье и еще полчаса назад белые чулки.
– Добрый вечер…
Граф аккуратно поставил туфли на пол и протянул руку.
– Подойдешь?
Меня шатнуло к нему навстречу – на шаг или два, а потом я замерла, глядя на графа исподлобья.
– Не будь колючкой, Лира. Ты же сама меня позвала.
Он не торопил, даже руку, будучи левшой, протянул правую – я так делала, когда не хотела пугать необъезженных коней искрами татуировки. Закусив губу, я сцепила руки за спиной и медленно, с носка на пятку, пошла к Йарре.
Ладони графа я не приняла, просто остановилась рядом.
– Ну, хотя бы так, – сказал он, подтягивая меня ближе и заключая в объятия.
Война с Лизарией началась через две декады.
