Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 1
С сухим щелчком он захлопывает дверь комнаты 405. Войдя внутрь, вставляет магнитную карточку в прорезь на стене. Свет озаряет комнату – свет неприятного белого оттенка слепит глаза.
Торопливым жестом он нажимает на выключатель и убирает все освещение, кроме настольной лампы на комоде справа. Пятно света в полной темноте комнаты создает интимную и теплую атмосферу. Он присаживается на край постели и протягивает руку, чтобы отрегулировать яркость лампы.
– Вот так лучше.
Он старается выглядеть невозмутимым, когда произносит это, но я знаю, что его поглощает жгучее желание. И я чувствую то же. Киваю. Я стою, едва переступив порог.
Затем он смотрит на меня. Его глаза светятся мягким светом, настолько текучим, что кажется, будто я могу плыть внутри. Он поднимается с кровати и приближается. Хватает за волосы, заставляя меня запрокинуть голову назад, и со страстью начинает целовать в губы.
Я подчиняюсь, сумка падает на паркетный пол. Чувствую свою жадность, желание, свое волнение, его тепло, его слюну и щедрость, с которой он предлагает мне свое тело. Наконец-то! Начинается еще одна галлюциногенная ночь, ночь, наполненная сексом и безумством, очередная в списке настолько длинном, что я потеряла счет: множество встреч, таких разнообразных и при этом столь бесполезно одинаковых.
Он – мой новый любовник, и мы знакомы всего несколько часов. Я знаю только, что его зовут Джулио, что он из Милана и он актер. Или, скорее, хотел бы им стать. Мы познакомились (если это можно так назвать) сегодня вечером в «Гоа», – на дискотеке, где я бываю каждую пятницу и уже чувствую себя там как дома. Он нацелился на меня, как только я спустилась на танцпол и не оставлял ни на минуту. Мы натанцевались до изнеможения, я развлекалась тем, что провоцировала его, а он обтирался об меня в недвусмысленной игре высокого эротического напряжения. На лицах его подружек сменялись выражения зависти и отвращения, и все это невольно дарило мне ощущение своеобразного возбуждения.
– Может, пойдем из этого бардака? – спросил меня Джулио в один прекрасный момент этого вечера. И вот я здесь, в комнате 405 отеля «Дука Д’Альба». Всё это за счет компании – спонсора того полицейского детектива, в котором он играет небольшую роль.
Мои руки сейчас отчаянно теряются в гуще его блондинистых волос. Джулио прижимает меня к шкафу у стены и приподнимает мою ногу, сгибая ее: мое колено упирается ему в бок. Наши языки пожирают друг друга, горят страстью, борются с нарастающим ритмом. Потом он спускается вниз, прислоняясь головой мне между ног под мини-юбкой, и прижимает мои бедра к своим шершавым щекам. Влажность проникает под мои трусики, я вся мокрая, а его язык чертовски нетерпелив. Даже слишком.
С силой отодвигаю его голову, заставляю его подняться. Он не теряется и решительным жестом срывает с меня юбку, оставляя меня в трусиках, подвязках и сапогах на двенадцатисантиметровой шпильке. Затем начинает расстегивать мне рубашку, проникает под лифчик и ищет соски нетерпеливыми пальцами. Тогда я кладу руку на его ширинку и сжимаю, чувствуя, как ее объем еще больше увеличивается в размерах. Смотрю ему в лицо, не видя – глаза опухли от алкоголя и усталости. С силой толкаю его на кровать и заставляю сесть напротив меня. Сегодня вечером командую я.
– Раздевайся! – приказываю.
– О’кей, – улыбается, спокойно расшнуровывая ботинки. – Мне нравятся властительницы.
Начинает раздеваться. Сначала ботинки и носки, затем через голову снимает рубашку, оставаясь обнаженным до пояса. Он худощавый, но торс покрыт мышцами, как броней. Смотрит на меня в упор – его глаза, кажется, вот-вот растают, и медленно расстегивает и вынимает ремень, опуская его на кровать.
Я снимаю с него брюки, потянув вниз по ногам, и оставляю их на ковре, рядом с моей юбкой. Затем беру ремень в кулак и щелкаю им в воздухе, как плеткой. Пряжка, ударяясь о пол в пятне размытого света, искрит и разрывает тишину с металлическим звуком. На губах Джулио довольная улыбка, похоже, он действительно в своей тарелке, я тоже. Он готов вступить в игру.
Я сажусь у него между ног, позволяя сжать себя коленями, и медленно начинаю водить краем ремня по обнаженной коже. С шеи опускаюсь на линию торса, рисуя круги вокруг сосков, потом добираюсь до пупка. Потом поднимаюсь, опять же медленно. Я щекочу его кожу, и по ней бегут мурашки, грубость ремня изводит его. В его глазах читается трепет. Провожу ремнем у него за головой и застегиваю как ошейник. Это создает определенный эффект на его светлой коже: ремень выглядит черной змеей с блестящей головкой. Такой вид смертельно возбуждает меня.
– Что ты собираешься со мною сделать? – шепчет он, в то время как я поднимаюсь. Теперь в его глазах аквамаринового цвета горит обжигающий огонь. Он расстегивает мне лифчик, приближаясь к одному соску, который находится на уровне его губ и проводит языком вокруг.
– Т-с-с-с, сейчас поймешь, – шепчу и подталкиваю его к изголовью кровати.
Оставаясь на ногах и не переставая смотреть на него, я снимаю одну подвязку. Приподнимаю его левое запястье, обвязываю вокруг чулком и стягиваю в скользящий узел. Потом делаю то же самое на правом запястье и привязываю края к железному изголовью кровати. Тяну посильнее, причиняя ему боль, но нейлон в 60 ден тянется и не рвется. Резким жестом срываю с него трусы, с такой же силой, как это мог бы сделать мужчина.
Так и оставляю его, обнаженным и обездвиженным, и приближаюсь к столику в углу. Спокойно наливаю себе полстакана скотча, как будто Джулио не существует. Чувствую, как нарастает возбуждение – учащается сердцебиение и пульсирует в висках. Грудь кажется распухшей, она горит. Возможно, я чересчур далеко зашла, но меня это не волнует: сегодня ночью не хочу ничего обдумывать. Целиком отдаюсь удовольствию.
– А я? – Джулио смотрит на меня, как зверь в клетке. – Мне ты не предложишь? – спрашивает умоляющим тоном.
– Сначала посмотрим, будешь ли ты себя хорошо вести, – отвечаю.
Он грустно покачивает головой, но я знаю, что ему нравится эта игра.
Беру стул у письменного стола и пододвигаю его сбоку к кровати. Ставлю стакан на пол, потом сажусь и смотрю на него, касаясь одной ногой его груди. Моя ступня движется поверх его кожи, массирует его твердый член, пальцами зарывается в волоски на груди и поднимается наверх, касаясь шеи и лаская его рот.
Джулио нагибает голову и языком следует изгибу моей ноги – там, где кожа тоньше всего. Моя ступня изгибается в поисках его поцелуев, желая их, забираясь меж его губ и позволяя посасывать себя… внутрь и наружу бесконечное количество раз. Мелкие электрические разряды начинают подниматься вверх по моей ноге, добираются до моего укромного местечка и замирают там, на поверхности… Не двигаясь дальше. В глубине я ничего не чувствую.
– Молодец, – шепчу с убеждением. Я ничего не чувствую, но он действительно отлично все проделывает, надо признать.
Беру стакан с пола и даю ему отпить.
– Спасибо, – говорит, облизывая языком губы.
– Заслужил, – произношу бархатным голосом.
Потом резко поднимаюсь, толчком отбрасываю стул, заставляя его упасть назад, и взбираюсь на кровать, поверх него. Мой язык, все еще со вкусом скотча, пробуждается и начинает скользить по его коже, от шеи к пупку, вверх-вниз. Мне нравится облизывать его. Он приятно пахнет, похоже на «Armani Code» или скорее «Gucci Guilty». Покрываю его живот поцелуями сначала нежными, потом внезапно более пылкими, в темпе тарантеллы.
Чувствую на себе его возбужденное дыхание. Ниже его талии все сжимается в комок. Беру его член и провожу по нему кружевом трусиков, сначала легко, потом все сильнее. Пытаюсь достичь удовольствия через него, снимаю нижнее белье и позволяю моей теплой плоти принять его на мгновение.
Потом увлажняю его небольшим количеством слюны, окружив губами. Джулио издает сдавленный стон. Тогда я отодвигаюсь и закрываю ему рот рукой, а другой раздвигаю края моего гнездышка и просовываю его жезл внутрь, позволяя ему упереться в эластичность стенок. Кровь пульсирует, а мое сердце молчит. Я двигаюсь вверх-вниз и ничего не чувствую. Кладу руку на ремень, который надела ему на шею и сжимаю еще сильнее, едва не придушив любовника. Отблеск удивления проскальзывает в его взгляде, на виске набухает вена, но ему нравится, я вижу, как он возбужден. Я же по-прежнему ничего не чувствую. Ничего, кроме легкой тошноты из-за обилия алкоголя, выпитого сегодня вечером.
Протягиваю руку и выключаю лампу на комоде. В темноте я ощущаю себя гораздо комфортнее. Снаружи тоненький белый луч проникает сквозь ставни, рисуя линию на стене над кроватью. Смотрю на нее, чтобы зацепиться за что-нибудь взглядом. Джулио внутри меня, но я словно в одиночестве. Изображаю оргазм и не знаю, для кого я это делаю – для него или для себя.
Позволяю ему кончить внутри меня, потом отодвигаюсь и соскальзываю с кровати. В этот момент в моих запутанных мыслях материализуется одна идея: единственная для меня возможность получить удовольствие – это уйти отсюда, оставив его привязанным. Пожалуй, это будет чисто садистское удовольствие, но зато оно развлечет меня хоть немного. Наверное, я думаю вслух, потому что Джулио что-то понял.
– Элена? – зовет, пока я подбираю одежду на ковре.
Не отвечаю.
– Эй, малышка, ты что делаешь? Куда ты пропала? – в его голосе слышится легкое беспокойство.
Малышка? Мы знакомы пять часов, а он уже зовет меня так. Видимо, представляет себя на съемочной площадке. Слышу, как он пытается освободиться, но у него не получается. Нейлон меня не подвел.
– Я здесь, – шепчу, – но скоро меня уже не будет.
– Черт, Элена! – Слышу, как изголовье кровати с силой ударяется о стену. – Ты не можешь меня так оставить.
Надеваю трусы и включаю свет. Вижу, как он старается порвать чулки зубами. У меня вырывается улыбка.
– Давай, малышка. Развяжи меня, – настаивает мой герой, – это уже не смешно.
Окидывает меня свирепым взглядом. В это трудно поверить, но член у него еще стоит.
– У меня скоро съемки последней сцены. Мне надо быть на съемочной площадке в шесть. – Краем глаза смотрит на часы на тумбочке, они показывают четыре. – Черт, развяжи же меня! – Его голос повышается на десять тонов.
– Наверное, так ты кричишь в кадре, когда тебя убивают? – спрашиваю с ноткой сарказма.
Мне его немного жаль. Он стал знаменитым благодаря рекламе шоколада и теперь, когда ему удалось получить эту небольшую роль, ведет себя как кандидат на премию «Оскар». Мне всерьез хочется так его и оставить, но все же решаю снизойти до помилования.
– Расслабься, – успокаиваю его. Медленно подхожу, взбираюсь поверх него, снимаю ремень с его шеи и отвязываю, расслабляя сначала один узел, затем второй. «Свободен!» – объявляю, пожав плечами и спрыгиваю с кровати.
– Ну уж нет, сучка… – его рука блокирует меня сзади, хватая за волосы. – Куда это ты собралась? Теперь ты за это заплатишь. – В его голосе злость смешивается с желанием.
Почему-то это его грубое нападение меня возбуждает, порождает во мне легкий отзвук. Сильным жестом он прижимает меня к стенке. Спускает трусики и со спины раздвигает мне ноги. Нажимая на бедра, наклоняет меня вперед и толчком вставляет в меня свой по-прежнему твердый, набухший пенис (он кажется мне еще больше, чем раньше, но, наверное, сейчас не время доверять своим ощущениям). Он наполняет меня гневной силой, и я упиваюсь его грубостью. Руки Джулио упираются мне в грудь, а зубами он впивается в мою шею. Слышу, как он стонет от полноты удовольствия и безнадежно силюсь притвориться, что и мне это нравится, опираясь руками о стену. Тогда он силой берет меня за ягодицы, выскальзывает и затем входит внутрь с еще большей жесткостью, настолько сильно, что заставляет меня вскрикнуть. Но это не крик наслаждения. Я уже забыла, что такое удовольствие, с той последней ночи вместе с Леонардо. С тех пор, как он ушел семь месяцев назад, мое тело осталось пустым и немым, не отвечая ни на какие стимулы.
Джулио останавливается на мгновение.
– Ну что, хочешь еще? – рычит он мне в ухо.
– Да, прошу тебя, я хочу кончить, – бормочу со сбившимся дыханием. На самом деле я желаю, чтобы это мучение закончилось как можно скорее.
Он издает гортанный стон и наращивает ритм, проталкиваясь все глубже, все сильнее, все быстрее, до последнего толчка: все закончилось, я могу упасть на пол, опустошенная, с головокружением и скрученным животом.
Я так и остаюсь ненадолго, пока Джулио одевается со скоростью света, видимо уже уносясь мыслями на съемочную площадку. Его вид ребенка, полностью поглощенного собой и уже потерявшего интерес к игрушке, вызывает во мне смесь нежности и отвращения: я ничего не испытываю по отношению к нему, как и ко всем мужчинам, с которыми была после Леонардо. Никто из них не смог заставить мое тело вибрировать от оргазма, как Леонардо. Никто из них не смог вернуть трепета моему сердцу, которое продолжает работать лишь по инерции, потому что из него вырвали любовь.
Джулио притягивает меня к себе и ищет мои губы горячим ртом. Потом в последний раз поправляет волосы перед зеркалом и открывает дверь.
– Элена, этот вечер был потрясающим. Надеюсь увидеть тебя снова. Мой телефон у тебя есть. Позвони мне!
– Конечно, – отвечаю, опуская глаза. Но мы оба знаем, что я этого не сделаю: все так и закончится среди этих молчаливых стен.
Выходим вместе из отеля и прощаемся на улице. Покачиваюсь и чувствую, как голова тяжелеет, но у меня есть еще силы, чтобы вызвать такси до дома.
Выхожу на Кампо деи Фиори, чтобы пройтись и вдохнуть полными легкими свежий воздух римской ночи – облегчение для моей кружащей в животе тошноты. Поначалу это помогает, но мир продолжается недолго, потому что тошнота скоро возвращается, неуправляемая и раздражающая. В глазах двоится. Я пьяна до безобразия, как уже случалось во многие другие вечера в течение долгих месяцев.
Почему я дошла до такого состояния и сегодня?
Понятно почему. Проводить ночи вне дома, оглушая себя алкоголем и сексом, – это единственный для меня способ пережить чувство пустоты, оставшееся после Леонардо. Прошло всего несколько месяцев, но мне они кажутся целой жизнью: он говорит, что любит меня, я оставляю Филиппо и вскоре обнаруживаю, что у Леонардо есть жена Лукреция, которая не может без него жить. И вот мое отчаяние – я все потеряла. Мне слишком больно думать об этом снова, и я пообещала себе не думать. Единственное противоядие – это забыть все, создать новую жизнь, хаотичную, лихорадочную, бессмысленную, но новую.
Вдыхаю поглубже, надеясь, что это поможет уменьшить чувство тошноты, и, глядя вверх, направляюсь домой. На улице весенняя ночь, и диск луны теряется в небе. Пересекаю Кампо деи Фиори – волшебную, наполненную тишиной пустыню. Здесь пока только один ларек бродячего торговца, который приехал на несколько часов раньше до начала утреннего рынка.
Мне просто необходимо снять эти каблуки и упасть на кровать, потому убыстряю шаг.
Я по-прежнему живу у Паолы. Она уже не удивляется, когда видит меня возвращающейся поздно ночью, хотя в последнее время все больше беспокоится за меня, поскольку мне не удается найти облегчение даже на работе. Но опасения Паолы меня не касаются: она уже должна была понять, что, несмотря ни на что, я не делаю ничего плохого и в состоянии позаботиться о себе.
Я с трудом удерживаю равновесие, поднимаясь по лестнице, каждая ступенька мне представляется тяжелым испытанием, которое отнимает все силы. Тошнота возрастает, голова по-прежнему кружится, шаги становятся все неувереннее.
Добравшись до лестничной площадки, проверяю, действительно ли я перед нужной дверью. Рядом со звонком на табличке надпись «ЧЕККАРЕЛЛИ». Ок, я и на этот раз добралась! Ищу замочную скважину, после нескольких неудачных попыток мне удается вставить ключ и открыть дверь. Я внутри, но дверная ручка выскальзывает у меня из рук, и дверь захлопывается за моей спиной с громким стуком. Вот черт! Еще не хватало разбудить Паолу…
С трудом стягиваю сапоги, чтобы поменьше шуметь, плетусь вдоль коридора. Сдерживая рвотные позывы, иду дальше и спотыкаюсь о каменный стопор для двери в форме кошки. «Ай! Черт, как больно!» – восклицаю громким голосом, хватаясь за ноготь большого пальца ноги. Проклятые кошки! Они разбросаны повсюду, а я в этот момент ничего не вижу, уже хорошо, что держусь на ногах.
Еще шаг, и я в ванной. Наконец-то, думала, что уже не доберусь. Ищу в темноте выключатель у зеркала, задеваю и сбрасываю на пол бутылочку с «Chanel № 5» – духами Паолы. Ужасный звук стекла, разбивающегося на плитке, разлитая повсюду жидкость, одуряющий запах через нос проникает в голову, спускаясь к желудку… Какой кошмар! Я этого не выдержу, уже знаю.
– Это что за бардак? – Паола появляется на пороге ванной в халате, с опухшим от сна лицом и взлохмаченными волосами. Она трет глаза и смотрит на меня как на привидение. – Элена, с тобой все в порядке?
– Духи я тебе, конечно же, куплю, – бормочу, опираясь рукой на раковину и глубоко вдыхая.
– Ты вся зеленая, – говорит она, приближаясь, – сколько ты выпила?
– Спокойно… Все нормально. – Я держу ее на расстоянии рукой. – Я сама! – Стараюсь отстранить Паолу, несмотря на прошибающий меня холодный пот.
В этот момент чувствую, как что-то вроде обжигающего бульона поднимается из живота вверх по горлу. Рвотный позыв сваливает меня с ног. В желудке происходит революция. Инстинктивно прикрываю рот рукой, но уже понимаю, что не удержусь, мое тело больше не в состоянии носить в себе всю ту гадость, которой я наполнила его за вечер. Наклоняюсь вперед, в мойку, и меня рвет.
– Черт бы тебя побрал! – Паола поддерживает меня и гладит по лбу, потом, когда вроде бы все закончилось, терпеливо сопровождает меня к унитазу. Пока она убирает мне волосы со лба, меня рвет снова. Сколько это еще будет продолжаться?
Мне стыдно: чувствую себя бесполезной тряпкой и ощущаю полное отвращение к самой себе. Я оседаю на пол, обращая к Паоле потерянный взгляд и смиренную улыбку. Теперь меня начинает бить дрожь. Паола прислоняет меня к краю ванны и вытирает мне рот увлажненным полотенцем. Мое бессильное тело обвисает в ее руках. Бросаю рассеянный взгляд в зеркало. Губы у меня синие, а лицо как у больной девочки с температурой. Паола начинает вытирать мне лоб. Смотрю на нее с отсутствующим, но полным признания выражением, как бездомные, которых мне случалось встречать по дороге.
– Элена… – Она качает головой. Ее голос – смесь нежности и упрека. – Какой смысл сводить все к этому?
Если честно, я и сама не знаю.
– Зато вечер удался! Я как следует повеселилась. – Говорю на одном дыхании и прислоняюсь без сил к стене ванной.
Паоле приходится поднять меня, чтобы дотащить до комнаты. Она помогает мне раздеться и забраться под одеяло. В желудке еще осталась муть, по спине бегут мурашки. Она заставляет меня съесть кусочек хлеба, чтобы успокоить желудочный сок, подтыкает одеяло и садится на край кровати, на пространстве, оставленном свободным моим бедным слабым телом. Оглядывается вокруг, покачивая головой. Моя комната и правда являет собой полный хаос, выглядит как обиталище протестующего подростка. Ковер засыпан обертками от «After Eight», на стеллаже расположилась коллекция пустых банок из-под кока-колы и пива, а на письменном столе опрокинута открытая коробка от шоколадных «Kellog’s». Повсюду смятая одежда, трусы и лифчики… В общем, хаос царит внутри меня и снаружи.
Паола, сидящая рядом, напоминает мою маму, которая заботилась обо мне, когда я заболевала и оставалась дома. Вроде бы я вижу ее глаза.
– Это уже второй раз за эту неделю. Ты говоришь, что тебе весело, но, глядя на тебя, я бы так не сказала.
Вяло киваю в знак согласия и позволяю тяжелым векам закрыться. Притворяюсь, что засыпаю. Сейчас я просто не в состоянии вынести нотации, хотя в глубине души знаю, что она права.
Паола сдвигает прядь волос с моего лба и продолжает:
– Элена, ты просто тратишь себя понапрасну. Мне бы хотелось, чтобы ты поняла это. Я знаю: ты не хочешь меня слушать, но все равно скажу это.
Я по-прежнему прячусь за закрытыми веками. Я прожигаю жизнь понапрасну. Наверное, так, но разве это имеет значение? Растрачивание себя позволяет мне освободиться от себя самой, мне становится немного легче. Я очень страдала, расставшись с Леонардо, – так сильно, что думала не смогу выдержать это. Но потом боль ушла, и тогда внутри осталась пустота, которая еще хуже. И чтобы заполнить ее, я стала злоупотреблять всем подряд: сексом, алкоголем – короче, всем тем, что могло бы дать мне жизнь (хотя прекрасно понимаю, что не получу никакого удовольствия).
– Сегодня я разговаривала с Риччарди, – говорит Паола с осторожностью. – Он на тебя не в обиде: если бы ты извинилась и вы бы объяснились, он может снова взять тебя на работу.
– Мерзавец, – бормочу, сморщившись, оживая на минуту.
Риччарди – это директор реставрационных работ «Виллы Медичи». После окончания работы в Сан-Луиджи-деи-Франчези, отец Серж, как и обещал, походатайствовал за меня и Паолу, и нас взяли в группу для нового проекта. Но я сразу же возненавидела Риччарди, этого педантичного коренастого мужчинку. Он постоянно делал мне выговоры только потому, что иногда я приходила с опозданием (а еще однажды, после ночи, проведенной в танцах до рассвета, я была не в себе и перепутала цвета). В конце концов я не сдержалась и уволилась, хлопнув дверью. Я уже не та Элена, что прежде: некоторое время назад было бы трудно представить нечто подобное: а теперь я поступила так – и даже с некоторым удовлетворением. И что? Можно подумать, я пойду умолять его принять меня обратно! Быть безработной – не так уж плохо: я располагаю временем и могу делать все, что хочу, никому не отдавая в этом отчета.
Однако Паола, похоже, так не думает:
– Риччарди, конечно, сволочь, но и ты виновата. Элена, следует помнить, что речь идет все же о работе.
Раздраженная, отворачиваю голову и закрываю глаза. Хватит! Я больше не выношу философию жертвенности, которую Паола старается втемяшить мне, и не собираюсь выслушивать больше ни единого слова ее нотаций. Сейчас морали от тебя, дорогая Паола, я просто не могу вынести. Да, я испачкала рвотой твою ванную, я превратила эту комнату твоей квартиры в кошмар, и мне очень жаль, но почему ты мучаешь меня отношениями с Риччарди сейчас? Для тебя уход с головой в работу стал противоядием от боли – способом забыть Габриэллу, твою старинную любовницу. И, похоже, с тобой это сработало… Но что я могу поделать, если для меня это не подходит? Наверное, предаваться безумным развлечениям – это наименее элегантное из всех средств бегства от реальности… Действительно, пару раз я потеряла контроль, но зато я чувствую себя свободной, отвергая комплексы и, самое главное, – мысли. А теперь прекрати это, Паола, прошу тебя! Я имею право хотя бы заснуть спокойно?
– Да, Паола, конечно… сделаю, как скажешь, – мычу с трудом, поворачиваясь в постели. – А теперь мне надо поспать.
– Хорошо, Элена. – Я слышу, как она удаляется и закрывает дверь.
Зарываюсь лицом в подушку и снова вспоминаю все излишества последних дней, мою манию свободы, мой безудержный поиск удовольствия. Однако боль по-прежнему там, где угнездилась, когда я позволила Леонардо уйти, как бы я ни силилась заглушить ее. Горькая слеза стекает по лицу. Я плачу по себе самой, вспоминая боль, которую хотела любой ценой причинить себе заодно с Джулио, и сегодняшнюю ночь, и всех любовников, которые были у меня в последнее время. Думала, что освобожусь от призраков прошлого, а вместо этого чувствую еще большую пустоту, неспособная наслаждаться даже сексом – тем, что с ним сводило меня с ума. Я знаю, решение проблемы не в использовании мужчин. Но так я хотя бы убеждаю себя, что ищу те крохи повседневности, которые сейчас мне кажутся недостижимыми. Рано или поздно появится «тот самый», который разблокирует замерший механизм. «И тебе повезет!» – Гайя всегда мне это повторяла. И я очень надеюсь, что она права.
Она его нашла – того самого. Через неделю Гайя выходит замуж, и я буду свидетельницей на свадьбе. Это будет свадьба года: Гайя Кинеллато – королева венецианских PR и Самуэль Беллотти – чемпион велоспорта! В начале их отношений я бы не поставила на них ни одного евро… Однако завтра в полдень сажусь в поезд до Венеции, и скоро моя Гайя, моя лучшая подруга, станет чьей-то женой.
Улыбаюсь в темноте, в одиночестве, в этот момент мое тело ощущается не таким больным. Уже рассвело, но у меня осталось немного времени собраться с силами перед великим торжеством.
Хороших снов, Элена. Завтра тебя ждет еще одна небольшая битва.
