Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Ст. Куняев и другие
Если нам исходить из той истины, что заглавное в Высоцком – это его поэтическое урождение, его поэтическое устройство, тогда мы поймем, что препоны и вредоносность ничтожных людей и значительных обстоятельств – все это лишь вздор, сопровождающий великую судьбу.
Настоящего поэта всегда сопровождают не только почитатели, но и отрицатели, не только ценители, но и хулители, и даже гонители. У поэзии Высоцкого и того и другого вдоволь, и это, наверное, один из главных признаков ее истинности и высоты. Печально только, что иногда в качестве хулителей выступают люди, именующие себя поэтами, не стяжавшие поэтических лавров, страдающие комплексом неполноценности, или же критики, отчаянно привлекающие к себе литературное внимание.
18 января 1969 года музыкальный руководитель Всероссийского пионерского лагеря «Орленок» В. Малов в краснодарской газете «Комсомолец Кубани» обрушился на песни Высоцкого: «Особенно бросается в глаза эта пошлость в так называемых «магнитофонных песнях». Здесь, как правило, откровенный цинизм уже не прикрывается ложной романтикой… Вот и не люблю я песен Высоцкого. Недобрые они. Нехорошо он думает в этих песнях».
Эту статью можно было бы назвать завершающей в травле авторской песни и Высоцкого как одного из самых ярких представителей этого «крамольного» явления в период 1968–1969 годов.
В 1982 году в печати началась кампания, очень напоминающая события 68-го года. Высоцкий всегда с горечью воспринимал несправедливые нападки на свое творчество и, самое главное, свою беззащитность перед идеологическими чиновниками.
Бывший писатель, ставший поэтом, «добряк с кулаками», патриот и антисемит по призванию, борец с издержками «массовой культуры» Станислав Куняев решил вновь проявить себя на ниве публицистики. На уже довольно длинную скамью подсудимых поэтов (Эдуард Багрицкий, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Леонид Мартынов, Борис Пастернак…) «судья» Куняев теперь усадил Владимира Высоцкого. Во-первых, Высоцкий оказался в совсем неплохой компании талантливых поэтов, а во-вторых, беспроигрышный выбор – любой материал с упоминанием этого имени будут читать.
9 июня 1968 года «Советская Россия» опубликовала статью «О чем поет Высоцкий», положившую начало нападкам на творчество молодого поэта. Ровно через четырнадцать лет – 9 июня 1982 года – «Литературная газета» публикует статью Ст. Куняева «От великого до смешного».
Путая «массовость» с «народностью» культуры, Куняев в своих суждениях отталкивается от стихотворения Е. Евтушенко:
Ст. Куняев задает вопрос: в самом деле, почему торгаши и шашлычники (в числе и других слоев населения) выбрали себе кумиром Высоцкого?
Опираясь на ранние стилизации «блатных» песен Высоцкого, оппонент на протяжении нескольких лет будет писать о том, что «бард ради эстрадного успеха, ради красного словца не щадил наших национальных святынь»; «у него нет ни одной светлой песни о России, о ее великой истории, о русском характере, песни, написанной любовью или хотя бы блоковским чувством»; «надрыв этого человека – окончательный разрыв с идеалом, в лучшем случае замена его правилами полублатного коллективизма…».
Опасаясь слыть «белой вороной», Куняев приводит в своих статьях выдержки из «писем-размышлений».
«Если внимательно проанализировать тексты песен Высоцкого, – пишет москвичка В. Лобанова, – то налицо опошление образов русской истории, сказок… Ирония и издевательство – вот характерные черты этих песен. Тем не менее популярность велика, а ведь это страшно. Страшно за людей, хотя они здесь мало в чем виноваты, – это реакция на совершенно безликие песни профессиональных авторов».
В. Малов: «Видишь, как получается, – вроде песня о дружбе, а учит недоброму чувству подозрительности, превосходства одного над другим. Я смело утверждаю – песни Высоцкого даже на самые благородные темы: о дружбе, верности, мужестве – неблагородны. Не правда ли, много примеров софистики можно найти в текстах песен Высоцкого? И когда я смотрю, как ребята слушают эти «откровения», мне хочется сказать им: “Эта песня не друг, а случайный прохожий, причем порой не безобидный”».
«Ни один высокогорник нарочно не выберет трудный путь, да еще столь же опасный, как военная тропа, – выказывает свои познания в альпинизме, альпинистам же на смех, писатель В. Чивилихин, – если его можно избежать. Он именно свернет и обрыв обогнет, чтобы зря не свернуть шеи. Мне кажется, что теперешнее массовое нытье под гитару – очередная пошлая мода, и мне стала противна эта мещанская р-р-романтика, потому что я знаю цену романтике подлинной. А еще хуже, что есть среди авторов таких ходячих песен подонки, которые подсовывают грязненькие текстики, спекулируют на политике, сеют в здоровой среде микробы подозрения, неуверенности, отражая, должно быть, суть своих слабых душонок. Один мечтает «рассказать бы Гоголю про жизнь нашу убогую», другой…»
И Куняев, и солидарные с ним писатели писем забыли, что в своих пристрастиях или неприязни к артистам и поэтам народ никогда не ошибается, и поэтому проявление народной любви к Высоцкому – это уже данность, нравится это кому-то или нет…
В журнале «Наш современник», № 7 за 84-й год, в статье «Что тебе поют?!» (в 68-м году статьи назывались «Что за песней?», «О чем поет Высоцкий?») Куняев прогнозирует быстрое забвение Высоцкого и пишет репортаж с «заставленного алыми кустами гвоздик и гладиолусов, торчащих из блестящих эмалированных ведер и стеклянных банок» места захоронения поэта. Автора репортажа раздражало все: и «глазеющий толпящийся народ», и это обилие цветов, поставленных не в хрустальные вазы, и присутствующие «персонажи творчества Высоцкого»… А самое главное… Исчезла могила с табличкой – «Майор Н. Петров, умер в 1940 г.». Затоптали!!!
«Репортаж» Куняева имеет предысторию.
По свидетельству В. Лазарева, работника коммунального хозяйства столицы, жулики, работавшие на Ваганьковском кладбище, в нескольких метрах от могилы Высоцкого соорудили бутафорский холмик земли и оформили его табличкой про майора Петрова, чтобы найти на это место покупателя.
Жуликов посадят. Но пока до них добрались и убрали холмик вместе с табличкой, незадачливый фотохудожник А. Лапин сфотографировал «могилку с табличкой» и передал экземпляр фотографии Куняеву. Другой экземпляр фотоработы Лапина гулял по его персональным выставкам под названием «Майор Петров».
Куняев пишет со скорбью: «Вечерело, народ постепенно расходился. Я смог оглядеться вокруг и увидел то, что можно было бы предположить. Вокруг была истоптанная, ровная земля. Могилы майора Петрова не существовало.
Я не могу себе представить, чтобы поклонники Блока, Твардовского, Заболоцкого или Пастернака могли позволить себе из любви к своему божеству равнодушно топтаться на чужих могилах».
Может быть, на этот репортаж можно было бы не обращать внимания, но спустя полгода в № 12 этого же журнала появляется подборка читательских писем, пришедших в ответ на статью Куняева: «С большим удовлетворением прочитал…», «В основном я согласен с позицией…», «Стыдно и грустно. Конечно, такая оголтелая толпа могла затоптать могилу майора Петрова – яркая их характеристика. Побольше подобных выступлений…», «Затоптанная могила майора Петрова рядом с могилой «идола» меня гнетет…» – пишет преподаватель Воронежского университета О. Разводова. И так далее… Мертвого Высоцкого призывали к ответу за то, что кто-то топчет чьи-то захоронения!
Когда печаталась эта подборка писем, работники журнала уже знали, что могилы Петрова рядом с могилой Высоцкого не было, а потому и затоптать ее никто «оголтелый» просто не мог.
Всю свою публицистику Куняев оформляет в книгу «Огонь, мерцающий в сосуде», выпущенную издательством «Современник» в 1986 году. Здесь творчество Высоцкого он обобщает как «фельетонизм, бытовой анекдот, лихой скепсис, пародию на жизнь». «Высоцкий многое отдавал за эстрадный успех. У «златоустого блатаря», по которому, как сказал Вознесенский, должна рыдать Россия, нет ни одной светлой песни о ней, о ее великой истории, о русском характере, песни, написанной любовью или хотя бы блоковским чувством…» «Знаменитый бард ради эстрадного успеха, «ради красного словца» не щадил наших национальных святынь, песни эти не боролись с распадом, а, наоборот, эстетически обрамляли его»… Русские дети, утверждает Куняев, лишены теперь возможности читать сказки Пушкина из-за пародийности песен Высоцкого. Очевидно, Куняев никогда не слышал о более ранних пародиях, принадлежащих И. Тургеневу или Н. Некрасову. Себе в поддержку Куняев пригласил композитора, Героя Соц. Труда, лауреата Ленинской премии Георгия Свиридова: «Не имея чести быть знакомым с вами лично, хочу пожать вам руку и поблагодарить за вашу замечательную статью. Как я понимаю, речь идет о сохранении крупных духовных ценностей, без которых жизнь теряет смысл. И дело не только в тех или иных именах литературного обихода…»
И вновь повторяется ситуация 1968 года: тогда ниспровергатели Высоцкого опирались на Д. Кабалевского и В. Соловьева-Седого, теперь – на Свиридова.
По-своему «разобралась» в истоках популярности творчества Высоцкого бывшая примадонна Большого театра Г. Вишневская. В своей автобиографической книге «Галина», вышедшей в 1985 году, она обобщила творчество Высоцкого как «блатной истерический надрыв»: «Вот он, сегодняшний русский человек. Он орет, вопит на весь мир своим пропитым, хрипатым голосом и воет, как затравленный, загнанный, но все еще очень сильный зверь… Что же должен был пережить народ, через какие моральные ломки пройти, чтобы эти блатные истерические вскрики уркагана находили такой массовый отклик во всех слоях советского общества! И, проливая пьяные слезы, они воют вместе с ним, им все это близко, понятно и надрывает душу».
И до того опротивел певице «потонувший в дремучем пьянстве русский народ, одичавший в бездуховности, породивший Высоцкого и признавший его выразителем своего отчаяния и своих надежд», что не смогла она оставаться бок о бок с этим народом, упорхнула в край всеобщего процветания и стабильного благополучия.
В то время среди поклонников Высоцкого родилось емкое словечко «скунявился». Эстафету у Куняева («скунявились») подхватили «патриоты», публикующие свои опусы в журналах «Молодая гвардия» и «Дон». О том, что к творчеству Высоцкого отношение неоднородно и противоречиво, стало ясно уже после появления его первых песен. Иногда эта неоднозначность принимает крайние формы. Некоторые склонны считать любимого певца крупнейшим поэтом современности, и наиболее рьяные почитатели ведут себя в духе чистейшего идолопоклонства. Другие, не отрицая одаренности певца и артиста, полностью отказывают ему в поэтическом таланте. Но есть еще и категория хулителей, наверняка не читавшая главных произведений поэта, не понимающая сущности его поэзии вообще. Эмоции этих людей, именующих себя «по-ленински партийными журналистами», выплеснулись на страницы черносотенного журнала «Молодая гвардия». Всенародность они сводили лишь к «дешевой популярности», а вседоступность – к примитиву: «…нас ежечасно приучают к хрипу, скулежу, визжанию, крику, воплю, бормотанию себе под нос В. Высоцкого и иже с ним». «И иже с ним» – это компания, неоднократно подвергнутая критике этим журнальчиком. Высоцкий вполне мог бы гордиться тем, что оказался в этом списке: Айтматов, Афанасьев, Бакланов, Быков, Вознесенский, ВЫСОЦКИЙ, Гранин, Дементьев, Евтушенко, Лихачев, Р. Медведев, Рыбаков, Сахаров, Солженицын, Ульянов, Шатров…
Солидарным в отношении С. Куняева к творчеству В. Высоцкого оказался литературный критик Л. Аннинский: «Станислав Куняев отверг Высоцкого со всей яростью идейного борца – отверг начисто и бесповоротно от имени того самого «народно-патриотического фронта», к которому Высоцкий по всей своей народной «звукофизиономике» вроде бы должен принадлежать. Не к высоколобым же диссидентам!»
Эта цитата из многократно опубликованной в разных изданиях (АПАРТ, М., № 4, 1996; «День литературы», № 1, 1997; «Апрель», М., Юго-Запад, 1997, вып.9; и следом определил проверенный временем труд – уже как разъяснительный – непосредственно перед текстами в сборнике стихов Высоцкого «“Я, конечно, вернусь”: песни, стихотворения, проза», Эксмо-Пресс, М., 1999, 2008) статьи о Высоцком и своем понимании его творчества, которую Л. Аннинский назвал «Вечная разгадка?».
Эпиграфом для статьи Анненский выбрал строфу из песни Высоцкого «Купола российские»:
Это Высоцкий о России, о ее народе, о своем творчестве… Для Аннинского здесь загадок нет: «Кажется, разгадка на поверхности: выдержал бой с Советской властью». Значение творчества Высоцкого Аннинский определил кратко: «Громогласный эпизод в русской культуре». Творчество его в этом «эпизоде» критик приказал читателю сборника понимать просто и однозначно: «…Крутая слеза – это тот самый стиль, в который, как в стенку, будет идти игра.
И мотив (чужой), на который запелось, – блатной, рыдающий», «…это же та самая канва, по которой будет вышит весь Высоцкий, вернее, прошит, если учесть обилие ножей и пуль в его творчестве. Только капля и нужна была, чтобы пролилась струя, и пошел поток. Капля потребовалась традиционно русская: сивушная. С первых песен, где герой выпивает, буянит, засыпает, просыпается и снова выпивает…»
По количеству ошибок для небольшой по объему статьи видно, что Аннинский произведения Высоцкого не читал, а его биографию знает приблизительно. В обязательной программе филфака МГУ, который окончил Л. Аннинский, студенты изучали В. Г. Белинского, а там: «Нельзя понять поэта, не будучи некоторое время под его исключительным влиянием, не полюбив смотреть его глазами, слышать его слухом, говорить его языком. Нельзя изучить Байрона, не будучи некоторое время байронистом в душе, Гете – гетистом, Шиллера – шиллеристом и т. д.». Ну как, не будучи «высоцкистом», пытаться предварять сборник его произведений?!
Вслед за Куняевым критик Аннинский предполагает сиюминутность творчества Высоцкого: «…что останется от этого громогласного эпизода в истории русской культуры? От этих шестисот песен, живущих только в ТОМ голосе? Может, и в ТОМ ВРЕМЕНИ только?».
Извесный высоцковед Ю. Тырин так отозвался о статье и предисловии к сборнику: «Конечно, весь этот «треп-бред» Л. Аннинского, всю жизнь в этом стиле занимающегося «разгадками», является провокацией чистой воды, а не литературоведением. В критической высоцкиане Л. Аннинский оставил свое пятно».
Нашлись приверженцы Куняева и за границей. Так, Валерий Комаров – выходец из России, более двадцати лет преподававший русскую литературу в Печском университете (Венгрия), в статье «Моя свеча поэту» признается, что хотя печально известная статья Куняева «От великого до смешного» вызвала в нем в свое время «страшное внутреннее сопротивление», спустя годы он считает, что в истории с якобы затоптанной поклонниками поэта могилой Куняева «подставили», а с самим Куняевым, главным редактором «Нашего современника», «самого уважаемого» В. Комаровым журнала в России и – «самого русского», ему хотелось бы «побеседовать». Оказывается, можно любить Высоцкого и одновременно уважать «Наш современник», на страницах которого поэта смешивали с грязью…
В своих статьях Куняев выражает уверенность: «…Бесстрастное время расставит все по своим местам»; в этом случае, разумеется, для Высоцкого и его творчества имелись в виду места в последних, задних рядах. Время, действительно, все расставит по своим местам. «Думается, – сказал председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР Г. Марков, – что присуждение В. Высоцкому премии… за авторское исполнение песен и баллад – это в какой-то степени восстановление справедливости по отношению к талантливому певцу, поэту, артисту».
