Глава 4
– Перечитай, – велела мать, тревожно нависнув над свитком. – Перечитай, Брейхи!
Отец тихо выругался, а глаза его вновь впились в кусок папируса, что дрожал вместе с его руками. Эши встал на цыпочки, чтобы заглянуть через папино плечо, и вчитался. Сначала его взгляд проскользнул по аккуратным рядам угловатых символов, которые жались друг к другу на каждой строчке. Альдеваррские буквы отказывались приживаться в памяти юноши, так что он сразу перешёл к нижней части свитка.
Там начинались знакомые ему письмена из широких штрихов, многие из которых походили на раскидистые пальмы. Отец обучил Эши основам чтения, но в этом свитке оказалось слишком много незнакомых слов.
– Повелением Его Императорского Величества… – бубнил Брейхи Бенезил отдельные строчки. – Во славу знамени Альдеваррского… В его славное воинство от каждого двора… Господа, извините, я не так уж хорошо читаю!
Командир законников, что ожидал на пороге их дома, застонал и закатил глаза. Стоящие за его спинами рассмеялись, а принесший свиток гонец лишь устало склонил голову.
– Для это я здесь есть, мастер, – едва ворочая языком среди ашмазирских слов, выговорил последний.
– Извините, – качал головой отец. – Я всё равно не понимаю ни слова из того, что вы говорите.
Едва тронутые бронзой щёки гонца покраснели. Он выкрикнул пару рубленных фраз на своём наречии – ругался, не иначе – и всплеснул руками.
– Я говорился достаточно яснее, мастер! – воскликнул он, ещё глубже утопая в ашмазирском языке. – Вы понять то, что говорили папирусы!
– Извините, – в который раз повторял отец. – Папирусы что-то говорили? Какие, о чём…
– Довольно! – громыхнул низкий голос старшего законника.
Он сорвал со вспотевшей головы шлем, высвобождая копну чёрных кудрей. На вид ему было под тридцать. Массивный нос плавно перетекал в широкий лоб, а поперёк угловатого лица краснел застаревший шрам.
– Старина, не валяй дурака, – командир весьма сносно изъяснялся по-ашмазирски. – Глашатай ясно всё высказал, а потом ты и сам перечитал послание. Требуется ли напоминать про молву торговцев, которые уверяют, что ты хорошо освоил альдеваррскую речь?
– Не надо, – угрюмо ответил отец.
– Тогда я буду полагать, что ты прекрасно понял, о чём мы толкуем, – законник переступил порог дома. – Просто тебе не нравится то, что ты услышал и прочёл.
– Разумное заключение, – Брейхи Бенезил кивнул. – Кому понравится то, что его сына хотят убить?
Командир провёл ладонью по мокрым волосам, поставил шлем на табурет и вздохнул. Взмахом ладони и парой выкриков он велел остальным законникам убраться вместе с глашатаем. Один из солдат что-то переспросил с обеспокоенным видом, но всё же подчинился.
– Брейхи, я хочу поговорить с тобой, как с мужчиной, – старший законник протянул истёртую ладонь. – Меня зовут Клавидар.
– Что же, моё имя ты знаешь, Клавидар, – отец весь напрягся на время рукопожатия. – Давай поговорим.
– Пусть твой сын слушает, – законник кивнул Эши. – Но разве у тебя их не двое?
Отец бросил беспокойный взгляд на полотно меж прихожей и жилой комнатой, где как раз появился Руй. Парень сложил руки на груди и надул мускулы, чтобы казаться больше. Отросшие чёрные пряди спадали на лоб аккуратными завитками.
– Двое, – процедил Руй. – И я старший.
– Замечательно, – Клавидар кивнул. – Мальчиков я попрошу остаться с нами, а женщинам лучше подождать в другом месте.
– Я их не оставлю! – мать топнула ногой.
Рядом с ней встала и Итаки, пусть от её сжавшейся фигуры такой угрозой и не веяло. Даже к семнадцати годам сестра оставалась весьма щуплой для ашмазирки.
– Речь пойдёт о вещах, которые касаются мужей этого царства, – промолвил Клавидар, не спуская глаз со смущённой Итаки. – Женщины же… Женщины хороши для многих вещей, но не для войны.
– Моя жена и многие другие женщины Ашмазиры легко тебя разубедят, – возразил отец, чуть склонив голову. – Но так уж и быть. Хатаи, побудьте с Итаки в нашей спальне.
Руй с издевательским поклоном отогнул полотно, чтобы женщины могли удалиться в глубину дома. После этого он прошагал в комнату, деловито переложил шлем Клавидара на пол и уселся на табурет.
– Что же, господин Брейхи, – законник с усмешкой следил за Руем. – Должен отметить, что вашу семью очень уважают в Ашмазире.
– Это не новость, – отец выпятил грудь.
– Говорят, что Бенезилы особенно учтивы перед законами, – продолжал Клавидар, с каждым словом говоря всё громче. – Как тот, что ты держишь в деснице.
Отец бросил взгляд на папирус, свернул его и протянул командиру.
– Так было, когда законы писались Ашмазирой, а не Альдеварром, – сказал он.
– Нравится тебе или нет, само слово императора – теперь закон Ашмазиры.
– Ты прав, Клавидар, – отец по очереди взглянул на сыновей. – Мне не нравится посылать детей на смерть.
Руй заёрзал на своём сиденье, и табурет заскрипел по полу.
– Я не понял, пап, – произнёс он с прищуром. – Этот законник хочет принести нас в жертву своим придурошным богам?
Отец строго цокнул, но Клавидар лишь рассмеялся.
– Всё проще, но от того не легче, – командир выдохнул через сложенные в трубочку губы. – Когда ваш царь присягнул императору, то и престол Альдеварра поклялся защищать Ашмазиру, как и любые свои земли. Но сейчас настаёт время, когда императору нужна ответная помощь. Грядёт война, и она будет тяжёлой. Вожди Годарана пытаются объединиться и бросить нам вызов. Если мы дрогнем на побережье, они пойдут дальше. Дойдут до Ашмазиры…
Эши морщил лоб, пытаясь вообразить, о ком говорил Клавидар. Само слово «Годаран» казалось чем-то чуждым и настолько далёким, что не стоило и капли ашмазирской крови.
– Война – это смерть, – твердил отец тем временем.
– Для меня всё было иначе, – Клавидар провёл указательным пальцем вдоль своего длинного шрама. – Для меня и для многих других война – это долг, это честь, это призвание. Мы своё отплатили и возвысились сильнее, чем мог я представить, когда косил пшеницу под Заран-Гормом и мечтал вкусить настоящий виноград.
Эши подивился тому, как законник подбирает ашмазирские слова. С тех пор, как на берегах великого озера заявилось столько чужеземцев, языки далёких краёв переплетались с местной речью на многих устах. Ещё год тому назад Руй подметил, как чудно разговаривают по-ашмазирски те, кто ушёл дальше жалкого клокота, разобрать который было столь же сложно, сколь и понять насмешливые крики стервятников в небесах.
Не имея никакого представления о том, как разговаривают обычные мужи и дамы Ашмазиры, смышлёные иноземцы порой звучали так, словно вещают проповедь с высокого храмового пьедестала, но затем их речь вдруг становилась простой и даже грубой. От этого чудовищного смешения болела голова.
– Я знаю, что такое война, – отец тем временем задрал рубашку, показывая белое, безволосое пятно чуть ниже пупка. – В моём отряде было двадцать крепких мужей Ашмазиры, когда мы попали в засаду субихаров. Выжил я один. Такие шансы нам не по душе.
– Я стоял в первом ряду, когда годаранцы пытались высадиться у Заран-Горма, – Клавидар всё рьянее теребил шрам на переносице. – Я видел много крови и столь же много боли! А в них, волей Заступника и Великого Кузнеца, родились настоящие герои, достойные стать Альдеварра… Как это? Столбом.
– Столпом, ты хотел сказать? – с издёвкой уточнил отец.
– Ты меня понял, – законник сощурился.
Руй прокашлялся, вскочил на ноги и широко развёл руками. Лицо его исказилось под натиском недоумения и недоверия, когда взгляд зацепился за испуганного Эши у стены напротив.
– Ещё раз, законник, – процедил он. – Ты что, хочешь забрать моего брата на войну?
– Его Императорскому Величеству нужно по сыну от каждой семьи, – пояснил Клавидар. – Какому именно – он не уточнил, так что я приму любое решение.
Отец тихо застонал, всплеснул руками и отвернулся. Ладонь подрагивала поверх его усталого лица, а глаза предательски заблестели. Эши осторожно коснулся отцовского плеча, но тот будто и не замечал сына. Собственные мысли терзали Брейхи Бенезила изнутри, пока Клавидар буравил исподлобья его спину.
– Ты же не уйдёшь, пока своё не получишь, да? – спросил Руй. Он встал между отцом и законником, руки сложив поверх выпяченной груди.
– Я могу уйти хоть сейчас, – Клавидар качнул головой. – Мой приказ – сопроводить глашатая и доставить весть о решении Его Императорского Величества до каждого владетеля пахотных земель. Уговаривать горюющих отцов я не обязан.
– Угу-угу, – Руй кивал. – Так вали, тут таких владетелей полная пахотная земля.
– Есть ещё одно указание, – законник опустил взгляд, будто бы терзаемый нестерпимым горем. – Я должен поведать вам, что отказ престол Альдеварра не примет.
Отец отстранился и заскрежетал зубами, так что и Эши решил шагнуть назад. Он не раз видел, как гнев застилает разум главы их семьи, но ещё не встречалось такого, чтобы Брейхи Бенезил дрожал от страха.
Эши набрал побольше воздуха в похолодевшую грудь, двинулся на законника, уже готовясь обличить этот воздух в слова… Но Руй его опередил.
– Тогда я пойду на вашу войну, нечего тут больше время тратить, – заявил старший брат, гордо тряхнув волосами.
Слова застряли в горле Эши и душили его, грязно выругался отец. Клавидар же растянул плотно сжатые губы в улыбке и кивнул, явно довольный таким исходом.
– Чего лицо гнёшь? – Руй вскинул руки к лицу. – Куда идём теперь, а?
– Сейчас ты мне не нужен, – бросил законник, отвернувшись, и подобрал шлем. – В день новолуния, после рассвета, явишься к гарнизону. Всего вам доброго, Бенезилы.
Полотно ещё долго трепыхалось в проёме, через который ушёл Клавидар. Три безмолвных взгляда устремились ему вслед, а после явились и испуганные мама с Итаки. Эши смотрел на них, не в силах выдать и звука. Но они и так всё понимали.
– Руй, зачем? – промолвила мать. Её лицо напоминало застывшую гипсовую маску.
– Дурак, – выдал, будто плюнул, отец. – Дурак!
Тело старшего брата вдруг выпрямилось, а взгляд его в недоумении заметался меж родителями.
– Зачем? – спросил он, выгнув брови. – Не затем ли, чтобы эти бледные черви отстали от вас, а? Пап, кто ещё дурак? Ты думал, что будет, если послать его в пасть Змею? Утрётся их император и всё? Хрен! Придут сюда с целым отрядом, заберут, что приглянётся! Ты бы знал, как они своё берут, если бы не только с караванщиками и папирусом общался!
– Руй! – воскликнул Эши, сжав кулак. – Не смей так с папой…
– Да помолчи ты, – старший брат отмахнулся и направился прочь из дома, лишь раз обернувшись в проёме. – Я твою жопу только что спас, Эш. И твою, сестрёнка, если ты понимаешь, о чём я. Так что остыньте: всё будет хорошо.
***
– Всё ужасно, – простонал Эши, перебирая скудную кучку монет на столе. – Хуже некуда…
– Что ты там бормочешь? – спросила Сайат, не отрываясь от останков крокодила за его спиной.
Жена разложила нижнюю половину туши прямо на полу поверх старой мешковины и пыталась отделить лапу от крепкого бедра размашистыми ударами топорика. Мясо старой животины уже залежалось, наполняя большую залу горьким зловонием.
Эши же молчал, не отрывая глаз от стола. Квадратные монетки с неразборчивым оттиском и толстой каймой дразнили его тем, как мало их осталось в семейной мошне. Отец никогда не допускал такого даже в те тяжкие сезоны, когда воды Ашамази отступали от берега под натиском солнечного жара и не давали наполниться оросительным канавкам по всей плантации. Посевы сохли и гибли, но казна Бенезилов никогда не пустела настолько.
– Ну и молчи, – Сайат явно надула губы в напускной обиде. – Тогда все хрящи тебе в тарелку пойдут.
Неудачливый глава семейства тихо усмехнулся и сгрёб монетки обратно в старый ларец. Скоро законники опустошат всё, что осталось от их запасов, и тогда даже хрящи станут в радость Бенезилам.
– Я до берега, – бросил Эши, протягивая руку за копьём. – Техеш утром что-то говорил про ещё одного крокодила.
«Про наш обед до следующего полнолуния».
– Ну-ну, вперёд, – угрюмо сказала Сайат. – Раз не хочешь с женой делиться печалями…
– Ты о чём? – плантатор встал в проходе, опустив копьё на пол.
– Мы же договаривались, что ты не будешь меня держать за дуру, – жена тихо всхлипнула. – Думаешь, я не знаю, зачем ты полдня в наших деньгах копаешься?
– Сайат…
– Опять мы на мели, да? Опять.
– Сайат.
– Насколько всё плохо? – она отложила топорик и развернулась, чтобы муж видел её покрасневшие глаза.
– Плохо, – Эши выпустил копьё и дал ему завалиться на пол. – Мы сможем попросить твоих родителей помочь?
Глубокие складки пересекли лоб Сайат, затрясся её острый подбородок – предвестники скорых слёз в усталых глазах. Наверняка, она вспоминала о том первом разе, когда Эши, покорно склонив голову, просил её отца о долге. То презрение, с которым на него тогда взирал старик Кош, он не мог забыть и сам. Пожалуй, род Бенезилов едва ли знал много более позорных дней.
Понять Коша было можно, невзирая на ту боль, которую испытывал Эши. Уже давно, едва Альдеварр вцепился в земли вокруг Ашамази, Брейхи Бенезил вознамерился укрепить связи с другими семьями Ашмазира. Он ответил скорым согласием на сватанья Клавидара к Итаки, которые больше походили на всё более жаркий шантаж. Когда же окреп и Эши, отец предложил Кошу, гончару из добротного района столичных ремесленников, выдать вторую дочь за наследника своих плантаций.
Кто бы из них подумал, что от угодий останется жалкий лоскут, а старший рода Бенезил на коленях будет просить об одолжении?
– Ещё раз просить отца? – Сайат уткнулась лицом в ладони. – Опять долг, да?
– Мы выплатим его, как и в тот раз, – уверил Эши.
Он бросился к жене с распахнутыми объятиями, но та сразу отпрянула.
– В тот раз ты расплачивался целый год, – припомнила она сдавленно. – Я ничего не понимаю… Ты же недавно продал папирус на рынке, неужели этого не хватит, чтобы откупиться от законников?
– За полцены продал, – Эши хотел вздохнуть, но от напряжения получился протяжный рык. – Бахру не взял товар, потому что ехал в Левианор. Говорит, там им папирус не нужен…
– Да Змей бы пожрал его! Что, на всём рынке не нашлось других караванщиков?
– Нашёлся. Но за полцены.
– Ты даже не торговался, да?
– Они упрямые! – прикрикнул Эши и тут же пожалел об этом.
– Значит, и пытаться не надо? – похлипывая, сказала Сайат.
Эши отвернулся и потянул себя за волосы на затылке, пока боль не пронзила череп. Горечь не давала ему думать: она зарождалась на языке, проникала в горло и покрывала сердце жарким пламенем. Терзала она и язык, заставляя Эши бороться со словами, произносить которые не следовало.
– Что… Что я должен был сделать, по-твоему? – выдал он сквозь зубы. – Послать законников нахер?
– Понятия не имею, – гнев зарождался и в голосе Сайат. – Сделать хотя бы так, чтобы на столе было что-то кроме тухлых крокодилов. Как знать, Эши, если бы я не жрала помои, может, и дети наши не выходили б из меня кусками мяса и кровью?
Злоба смешалась с отчаянием, и вместе они захлестнули его душу похлеще песчаной бури на стыке сезонов. Эши замахнулся, ударил ладонью по стене и скорчился от боли в запястье. Казалось, что хрустнула каждая кость от пальцев до плеча. Он закусил губу, тихо простонав.
Эши хотел взглянуть на жену, её веснушки и аккуратную улыбку, но Сайат отвернулась, чтобы он не видел её слёз.
– А если я скажу, что есть один способ заработать, но он такой же ненадёжный, как тот, кто его предлагает? – тихо спросил Эши.
– Тогда я бы спросила, почему ты хотя бы не пробуешь, – рука Сайат взметнулась, чтобы вытереть слёзы на щеке.
– Потому что это не то, чем я хотел бы заниматься. Не так я хотел прокормить нашу семью.
– А голодать в надежде, что кто-то заплатит за чахлый папирус, ты хотел? – жена вздохнула. – Ты ведь понимаешь, что никакой семьи не получится от такой жизни?
Эши повёл головой и сощурился. Он не знал, говорила ли Сайат о нерождённых детях или собственном намерении просить старейшин Ашмазиры освободить её от брака. Так или иначе, ему это не понравилось.
– Солнце моё, – Эши протянул руку, но дотронуться до неё не решился. – Я боюсь того, что придётся сделать ради того, что предлагают эти люди.
– Значит, и мне знать об этом не обязательно, – Сайат наконец обернулась: глаза её налились кровью, а лицо осунулось и блестело от слёз. – Деньги есть деньги, дорогой. Это наша жизнь. Делай, что должен, чтобы она продолжалась.
Эши покивал – скорее сам себе, чем жене. Он медленно наклонился, коснувшись коленом пола, неспешно подобрал копьё и долго рассматривал этот заострённый прут с его тёмными сучками и узкими трещинами по всей длине, в которых собиралась засохшая кровь.
Плантатор кивнул в последний раз, закинул копьё на плечо и отправился к выходу из дома.
– И куда ты? – бросила ему в след Сайат.
– На меня сегодня не готовь, – ответил Эши, обернувшись на несколько мгновений. – Придётся заночевать в Зан-ар-Думе.
– Чего-чего?
– Ничего, – Эши вздохнул. – Сделаю, что должен, чтобы жизнь продолжалась.