Странствия убийцы

Глава 3. Поиски

Сила – традиционная магия рода Видящих. Хотя, по-видимому, она сильнее у людей королевской крови, склонность к ней нередко можно обнаружить в боковых ветвях династии или в людях, чьими предками были как островитяне, так и жители Шести Герцогств. Эта магия дает возможность обладающему ею мысленно связываться с теми, кто находится далеко от него. Она может использоваться самыми разными способами. При помощи простейшей формы Силы можно передавать сообщения и влиять на мысли врагов (или друзей), чтобы склонить их к определенным действиям. У нее есть и недостатки: она требует огромного количества энергии и вызывает болезненную привязанность, доставляя практикующим ее то, что часто ошибочно называют удовольствием. Скорее это что-то вроде эйфории, которая возрастает в зависимости от силы и продолжительности работы Силой. Она может заманить мага в ловушку привыкания и постепенно высосать из него всю умственную и физическую силу, так что взрослый человек превратится в большого неразумного ребенка.

Баррич ушел на следующее утро. Когда я проснулся, он уже встал, оделся и ходил по хижине, собираясь в дорогу. Это не заняло у него много времени. Он забрал свою одежду и инструменты, но оставил мне львиную долю нашей провизии. Прошлой ночью мы не пили, но утром разговаривали так тихо и двигались так осторожно, как будто мучились тяжелым похмельем. Мы медлили с ответами друг другу, пока мне не показалось, что лучше бы нам не разговаривать вовсе. Мне хотелось бормотать извинения, умолять его остаться – словом, делать все, что угодно, лишь бы избежать такого конца нашей дружбы. В то же время я хотел, чтобы он ушел, чтобы все это кончилось и наступило завтра, – рассветет новый день, и я буду один. Я держался за свое решение, как хватаются за острый клинок ножа. Подозреваю, что Баррич чувствовал нечто в этом роде, потому что иногда останавливался и смотрел на меня, как будто собирался заговорить. Тогда наши глаза встречались, но в конце концов один из нас отводил взгляд в сторону. Мы многого так и не успели высказать.

Баррич собрался в путь ужасающе быстро. Он взвалил на плечи сумку, взял посох. Я стоял и смотрел на него, удивляясь тому, как непривычно видеть его отправляющимся в дорогу пешком. Солнце раннего лета, лившееся в открытую дверь, высвечивало человека, лучшие годы которого уже миновали. Белая прядь волос на месте шрама предвещала седину, уже проступающую в его бороде. Он был силен и крепок, но его юность, без сомнения, давно осталось в прошлом. Дни своего расцвета он провел, ухаживая за мной.

– Хорошо, – сказал он грубо. – Прощай, Фитц. И удачи тебе.

– И тебе удачи, Баррич. – Я быстро пересек комнату и обнял его, пока он не успел отступить.

Он тоже обнял меня, быстро сжал, так что чуть не сломал мне ребра, а потом отвел волосы с моего лба.

– Пойди причешись. Ты похож на дикаря. – Он выдавил из себя улыбку, потом отвернулся и пошел прочь.

Я стоял и смотрел, как он уходит, думая, что он не оглянется, но у дальнего пастбища Баррич обернулся и помахал рукой. Я помахал в ответ. Потом он исчез в тени деревьев. Некоторое время я сидел на ступеньке, вспоминая о том времени, когда в первый раз встретился с ним. Если я буду придерживаться своего плана, могут пройти годы, прежде чем я увижу Баррича снова. Если вообще увижу. С тех пор как мне исполнилось шесть лет, он многое определял в моей жизни. Я всегда мог рассчитывать на его силу, даже когда не хотел помощи. Теперь он ушел. Как и Чейд, как Молли, как Верити, как Пейшенс… Я вспоминал все, что сказал ему минувшей ночью, и содрогался от стыда. Это было необходимо, убеждал я себя. Но слишком многое вырвалось из древних обид, так долго копившихся в моей душе. Я не собирался вспоминать их, просто хотел прогнать Баррича, а получилось, что причинил ему боль. Я заронил в его сердце сомнения, и отныне он, как и Молли, не сможет избавиться от них. И, ранив гордость Баррича, я уничтожил остатки уважения, которое все еще испытывал ко мне Чейд. Полагаю, в глубине души я надеялся, что в один прекрасный день смогу вернуться к ним и наши жизни снова переплетутся. Теперь я знал, что этого не будет.

– Кончено, – сказал я себе тихо. – Та жизнь кончена. Отпусти ее.

Теперь я был свободен от них обоих, свободен от их ограничений, их представлений о чести и долге, их ожиданий. Мне никогда больше не придется смотреть им в глаза и отчитываться за свои поступки. Я волен сделать то, для чего у меня еще сохранилось мужество, то единственное, что может помочь мне оставить позади мою старую жизнь.

Я убью Регала.

Это казалось мне честным. Ведь он же первым убил меня. Но меня мучил призрак данного королю Шрюду обещания, что я никогда не нанесу вреда ни одному члену его семьи. Воспоминание неотступно преследовало меня. Я успокаивал себя тем, что Регал убил человека, который дал это обещание, так же как и того, кому оно было дано. Того Фитца больше нет. Я уже никогда не предстану перед старым королем Шрюдом, чтобы доложить ему о результатах своей миссии, не буду стоять на коленях рядом с ним как человек короля, чтобы одалживать Силу Верити. Леди Пейшенс никогда не будет нагружать меня дюжиной бессмысленных поручений, которые для нее имели чрезвычайную важность. Я умер для нее, как и для Молли.

Слезы жгли мне глаза, пока я бередил свои раны. Молли ушла еще до того, как Регал убил меня, но я считал, что за эту потерю тоже должен ответить он. У меня не осталось ничего, кроме той крохи жизни, которую Баррич и Чейд сохранили для меня, и я буду мстить. Регал умрет на моих глазах и будет знать, что это я убил его. Это не будет тихим убийством – никакого незаметного яда. Я сам приведу Смерть к Регалу. Я ударю его, как стрела, как нож, летящий прямо в цель, не обремененный страхами за тех, кто окружает меня. А если я потерплю поражение – что ж… Я уже мертв, все, что было для меня важно, умерло. Моя попытка не принесет никому боли. Умереть, убив Регала, – эта игра стоит свеч. Я буду защищать свою жизнь только до тех пор, пока не получу жизнь Регала. То, что случится потом, не имеет никакого значения.

Ночной Волк пошевелился, обеспокоенный чем-то в моих мыслях.

Ты когда-нибудь думал о том, что будет со мной, если ты умрешь? – спросил Ночной Волк.

Я крепко зажмурился. Я предвидел такой вопрос.

А что будет с нами, если я буду жить как добыча?

Ночной Волк понял.

Мы – охотники. Ни один из нас не рожден быть добычей.

Я не могу быть охотником, когда все время боюсь, что стану добычей. Поэтому я должен охотиться за ним и не дать ему охотиться за мной.

Он принял мои планы слишком спокойно. Я попытался объяснить ему, что я намерен сделать. Я не хотел, чтобы он слепо следовал за мной.

Я собираюсь убить Регала. И его круг Силы. Я хочу убить их за все то, что они сделали со мной, и за то, что отняли у меня.

Регал? Это мясо мы не сможем съесть. Я не понимаю охоты на человека.

Я скомбинировал в своей голове образ Регала с образом торговца животными, который держал волка в клетке, когда он был щенком, и бил его обитой медью дубиной. Ночной Волк обдумал это.

Когда я ушел, у меня хватило ума держаться от него подальше. Охотиться за чем-то подобным так же разумно, как нападать на дикобраза.

Я не могу оставить его в покое, Ночной Волк.

Я понимаю. С дикобразами то же самое.

Для него моя ненависть к Регалу была то же, что его слабость к дикобразам. Я обнаружил, что теперь и сам отношусь к поставленной цели с меньшей невозмутимостью. Уже заявив о ней, я не мог даже подумать о том, чтобы отказаться от своего решения. Слова, сорвавшиеся у меня с языка прошлой ночью, вернулись как немой упрек. Как насчет стремления жить для себя, которое я так красочно расписал Барричу? Что ж, я проявлял нерешительность и, возможно, буду проявлять ее в дальнейшем, если только выживу, связывая все эти концы. Не то чтобы я не мог жить собственной жизнью. Я просто не в силах был вынести мысли о том, что Регал, который захватил трон Верити, считает, будто одержал надо мной верх. «Месть, простая и прямая», – сказал я себе. Если я хочу когда-нибудь избавиться от страха и позора, я должен это сделать.

Теперь можешь войти, предложил я.

Зачем бы это?

Мне не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть, что Ночной Волк уже входит в хижину. Он сел рядом со мной и огляделся.

Пфф! Ну и вонь у тебя в логове! Неудивительно, что у тебя нос так плохо работает!

Он осторожно прошел вглубь хижины и крадучись начал исследовать ее. Я сидел на пороге и смотрел на него. Прошло довольно много времени с тех пор, как я смотрел на него вот так, со стороны, а не как на продолжение меня самого. Ночной Волк уже совсем вырос и был в расцвете своей силы. Посторонний человек мог бы сказать, что он просто серый волк. Мне казалось, что его шкура принимает самые разные оттенки, какие только могут быть у волка, он был темноглазым, с темной мордой и мощным загривком. На плечах и спине выделялась жесткая черная ость. У него были огромные лапы, которые становились еще больше, когда он бежал по снежному насту. Его хвост был выразительнее, чем лица многих женщин. Зубы легко могли разгрызть оленью ногу. Он двигался, так изумительно экономя силы, как это делают только чрезвычайно здоровые животные. Весь его облик был целительным бальзамом для моего сердца. Когда его любопытство по большей части было удовлетворено, он подошел и сел рядом со мной. Через несколько мгновений он растянулся на солнце и закрыл глаза.

Посторожишь?

– Конечно посторожу, – заверил я его вслух.

Он повел ушами при звуке моих слов, а потом погрузился в сон, полный воздуха и солнца. Я тихо встал. Сборы были недолгими. Два одеяла и плащ. Одна смена белья, теплые шерстяные вещи, малопригодные для летнего путешествия, щетка, нож и точильный камень. Кремень. Рогатка. Несколько маленьких выделанных кож. Шнур из сухожилий. Ручной топорик. Зеркальце Баррича. Котелок и несколько ложек – последние недавно выстругал Баррич. Был еще небольшой мешок с провизией и немного муки. Оставшийся мед. Бутылка самбукового вина. Не так уж много для начала столь рискованного предприятия. Мне предстояло долгое пешее путешествие в Тредфорд. Мне надо было выдержать его, прежде чем я смогу придумать, как пройти мимо гвардейцев Регала и круга Силы и убить его. Я тщательно размышлял. Лето не дошло еще до середины. У меня достаточно времени, чтобы собрать и высушить травы, накоптить рыбы и мяса в дорогу. У меня была одежда и другие нужные вещи, но со временем мне понадобятся деньги. Я сказал Чейду и Барричу, что смогу заработать на жизнь благодаря моему умению обращаться с животными и искусству писца. Может быть, все это поможет мне дойти до Тредфорда.

Путешествие могло бы быть легче, если бы я оставался Фитцем Чивэлом. Я знал лодочника, занимавшегося речными перевозками, и мог бы заработать на проезд до Тредфорда. Но тот Фитц Чивэл умер. Он не мог просто искать работу в доках. Я вообще не мог прийти в доки – из страха, что меня узнают. Я поднял руку к лицу, вспоминая то, что показывало мне зеркало Баррича. Белая прядь в волосах напоминала, в каком месте солдаты Регала рассекли кожу. Я ощупал новую форму своего носа. Кроме того, на правой щеке, под глазом, там, где кулак Регала разбил мне лицо, был большой шрам. Никто не вспомнит Фитца, глядя на человека с такими шрамами. Я могу отпустить бороду. А если к тому же сбрею волосы на лбу, как делают писцы, то, возможно, этого будет достаточно, чтобы обмануть взгляд случайного знакомого. Но лучше не рисковать и не встречаться с теми, кто знал меня хорошо.

Я пойду пешком. Мне никогда еще не приходилось столько ходить.

Почему мы не можем просто остаться здесь? – сонно спросил Ночной Волк. Ловить рыбу в реке, охотиться в лесах за хижиной. Что нам еще нужно? Зачем нам куда-то идти?

Я должен. Я должен сделать это, чтобы снова стать человеком.

Ты действительно веришь в то, что хочешь снова стать человеком?

Я чувствовал, что он не верит мне, но не возражает против моей попытки. Он лениво потянулся, вставая, растопырив пальцы передних лап.

Куда мы идем?

В Тредфорд. Туда, где Регал. Далекое путешествие вверх по реке.

Там есть волки?

Вряд ли в самом городе. Но в Фарроу волки есть. И в Бакке тоже, только не здесь.

Кроме нас, заметил он и добавил: Я хотел бы найти волков там, куда мы пойдем.

Потом он вытянулся и снова заснул. Вот что значит быть волком. Он не будет беспокоиться до тех пор, пока мы не тронемся в путь. Тогда он просто пойдет за мной и вверит свою жизнь нашим способностям. Но я уже был слишком человеком для того, чтобы поступать так, как он.

Я начал собирать провизию на следующий день. Несмотря на возражения Ночного Волка, я убивал больше добычи, чем нам требовалось для еды. И когда охота была успешной, я не позволял ему объедаться, а оставлял часть мяса и коптил его. Баррич без конца заставлял меня чинить упряжь, и благодаря его урокам я достаточно хорошо умел обращаться с кожей, чтобы сделать себе мягкие летние сапоги. Старые сапоги я хорошенько смазал жиром и убрал до зимы. Днем, когда Ночной Волк дремал на солнце, я собирал травы. Некоторые из них были обычными лечебными, которые я хотел иметь под рукой: ивовая кора от лихорадки, малиновый корень от кашля, подорожник от нагноения, крапива, чтобы остановить кровь, и тому подобное. Остальные были не столь безобидными. Я сделал маленький кедровый ящичек и наполнил его. Я собрал и заготовил яды, как учил меня Чейд: водяной болиголов, бледная поганка, паслен, сердцевина стебля бузины, вороний глаз и сердечная схватка. Я старался выбирать те, которые не имели вкуса и запаха и которые можно было использовать в виде мелких порошков или прозрачных жидкостей. Кроме того, я собрал эльфийской коры – могущественного стимулятора, которым пользовался Чейд, чтобы помочь Верити во время работы Силой. Регал будет окружен и защищен кругом Силы. Больше всего я боялся Уилла, но и остальных не стоило недооценивать. Я помнил Барла большим сильным мальчиком, а Каррод был очень популярен среди девушек замка благодаря хорошим манерам. Но эти дни давно прошли. Я видел, что работа Силой сделала с Уиллом. Прошло много времени с тех пор, как я встречался с Карродом и Барлом, так что я не мог ничего сказать о них. Все они были обучены владению Силой, и, хотя мой природный талант когда-то был гораздо сильнее, я на своей шкуре убедился, что они знали способы использования Силы, которых не понимал даже Верити. Если они атакуют меня и я выживу, мне потребуется эльфийская кора для восстановления сил.

Я сделал сумку достаточно большую, чтобы в нее помещался ящичек с ядами, но в остальном похожую на те, что носят писцы. Это должно было стать еще одним штрихом к портрету человека, которым я решил притвориться. При виде этой сумки случайный знакомый сразу примет меня за писца и не станет приглядываться. Перья для письма я выдрал у гуся, пойманного на охоте. Я приготовил костяные трубочки с затычками, чтобы хранить в них порошки для красок. Волк с неохотой все же позволил мне выдрать у него клок шерсти для грубых кистей. Более тонкие кисти я попытался сделать из шерсти кроликов, но они получились неважными. Это было плохо. Люди считают, что у настоящего писца должны быть чернила, кисти и перья. Я с грустью признал правоту Пейшенс, утверждавшей, что почерк у меня хороший, но считать себя писцом я все-таки не могу. Я надеялся, что моих запасов будет достаточно для любой работы, которую я смогу найти по дороге в Тредфорд.

И вот все необходимое было собрано. Я знал, что должен поскорее отправиться в путь, чтобы использовать для путешествия летнюю погоду. Я жаждал отмщения, и тем не менее мне не хотелось оставлять эту хижину и эту жизнь. Впервые на моей памяти я вставал, когда просыпался, и ел, когда был голоден. У меня не было никакой работы, кроме той, которую я задавал себе сам. Конечно, не повредило бы еще немного пожить так и поправить здоровье. Впрочем, синяки, полученные мною в темнице, давно прошли, и о том времени теперь напоминали только всевозможные шрамы, да еще порой по утрам я чувствовал странную скованность. Иногда, когда я прыгал или слишком резко поворачивал голову, мое тело пронзала боль. После особенно напряженной охоты я часто дрожал и опасался приступа судорог. Я подумал и решил, что будет разумнее отправляться в путь после того, как здоровье восстановится полностью.

И мы на некоторое время задержались. Погода была хорошая, мы удачно охотились. С течением дней ко мне вернулось былое владение собственным телом. Нет, мне не удалось вновь превратиться в того крепкого воина, каким я был год назад, но теперь я мог бежать вровень с моим волком во время ночной охоты. Когда я прыгал, чтобы убить, мои движения были точными и уверенными. Тело налилось силой. Я оставил позади прежние страдания, помня о них, но не сосредоточиваясь на прошлом. Кошмары, терзавшие меня, постепенно проходили, я избавлялся от них, как Ночной Волк от остатков зимней шубы. Я никогда не знал такой простой жизни. Я наконец был в мире с самим собой.

Но ничто в мире не длится вечно. Пришел сон, чтобы разбудить меня. Мы с Ночным Волком поднялись до рассвета, охотились и вместе убили пару кроликов. Холм был испещрен их норами, так что охота ради пропитания быстро перешла в дурацкую игру с прыжками и раскопками. Уже рассвело, когда мы перестали играть. Мы скатились со склона в пестрые тени берез, снова поели и задремали. И тогда что-то – возможно, неровный свет, падавший на мое лицо, – вызвало этот сон.

Я снова был в Оленьем замке. Я лежал в старой караульной, распростертый на холодном каменном полу, а вокруг стояли полные злобы люди. Пол под моей щекой был липко-скользким от стынущей крови. Пока я тяжело дышал, раскрыв рот, ее запах и вкус слились, чтобы наполнить всего меня. Они снова пришли за мной – не только человек в кожаных перчатках, но и Уилл, ускользающий невидимый Уилл, бесшумно просачивающийся сквозь мои стены, чтобы залезть в разум.

– Пожалуйста, подождите, пожалуйста!.. – молил я их. – Стойте, умоляю вас! Я совсем не тот, кого вам нужно бояться и ненавидеть. Я волк, просто волк, и ничем вам не угрожаю. Я не причиню вам никакого вреда, только отпустите меня. Я ничто для вас и никогда больше не буду мешать вам, я всего лишь волк… – Я поднял морду к небу и завыл.

Мой собственный вой разбудил меня. Я перекатился на четвереньки, встряхнулся и встал на ноги. «Сон, – сказал я себе, – всего лишь сон». Страх и стыд нахлынули на меня. Во сне я умолял о пощаде, чего никогда не делал в реальности. Я сказал себе, что я не трус. Так ли это? Мне казалось, что я до сих пор ощущаю вкус и запах крови.

Куда ты? – лениво спросил Ночной Волк.

Он лежал в тени, и его шкура достаточно хорошо его скрывала.

К воде.

Я подошел к реке, смыл липкую кроличью кровь с лица и рук и жадно напился. Потом снова вымыл лицо, царапая ногтями бороду, чтобы очистить ее от крови. Борода вдруг стала невыносимой. Что ж, я все равно не собирался идти туда, где меня могут узнать. Так что вернулся в пастушью хижину, чтобы побриться. В дверях я наморщил нос от затхлого запаха. Ночной Волк был прав: жизнь в доме притупила мой нюх. Я едва мог поверить, что выносил это.

Я неохотно вошел, фыркая от человеческих запахов. Несколько ночей назад прошел дождь. Часть копченого мяса заплесневела от сырости, в некоторых кусках копошились черви. Я разобрал его, морща нос.

Прошло много дней с тех пор, как я был здесь.

Возможно, недель.

Я не имел ни малейшего представления о времени. Я смотрел на испорченное мясо, на пыль, которая покрывала мои разбросанные вещи. Я ощупал свою бороду и был поражен тем, как она отросла. С тех пор как Баррич и Чейд оставили меня, прошли недели. Я подошел к двери хижины и выглянул наружу. Там, где раньше были тропинки через луг к речке, теперь высоко поднялась трава. Весенние цветы давно увяли, на кустах зеленели ягоды. Я посмотрел на свои руки, на грязь, въевшуюся в кожу, засохшую кровь под ногтями. Когда-то пожирание сырой плоти вызвало бы во мне отвращение. Теперь мысль о приготовлении мяса казалась странной и чуждой. Мое сознание ушло в сторону, и я не хотел противостоять самому себе. Я умолял себя заняться этим завтра, позже, а пока пойти и найти Ночного Волка.

Ты тревожишься, маленький брат?

Да. Я заставил себя добавить: Ты не можешь мне помочь в этом. Это человеческая тревога. То, с чем я должен справиться сам.

Просто будь волком, посоветовал он лениво.

У меня не было сил отвечать. Я пропустил предложение мимо ушей и посмотрел на себя. Моя одежда была покрыта грязью и засохшей кровью, штаны ниже колен превратились в лохмотья. С содроганием я вспомнил «перекованных» и их разорванную одежду. Во что я превратился? Я дернул себя за воротник рубахи и вздрогнул от собственного запаха. Волки были гораздо чище. Ночной Волк вылизывался каждый день. Я сказал это вслух, и мой хриплый голос еще больше напугал меня:

– Как только Баррич оставил меня одного, я превратился в нечто худшее, чем просто животное. Ни чувства времени, ни потребности в чистоте, ни дела, ни заботы о чем-либо, кроме еды и сна. Вот чего он пытался не допустить все эти годы. Со мной произошло именно то, чего он всегда боялся.

С большим трудом я разжег огонь в очаге. Я несколько раз ходил к реке, чтобы набрать воды столько, сколько смог. Пастухи оставили в хижине тяжелый котел для вытапливания сала, и в него входило воды достаточно, чтобы наполнить большое деревянное корыто, стоявшее снаружи. Пока вода грелась, я собрал мыльного корня и осоки. Никогда раньше я не бывал таким грязным. Грубая осока соскребала целые пласты кожи вместе с грязью, впитавшейся в нее, пока я наконец не счел себя вполне чистым. В воде осталось плавать множество блох. Кроме того, я обнаружил клеща у себя на шее и сжег его тлеющей палкой из очага. Когда мои волосы высохли, я расчесал их и снова завязал сзади в воинский хвост. Бреясь перед зеркалом, которое оставил мне Баррич, я с изумлением вглядывался в свое отражение. Загоревший лоб и бледный подбородок. К тому времени, когда я согрел еще воды и постирал одежду, я начал понимать фанатическую чистоплотность Баррича. Чтобы спасти то, что осталось от моих штанов, мне пришлось обрезать их до колен. Даже после этого они выглядели ужасно. Потом я принялся отстирывать постельное белье и зимнюю одежду, смывая запах плесени. Мышь позаимствовала часть моего зимнего плаща, чтобы сделать себе гнездо, и я кое-как залатал дырку. Я поднял глаза от собственных мокрых гамаш, висящих на кусте, и обнаружил, что за мной наблюдает Ночной Волк.

Ты снова пахнешь, как человек.

Это хорошо или плохо?

Лучше, чем пахнуть, как добыча прошлой недели. Хуже, чем пахнуть, как волк. Он встал и потянулся, растопырив пальцы передних лап. Так. Ты действительно решил быть человеком. Мы скоро отправимся в путь?

Да. Мы пойдем на запад. Вверх по Оленьей реке.

O!

Он вдруг чихнул, потом упал на бок и стал кататься на спине, как расшалившийся щенок. Ночной Волк весело извивался, втирая пыль в шкуру, а потом встал на ноги и как следует встряхнулся. Мое решение его обрадовало, и это было тяжело для меня. Во что я его втянул?

К ночи вся моя одежда и постельное белье были еще сырыми. Я отослал Ночного Волка охотиться. В чистом ночном небе горела полная луна. И я знал, что он вернется не скоро и поймает много дичи.

Я пошел в хижину и разжег огонь, чтобы испечь лепешки из остатков муки, большую часть которой испортил жучок. Лучше съесть ее сейчас, чем оставить ему на потребу. Простые лепешки с засахарившимся медом из горшка были невероятно вкусными. Я знал, что лучше бы мне включить в мою диету что-нибудь кроме мяса и пригоршни зерна каждый день. Я приготовил чай из дикой мяты и свежих ростков крапивы, и это тоже было вкусно. Потом я принес одеяло, которое почти высохло, расстелил его перед очагом, лег и стал глядеть в огонь. Я поискал Ночного Волка, но он отказался присоединиться ко мне, предпочтя свежее мясо и мягкую землю под дубом на краю луга. Я был один и чувствовал себя человеком впервые за многие месяцы. Это было немного странно, но хорошо.

Я перевернулся на бок и заметил оставленный на стуле пакет. Я знал наизусть каждый предмет в хижине. Этого в ней не было, когда я приходил сюда в последний раз. Я поднял его, обнюхал и обнаружил слабый запах Баррича и мой собственный.

Это был небольшой сверток. Я развернул его. Одна из моих рубашек, которую каким-то образом достали из моего старого сундука с одеждой, – мягкая, коричневая, я всегда очень любил ее. Пара гамаш. Глиняный горшочек с мазью Баррича от порезов, ожогов и синяков. Четыре серебряные монетки в маленьком кожаном кошельке. Хороший кожаный пояс. Баррич вышил на нем оленя. Я сидел и смотрел на рисунок. Это был олень с опущенными рогами, готовый к драке, – такой же, как на гербе, избранном для меня Верити. На поясе олень отгонял волка. Трудно было не понять этого послания.

Я оделся перед огнем, в отчаянии, что пропустил его визит, и тем не менее испытывая облегчение. Зная Баррича, я мог сказать, что он, вероятно, чувствовал примерно то же самое, когда пришел сюда и обнаружил, что меня нет. Может быть, он принес все это, чтобы убедить меня вернуться к нему? Или чтобы пожелать мне счастливого пути? Я попытался не думать о его намерениях и о том, что он почувствовал, когда увидел брошенную хижину. Теперь я снова был одет как следует, и это помогло мне в большей степени ощутить себя человеком. Я повесил кошелек и нож на пояс и туго затянул его. Потом подвинул стул к очагу и сел, уставившись в огонь.

Только тогда я наконец отважился задуматься о своем сне. Я чувствовал странное напряжение в груди. Я трус? Не уверен. Я собирался отправиться в Тредфорд и убить Регала. Разве трус поступил бы так? Может быть, подсказывала мне предательская память, может быть, именно так он бы и поступил, если это легче, чем искать своего короля. Я пытался отогнать эту мысль, но снова и снова возвращался к ней.

Действительно ли Регала необходимо убить, или мне просто этого хочется? Почему это важно? Потому что важно. Может быть, вместо этого я должен отправиться на поиски Верити.

Глупо думать об этом, пока неизвестно, жив ли он. Если бы я мог связаться с ним Силой, это было бы нетрудно выяснить. Но я никогда не владел Силой в совершенстве. Тут уж Гален постарался. Он хитростью и давлением отнял мой естественный сильный талант к Силе и превратил его в нечто непостоянное и ненадежное. Можно ли это изменить? Мне не помешает как следует овладеть Силой, если я хочу проскользнуть мимо круга Регала и добраться до его горла. Но можно ли научиться этой магии самостоятельно? Как может человек научиться чему-то, если он даже не вполне понимает, как оно работает? Все способности, которые Гален либо вбил, либо выбил из меня, все знания, которые у Верити никогда не было времени мне передать, – как я мог овладеть этим сам? Никак.

Я не хотел думать о Верити. Эти мысли, как и многое другое, напоминали мне о моем долге. Верити. Мой принц. Ныне – мой король. Связанный с ним кровью и Силой, я начал понимать его, как никакого другого человека. Быть открытым Силе, говорил он мне, это значит просто не быть закрытым для нее. Магическая борьба с пиратами стала его жизнью, отбирая его юность и жизненные силы. У него никогда не было времени научить меня контролировать мою Силу, но Верити преподал мне все уроки, какие только мог. Его Сила была столь велика, что он мог прикоснуться ко мне и быть со мной единым существом на протяжении многих дней или даже недель. А однажды, когда я сидел в кресле перед рабочим столом в башне моего принца, мне удалось связаться с ним Силой. Я смотрел на разбросанные на столе инструменты, которыми он рисовал карты, и мне захотелось, чтобы Верити был дома и управлял своим королевством. И тогда, в тот единственный раз, я просто потянулся и достиг его. Так легко, без подготовки и даже без такого намерения. Сейчас я пытался привести себя в то же состояние духа, хотя передо мной не было ни стола Верити, ни беспорядка на нем, который помог бы мне вспомнить о Верити. Но если я закрою глаза, то смогу увидеть своего принца. Я набрал в грудь воздуха и попытался вызвать его образ.

Мой дядя Верити был шире меня в плечах, но немного ниже ростом. У него, как и у меня, были темные глаза и темные волосы потомка Видящих, но его глаза были посажены глубже, чем мои, а непокорную шевелюру и бороду тронула седина. Когда я был мальчиком, это был плотный мужчина с прекрасной мускулатурой, обращавшийся с мечом так же легко, как с пером. Последние годы иссушили его. Он был вынужден проводить слишком много времени в физическом безделье, когда использовал свою Силу, чтобы защищать от пиратов нашу береговую линию. Его мышцы ослабевали, но Сила возрастала, и в конце концов в его обществе я стал чувствовать себя так, словно стоял перед пылающим очагом. В такие мгновения Сила Верити казалась мне куда более реальной, чем он сам. Чтобы приблизиться к нему, я вызвал в памяти цветные чернила, которыми он рисовал свои карты, запах пергамента и эльфийской коры, слишком часто ощущавшийся в его дыхании.

– Верити, – тихо сказал я вслух и почувствовал, как имя эхом отдается внутри меня, отскакивая от моих защитных стен.

Я открыл глаза. Я не смогу пробиться к нему, пока не опущу свои стены. Образ Верити ничем мне не поможет, пока я не открою дорогу своей Силе, чтобы она могла рвануться вперед и впустить в мой разум Силу Верити. Очень хорошо. Это не так уж трудно. Расслабиться. Смотреть в огонь и наблюдать за крошечными искрами, которые вылетают из огня. Танцующие легкие искры. Ослабить напряжение. Забыть, как Уилл ударил Силой по моей стене и чуть не разрушил ее. Забыть, что только эти стены уберегли мой разум, пока люди Регала сокрушали мою плоть. Забыть болезненное ощущение насилия в тот раз, когда ко мне пробивался Джастин. Забыть, как Гален разрушил мой талант к магии Видящих, использовав свое положение мастера Силы и силой завладев моим сознанием.

Так ясно, словно Верити снова был рядом со мной, я услышал слова моего принца: «Гален испугал тебя. У тебя есть стены, которые не могу пробить даже я, а моя Сила велика. Ты должен научиться опускать их. Это трудно». Эти слова были сказаны много лет назад, до вторжения Джастина, до атаки Уилла. Я горько улыбнулся. Знали ли они, что преуспели в своем стремлении лишить меня Силы? Они, наверное, не думают об этом. Кто-то где-то должен это записать. Когда-нибудь одаренный Силой король может найти полезной эту информацию: если вы сильно повредите сознание одаренного Силой, опять-таки при помощи Силы, вы можете замкнуть его в самом себе, так что он полностью утратит способность к этой магии.

У Верити не было времени научить меня опускать стены. По горькой иронии судьбы он нашел минуту и показал мне, как укрепить их, чтобы я мог скрыть от него личные мысли, если не хотел ими делиться. Похоже, этому я научился слишком хорошо. Я подумал, будет ли у меня когда-нибудь время разучиться делать это.

Время, не время, устало вмешался Ночной Волк. Время – это то, что придумали люди себе в наказание. Ты столько думаешь об этом, что у меня начинает кружиться голова. Зачем ты вообще идешь по этим старым следам? Вынюхай новый – там, может, найдешь немного мяса. Если хочешь получить добычу, ты должен охотиться, вот и все. Ты не можешь сказать: охотиться – это слишком долго, я просто хочу есть. Все это одно. Охота – это начало еды.

Ты не понимаешь, сказал я ему. В дне слишком много часов, и слишком много дней, когда я могу это сделать.

Зачем ты рубишь свою жизнь на кусочки и даешь этим кусочкам имена? Часы, дни. Это как с кроликом. Если я убил кролика, я ем кролика. Он сонно фыркнул. Когда ты получаешь кролика, ты разрубаешь его на куски и называешь это костями, мясом, шерстью и потрохами. И тебе всегда мало.

Так что же мне делать, о мудрый учитель?

Перестань скулить и просто сделай то, что хочешь. Дай мне спать.

Он слегка толкнул меня мысленно, как можно толкнуть локтем в ребра, когда сосед по столу в таверне подсаживается к тебе слишком близко. Я внезапно осознал, каким тесным был наш контакт в последние несколько недель. Было время, когда я упрекал Ночного Волка за то, что он все время находится в моем сознании. Я не хотел его общества, когда бывал с Молли, и пытался объяснить ему, что такие мгновения должны принадлежать мне одному. А этот его толчок сделал для меня ясным, что теперь я привязан к нему так же тесно, как он ко мне, когда был еще щенком. Я подавил желание прижаться к нему, устроился поудобнее в кресле и уставился в огонь.

Я опустил стены и сидел некоторое время с пересохшим ртом, ожидая атаки. Когда ничего не произошло, я осторожно снова поднял их. «Они считают меня мертвым, – напомнил я себе. – Они не будут всю жизнь сидеть в засаде, подкарауливая мертвеца». Все равно было трудно заставить стены опуститься. Гораздо легче не щуриться, глядя на яркие солнечные блики на воде, или, не дрогнув, ждать удара. Когда я наконец сделал это, я ощутил, как Сила течет, огибая меня, как будто я был камнем на дне реки. Мне нужно было только окунуться в эту реку, и я мог найти Верити. Или Уилла, или Барла, или Каррода. Я содрогнулся, и река отступила. Я успокоился и вернулся к ней. Долгое время я стоял, колеблясь, на берегу, понуждая себя окунуться. Когда имеешь дело с Силой, нельзя попробовать воду. Или туда, или оттуда. Туда.

И я крутился и кувыркался и чувствовал, что распадаюсь на части, как кусок сгнившей веревки. Река мало-помалу смывала с меня все покровы, которые делали меня мной. Воспоминания, чувства, потаенные мысли, вспышки поэтического вдохновения, ленивые воспоминания обычных дней – все это отпадало, словно лохмотья. Это было так хорошо! И все, что мне нужно было сделать, – это позволить реке продолжать.

Но тогда Гален окажется прав.

Верити?

Ответа не было. Ничего. Его здесь нет.

Я вынырнул и вернулся в себя. Оказалось, что я могу сделать это. Умею держаться в потоке Силы и не терять самого себя. Почему это всегда было так трудно раньше? Я отмел этот вопрос и стал обдумывать дальнейшее. А дальнейшим было то, что Верити жив и разговаривал со мной всего несколько коротких месяцев назад. «Скажи им, что Верити жив. Вот и все». Так я и сделал, но Баррич и Чейд не поняли, и никто ничего не предпринял. Однако чем могло быть это послание, если не мольбой о помощи? Зов моего короля остался без ответа!

И неожиданно это оказалось совсем просто, и крик Силы вырвался из моей груди, он тянулся и искал.

ВЕРИТИ?

…Чивэл? – Не больше чем шепот, коснувшийся моего сознания, легкий, как мошка, бьющаяся в оконную занавеску.

На этот раз была моя очередь тянуться, хватать и останавливать. Я ринулся к нему и нашел. Его присутствие мерцало, как пламя свечи, угасающей в собственном воске. Я знал, что Верити скоро исчезнет. У меня была тысяча вопросов. Я задал самый важный:

Верити. Вы можете взять у меня Силу, не касаясь меня?

Фитц? – прозвучало более слабо, протяжно. Я думал, Чивэл вернулся… Он колебался на кромке мрака. Чтобы взять у меня эту ношу…

Верити, соберитесь с мыслями. Вы можете взять у меня Силу? Вы можете сделать это сейчас?

Я… нет. Я не могу дотянуться. Фитц?

Я вспомнил Шрюда, берущего у меня Силу, чтобы попрощаться со своим сыном, и как Джастин с Сирен вцепились в него. И старый король умер, истаял – как лопнувший мыльный пузырь. Как погасшая искра.

ВЕРИТИ!

Я ринулся к нему, окутал и остановил его, как часто он останавливал меня во время наших контактов Силой.

Возьмите! – скомандовал я и раскрылся ему.

Я заставил себя поверить в реальность его руки на моем плече, пытался вспомнить, что испытывал в те мгновения, когда он или Шрюд брали у меня энергию для работы Силой. Пламя присутствия Верити во мне внезапно взметнулось и снова загорелось сильно и ярко.

Довольно! – предостерег он меня, и потом, настойчивее: Будь осторожен, мальчик!

Ничего страшного, я могу это сделать, заверил я его и направил ему мою Силу.

Довольно! – отрезал Верити и отстранился от меня.

Это было как будто мы слегка отошли друг от друга и рассматривали один другого. Я не мог видеть его, но чувствовал ужасную усталость. Это была не та здоровая усталость, которая приходит в конце дневной работы, но ужасная, пробирающая до костей, когда один тяжелый день наваливается на другой и все время не хватает еды и отдыха в промежутках между ними. Я дал Верити энергию, но не здоровье, и он быстро сожжет то, что заимствовал у меня, потому что это была не настоящая Сила, как чай из эльфийской коры не был питательной едой.

Где вы? – спросил я его.

В горах, сказал он неохотно и добавил: Больше говорить небезопасно. Мы вообще не должны пользоваться Силой. Есть уши, которые попытаются услышать нас.

Но он не разрывал контакта, и я знал, что он не меньше, чем я, жаждет задавать вопросы. Я пытался сообразить, что можно сказать ему. Я не ощущал чужого присутствия, но не был уверен, что почувствую шпиона. Долгие мгновения наш контакт продолжался просто как чувство общности. Потом Верити строго предупредил меня:

Ты должен быть осторожнее. Иначе не миновать тебе беды. И все же ты придал мне мужества. Я слишком долго не чувствовал прикосновения друга.

Тогда для меня это стоит любого риска. Я помедлил, потом обнаружил, что не могу закрыть в себе эту мысль. Мой король. Я должен кое-что сделать. Но когда это будет сделано, я приду к вам.

Тут я почувствовал что-то от него. Благодарность.

Надеюсь, я все еще буду здесь, если ты появишься. Потом жестко прозвучало: Не называй имен. Пользуйся Силой только при крайней необходимости. Потом, мягче: Береги себя, мальчик. Будь очень осторожен. Они безжалостны.

И вдруг Верити исчез, резко оборвав контакт. Я надеялся, что там, где он находится, он использует данную мной энергию, чтобы найти немного еды и безопасное место для отдыха. Я чувствовал, что он живет в постоянном страхе перед преследованием, все время настороже, все время голодный. Добыча, как и я. И что-то еще. Рана или лихорадка? Я откинулся на стуле, меня била легкая дрожь. Я знал, что вставать нельзя. Сама работа Силой отняла у меня много энергии, а я к тому же открылся Верити и позволил ему забрать еще больше. Немного позже, когда дрожь пройдет, я встану и заварю чай из эльфийской коры. А пока я просто сидел и думал о Верити.

Он покинул Олений замок прошлой осенью. Казалось, с тех пор прошла вечность. Когда Верити уезжал, король Шрюд был еще жив, а жена Верити, Кетриккен, – беременна. Он отправился в долгое путешествие. Пираты с Внешних островов к тому времени уже три года истязали наши берега, и нам никак не удавалось выгнать их. Так что Верити, будущий король Шести Герцогств, отправился в горы, чтобы найти там наших полулегендарных союзников, Элдерлингов. Традиционно считалось, что много поколений назад король Вайздом призвал их и они спасли Шесть Герцогств от бесконечных пиратских набегов. Легенды гласили, что Элдерлинги обещали вернуться, если нам снова понадобится их помощь.

Итак, Верити оставил трон, жену и королевство, чтобы отыскать Элдерлингов и напомнить об их обещании. Его престарелый отец, король Шрюд, остался дома, так же как и его младший брат, принц Регал. Почти немедленно после отъезда Верити Регал организовал заговор против него. Регал поддерживал внутренних герцогов и не обращал внимания на нужды Прибрежных герцогств. Я подозреваю, что именно он распускал слухи о том, что Верити погнался за химерой, что будущий король – слабоумный или сумасшедший. Круг магов Силы, присягнувший Верити, на самом деле давно работал на Регала. С их помощью младший принц объявил о том, что Верити погиб на пути в горы, и сам получил титул будущего короля. К этому моменту он уже полностью контролировал своего дряхлеющего отца, Шрюда. Регал решил перевезти двор внутрь страны и бросить Олений замок, во всех смыслах, на произвол пиратов красных кораблей. Когда он заявил, что король Шрюд и жена Верити Кетриккен должны будут поехать с ним, Чейд решил, что настало время действовать. Мы знали, что ни тот ни другая не будут долго стоять между Регалом и троном. И мы составили план, согласно которому оба они должны были бежать в тот самый день, когда Регал объявит себя будущим королем.

Но все пошло наперекосяк. Прибрежные герцоги были близки к тому, чтобы восстать против Регала. Они пытались привлечь меня на свою сторону. Я согласился помочь им, в надежде сохранить Олений замок для Верити. Прежде чем мы успели вывезти короля, члены круга Силы убили его. Убежала только Кетриккен, и хотя я расправился с убийцами Шрюда, но сам был схвачен, подвергнут пыткам и обвинен в занятиях магией Дара. Пейшенс, жена моего отца, безуспешно ходатайствовала за меня. Если бы Баррич не передал мне яд, меня бы повесили над водой и сожгли. Но с помощью отравы мне удалось убедительно имитировать смерть. Пока мой дух пребывал в теле Ночного Волка, Пейшенс забрала мой труп из тюрьмы и похоронила его. Втайне от нее Баррич и Чейд откопали меня.

Я моргнул и отвел глаза от очага. Огонь еле тлел. Вся моя жизнь представлялась мне именно такой – пройденный мною путь покрыл пепел. Нет никакой надежды вернуть женщину, которую я любил. Молли думает, что я мертв, и, безусловно, презирает из-за того, что я использовал магию Дара. И как бы то ни было, она оставила меня за много дней до того, как моя жизнь пошла прахом. Я знал Молли с детства, мы вместе играли на улицах и в доках Баккипа. Она называла меня Новичком и считала, что я просто один из мальчиков, которые живут в замке, – конюший или будущий писец. Она полюбила меня до того, как обнаружила, что я бастард, незаконный сын, из-за которого принц Чивэл отрекся от трона. Когда она узнала об этом, я чуть не потерял ее. Но я убедил ее доверять мне, и почти год мы цеплялись друг за друга, невзирая на все препятствия. Снова и снова я был вынужден ставить мой долг перед королем выше наших желаний и стремлений. Король отказался дать мне разрешение жениться. Он хотел, чтобы я ухаживал за другой женщиной. Молли приняла это. Даже это она стерпела. Ей угрожали и над ней смеялись, называя ее шлюхой бастарда. Я не мог защитить ее. Однако у нее хватило мужества перенести все это… Но однажды она просто сказала мне, что у нее есть другой, кого она любит и ставит выше всех в своей жизни, так же как я своего короля. И она покинула меня. Я не винил ее за это. Я мог только тосковать без нее.

Я в изнеможении закрыл глаза. Невероятная усталость парализовала меня. И Верити предупреждал меня, чтобы я больше не пользовался Силой без крайней необходимости. Но ведь не произойдет ничего страшного, если я попытаюсь отыскать Молли. Просто увидеть ее на мгновение, убедиться, что с ней все в порядке… Скорее всего, это мне вообще не удастся. Но что будет плохого, если я попытаюсь, только на минутку?

Это должно быть легко. От меня не потребуется никаких усилий, чтобы вспомнить ее. Я так часто вдыхал ее запах – запах трав, которыми она ароматизировала свои свечи, и ее собственной нежной кожи. Я знал все переливы ее голоса и как он становится глубже, когда она смеется. Я мог вспомнить четкую линию ее подбородка и как она вздергивала его, когда сердилась на меня. Я чувствовал тяжесть ее шелковистых волос и пронзительный взгляд темных глаз. У нее была привычка сжимать мое лицо руками, когда она целовала меня… Я поднял руку к своему лицу, желая найти ее руку, схватить и не отпускать никогда. Вместо этого я ощутил шрам. Глупые слезы выступили у меня на глазах. Я сморгнул их и увидел, как пламя в очаге на мгновение помутилось, прежде чем я снова стал различать его. «Я устал, – сказал я себе. – Слишком устал, чтобы искать Молли Силой. Нужно поспать». Я пытался избавиться от обуревавших меня чувств. Тем не менее я сделал свой выбор, когда решил снова стать человеком. Может быть, разумнее было остаться волком. Конечно же, животным не приходится чувствовать ничего подобного.

Снаружи в ночи одинокий волк поднял морду к небесам и внезапно завыл, пронзая ночь одиночеством и отчаянием.