ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Третья часть первого диалога

София. На четвертые сутки, ровно в полдень, собрались снова на всеобщий совет, где дозволено было присутствовать не только вышепоименованным божествам, более главным, но, кроме того, всем прочим, коим, как бы в силу естественного закона, предоставлено небо. В то время как божественный Сенат и народ уже были на местах, и после того, как, по установленному обряду, на трон из злата и сапфира взошел Юпитер в диадеме и мантии той формы, в коей он обычно появлялся в самых торжественных собраниях; когда все успокоилось и замерло, а внимание собрания чутко насторожилось, так что собравшиеся казались статуями или картинами, на средину выступил со своими полномочиями, знаками отличия и свитой Меркурий, доброе мое божество.

И, выступив перед лицом Великого Родителя, вкратце рассказал, истолковал и изложил все то, что вовсе не составляло тайны для всего совета, но что надо было возгласить, дабы соблюсти законную форму и обрядность, а именно: боги готовы и расположены без притворства и обмана, но свободно и добровольно принять и привести в исполнение все, что настоящий синод захотел бы решить, постановить и приказать. После таких слов Меркурий повернулся к стоящим окрест богам и попросил их поднятием рук открыто подтвердить все, что он от их имени только что изложил в присутствии Громовержца.

И так было сделано.

Затем отверз уста Великий Прародитель и изрек следующее:

2. – Если, о боги, славною была наша победа над гигантами, которые очень недолго боролись с нами и были чужды нам, были открытыми врагами, которые оспаривали у нас один только Олимп и не могли, да и не пытались сделать ничего другого, кроме как низринуть нас с неба, насколько же славнее и почетнее будет наша победа над самими собой – победителями гигантов? Насколько почтеннее и славнее, говорю я, победа над нашими страстями, что так долго торжествуют над нами и, будучи нашими домашними внутренними врагами, тиранят нас, всячески помыкая нами! Если, по-нашему, достоин празднества день, когда была одержана победа, плоды коей были мгновенны, то сколь торжественнее должен быть тот день, плодотворная слава которого пребудет вечною для грядущих веков.

Продолжайте же праздновать день победы, но пусть то, что говорят о победе над гигантами, скажут и о победе над богами, ибо в последнем случае мы победили самих себя.

Да установится же в сей день новое торжество – Очищение Неба – и да будет оно для нас большим торжеством, чем когда-то для египтян – переселение от них прокаженного народа, а для евреев – исход из вавилонского пленения.

Днесь болезнь, чума, проказа изгоняются с неба в пустыни, днесь обрывается цепь преступлений и отсекается доза прегрешений, грозившая нам вечным мучением. Итак, раз все вы добровольно приступаете к этому преобразованию и уже, как я полагаю, заранее обдумали способ, коим возможно и должно осуществить его, то дабы эти места не пустовали и дабы переселенцам были даны приличествующие каждому места, я начну высказывать свое мнение о каждом особо. Если оно покажется вам достойным одобрения – говорите; если покажется неудобным – объясните; если, по вашему мнению, можно сделать лучше – заявите; если что-нибудь и нужно отбросить – скажите ваше мнение; если что нужно прибавить – научите; у каждого – полная свобода высказать свое суждение, а молчание – знак согласия.

Тут почти все боги встали и этим знаком одобрили предложение.

3. – Итак, чтобы положить начало, – сказал Юпитер, – рассмотрим прежде всего тех, что на севере, столкуемся относительно их, а затем мало-помалу и в порядке станем двигаться вперед, вплоть до конца. За вами – слово: как смотрите и что рассуждаете о Медведице?

Боги, которым надлежало говорить первыми, стали принуждать Мома, чтобы тот ответил, и он сказал:

4. – Великий позор, о Юпитер, и тем больший, что, как ты и сам признал это, в самом знаменитом месте неба, там, где, по словам пифагорейцев (которые признают, что у мира есть руки, ноги, туловище и голова), находится самая высокая часть мира, коей противостоит другая крайняя, что зовется ими низшею областью; около того места, о котором поет один поэт этой секты:

Hie vertex nobis semper sublimis, at ilium
Sub pedibus Styx atra videt manesgue profundi…

«Здесь нам всегда – вершина вершин, но ее же зрит у себя под ногами Стикс страшный и адовы тени» там, откуда моряки просят себе совета в запутанных и неведомых морских путях; куда воздымают руки все путешественники, застигнутые бурей, куда стремились гиганты; куда гордый народ Бэлы воздвигал вавилонскую башню; где маги калибейского зеркала ищут прорицаний от Флерона, одного из великих князей северных духов; где – по словам каббалистов – Самуил хотел воздвигнуть престол, чтобы уподобиться изначальному громовержцу – там ты посадил этого грязного звереныша, повелев ему показывать не закрученным усом, не чем-либо вроде руки или ноги, или вообще какой-нибудь иной, менее позорной части тела, но хвостом (который наперекор медвежьей природе, по воле Юноны, отвис у него сзади), как будто это указатель, достойный такого места, – повелел показывать всем земным, морским и небесным зрителям великолепный полюс и главный пункт мира. Сколь, значит, плохо ты сделал, пригвоздив туда этого зверя, настолько же хорошо ты поступишь теперь, убрав его оттуда. Открой же нам, куда хочешь его послать и кем желаешь заместить?

5. – Пусть идет, – изрек Юпитер, – куда вам всем вздумается и угодно: к Орсам Англии или к Орсини – Чезарини тож – Рима, если хотите пристроить его в хорошем городе и у места.

6. – По-моему, запереть ее в бернские подземелья, – сказала Юнона.

7. – Не злобствуй так, жена моя, – возразил Юпитер. – Пусть идет, куда знает, лишь бы опростала и освободила место, на которое, так как тут самый прекрасный трон, желаю посадить Истину; ибо туда не достанут когти злословия, там не отравит свинец зависти, не потопят сумерки заблуждения. Там пребудет Истина стойкой и крепкой, в безопасности от наводнений и бурь, там она станет надежным поводырем тех, кто блуждает по бурному греховному морю, сияя оттуда, как ясное и чистое зеркало созерцания.

Отец Сатурн молвил:

8. – А как поступить с Большой Медведицей? Предложи, Мом.

А тот ответил:

9. – Пусть идет старушка к молодой – компаньонкой, только смотрите, не сделалась бы сводницей. Случись так, в наказание отдадим ее какому-нибудь нищему. Пусть ходит себе с ней да показывает, катает на ней ребятишек и за лечение лихорадок и других хворей зарабатывает для нее и для себя средства к жизни.

Спрашивает Марс:

10. – А как быть с нашим Драконом, о Юпитер?

11. – Пусть выскажется Мом, – возразил Отец.

12. – Это совсем бесполезный зверь. Он мертвый – лучше живого. Поэтому, если вы согласны, отправим его пастись в Испанию или на какой-нибудь из Оркадских островов. Только берегитесь, как бы он своим хвостом не наделал какой беды звездам и не уронил бы их в море.

Аполлон ответил:

13. – Не сомневайся, Мом, ибо я прикажу какой-нибудь Цирцее или Медее вновь усыпить его теми же самыми стихами, какие, бывало, легко убаюкивали его, когда он был стражем золотых яблок, усыпить и в таком виде тихо-тихо перенести на землю. И, по-моему, незачем ему и умирать. Пусть себе идет, указывая всюду, где есть варварская красота, ибо золотые яблоки будут красота; дракон – гордость; Язон – любовник, а чарами, усыпляющими дракона, будет то, что

Такого сердца нет жестокого, какое б не склонилось
На предложенье, на любовь, на слезы,
На долгое искание и даже порой на плату богатую:
Столько хладного желанья нет, чтобы не загореться.
Кем желаешь заместить его?

14. – Благоразумием, – ответил Юпитер. – Ему подобает быть рядом с Истиной, ибо последней ни управиться, ни двинуться, ни укрепиться нельзя без благоразумия, и только в тесном содружестве они смогут когда-нибудь добиться успеха и почета.

15. – Предусмотрительно! – изрекли боги.

А Марс вставил:

16. – Этот Цефей, будучи царем, не сумел своими руками увеличить данного ему судьбой царства. Ну, а теперь совсем не годится ему, разметавши руки и раскорячив ноги, занимать такую громадную площадь на небе.

17. – Так что ж, – молвил Юпитер, – не дать ли ему испить вод Леты, чтобы он забылся и, утратив память о своих земных и небесных владениях, возродился безногим и безруким животным?

18. – Быть посему! – согласились боги. – И да наследует ему София, ибо бедняжка тоже должна воспользоваться успехами и счастьем своей неразлучной подруги, Истины, с которой она всегда вместе делила все неудачи, скорби, обиды и труды. Кроме того, не знаю, без помощи Софии сумеет ли та добиться наград и почестей.

19. – Весьма охотно, боги, – сказал Юпитер, – уступаю и соглашаюсь с вами, ибо того хочет всякий порядок и разум, а всего более потому, что, думаю, вдали от своей столь любимой и избранной подруги Истина чувствовала бы себя плохо.

20. – А как быть, по-твоему, Мом, – спросила Диана, – с Волопасом, что в звездном уборе правит колесницею?

Мом ответил:

21. – Так как это и есть тот Аркас – плод безбожного чрева и благородного семени, который и по сейчас свидетельствует об ужасных тайнах великого нашего Отца, то его нужно удалить отсюда. Позаботьтесь же устроить это.

Аполлон предложил:

22. – Как сын Каллисто, пусть следует за матерью.

Диана прибавила:

23. – Как бывший охотник за медведями, пусть следует за матерью, лишь бы не повредил сзади ей шкуры.

Меркурий в свою очередь:

24. – И потому еще, что он, как вы видите, не знает другой дороги, пусть следует всегда за матерью, которая должна возвратиться в Еримантский лес.

25. – Так будет лучше, – подтвердил и Юпитер, – а так как бедняжка была изнасилована, то я хочу возместить ей все убытки и, если это будет угодно Юноне, отослать ее туда в ее прежней красоте.

26. – С моим удовольствием, – сказала Юнона, – при условии, конечно, что вы вернете ей девственность, значит, и благоволение Дианы.

27. – Не станем больше говорить об этом, – сказал Юпитер, – рассмотрим лучше, кого посадить на место Волопаса.

После долгих и долгих споров Юпитер высказался так:

28. – Да будет там Закон, так как необходимо еще и ему быть на небе, ибо как сей Закон есть сын небесной и божественной мудрости, так оный другой Закон – сын земной мудрости, чрез которую эта небесная богиня разливает и сообщает блеск своего собственного света, шествуя чрез пустынные и уединенные места земли.

29. – Хорошо удумано, о Юпитер, – сказала Паллада, – ибо только тот Закон и праведен и хорош, у которого мать – София, а отец – Разум, да сыну и не пристало удаляться от матери. Пусть все устроится здесь, как угодно Юпитеру, дабы люди смотрели снизу и учились, как должно быть все устроено и у них.

30. – Затем следует место Северной Короны. Вся – из сапфира, пышно украшенная яркими алмазами, со своими 8 горящими карбункулами, по четыре в ряд, она представляет великолепнейшее зрелище. Так как она сделана внизу и снизу перенесена сюда, то, по-моему, ее стоит преподнести какому-нибудь героическому князю, который был бы ее достоин. Пусть же решит наш Отец, кто больше заслуживает такого подарка.

31. – Да пребудет на небе, – изрек Юпитер, – и ждет, пока ею наградят будущую непобедимую десницу того, кто огнем и мечом возвратит столь вожделенный мир несчастной и бедной Европе, низринув вождей этого – лютейшего Лернейской гидры – чудовища, что, распространяя роковой яд многообразных ересей, с исполинскою быстротой ползет во все страны Европы по всем ее венам.

Мом прибавил:

32. – Будет с него, если только уничтожить эту ленивую клику педантов, которые, не творя добрых дел согласно божественному закону, считают себя и хотят считаться людьми религиозными и угодными богам и говорят: творить добро – добро, делать зло – зло, однако приближаются к богу и угождают ему вовсе не тем добром, что делается, или тем злом, что не делается, но надеждой и верой согласно их катехизису. Судите сами, боги, было ли когда более бесстыдное злодейство: его не видят лишь те, кто ничего не видит.

33. – Уж подлинно, – сказал Меркурий, – кто не знает никакого заблуждения, тот не знает и этого, от него же родятся все прочие. Если бы Юпитер сам и все мы вместе предложили такой завет людям, то мы стали бы хуже смерти, ибо, нисколько не заботясь о человеческом обществе, действовали б только ради своего тщеславия.

34. – Всего хуже то, – сказал Мом, – что они порочат нас, выдавая все это за установления свыше, и вместе с тем проклинают наши плодотворные дела, называя их недостатками и пороками. И, между тем, как никто не делает для них, и сами они, ни для кого ничего не делая (ибо все их дело – злословить дела), несмотря на то живут делами тех, кто работал вовсе не для них, кто для других основывал храмы, часовни, гостиницы, госпитали, коллегии и университеты – значит, открыто действуют, как воры и присвоители чужого добра, наследственного добра тех, что, если и не так совершенны и не так добры, как им должно быть, все же не сделались настолько безнравственными и опасными для мира, как они. Напротив – весьма необходимы государству, сведущи в умозрительных науках, строгой нравственности, с неустанным усердием и заботой помогают друг другу и поддерживают общежитие (ради коего установлены все законы), так как добрым людям обещают награду, а злым – грозят наказанием. А те, заявляя, что всемерно заботятся о вещах невидимых, коих ни сами, ни прочие не в силах постигнуть, говорят, будто все зависит только от предопределенной каждому судьбы да каких-то внутренних озарений и фантазий, коими якобы всего более услаждаются боги.

35. – Так что, – сказал Меркурий, – нечего им ни досадовать, ни усердствовать из-за того, что некоторые верят в необходимость дел, ибо судьба тех – да и собственная их судьба, – верующих совершенно по-иному определена и не изменится, перейдут ли они от веры к неверию, и каково станет их вероисповедание – такое иль иное. И в силу той же причины им нечего ожесточаться против тех, кто им не верит и считает их преступнейшими людьми, ибо судьба не изменится из-за того, что те поверят и станут считать их хорошими людьми. Вдобавок еще, согласно их учению, не в их воле и изменить своей вере. Но те другие, что верят по-иному, по праву и за совесть, могут не только относиться неприязненно, но, мало того, считать великою жертвою богам и благодеянием миру – преследовать, убивать и уничтожать их с лица земли за то, что они похуже гусениц, жадной саранчи и тех гарпий, что, сами не делая ничего хорошего, только пожирают, портят и топчут ногами чужое имущество, мешая тем, кто захотел бы им воспользоваться.

36. – Все те, кто здраво судит, – сказал Аполлон, – считают законы благом, ибо цель их быть, и сравнительно лучшими законами считают те из них, что дают большие удобства для лучшего быта. Ибо одни из законов даны нами, другие выдуманы людьми, главным образом, для удобства человеческой жизни, а так как некоторым не приходится видеть заслуженных ими плодов в этой жизни, то им обещано и предуказано добро и зло, награда и наказание по их делам в иной жизни. Стало быть, – заключил Аполлон, – из всех этих разно верующих и разно учащих только одни они заслуживают преследований на небе и на земле и должны быть, как чума, искоренены из мира, только они одни, истребление коих дело похвальное и благоугодное, достойны милосердия не больше, чем волки, медведи и змеи; и чем несравнимо больше разрушений и заразы от них, тем несравнимо больше заслуга того, кто их изничтожит. Так что – хорошо рассудил Мом – приличествует всего более Южная Корона тому, кто предназначен судьбою уничтожить это ужасное чудище мира.

37. – Хорошо, – сказал Юпитер, – вот моя воля и решение. Эту Корону использовать согласно разумному предложению Меркурия, Мома и Аполлона, одобренному всеми вами. Эта зараза, будучи делом насильническим, противоестественным и противозаконным, конечно, не долговечна; для вас ясно, что ее ждет своя судьба или злейший рок, ибо и число таких людей возрастает только для того, чтоб падение было более ужасным.

38. – Достойная награда Корона, – сказал Сатурн, – тому, кто прекратит эту язву, но злонамеренным слишком мало и несоответственно наказание – только лишение человеческого общества. По-моему, было бы вполне справедливо, чтоб они, оставив свое тело, затем, в продолжение многих пятилетий и столетий, всячески переселяясь из тела в тело, наконец вошли бы в свиней, самых поганых животных мира, или стали бы морскими ежами, которые пригвождены к скалам.

39. – Совсем другого требует справедливость, – сказал Меркурий. – По-моему, за праздность следует наказать работой. Так что пусть лучше вселятся в ослов: там они сберегут свое невежество и избавятся от лености, а за непрерывную работу погонщики будут давать им немного сена и соломы и нещадно бить.

Это мнение единогласно одобрили все боги.

Тогда Юпитер изрек приговор:

40. – Да принадлежит Корона вечно тому, кто нанесет им последний удар, и да странствуют они 3000 лет, переселяясь все время из ослов в ослов.

Кроме того, вместо этой Короны Вещественной да будет Корона Идеальная, передаваемая до бесконечности, так что от нее могло бы возникнуть бесконечное множество других, в то время как сама она ни на йоту не уменьшается и не умаляется в своей славе и действительности. С этою Короною, само собой разумеется, соединяется Идеальный Меч, равным образом обладающий более действительным бытием, нежели какой бы то ни было иной меч, существующий в границах пространства. Под этой Короной и Мечом Юпитер разумеет Всеобщий Суд, который вознаградит или накажет всякого в мире по мере его заслуги и преступлений.

Вполне одобрили все боги эту предусмотрительность, ибо Закону приличествует восседать рядом с Судом, так как суд должен руководиться законом, и закону должно осуществляться в суде; суд должен исполнять, а закон – повелевать, закон весь – в теории, суд весь – практика.

Когда были закончены долгие беседы и рассуждения об этом престоле, Мом, указывая Юпитеру на Геркулеса, спросил:

41. – Ну, а что же нам сделать с твоим побочным сыном?

42. – Вы слышали, боги, – возразил Юпитер, – на каких основаниях мой Геркулес должен уйти отсюда со всеми прочими. Но я не хочу, чтобы его уход походил на все прочие, ибо повод, способ и причина его вознесения были далеко не такими, как у них: он один и единственно за свои доблести и героические подвиги заслужил небо и – незаконный – показал себя достойным усыновления Юпитеру. И признайтесь, он лишен неба только за то, что он пришелец со стороны, а не бог по природе. Но это моя, а вовсе не его вина, что я, как уже было сказано, чрез него стал прославлен. И я верю – совесть подскажет вам, – если кого и следовало бы изъять из общего правила и определения, то, конечно, Геркулеса. Так что, если мы его устраним отсюда и пошлем на землю, то следовало б устроить это с не меньшим почетом и уважением, как если бы он остался на небе.

Поднялись многие, скажу, большая часть богов, и сказали:

43. – С большим, если возможно, с большим!

44. – Значит, постановляю, – продолжал Юпитер, – дать ему по этому случаю, как личности деятельной и сильной, поручение и заботу сделаться земным богом, которого почитали бы больше, чем подлинного небесного полубога.

Те же самые подтвердили: быть по сему!

А так как нашлись такие, что раньше не встали и теперь ничего не сказали, то Юпитер обратился к ним и спросил их, не хотят ли они что объяснить. Тогда одни сказали: «Одобряем»; другие: «Допускаем». Юнона изрекла: «Не препятствую».

Затем Юпитер объявил постановление в окончательной форме:

45. – Вследствие того, что в настоящее время кой-где на земле объявились чудовища, если и не такие, как были во времена древних возделывателей земли, зато, может быть, худшие, я, Юпитер, Отец и Всеобщий Промыслитель, постановляю, дабы Геркулес, мой заместитель и служитель моей могучей десницы, отправился на землю, если и не таким, как прежде, иль не большим великаном, зато одаренным большим усердием, ревностью, крепостью ума и деятельностью духа; и подобно тому как, когда был рожден и воспитан на земле, он показал себя великим, во-первых, тем, что одолел и победил столько чудовищ, и, во-вторых, тем, что из ада вернулся вновь победителем на землю, из ада, куда он явился нечаемым утешителем друзей и неожиданным мстителем надменных тиранов, так в настоящий миг да покажется своей Матери-Земле в третий раз он – новый, столь необходимый и вожделенный промыслитель; пусть ходит по весям ее и смотрит, не опустошает ли города Аркадии какой-нибудь Немейский лев; не появился ли снова Клеонский лев в Фессалии; не воскресла ли гидра, эта лернейская чума, и не собрала ли вновь свои отросшие головы; пусть доглядит, не появился ли во Фракии Диомед, что кормил коней в Эбро кровью путешественников, и обратит свой взор на Ливию, где, может быть, Антей, столько раз возрождавшийся духом, возродился, наконец, и телом. Удостоверится, нет ли в царстве Иберийском какого трехтуловищного Гериона. Поднимет голову и поглядит, не летают ли по воздуху губительные Стимфалийские птицы, говорю о тех Гарпиях, что иногда затмевали воздух и мешали видеть яркие звезды. Посмотрит, не гуляет ли по Эримантским пустыням какой-нибудь мрачный Вепрь. Не наткнется ли на какого-нибудь быка вроде того, что наводил ужас на стольких народов; не пора ли выгнать на свет какого-нибудь трехликого Цербера, изрыгающего вместе с лаем смертоносный яд; нет ли у кровавых алтарей какого-нибудь палача Бузириса; не появился ли в пустынях какой олень с золотыми рогами вроде того, что на бронзовых ногах носился, как ветер; не собрала ли мятежные войска какая-либо новая царица Амазонок; не владычествует ли где какой подозрительный и коварный Ахеллой с непостоянным многообразным и изменчивым лицом; нет ли Гесперид, где на попечение дракона оставлены золотые яблоки; не появились ли вновь знаменитые и смелые царицы Термодонтского народа; не разбойничает ли по Италии какой Ланчинийский удалец, не тешится ли какой грабитель Как, что огнем и пламенем защищает свою добычу. Если эти, или подобные, или другие, новые и неслыханные чудища встретятся ему на пути или нападут на него, в то время как он будет шествовать по огромнейшей спине земли, да изменяет, преобразует, изгоняет, преследует, связывает, укрощает, лишает, рассеивает, разрывает, разбивает, рушит, угнетает, топит, жжет, ломает, убивает, искореняет. В ознаменование столь великих подвигов, в награду за славные деяния приказываю в местах будущих героических деяний воздвигать ему трофеи, статуи, колоссы, даже жертвенники и храмы, если судьба не против меня.

Вергилий, Георгики, I.
Орсини и Бернские подземелья – намек на фамилии, города и государства, что имели на своих гербах медведя (Orsa – Орса – по-итальянски медведица, отсюда фамилия Орсини; Вäг – Бер – по-немецки – медведь, отсюда название города Берна в Швейцарии).
Это тот самый Дракон, что сторожил золотые яблоки в саду Гесперид и был убит Геркулесом. Золотые яблоки имеют свое особое эзотерическое (тайное, прикровенное) значение, которое внушило Бруно мысль сделать Дракона символом недоступности и непреклонности. Яблоко так же, как и фига, – символ чувственной любви. У греков яблоко называется melon – черное, у римлян malum – зло.
Цирцея и Медея – две в древности знаменитые чаровницы: обе происходили от Гелиоса (Солнца) – одна (Цирцея, или Киркея) дочь Солнца, другая – внучка.
Переделка стихов Тассо из Аминты. Бруно от себя прибавил: «порой на плату».
«Еримантский лес» – в Аркадии.
Многообразные ереси не что иное, как Реформация, о которой и дальше говорит Джордано Бруно. Что касается отношения Бруно к Реформации, то уже первые личные столкновения в Женеве с кальвинистами настроили его весьма критически к религиозным новаторам: он не нашел у них ни свободы мысли, в которой так нуждался, ни тех широких, освобождающих идей и идеалов, которыми он был полон сам.
Геркулес – сын Юпитера от Алкмены, супруги Амфитриона. Геркулес (Геракл) был любимым героем эллинского эпоса.
Убиение этого льва было первым подвигом Геркулеса, совершенным в Аргивской земле. Геркулес задушил льва, взвалил чудовище на плечи и принес на себе в Микены.
Лернейская гидра – тоже, как и Немейский лев, порождение чудовища Тифона и исполинской змеи Ехидны. Отрубив все 9 голов Гидры, Геркулес разрезал тело чудовища и напитал ядом печени свои стрелы.
Геракл должен был по приказанию Еврисфея привести в Микены коней Диомеда.
Трехглавый исполин, у которого Геркулес должен был взять и доставить в Микены быков. Геркулес, убив и Диомеда и Гериона, благополучно привел к концу тяжелые поручения.
Стимфалийские птицы жили в лесистой, глубокой долине близ аркадского города Стимфала. Это была огромная стая страшных хищных птиц: у них были медные крылья, когти и клювы; свои перья они бросали на людей, точно стрелы. Они нападали на людей и животных и пожирали их. Геркулес часть Стимфалийских птиц перебил, часть прогнал далеко из Эллады на о. Аретиас к Эвксинскому понту (Черному морю).
Самым трудным подвигом Геркулеса было последнее поручение Еврисфея: привести из мрачного Тартара страшного пса, трехглавого Цербера. Пред совершением этого подвига Геракл посетил Элевзин и был там посвящен в элевзинские таинства, освобождавшие человека от страха смерти. Благодаря его приобщению к элевзинским мистериям, Плутон принял Геркулеса очень благосклонно, и герою удалось сковать Цербера и привести на землю.
Бузирис – правитель Египта, приносивший в жертву Юпитеру всех иноземцев. Когда Геркулес прибыл в Египет, Бузирис сковал его и повел к алтарю; но герой разорвал оковы и убил Бузириса.
Как – огнедышащий исполин Как, похитивший у Геркулеса двух быков, когда он, возвращаясь со стадами Гериона, остановился в долине Тибра там, где теперь стоит Рим. Геркулес убил Кака в собственном жилище великана – пещере Авентинской горы.