Случайная вакансия

II

Инспектор социальной службы Кей Боден перебралась из Лондона в Пэгфорд со своей дочерью Гайей всего месяц назад; здесь они оказались единственными новоселами. Кей было неведомо, что квартал под названием Филдс имеет сомнительную репутацию; просто здесь жили многие из ее подопечных. О Барри Фейрбразере она знала лишь одно: его внезапная смерть стала причиной отвратительной сцены у нее на кухне, когда Гэвин, ее возлюбленный, даже не притронувшись к омлету, умчался как нахлестанный и тем самым разбил все надежды, которые вселил в нее любовный пыл прошлой ночи.

Во вторник Кей остановилась у придорожной закусочной между Пэгфордом и Ярвилом, чтобы съесть в машине сэндвич и заодно просмотреть стопку исписанных листов. У одной сотрудницы произошел нервный срыв, и на Кей тут же навесили треть ее подопечных. Около часу дня она выехала в сторону Филдса.

В этом предместье она бывала не раз, но еще плохо ориентировалась в его закоулках. Отыскав наконец Фоули-роуд, Кей издалека заметила дом, принадлежавший, по ее расчетам, семье Уидон. По их досье она уже представляла, к чему надо готовиться, и с первого взгляда поняла, что не ошиблась.

У фасада громоздилась куча мусора, выросшая до самых окон: набитые отбросами магазинные пакеты перемежались тряпьем и грязными подгузниками. Отбросы частично просыпались – или были выброшены – на неопрятную лужайку, посреди которой красовалась лысая автомобильная покрышка; очевидно, ее недавно передвинули, потому что вблизи темнел примятый круг жухлой растительности. Позвонив в дверь, Кей заметила в траве, прямо под ногами, использованный презерватив, похожий на полупрозрачный кокон какой-то гигантской личинки.

Сейчас ее охватило легкое опасение, с которым она так и не научилась бороться за долгие годы; впрочем, это был пустяк по сравнению с нервной дрожью, которая по молодости била ее у незнакомых дверей. В ту пору, хотя она получила основательную подготовку и совершала обходы в сопровождении старших сотрудниц, ей подчас становилось по-настоящему жутко. Злые собаки, хулиганы с ножами, дети-уродцы – чего только она не насмотрелась в чужих домах.

На звонок никто не ответил, хотя из полуоткрытого окна слева от входа доносилось хныканье младенца. Когда она постучала в дверь, ей на туфлю слетела чешуйка бежевой краски. Тут она вспомнила, в каком состоянии находится ее собственный новый дом. Гэвин мог бы подсобить ей с ремонтом, но об этом он даже не заикался. Время от времени Кей перебирала все то, чего он не сказал и не сделал, – в точности как скупец перебирает долговые расписки; от досады и горечи она давала себе зарок потребовать расплаты.

Она постучала еще раз, слишком поспешно, чтобы только отвлечься от этих мыслей, и услышала приглушенный голос:

– Да иду, мать вашу, иду.

Дверь распахнулась; на пороге стояла женщина – не то девочка, не то старуха, в линялой голубой майке и мужских пижамных штанах. Одного роста с Кей, она вся как-то усохла. Ключицы и скулы выпирали из-под тонкой бледной кожи. Клочковатые волосы, крашенные, причем явно своими руками, в ярко-рыжий цвет, выглядели как парик, нахлобученный на голый череп; зрачки были сужены до предела; груди практически отсутствовали.

– Здравствуйте, вы – Терри? Меня зовут Кей Боден, я замещаю вашего инспектора, Мэтти Нокс.

Тонкие серовато-белые руки женщины пестрели серебристыми оспинами; на одном предплечье вызывающе краснела мокрая язва. От правой руки до самой шеи тянулся широкий, будто пластиковый шрам. В Лондоне Кей курировала одну наркоманку, которая устроила в доме пожар, а когда спохватилась, было уже поздно.

– Ну ясно, – промямлила Терри после затяжной паузы.

Теперь она казалась гораздо старше: у нее не хватало нескольких зубов. Повернувшись спиной к Кей, она нетвердой походкой двинулась по темному коридору. Кей пошла следом. В доме пахло тухлятиной, по`-том, застарелой грязью. Терри свернула в первую дверь налево, за которой располагалась крошечная гостиная.

Там не было ни книг, ни репродукций, ни фотографий, ни телевизора – ничего, кроме пары старых, засаленных кресел и хромого стеллажа. Обломки его валялись на полу. Прислоненная к стене башня новехоньких картонных коробок желтого цвета смотрелась инородным телом.

В центре комнаты топтался босой ребенок в футболке и набухшем подгузнике. Кей знала из документов, что ему три с половиной года. Его нытье, похоже, было бессознательным и беспричинным – просто сигнал присутствия. Он прижимал к себе пакет из-под каких-то хлопьев.

– Это, видимо, Робби? – уточнила Кей.

При звуке своего имени ребенок посмотрел в ее сторону, не прекращая ныть. Терри сдвинула в сторону облупленную жестяную коробку из-под печенья, которая занимала одно из грязных кресел, и примостилась рядом, наблюдая за Кей из-под тяжелых век. Кей присела на другое кресло, стараясь не смахнуть с подлокотника переполненную пепельницу. Окурки частично просыпались на сиденье: Кей ощущала их бедрами.

– Ну здравствуй, Робби, – сказала Кей, открывая досье Терри.

Мальчонка по-прежнему скулил – и тряс пакетом, в котором что-то стучало.

– Что там у тебя? – спросила Кей.

Он не ответил и что есть силы тряхнул пакет. Оттуда вылетела пластмассовая фигурка, которая, описав дугу, завалилась за картонные коробки. Робби заревел. Кей наблюдала за Терри, которая безучастно уставилась на сына. В конце концов мать буркнула:

– Заткнись уже, Робби.

– Может, попробуем достать? – предложила Кей, радуясь предлогу подняться с кресла и отряхнуть сзади брюки. – Давай-ка посмотрим.

Она заглянула в просвет между стеной и коробками. Игрушка застряла у самого верха. Кей протянула туда руку. Коробки оказались тяжелыми; сдвинуть их было непросто. Изловчившись, Кей все же достала фигурку и увидела, что она изображает толстого ярко-лилового человечка, сидящего в позе Будды.

– Держи, – сказала она.

Робби успокоился; он вернул игрушку в пакет и опять загромыхал содержимым.

Кей огляделась; под сломанным стеллажом валялись две игрушечные машинки.

– Любишь машинки? – спросила Кей, указывая на них пальцем.

Ребенок даже не посмотрел в ту сторону и лишь покосился на Кей с расчетливым любопытством. Затем он поковылял к стеллажу, извлек из-под него одну машинку и продемонстрировал ее Кей.

– Би-би, – выговорил он. – Мафына.

– Очень хорошо, – похвалила Кей. – Молодец. Машина. Би-би.

Ей пришлось опять сесть и вытащить из сумки блокнот.

– Итак, Терри. Как ваши дела?

Помолчав, Терри выдавила:

– Нормально.

– Объясню еще раз: Мэтти сейчас на больничном, я ее заменяю. Она передала мне свои записи; я проверю, не произошло ли у вас каких-либо изменений за истекшую неделю, договорились? Тогда начнем: Робби посещает детский сад, правильно? Четыре дня в неделю в первую смену и два дня – во вторую, верно?

Голос Кей, казалось, не достигал слуха Терри, ну разве что издали. Словно та сидела на дне колодца.

– Ага, – ответила Терри, помолчав.

– И что вы скажете? Ему там нравится?

– Ага, – сонно выдавила Терри.

Но Кей внимательно изучала небрежные записи Мэтти.

– А разве сейчас он не должен быть в детском саду, Терри? Разве по вторникам он дома?

Терри, очевидно, боролась с дремотой. Пару раз голова ее начинала клониться то к одному плечу, то к другому. В конце концов она выговорила:

– Его Кристал водит, так нету ее.

Робби запихнул машинку в пакет. Потом он поднял с пола окурок, отлепившийся от брюк Кей, и отправил его к машинке и лиловому Будде.

– Кристал – это ваша дочь, правильно? Сколько ей лет?

– Четырнадцать, – сквозь дремоту пробормотала Терри. – С полтиной.

Судя по записям, Кристал исполнилось шестнадцать. Наступило долгое молчание. У кресла, которое занимала Терри, стояли две кружки с зазубринами по краям. Грязная жижа в одной из них цветом напоминала кровь. Терри сложила руки на плоской груди.

– Я уж его одела, – сказала Терри, с трудом извлекая слова из глубин подсознания.

– Извините за такой вопрос, Терри: вы сегодня утром кололись?

Терри утерла губы похожей на птичью лапу рукой.

– Не.

– Кака, – объявил Робби, направляясь к дверям.

– Ему не надо помочь? – спросила Кей, когда Робби скрылся из виду и затопал по лестнице.

– Не, он сам, – промямлила Терри, опершись на подлокотник и поддерживая кулаком болтающуюся голову.

Робби кричал с верхней площадки:

– Закыто! Закыто!

Он барабанил в какую-то дверь. Терри не двигалась.

– Давайте я ему помогу, – вызвалась Кей.

– Ага, – сказала Терри.

Взбежав по лестнице, Кей повернула тугую дверную ручку. В нос ударила вонь. На серой ванне темнели бурые потеки; в унитазе плавали фекалии. Кей успела нажать на слив, прежде чем Робби залез на стульчак. Наморщившись, он шумно тужился, ничуть не смущаясь ее присутствием. Раздался громкий всплеск; вонь пополнилась новыми нотами. Робби слез с унитаза и, не вытирая попу, натянул подгузник. Кей призвала его исправить это упущение, но он не понял, что от него требуется. Ей пришлось вмешаться. Заскорузлые, воспаленные детские ягодицы сочились сукровицей. Подгузник пропах мочой. Кей попыталась его снять, но Робби завопил, ударил ее, вырвался – и, придерживая спущенный подгузник, стремглав понесся обратно. Кей хотела вымыть руки, но не нашла мыла. Стараясь не дышать, она поплотнее закрыла за собой дверь.

Перед тем как спуститься вниз, она заглянула во все три спальни. Из каждой барахло вываливалось в коридор. Кроватей не было; в этом доме спали на матрасах. Робби, видимо, жил в одной комнате с матерью. Среди грязной одежды на полу валялись дешевые пластмассовые игрушки, рассчитанные на младенцев. Кей с удивлением отметила наличие пододеяльника и наволочек.

В гостиной Робби заныл, как прежде, стуча кулачком по башне картонных коробок. Терри глазела на него из-под полуприкрытых век. Перед тем как сесть, Кей отряхнула кресло.

– Терри, если я правильно понимаю, вы состоите на учете в клинике «Беллчепел», где проходите курс лечения метадоном. Это так?

– Мм, – сонно протянула Терри.

– И каков результат, Терри?

Занеся авторучку, Кей выжидала, делая вид, будто результат не сидит перед ней в кресле.

– Вы регулярно являетесь в клинику, Терри?

– На той неделе. В пятницу была.

Робби молотил кулачками по коробкам.

– Можете мне сказать, какую дозу вам вводят?

– Сто писят кубиков, – отчеканила Терри.

Кей не удивило, что Терри знает свою дозу метадона лучше, чем возраст родной дочери.

– Мэтти здесь пишет, что за Робби и Кристал присматривает ваша мать; это по-прежнему так?

Робби всем своим маленьким тельцем бросился на башню коробок, которая опасно качнулась.

– Осторожно, Робби, – не выдержала Кей.

А Терри выдавила:

– Не трожь.

И Кей впервые уловила в ее мертвенном голосе нечто похожее на тревогу.

Робби опять замолотил кулачками по коробкам: очевидно, ему нравился грохот.

– Терри, ваша мать по-прежнему сидит с Робби?

– Не мать, бабка.

– Бабка Робби?

– Да нет, моя. Она того… приболела.

Кей еще раз посмотрела на Робби, держа наготове ручку. Дистрофией он не страдал; во-первых, это было видно невооруженным глазом, а во-вторых, она удерживала его, полуголого, когда вытирала ему попу. Он ходил в нестираной футболке, но волосы, как ни странно, пахли шампунем. На молочно-бледных детских руках и ногах синяков не было. Вот только этот разбухший, непросыхающий подгузник; а ребенку, между прочим, три с половиной года.

– Ням-ням! – выкрикнул мальчик, напоследок бессмысленно стукнув по коробкам. – Ням-ням!

– Печенюшку возьми, – заплетающимся языком выговорила Терри, не двигаясь с места.

Робби теперь истошно вопил и ревел. Терри не сделала попытки встать с кресла. Продолжение беседы стало невозможным.

– Можно, я дам ему печенье? – перекричала его Кей.

– Угу.

Робби побежал впереди Кей на кухню, которая мало чем отличалась от санузла. В ней не было ничего, кроме холодильника, плиты и стиральной машины; всю столешницу занимала грязная посуда, здесь же стояла еще одна полная пепельница, валялись магазинные пакеты и заплесневелые объедки. Подошвы туфель прилипали к линолеуму. Из мусорного ведра вываливались отбросы, придавленные сверху коробкой из-под пиццы.

– Десь, – сказал Робби, тыча пальчиком в навесную полку и не глядя на Кей. – Десь.

За дверцей Кей увидела больше съестных припасов, чем можно было ожидать: какие-то жестянки, пачку печенья, банку растворимого кофе. Достав из пачки два квадратика печенья, она протянула их мальчику; тот выхватил лакомство и побежал к матери.

– Скажи, Робби, тебе нравится в садике? – спросила Кей.

Робби, сидя на полу, мусолил печенье. Он ей не ответил.

– А как же, нравится. – Терри слегка оживилась. – Верно, Робби? Нравится, да.

– Когда он в прошлый раз был в детском саду, Терри?

– Прошлый раз. Вчера.

– Этого не может быть, вчера был понедельник, – заметила Кей. – По понедельникам он не посещает.

– Чего?

– Я задаю вам вопрос про детское учреждение. Сегодня Робби должен быть там. Мне нужно знать, когда он в прошлый раз посещал детский сад.

– Говорю же. Прошлый раз. – Ее глаза открылись шире, чем прежде. Голос по-прежнему оставался бесцветным, но в нем назревала враждебность. – Лесбиянка, что ли?

– Нет, – отрезала Кей, строча в блокноте.

– А похожа, – сказала Терри.

Кей продолжала писать.

– Сок, – потребовал Робби, перемазавшийся шоколадной прослойкой.

На этот раз Кей не двинулась с места. Выдержав очередную длительную паузу, Терри кое-как встала и поплелась в коридор. Тогда Кей подалась вперед и сдвинула крышку жестяной коробки, которую Терри не убрала, садясь в кресло. Содержимое жестянки составляли шприц, неряшливый ком ваты, ржавая ложка и пыльный полиэтиленовый пакет. Под взглядом Робби она плотно закрыла крышку. Терри, позвякав чем-то на кухне, вернулась в комнату с чашкой сока, которую сунула ребенку.

– На, – сказала Терри, обращаясь скорее к инспектору, нежели к сыну, и решила еще посидеть.

С первой попытки она угодила только на подлокотник; Кей услышала удар костлявого зада о деревяшку, но Терри, похоже, не чувствовала боли. В конце концов она сумела опуститься на продавленную подушку и уставилась равнодушным, затуманенным взглядом на инспектора социальной службы.

Перед этим посещением Кей прочла досье от корки до корки. Она уже поняла: если в жизни Терри некогда и было что-то стоящее, это все ушло в черную дыру наркомании; она потеряла двоих детей и теперь из последних сил цеплялась за двоих оставшихся; занималась проституцией, чтобы заработать на дозу; была замешана во множестве мелких правонарушений и в сотый раз пыталась пройти реабилитацию…

Но ничего не чувствовала и ни о чем не тревожилась… «В данный момент, – подумала Кей, – она куда счастливей меня».