XI. Победа
Все в доме уже спали, когда Маша вдруг проснулась от какого-то странного шума, слышавшегося в углу комнаты. Полная луна светила в окно. В углу как будто катали маленькие камешки и по временам слышался противный писк.
– Ах, опять мыши, опять мыши! со страхом воскликнула Маша.
Она хотела разбудить госпожу Штальбаум, но у неё замер голос и она не могла шевельнуться. Из угла вылезал мышиный царь. Семь коронок его так и блестели, когда он забегал по комнате, а потом одним прыжком вспрыгнул на маленький столик, стоявший подле Машиной кроватки.
– Подавай мне твои конфеты, подавай мне твои леденцы, подавай твой шоколад, маленькая девочка, а не то я перегрызу твоего Щелкуна, твоего Щелкунчику!
Так пищал мышиный царь, сверкая глазами и весь передергиваясь от злости. Потом он соскочил и быстро исчез в углу.
Маша так испугалась, что на следующее утро встала совсем бледною. От волнения она не могла ничего говорить. Она раз сто собиралась рассказать матери, сестре Луизе или Фрицу про то что с ней случилось, но все думала: а что, если мне не поверят? если надо мною станут смеяться? Одно было ей ясно. Чтобы спасти Щелкуна, нужно отдать конфеты, леденцы и шоколад. Вечером она выложила пред шкафом все свои лакомства и сласти.
– Откуда у нас взялись мыши? говорила на другое утро госпожа Штальбаум. – Посмотри, Маша: они съели все твои конфеты.
И в самом деле: мышиный царь все съел, а что пришлось ему не по вкусу, то перегрыз и испортил, так что все лакомства осталось выбросить. Маша не жалела конфет. Она думала, что спасла Щелкуна и успокоилась. Но на следующую ночь что-то запищало прямо около её уха. Ах! Мышиный царь сидел на её подушке, еще страшнее сверкал глазами, еще противнее пищал и свистал:
– Подавай мне твои сахарные, леденцовые и пряничные куклы, маленькая девочка, а не то я перегрызу твоего Щелкуна, твоего Щелкунчику!
Пропищал, и опять исчез в углу.
Маша очень огорчилась. На следующее утро она подошла к стеклянному шкафу и печально начала пересматривать свои сахарные, леденцовые и пряничные куколки. Как было ей не печалиться! Вы не можете представить себе, какие хорошенькие куколки из леденца и сахара были у Маши Штальбаум. Пастух и пастушка пасли целое стадо белоснежных барашков, а подле них стояла беленькая собачка. Два почтальона держали в руках письма; несколько мальчиков и девочек качались на качелях; множество нарядных девиц танцевали, взявшись за руки; на них смотрели Наполеон и Орлеанская Дева. В самом уголке лежала в сахарной колыбельке маленькая сахарная девочка с красненькими щечками, любимица Маши. Когда Маша взглянула на свою любимицу, слезы так градом и покатились у неё из глаз.
– Ах, милый господин Дроссельмейер, сказала она, обращаясь к Щелкуну, – я готова все сделать, чтобы вас спасти, только мне все-таки очень грустно!
Щелкун смотрел на нее однако так жалобно, что Маша решилась всем пожертвовать. Вечером она положила пред шкафом всех своих сахарных куколок, как прежде выкладывала конфеты. Она перецеловала всех барашков, впереди всех поставила Наполеона и Орлеанскую Деву, а девочку в колыбели поместила сзади всех остальных.
– Нет, ведь это просто из рук вон, – говорила госпожа Штальбаум на следующее утро, – в шкафу непременно завелась большая мышь. Все Машины сахарные куколки перегрызены и объедены.
У Маши на глазах проступили слезы. Но она скоро опять улыбнулась и подумала: теперь Щелкун совсем спасен. Вечером госпожа Штальбаум начала рассказывать про то, как в шкафу у детей безобразничает мышь.
– Неужели ее нельзя как-нибудь поймать? спросил доктор Штальбаум.
– Внизу у хлебника есть отличный серый кот, сказал Фриц. – Я его принесу. Он живо откусит мыши голову, будь она хоть сама Мышиха или её сын, мышиный царь.
– Боюсь я, что твой кот начнет лазить по столам и все перебьет, сказала госпожа Штальбаум.
– Ах, нет, сказал Фриц, – хлебников кот ничего не уронит. Он так отлично лазит по крышам, что мне на него завидно бывает смотреть.
– Пожалуйста, не пускайте на ночь кошек в комнаты, стала просить сестра Луиза, которая терпеть не могла этих животных.
– Пустить кошку было бы всего лучше, сказал доктор Штальбаум. – Но если Луиза так боится, то мы сначала поставим ловушку. Есть у нас ловушка?
– Дядя Дроссельмейер сделает нам ловушку, ведь он их выдумал! закричал Фриц.
Все засмеялись. Госпожа Штальбаум объявила, что у неё нет ловушки; дядя Дроссельмейер сейчас же послал к себе домой, и от него принесли прекрасную ловушку. Фриц и Маша вспомнили сказку про принцессу Пирлипату. Когда кухарка начала поджаривать сало для приманки мышей, Маша пресерьезно сказала:
– Берегись, как бы не явилась из-под печи Мышиха со всею своею родней!
Фриц вынул саблю и стал подле печи:
– Пусть-ка они явятся! Я им задам!
Но в кухне и под печью все оставалось тихо и спокойно. Когда дядя Дроссельмейер привязал сало на тоненькую ниточку и потихоньку начал ставить ловушку подле стеклянного шкафа, Фриц предупредил его:
– Смотри, дядя, как бы мышиный царь тебе чего-нибудь не сделал!
Бедная Маша! Что пришлось ей вынести в эту ночь! Что-то холодное начало бегать у неё по руке, что-то противное прижалось к её щеке и запищало над её ухом. Мышиный царь сидел на её плече, скрипел зубами, разевал семь своих ртов и шипел на ухо Маше, совсем окоченевшей от ужаса:
– Ви-ви-ви…. пи-пи-пи…. просыпайся, не спи, – вам меня не поймать – все изволь выдавать – книжки, платья твои – ви-ви-ви…. пи-пи-кви – проводи ночь без сна – береги Щелкуна – я покоя не дам – ни тебе, ни всем вам!
Маша так и обмерла, когда узнала, на следующее утро, что мышь не попалась в ловушку. Госпожа Штальбаум подумала, что она жалеет о своих конфетах и сахарных куклах.
– Будь покойна, милая Маша, сказала она – мы справимся с этою негодною мышью. Если не поможет ловушка, мы пошлем к хлебнику за его серым котом.
Едва осталась Маша одна в комнате, как она подошла к стеклянному шкафу и со слезами начала говорить Щелкуну:
– Ах, милый мой господин Дроссельмейер! Что я маленькая и несчастная девочка могу для вас сделать? Если я отдам Мышиному царю все мои книжки с картинками и даже новое платье, которое мне подарили на елку, все же он будет от меня требовать все больше и больше, а когда у меня ничего уже не останется, он перегрызет меня вместо вас! Ах я бедная девочка, что мне делать теперь, что мне делать!
Горюя и плача подле стеклянного шкафа, Маша заметила, что на теле у Щелкуна осталось от сражения кровяное пятнышко. С тех пор как Маша узнала, что её Щелкун племянник дяди Дроссельмейера, она более не носила уже его на руках, даже несколько боялась к нему прикасаться. Теперь она осторожно сняла его с полки и начала своим платком вытирать ему на шее кровяное пятнышко. Вдруг Маша почувствовала, что Щелкун становится в её руках теплым и начинает шевелиться. Она поспешно поставила его опять на полку. Челюсть Щелкуна заходила вниз и вверх, и он с трудом начал лепетать:
– Ах, милая девица Штальбаум, как много я вам обязан! Нет, вам не следует жертвовать для меня ни книжками, ни вашим новым платьицем: достаньте мне только саблю, об остальном…. я…. уж… сам….
Дальше Щелкун не мог говорить. Челюсть его пришла в свое прежнее положение, глаза опять стали неподвижными и безжизненными. Маше совсем даже не сделалось страшно. Напротив, сердце так и забилось у неё от радости: она теперь знала, как можно спасти Щелкуна. Где ей только было достать ему саблю? Маша решилась обратиться к Фрицу. Родители ушли вечером в гости. Маша и Фриц остались одни и сидели подле стеклянного шкафа. Маша рассказала брату все, что у неё случилось со Щелкуном и мышиным царем, рассказала и про то, как можно спасти Щелкуна. Фриц ни над чем так не задумался, как над рассказом Маши о поведении его красных гусаров во время сражения, Он еще раз переспросил сестру так ли все это было. Когда она дала ему свое честное слово, Фриц произнес своим гусарам длинную речь, срезал им в наказанье султаны с киверов и запретил играть в продолжении целого года марш гвардейских гусаров. Покончив суд, он обратился к Маше:
– Я могу помочь твоему Щелкуну. Вчера я уволил в отставку с пенсией одного старого полковника. Ему теперь не нужна сабля. А сабля у него чудесная и отточена как бритва.
Отставной полковник жил на третьей полке шкафа, в самом углу. Фриц достал его, снял с него саблю и сам повесил ее на Щелкуна.
От страха и ожидания Маша никак не могла уснуть в следующую ночь. В полночь ей показалось, как будто в соседней комнате слышится странный шум и возня. Вдруг послышалось – квик!
– Ах, это Мышиный царь, Мышиный царь! воскликнула Маша и в ужасе вскочила с постели.
Но все было тихо. Через несколько времени кто-то тихо постучался в дверь. Послышался тоненький голосок:
– Милая девица Штальбаум! Отворите! Не бойтесь: добрые вести! радостные вести!
Маша узнала голос молодого Дроссельмейера. Она сейчас оделась и поспешно отперла дверь.
Щелкун стоял на пороге. В одной руке он держал окровавленную саблю, в другой маленькую восковую свечку с елки. Увидев Машу, Щелкун опустился пред нею на одно колено и начал говорить:
– О девица Штальбаум! Вы одни поддержали мою рыцарскую храбрость, вы одни придали мне силу покорить врага, осмелившегося даже вас тревожить! Зловредный Мышиный царь побежден и наказан. Прими из рук навеки преданного вам рыцаря сии доказательства торжества и победы.
С этими словами Щелкун чрезвычайно искусно спустил с левой руки нанизанные на нее семь золотых коронок Мышиного царя и вручил их Маше, которая с радостью их приняла. Щелкун поднялся с колен и продолжал:
– Ах, милая девица Штальбаум, какие чудесные вещи мог бы я показать вам в эту ночь моей победы над врагом! Вам стоит только потрудиться пройти со мною несколько шагов по комнате. Пожалуйста, пойдемте, милая девица Штальбаум!