Дивеево. Русская земля обетованная

Глава тринадцатая. Привет и гостинец

Между тем путники перешли по деревянному, шаткому, местами прохудившемуся мосту через реку, поднялись по крутому склону и смиренно постучались в подколокольные ворота монастыря.

Ударил колокол, созывая монахов на Всенощное бдение в честь праздника. И какого праздника – Введения во храм Пресвятой Богородицы! Словно бы Она сама теперь вводила Прохора в монастырь, обещая ему, как и прежде, покровительство и заступничество. В Успенском соборе монастыря затеплены были все лампады, горело множество свеч, духовенство, облаченное в парадные ризы, выстроилось перед Царскими вратами. Праздничное богослужение совершал сам игумен Пахомий, – совершал неспешно, чинно и торжественно, и как пели на клиросе – вот уж заслушаешься! Пели по-древнему, а не по новейшей моде, не многогласно, а в унисон, по крюкам, с суровой простотой.

По-древнему, как когда-то в Киеве, Владимире или Пскове, исконных городах русских. Вообще, здесь в Сарове многое напомнило Прохору Киев: и сами державные очертания Успенского собора, и один из приделов его, посвященный преподобным Антонию и Феодосию, подвижникам киево-печерским, и сам строй богослужения. А главное – здешние пещеры, подземный храм во имя Всех святых, алтарь которого устроен там внизу, прямо под алтарем Успенского собора, – вот и получалось, что и с земли, и из глубины недр земных – согласно, в унисон – возносили хваление Богу.

Таким образом, Киев изначален, Саров же изведен из Киева и преподобен ему, несет его запечатленный образ. И угадывается глубокий смысл в том, что Прохор направлен сюда из Киева, как бы тоже изведен из него, осененный его державным благословением.