ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Часть II. Антропология повседневности времен оттепели и застоя

Раздел VI. Личность. Социализация. Повседневность

1. Идентология – важное междисциплинарное направление. Памяти А. С. Рудя

1. Тропой сходной судьбы и социализации

Мой друг и сокурсник, коллега и современник Александр Степанович Рудь, блестящий знаток отечественной истории, особенно на ее революционных перекрестках и социополитических зигзагах, жил и работал, творил и создавал образ России во имя познания ее судеб и героев, событий и движений. Он не написал специальной монографии об идентичности России и идентичности ее героев. Не успел. Хотя и раскрыл в своих трудах внутренние пружины исторического процесса и мотивы мобилизационной деятельности многих сынов Отечества, когда, например, писал или выносил исторический вердикт деятельности таких колоритных личностей, как Н. Э. Бауман, П. А. Заломов, А. Н. Матюшенко, Я. М. Свердлов, П. П. Шмидт и др. [Рудь 1984].

На протяжении последних десятилетий накануне заката Советского Союза и на заре нового тысячелетия он активно интересовался проблемами историографии и интериоризации истории своей страны как одной из социокультурных основ социализации поколений, вступающих в осмысленную жизнь. Еще со студенческой поры, опережая многих своих ровесников в деле форсированного социального созревания, он занимал продвинутые позиции в общественной жизни Московского государственного университета. Он хорошо знал, зачем он пришел в эту жизнь. Он постигал «Грамматику жизни» и социокультурные приоритеты и ценности жизни не только сам, но и учил успешной социализации своих сокурсников, коллег и друзей. Обладая блестящей эрудицией, богатым жизненным опытом, художественной одаренностью, он помогал осваивать социальные роли, усваивать ценности культурного наследия императорской России и Советского Союза. Мне, как однокурснику, это все хорошо известно по совместной учебе на историческом факультете МГУ, по комсомольской работе в Комитете комсомола МГУ, по событиям, фактам повседневной жизни, счастливую часть которой мне выпало на долю провести рядом с большим человеком, сохранившим молодость души и преданность комсомольской юности до конца жизни.

Как непостижимо и странно устроен мир, когда мы осознаем истинную масштабность личности, когда человек уходит от нас. Вместе с тем, светлая память о друге, Саше Руде, не смягчая боль и грусть, наделяет верой в то, что пока мы, его друзья, живы, жив и он. Саше, как и многим его ровесникам, повезло со Временем. Он один из ярких представителей молодого поколения того периода советского общества, когда оно (общество) было едва ли не самым ОТКРЫТЫМ обществом в мире. В годы хрущевской оттепели и в первые годы брежневского застоя не деньги, как теперь, не родственник на вершине социальной или политической пирамиды, а только талант и рациональные мотивы приводили амбициозных юношей и девушек из дальних деревень и провинциальных окрестностей России в аудитории Московского государственного университета, одного из лучших в мире. Именно этому поколению, «неоразночинцам» второй половины XX века, детям Открытого общества, занявшим университетские и институтские аудитории на рубеже 1950–1960-х годов, суждено было в лихие 1990-е годы не позволить втянуть страну в окончательный хаос и огульное оплевывание истории и культуры императорской России и Советского Союза. Из более чем полутора сотен студентов исторического факультета МГУ, – курса, на котором учился Саша Рудь, первые 6 докторских диссертаций, в том числе и сам А. С. Рудь, защитили те, кто поступил на истфак из дальних и ближних городов и деревень Советского Союза. Это поколение профессиональных историков, трудами которых была спасена от позора подлинная история России. Не случайно, опомнившись от фрондерства молодости, Е. Евтушенко признавался:

Какие б годы не пришли суровые,
Из вас, поля, из вас, леса густые,
К нам будут приходить таланты новые,
И это вечно, как сама Россия.

Став профессором, кумиром студенческой молодежи и известным ученым, автором книг, учебных пособий и влиятельных статей, известным лектором-международником, А. С. Рудь вошел в состав интеллектуальной элиты России, заняв среди своих коллег, выдающихся историков, видное место, как по научным заслугам, так и по организационной энергетике в сфере общественно-политической жизни. Наделенный недюжинной духовной и физической силой, ярким исследовательским талантом и даром мыслителя и собеседника, он с чувством глубокого достоинства преодолевал возникающие перед ним трудности объективного и субъективного плана. Так случилось, например, когда он, влиятельный секретарь комитета комсомола МГУ, не организовал помпезную встречу (с хлебом и солью, с девочками в ярких нарядах) одному из крупных комсомольских чинов и тем самым перекрыл себе канал вертикальной карьеры по партийно-административной лестнице, к которой он имел призвание и был предуготован Провидением. Но Саша не дрогнул даже тогда, когда вместо МГУ он оказался преподавателем Историко-архивного института, который по тем временам обладал не самым притягательным магнитом.

Но годы шли. Партийная организация престижного Института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова избрала его своим вожаком – секретарем парткома. Став партийным и духовным лидером одного из крупнейших и востребованных институтов Советского Союза, А. С. Рудь одновременно продолжал наращивать обороты профессиональной социализации, совмещая партийно-организационную работу с исследовательской работой, вкус и навыки которой он приобрел в стенах прославленного исторического факультета МГУ. Его докторская диссертация, защищенная в 1984 году и посвященная сложнейшим вопросам «Историографии деятельности большевистской партии в период нового революционного подъема (1910–1914 гг.)», принесла ему не только ученую степень доктора исторических наук, но и стала заметным явлением в научной и общественной жизни страны.

Моя убежденность в сложности историографической темы как объекта и предмета исторического исследования проистекает из впечатлений, которые складываются из ответов абитуриентов, поступающих в последние годы в аспирантуру Института этнологии и антропологии РАН. С уровнем историографической школы МГУ не могут сравниться качество и традиции преподавания историографии как ключевой исторической дисциплины едва ли не всех остальных университетов и вузов России.

В 1960-е годы, в пору студенческих и аспирантских лет, А. С. Рудь читал модные и востребованные в то время лекции о «Международном положении» и вел программу «Международное обозрение». Об этом стоит рассказать подробнее. По инициативе Комитета комсомола в МГУ была создана и успешно действовала Школа молодого лектора. Руководители этой «Школы» на 14 факультетах МГУ стали со временем известными учеными и общественными деятелями. Так, например, Руслан Хасбулатов, руководитель «Школы» на экономическом факультете МГУ, стал впоследствии Председателем Верховного Совета Российской Федерации, доктором экономических наук, профессором, членом-корреспондентом РАН, заведующим кафедрой мировой экономики. Свой двухтомный фолиант «Мировая экономика» (М., 2001) он подарил мне с трогательной надписью: «Михаилу Губогло, моему старому другу, с наилучшими пожеланиями успехов и счастья».

О межнациональной толерантности и солидарности, царивших в начале 1960-х годов в советском обществе, вспоминал академик В. А. Тишков. Позволю себе привести цитату из его книги «Общество в вооруженном конфликте», посвященной «Этнографии Чеченской войны»: «Мой нынешний коллега, профессор Михаил Губогло (тоже из репрессированной семьи гагаузов), был на два курса старше меня и хорошо знал Руслана Хасбулатова по совместной комсомольской работе в МГУ Он также подтвердил мне, что не помнит, чтобы Руслан когда-либо поднимал вопрос о своей национальности или о своем народе».

1964–1965 гг. во время обучения в аспирантуре мы (из моих воспоминаний по магнитофонной записи в кабинете директора ИЭА РАН В. А. Тишкова за рюмочкой чая с Р. И. Хасбулатовым) были в дружеских отношениях. Руслан создал и руководил Школой молодого лектора на экономическом факультете, а я отвечал за всю эту работу по линии вузкома, т. е. был его «начальником». Мы тогда с упоением играли в эти игры, и это был полезный опыт жизненной социализации… [Тишков 20016: 176]