ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

ГЛАВА 7 | ГРЕЧНЕВЫЙ КАФКА



Толстой, Чехов, Пелевин, Кафка, Мариам Петросян. Прыжок. Книжная полка позади. Ксюша всё не возвращалась.

Спинка дивана. Стул. Табурет. Прыжок. Оставила его одного взаперти.

Гречка, рис, геркулес. Прыжок. Кухонный стол, кресло с маленькими подушками.

Голубоглазый кот ещё раз обошёл комнату и собирался на очередной круг, когда из настенных часов выскочила кукушка со своим оглушительным, скрежетавшим «ку-ку».

Он один. Заперт дома. У женщины. Досада и унижение.

На стене плакат с надписью: Anacondaz.

Взгляд побежал дальше – к знакомым книжным полкам. Стоп.

Голубоглазый кот ещё раз посмотрел на корешки книг. Он чётко различал фамилии авторов. И знал, что это фамилии. И знал, что на корешках книг живут именно фамилии авторов.

Взгляд на полку с крупой. Контейнеры с ровными буквами. Он не просто читал – он понимал значения!

Он не просто кот! Он – кот–гений!

Нужно сообщить об этом миру. Миру и Ксюше. Но как? Взгляд упал на гречку, на собственные лапы. Опять на гречку – конечно, написать!

Контейнер полетел вниз, и крупа рассыпалась по полу.

Кот хотел начертить SOS. Но лапы не слушались. Разъезжались в стороны, бестолково разбрасывая гречку по углам и щедро засыпая её под диван. Кот сменил подход. Простые отрывистые линии. Печатные буквы. На это его лап должно хватить.

Лапы как будто уклонялись от чёткой команды – приказ не доходил. И вместо намеченного движения – только общий вектор, вместо написания букв лапы играются с крупой, копают, шлёпают. Общий посыл до вредных лап доходил, а конкретное исполнение – нет. Как будто между волей и лапами существовало ещё что-то. Кто-то.

– Кошачья душонка, которая с хихиканьем плута, портит приказы! – озарила кота мстительная мысль.

И тут же сомнение: почему я с таким презрением отношусь к коту? Я же кот…

Но он не стал сосредотачиваться на этой мысли, вместо этого с двойными усилиями стал атаковать гречку.

Отчаявшись, голубоглазый кот поднялся над несложившейся надписью. Посмотрел на книжную полку. И подумал с сомнением: коты же не умеют читать…

Дверь распахнулась, и на печально замершего в драматической позе хвостатого обрушилось фырчание вперемешку со стенаниями вернувшейся Ксюши. Её встретил гречневый раздрай. Выговорившись, она обречённо вздохнула и пошла за веником. Но склонившись над хаотичными линиями, начертанными в гречневом месиве, замерла, во взгляде мелькнула смутная, неоформившаяся догадка.

– Что-то… – прошептала Ксю, но пресекла саму себя, качнула головой. – Да нет…

И смела результаты кошачьего эксперимента.

Вечером Ксю обнимала кота, лёжа на диване под «Гарри Поттером».

Кот поднял на неё голубые глаза. И она снова испытала странное чувство. Как будто с её новым питомцем что-то не так. Что-то нужно поправить.

– Может быть… – задумчиво. Погладила.

И неожиданно улыбнулась, весельем прерывая саму себя:

– Может быть, назвать тебя Каем? Неправильный кот с льдинкой в сердце. Горячее сердце – холодный разум? Только на всю голову отмороженный кот – это комплимент, если что, – мог доехать до меня на электричке.