Глава. 18
Вместо ресторана или гриля они ели в холодной флуоресцентной тишине в забегаловке третьеразрядной национальной сети на заправке. Ричер получил чизбургер в бумажной обертке и кофе в одноразовом стакане, Чан – салат в белом пластиковом контейнере размером с баскетбольный мяч и с прозрачной крышкой. Она была напряжена и, возможно, устала после стольких часов за рулем, но Ричеру нравилось находиться с ней рядом. Мишель убрала волосы за уши и набросилась на свой салат так, будто впереди ее ждало не слишком приятное приключение, с широко раскрытыми глазами и мимолетными улыбками шести разных видов – от грустной и робкой до любопытной и приправленной предвкушением. Ричер взял свой чизбургер и попытался откусить кусок.
– Спасибо, что помогаешь мне, – сказала Чан.
– Пожалуйста, – ответил он.
– Нам необходимо подумать о более долговременной договоренности.
– Правда?
– Мы не должны становиться командой, даже если я намерена прекратить действовать в одиночку.
– Тебе следует позвонить в «девять-один-один».
– Это будет заявление о пропаже человека, на данный момент больше у нас ничего нет. Два дня назад пропал одинокий взрослый мужчина, деятельность которого предполагает разъезды по всей стране, причем иногда ему приходится бросать остальные дела и куда-то мчаться по срочному делу. Они не станут ничего делать. Да и нам нечего им предъявить, чтобы убедить начать действовать.
– Дверь его дома.
– Она в целости и сохранности. Незапертая дверь говорит о рассеянности хозяина, а не о злом умысле.
– Значит, ты хочешь меня нанять? И как ты это проделаешь?
– Я просто хочу, чтобы ты рассказал мне, что собираешься делать.
Ричер не ответил.
– Ты можешь вернуться в Оклахома-Сити прямо отсюда, я не обижусь, – сказала Чан.
– Я собирался в Чикаго. До того, как похолодает.
– Ответ тот же. Ты доберешься до Оклахома-Сити, а там сядешь на поезд, тот же, с которого сошел в Материнском Приюте. Уверена, что больше ничто не помешает твоим планам.
Ричер продолжал молчать. Ему уже начали нравиться ее туфли со шнуровкой, практичные и одновременно очень славные, старые мягкие джинсы с низкой посадкой, черная футболка, не облегающая, но и не свободная, а еще то, как она смотрела ему в глаза.
– Я поеду с тобой, – сказал он наконец, – но только, если ты хочешь. Это твое дело, не мое.
– Мне неловко тебя просить.
– Ты и не просишь, я предлагаю помощь.
– Я не могу тебе заплатить.
– У меня есть все, что мне нужно.
– И что же конкретно?
– Несколько баксов в кармане и четыре стороны света.
– Я хочу понять причину.
– Какую?
– Почему ты решил мне помочь.
– Я считаю, что люди должны помогать друг другу.
– Это дело может оказаться паршивым.
– Уверен, что мы оба видели ситуации и похуже.
Мишель помолчала мгновение.
– Последний шанс, – сказала она.
– Я еду с тобой.
Когда они съехали с автострады, уже стемнело. Сельская дорога уходила в огромное открытое и пустое пространство, темное у них за спиной и освещенное фарами впереди. Маленький «Форд» под тихое урчание мотора катил по дороге, обрамленной полями пшеницы, время от времени подпрыгивая на выбоинах в старом асфальте. На небе среди легких облаков появилась молодая луна и сверкали далекие звезды.
Определить, когда они миновали место, где оставили Мойнаханов, Джек и Мишель не смогли, потому что одна миля ничем не отличалась от другой. Но тускло-красного пикапа нигде не было видно – ни на самой дороге, ни на левых-правых-левых-правых поворотах, ведущих мимо полей в Материнский Приют, который они увидели через милю, едва различимый и призрачный в ночной темноте, лишь элеваторы выступали на фоне плоского пейзажа. Они въехали по старой дороге в самой широкой части города, оставили позади шесть невысоких домов, свернули на площади и покатили в сторону мотеля. В окне офиса горел свет.
– Пришла пора повеселиться, – сказала Чан.
Она припарковалась под окнами своего номера и выключила двигатель. Несколько мгновений помедлили в наступившей тишине и выбрались наружу. Засунув руки в карманы, где лежали трофейные пистолеты, они стояли возле машины в тусклом желтом свете лампочек, закрепленных над каждой дверью и слегка разгонявших ночной мрак. Все до одной работали.
Вокруг царили тишина и неподвижность.
Они не видели нигде ни Мойнаханов, ни вообще никакой опасности.
Ничего.
Потом из офиса, находившегося в сотне футов, появился Одноглазый.
Он бросился к ним, совсем как в прошлый раз, отчаянно жестикулируя, а когда оказался рядом, опустил свой небезупречный взгляд в землю и набрал в грудь воздуха.
– Прошу прощения, – сказал он. – Произошла ошибка, которая привела к недопониманию. Вы можете пользоваться двести пятнадцатым номером до возвращения другого джентльмена.
Чан молчала.
– Я вас понял, – сказал Ричер.
Одноглазый кивнул, как будто подтверждая сделку, развернулся и поспешил назад, в свой офис. Глядя ему вслед, Чан проговорила:
– Это может быть ловушкой.
– Может, – ответил Джек. – Но я так не думаю. Вряд ли он захочет, чтобы в номере произошла драка. В его планы не входит, чтобы пострадала мебель и ему до конца зимы пришлось бы заделывать в стенах дыры от пуль.
– Хочешь сказать, они сдались?
– Нет, сделали новый ход в игре.
– И каким будет следующий?
– Я не знаю.
– Когда?
– Вероятно, завтра, – ответил Ричер и принялся изучать все три стороны подковы и лестницу.
В 203-м номере, где останавливался мужчина в костюме, из-за занавесок пробивалась полоска света. Судя по всему, там появился новый постоялец.
– Думаю, не раньше рассвета, – добавил он.
– Тебе удастся заснуть?
– Надеюсь. А тебе?
– Если нет, я постучу в стену.
Они вместе поднялись по металлической лестнице, достали ключи и открыли замки, в двадцати футах друг от друга, совсем как соседи, вернувшиеся домой с работы.
В ста футах Одноглазый взял садовый стул от пустовавшего 102-го номера, поставил на то же место, на котором сидел раньше, на тротуаре, под окном своего офиса, выровнял его и плюхнулся на сиденье в холодном ночном воздухе, приготовившись выполнить второй за этот вечер приказ: «Следи за их комнатами всю ночь».
Первый приказ звучал так: «Даже если они вернутся, ни при каких обстоятельствах не раскачивай лодку». Он выполнил его безупречно.