Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 8. Партийный лидер Закавказья
Партийные бюрократы-хрущевцы, переименовавшие Берию в директивной четвертушке бумаги для подписчиков Большой Советской Энциклопедии во «Вклеенныймежду22и23страницами», не были бы бюрократами, если бы подходили к своим обязанностям иначе, чем они подошли. Отправив подписчикам рекомендацию поработать бритвой или ножницами, они упустили из виду, что такую фигуру, как Лаврентий Павлович, так просто из истории не вырежешь.
И поэтому, когда я взял в руки, например, том второго издания БСЭ № 12, подписанный к печати 28 мая 1952 года, чтобы взглянуть на содержание статьи «Государственный Комитет Обороны», то был почти уверен в том, что фамилию Берии там найду.
Я там ее и нашел, но об этом – в свое время.
А сейчас сообщу, что, ободренный первым успехом, я углубился и в другие тома (естественно, лишь те из них, которые вышли в свет до 26 июня 1953 года) и могу сообщить, что, по ускользнувшим от цензуры хрущевцев данным БСЭ, к 1953 году:
а) в Армении существовали Бериевский район, канал имени Берия, парк культуры и отдыха им. Л.П. Берия в Ленинакане (том 3);
б) в Грузии имя Берии носили абхазский совхоз «Афали-Афони», Сухумский педагогический институт, Ткварчельская ГРЭС (том 1), машиностроительный завод в Батуми, обувная фабрика в Тбилиси, колхоз в Сухумском районе, Грузинский сельскохозяйственный институт, Тбилисский дворец пионеров и школьников и стадион «Динамо» – тоже в Тбилиси (том 13).
В Азербайджане тоже, надо полагать, о Берии не забывали – для его нефтяной промышленности первый секретарь Закавказского крайкома сделал немало, но упоминаний об этом в БСЭ я не нашел. И тут меня выручил – надо же, Антонов-Овсеенко – из книги которого я узнал, что имя Берии было присвоено вагоноремонтному заводу в Баку и крупному нефтяному промыслу.
Он же сообщает, что имелись Ленинаканский пограничный отряд имени Берии и его же имени театр в Поти, Хашурское электровозное депо, Агаринский сахарный завод. В общем же дополнения Овсеенко энциклопедический список пополнили не сильно.
Не думаю, что все эти (и, надо полагать, другие, не установленные мной) присвоения имени Берии заводам и колхозам были его инициативой. В таких актах присутствовал дух эпохи. И не такой уж и нездоровый – для того времени – дух, надо сказать.
Чаще всего в этом проявлялось не подобострастие, а уважение к тем, чье имя принимал на себя коллектив. Что было делать носителям этих имен? Отказаться? Но это означало обидеть, не так ли? Тем более – на Кавказе!
Так или иначе, с началом тридцатых годов Берия становится несомненным лидером Закавказья. И утверждение тома 1-го второго издания БСЭ – о том, что «осуществление сталинского плана реконструкции азерб. нефтяной пром-сти с большевистской настойчивостью проводили ученики и соратники… Сталина – С.М. Киров. Г.К. Орджоникидзе, Л.П. Берия», полностью соответствовало действительному положению дел.
Но Берия активно занимался не только нефтью. Достаточно сказать, что уже в октябре 1933 года Берия лично передал Сталину две записки – одну о нефти, а другую – о редких металлах в Грузии.
Берия предлагал включить в план 1934 года:
– строительство крекингов и заводов по первичной переработке нефти;
– строительство керосинопровода Махачкала – Сталинград;
– расширение нефтепровода Баку – Батум;
– проведение геологоразведочных работ на новых площадях в Азербайджане;
– строительство новых судов для Каспийского пароходства.
Здесь все рассматривалось так, как оно и должно быть – в
комплексе. И это тоже было стилем Берии. По сути, во главе Закавказья впервые оказался, говоря языком более поздним, не чистый политик, а технократ.
Но не просто технократ, а технократ нового, социалистического типа, технократ-политик. То есть – государственный деятель, который способен разобраться в специальных проблемах и работает в целях развития осмысленной и зажиточной жизни масс. Деятель, который не разделяет жизнь на «производство» и «соцкультбыт», а видит их единство.
Так же конкретна была и «редкоземельная» записка Берии.
В ней говорилось о чиатурском марганце, о полиметаллических молибденовом и свинцово-цинковом месторождениях, о производстве окиси алюминия.
И ведь ясно, уважаемый читатель, что не был Берия ни геологом, ни нефтяником, ни металлургом… Не он выдвигал идею новых геологоразведок… Не он оценивал потребность в новом нефтепроводе или перспективность полиметаллических месторождений.
Но если раньше эти идеи разного рода специалистов омертвлялись некомпетентностью того же Мамии Орахелашвили, то теперь они оживали при компетентной поддержке Берии.
Марганец добывали на Чиатурских рудниках и при царе… И при Орахелашвили… Но масштабы, объем добычи, ее методы – все теперь менялось и количественно, и качественно.
Раньше с теми же полиметаллами дело стопорилось. А теперь сдвинулось с мертвой точки. Благодаря, подчеркну еще раз, Берии!
Сталин считал, что «это дело также надо двигать вперед», но его больше беспокоила нефть, и он 21 октября 33-го года пишет Кагановичу:
«Плохо обстоит дело с бакинской нефтью. В этом году добываем 15 мил. тонн нефти. В будущем надо добыть 21–22 мил. тонн… Несмотря на это, Нефтяной главк спит, а Серго отделывается благочестивыми обещаниями…»
Но теперь у Сталина в Закавказье есть наконец-то надежный человек, который и сам не благодушествует, и другим не даст, который за «деревьями» нефтяных вышек умеет видеть и весь «лес» проблем. Видеть и в перспективе, и в реальном масштабе времени.
И – что тоже очень ценно – не ждет руководящих указаний, а инициативен и самостоятелен. Это «вечный» партократ Суслов будет скрипеть позднее: «Нам не поручали», а Берия был и «сам с усам».
На фоне его готовности взять ответственность решения на себя Сталина не могла не раздражать несамостоятельность других… 5 сентября 1933 года Сталину на юге кладут на стол шифровку:
«Из Москвы 5/IX.33 г. 1 час. 28 мин. Вх. № 18
Тов. СТАЛИНУ.
Коминтерновцы очень просят ускорить рассмотрение ответа Коминтерна Английской Независимой Партии.
Если материал у Вас прошу срочно сообщить ваше мнение…
№ 18
КАГАНОВИЧ».
Сталин прямо на бланке расшифровки не без раздражения ответил так:
«Ваш HP 18. Я не могу и не должен давать заключение на все и всякие вопросы, возбуждаемые в ПБ. Ответ английским независимцам вы могли бы сами разсмотретъ и выработать.
Сталин».
БЕРИЯ же в руководящих «костылях» не нуждался. Да и зачем они были ему, когда куда ни посмотри – в Закавказье накопились груды нерешенных проблем, решать которые было попросту интересно!
Ведь недаром в этих местах древние помещали рай, недаром ездили за золотым руном в легендарную Колхиду греки. Потенциально Закавказье было благодатным, цветущим краем сказочной красоты и сказочных же богатств. Но для того чтобы иметь эту сказку наяву, надо было крепко поработать.
К слову, о Колхиде… В 1934 году Константин Паустовский написал повесть «Колхида», где среди главных героев были инженеры Кахиани и Габуния – энтузиасты осушения болот в бассейне реки Риони, текущей к морю по Колхидской низменности.
«В Колхиде климат Южной Японии и Суматры, – говорил один из персонажей, старик Пахомов, – обилие тепла, а между тем это малярийная пустыня в полном смысле слова. Нечто вроде тропической каторги…Если бы не болота, то мы перекрыли бы Яву и Цейлон с их пышностью и богатствами…»
Я не имею возможности цитировать книгу молодого Паустовского обширно, но предлагаю желающим перечесть ее самим – ведь даже в путинской «Россиянин» закрыты еще не все массовые библиотеки, и найти «Колхиду» вряд ли будет сложно.
В конце книги Кахиани произносит речь. В ответ на его вопрос – кто болел малярией? – не поднял руку лишь «маленький мальчик с красным галстуком»…
И Кахиани говорит: «Но не только в том ценность нашей работы, что мы осушаем болота и создаем новую землю, что мы в корне уничтожаем старую болотную растительность… и насаждаем новую. Не только в этом смысл нашей работы, товарищи. Он еще и в том, что мы создаем молодое, здоровое поколение…»
В книге Паустовского Берия не упоминается, однако реальные прототипы Кахиани и Габунии были людьми как раз из «команды» Лаврентия Берии.
Впрочем, осушение рионских болот в общей бериевской программе преобразования Грузии занимало все же скромное место.
В одной только Абхазии надо было форсировать строительство рудника в Ткварчели, Сухумской ГЭС, Черноморской железной дороги, развивать производство цитрусовых, табака, чая…
А на другом черноморском краю Грузии, в Аджарии, немало внимания надо было уделять Батуми – порт, нефтепереработка… И опять цитрусовые!
Вот лишь одна цифра. В 1932 году в Аджарии было собрано 14 миллионов цитрусовых плодов, а в 1940 году – 315 миллионов.
А от берегов Черного моря в глубь Грузии уходили покрытые лесами большие и малые хребты гор.
И все это нуждалось в умных головах и умелых руках созидателей.
Мамия Орахелашвили доказывал, что в Грузии-де невозможно крупное колхозное хозяйство – на склонах-де гор оно неэффективно… Он был за сохранение посевов кукурузы и выступал против посадок цитрусовых – мол, крестьянам-то есть надо.
Так-то так, но кукурузу и пшеницу можно было выращивать и на Кубани, привозя зерно в Грузию. А вот мандарины и лимоны…
Берия же мыслил, как говорят математики, с точностью «до наоборот». И объяснялось это не просто его широким кругозором, но и его принципиальной установкой на развитие Грузии как неотъемлемой части единой взаимодополняющей общесоюзной экономики.
Причем это касалось не только сельского хозяйства. 2 марта 1932 года Берия инициирует решение о реорганизации Высшего Совета народного хозяйства Грузии с передачей республиканских предприятий тяжелой промышленности в ведение уполномоченного Наркомтяжпрома СССР. Это было блестящее и перспективное чисто управленческое решение. Теперь, с одной стороны, Орджоникидзе мог эффективнее организовывать развитие промышленности Грузии, увязывая его с общесоюзным, а с другой стороны, Берия мог в большей мере сосредоточиться на делах внутриреспубликанских, не устраняясь, конечно, от проблем и тяжелой индустрии. Но это было и мудрым политическим решением, углубляющим интеграцию хозяйства Грузии с общесоюзным. А это вело к консолидации советского общества и в остальных сферах.
Всякие же Мдивани мыслили иначе…
Берия говорил и об этом на собрании Тбилисского партийного актива 21–22 июля 1935 года, где сделал доклад «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье».
Вот часть стенограммы его выступления:
«Националуклонизм представлял собой довольно разностороннюю систему националистических меньшевистских взглядов. Известно, что грузинские уклонисты пытались провести декрет о «разгрузке» Тифлиса, осуществление которого означало бы изгнание инонациональных элементов, и в первую очередь армян.
Известен также факт «дикого» – по выражению товарища Сталина – декрета о кордонах, которыми Грузия отгораживалась от советских республик…
Вот эти документы:
1) 31 марта 1922 г. за подписью председателя ЦИК тов. Махарадзе и зам. пред. Совнаркома тов. М. Окуджава посылается следующая телеграмма: «От сего числа границы республики Грузии объявляются закрытыми (смех в зале) и дальнейший пропуск беженцев на территорию СССР Грузии прекращен…
2) § 1. Лица, получающие разрешение на право въезда в пределы Грузии своих родственников, платят за выдаваемые разрешения 50 000 руб. (смех в зале)…
§ 5. Лица, после 13 августа 1917 года прибывшие в пределы Грузии и желающие получить право на постоянное жительство в Грузии, в случае удовлетворения их просьбы платят за выдаваемые разрешения 1 млн. рублей…
4) …Гражданство Грузии теряет: грузинская гражданка в том случае, если она выйдет замуж за иностранца (смех в зале)…»
Читаешь это, сопоставляешь с сегодняшним днем и невольно думаешь: «Грустно все это, господа товарищи…»
Да и гнусно!
С ЭТИМ знаменитым докладом, который вскоре был издан в виде не менее знаменитой одноименной брошюры, связано одно из наиболее громких чисто политических обвинений Берии якобы в фальсификации истории «в угоду Сталину». Берия действительно заявил, что «вся история закавказских большевистских организаций, все революционное движение Закавказья и Грузии с первых дней его зарождения неразрывно связаны с работой и именем товарища Сталина». И как уж изгалялись над этим утверждением многие «старые большевики» и тогда, и типы типа Антонова-Овсеенко позже.
А ведь это – правда.
И дело даже не в том, что уже в 1905 году Ленин очень высоко оценил статью Сталина, опубликованную в № 11 нелегальной газеты «Пролетариатис Брдзола» («Борьба пролетариата») и тут же переведенную на русский язык. И не в том даже, что сама газета, вначале названная «Брдзола», была основана еще в 1901 году (менее чем через год после «Искры») при участии «Кобы», и он в первом же ее номере опубликовал программную статью «От редакции». Блестящую, между прочим, статью, чисто большевистского направления – еще до возникновения самого понятия «большевик».
И не в том даже дело, что уже в 1903 году «Кобу» в первый раз высылают в Сибирь, в Иркутскую губернию, что все годы до революции и после революции Сталин без колебаний шел за Лениным…
Дело в том, кем стал Сталин в новой России. Ведь если сравнить его послеоктябрьский политический и организационный масштаб, его талант, с масштабами всех этих Мдивани, то все сразу станет на свои места.
Но ведь не бывает же так, что в юности – «пока сердца для чести живы» – был человек так себе, ни богу свечка, ни черту кочерга, не проявлял никаких выдающихся лидерских качеств, а потом взял да и стал великим вождем великой державы.
Перед Сталиным и Черчилль испытывал желание встать навытяжку. А вот перед Мдивани – если на минуту представить себе такую встречу – вряд ли…
Или кто-то будет отрицать и это?
Да и подтверждение изначально ведущей роли Сталина в рабочем движении в Закавказье можно отыскать, кроме брошюры Берии, также в других источниках. Скажем, 8 октября 1904 года в карточке Тифлисского охранного отделения появилась новая запись: «Джугашвили бежал из ссылки и в настоящее время является главарем партии грузин, рабочих».
Вряд ли тифлисские жандармы писали это в расчете на подкрепление аргументов Берии.
И еще одно… Как уж часто пишут о том, что брошюру Берия писал чуть ли не по заказу Сталина… Но вот чем возмущался Сталин в письме Кагановичу, Ежову (тогда зав. Отделом руководящих партийных органов ЦК. – С.К.) и Молотову 17 августа 1935 года:
«Прошу воспретить Заккрайкому за личной ответственностью Берия переиздание без моей санкции моих статей и брошюр периода 1905–1910 годов. Мотивы: изданы они неряшливо, цитаты из Ильича сплошь перевраны, исправить эти пробелы некому, кроме меня (подумать только, а референты на что? – С.К.), я каждый раз отклонял просьбу Берии о переиздании без моего пересмотра, но несмотря на это закавказцы бесцеремонно игнорируют мои протесты. Ввиду чего категорический запрет ЦК о переиздании без моей санкции является единственным выходом».
Я не буду утверждать, что всегда и везде во всех действиях героя этой книги видна одна лишь безупречная рыцарственность. Хотя благородство мыслей и дел – это ведь как свежесть осетрины у Булгакова: или она есть, и ее нет. И если руководствоваться заслуживающими доверия документами и объективными воспоминаниями, ничего недостойного за Берией не отыскивается.
Под объективными воспоминаниями, замечу в скобках, я понимаю и такие воспоминания, авторы которых в эмоциональной оценке Берии недалеко ушли от того же Антонова-Овсеенко, но при этом невольно приводят факты, аттестующие Берию положительно.
Однако настойчивость Лаврентия Павловича в просьбах к Сталину о переиздании его работ – это как раз факт. И его легко оценить как проявление того самого подхалимажа, в котором страстно обвиняют Берию его хулители.
Но по здравом размышлении можно понять, что и тут мы имеем дело с той же компетентностью – политической, государственной, да и человеческой.
Ну, в самом-то деле!
С одной стороны, к середине 30-х годов в Грузии выросло новое поколение, полностью сформированное Советской властью и не знакомое с теми работами Сталина, которые сделали его лидером большевиков Закавказья и которые доказывали его выдающийся политический и интеллектуальный уровень.
С другой стороны, именно в Грузии немалым количеством «старых большевиков» (а уж тем более – бывших меньшевиков и т. п.) распускались слухи о второстепенной роли Сталина в начальную эпоху революционной борьбы.
Да что там слухи! Вот том 19-й первого издания Большой Советской Энциклопедии (в состав редакционного совета тогда входили Бухарин, Пятаков и ряд других видных оппозиционеров).
Редакционная работа над томом, в котором была помещена объемная статья «Грузинская Советская Социалистическая Республика (ССРГ)», закончилась 1 ноября 1930 года. Сталин к тому времени уже восемь лет занимал пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б).
Так вот, в историческом очерке статьи «ССРГ» в подразделе «Начало рабочего движения и социал-демократия» первое встречающееся имя – Ф. Махарадзе. В подразделе приводится его цитата, начинающаяся так: «Уже на исходе 1894 закладывается фундамент первой строго марксистской группы…» и т. д. И уже это можно было расценивать как намек читателю: первым сказал кавказское «мяу» отнюдь не товарищ Сталин, так что и роль его в развитии рабочего движения на Кавказе не так уж и велика.
Итак, первое имя – Махарадзе… Но может, хоть потом упомянут сразу Сталин? Да нет, его номер даже не второй… Ибо второе упоминаемое в подразделе имя – Ной Жордания… Он, правда, аттестуется как лидер «право-оппортунистического» течения в противовес «ортодоксально-марксистскому», во главе которого «стояли М. Цхакая, Ф. Махарадзе, Сосо Джугашвили (Сталин), Ал. Цулукидзе и др.».
Итак, номер Сосо Джугашвили был всего лишь четвертым… Причем дальше пространно излагается деятельность, опять-таки, Жордания. И только потом автор статьи в БСЭ, сообщив, что в начале 1903 года «избирается Союзный комитет, в составе к-рого большинство оказалось на стороне будущих большевиков (Цхакая, Махарадзе, Кнуньянц, Зурабов, Цулукидзе, Бочорошвили, Сталин и др.)», «милостиво», сквозь зубы, констатирует: «Руководящую роль в революционном крыле Закавказской организации начинает играть т. Сталин».
Но затем, на листах 582–598 (по два листа на страницу), в подразделах «Между двумя революциями», «Организация власти в период Февральской революции», в следующем разделе «Октябрьская революция и борьба за Советскую Грузию» (с подразделами «Отделение Закавказья от России», «Меньшевистская диктатура в Грузии», «Большевистская организация в 1918—20», «Крестьянские восстания 1918–1921», «Конец меньшевистской власти», «Первые шаги Советской власти» и «Антисоветская деятельность меньшевиков») имя Сталина вообще отсутствует!
Вообще!
Даже «ренегат Джугели» есть (не потому ли, что его имя созвучно с «Джугашвили»?), а Сталина нет.
Это было для меня настолько неожиданным, что я не поверил собственным глазам и прошелся по тексту еще раз… Нет, все верно – Сталин не упоминается никак.
Не упоминаются там, к слову, ни Орджоникидзе, ни Киров… Зато не раз упоминается Жордания, и – само собой: Ф. Махарадзе, Ам. Назаретьян, С. Кавтарадзе, Мравьян, Цхакая, Шаумян и Джапаридзе (два последних были расстреляны в числе 26 бакинских комиссаров, так что чего уж там – можно на упоминание и «расщедриться»), Окуджава, Орахелашвили «и др.».
Сталин, выходит, попал в «др.».
Вот так, уважаемый читатель!
А «демократы» нам рассказывают о том, что деятельность центров антипартийной оппозиции – это выдумки НКВД.
В библиографии к упомянутой выше энциклопедической статье работ Сталина тоже, между прочим, нет. Зато там есть труды Ф. Махарадзе, Е. Драбкиной и неких Г. Натадзе и С. Какабадзе.
И это – в БСЭ, издаваемой в Москве! Можно представить, как обстояли дела до Берии – при «марксистских патриархах» типа Мдивани, Элиавы и Орахелашвили – в самой Грузии!
Так что должны были думать о роли товарища Сталина молодые коммунисты, комсомольцы Грузии и просто молодые грузины? А ведь уже подрастали и пионеры! Да что пионеры! Тот, кто родился в 1921 году, к 1935 году достиг уже комсомольского возраста.
Молодежь не очень-то верит голословным утверждениям. А тут – работ Сталина нет, зато «признанные большевики» Миха Цхакая, Филипп Махарадзе, Шалва Элиава, Мамия Орахелашвили недоумевают по его поводу: «Какой же это вождь?»
А бывшие меньшевики нашептывают, что такой, мол, умница, как Ной Жордания, называл Сталина не иначе как варваром.
И у молодых не мог не возникать невысказанный вопрос: «Так был ли товарищ Сталин большевиком Закавказья № 1, был ли он «кавказским Лениным» – как сейчас пишет «Заря Востока»?»
Все это объяснялось, конечно же, не случайным недосмотром – в стране тогда еще шла борьба между троцкистами и большевистским ядром партии во главе со Сталиным. И «объективность» статьи в БСЭ была одним из подтверждений того, что в этой борьбе троцкисты и оппозиционеры (а они в тогдашней БСЭ занимали, повторяю, солидные позиции) не пренебрегают любыми методами. Недаром ведь авторы «грузинской» статьи в БСЭ не только о Сталине то и дело «забывали», но также – и о Серго Орджоникидзе, Сергее Кирове, а по сути – и об Анастасе Микояне…
Фактически оппозицией не просто искажалась роль Сталина в развитии рабочего движения в Закавказье, а делалась попытка дезавуировать как его самого, так и его концепцию развития страны – с упором на экономическую самостоятельность!
А молодежь была лишена возможности увидеть объективную историческую картину.
В какой-то мере информационный пробел заполнили доклад и брошюра Берии, однако наилучшим ответом на все вопросы было бы переиздание этих давних статей Сталина. Это и политическому образованию молодых коммунистов способствовало бы, и сплетни опровергло бы.
Ведь Сталин действительно заслуживал того, чтобы его называли «кавказским Лениным»! Заслуживал и как практик большевистского движения, и как его идеолог.
Так что и тут Берия оказывался не подхалимом, а зрелым политиком, мудро заботящимся о политическом воспитании масс.
Не так ли?
Сталин-то настоял, чтобы Берии решением ЦК запретили печатать ранние работы без его санкции. Но именно старания Берии в этом направлении инициировали и другое, объективно очень актуальное, решение ЦК – «признать необходимым полное издание сочинений тов. Сталина и поручить Институту Маркса – Энгельса – Ленина… разработать план издания».
Заместителем директора ИМЭЛ был тогда Мамия Орахелашвили. Но он и прочие так «разбежались» выполнять постановление ЦК, что первый том Собрания сочинений Сталина был подписан в печать только после войны (предисловие автора к первому тому датировано январем 1946 года).
Такая вот показательная деталь «развитого культа личности»…
Впрочем, до писулек ли какого-то там «Кобы» было Мамия Орахелашвили! Он летом 1935 года дни и ночи проводил у Авеля
Енукидзе, только что исключенного из партии, освобожденного от обязанностей председателя ЦИК Закавказья и пребывающего в Кисловодске в качестве теперь уже уполномоченного ЦИК СССР по Минераловодческой группе. В сентябре Сталин писал из Сочи в Москву:
«Енукидзе не сознает своего падения, а скромностью он не страдает… играет в политику, собирает вокруг себя недовольных и ловко изображает из себя жертву разгоревшихся страстей в партии…»
Вот так ситуация в партии и в стране и развивалась! С одной стороны Сталин и Берия, тянущие воз повседневной государственной работы. А с другой стороны: «жертва Сталина» – разложившийся Енукидзе и «жертва Берии» – изболтавшийся Орахелашвили.
И это противостояние державного дела и безответственного злобствования в ближайшие же годы в Закавказье и особенно в Грузии лишь обострилось.
ДА СОБСТВЕННО, оно там и не ослабевало никогда. Ведь Грузия в политическом отношении была самой сложной из всех национальных республик.
Восток – дело тонкое, это мы знаем. Но к началу XX века в одной лишь Грузии из всех остальных восточных регионов России особенно было развито то, что я назвал бы политической интеллигентщиной.
Средняя Азия оставалась в европейском смысле политически девственной. Азербайджан испытывал сильное космополитическое влияние, поскольку нефть – она и в Африке нефть. Правда, в Армении доморощенных политиков-националистов, имеющих шанс и на общероссийской арене, было не так уж и мало. Но Грузия затмевала всех!
Жордания, Гегечкори, Церетели – это же были всероссийские «звезды» первой величины. Сколько «политиков» в Грузии стремились светить хотя бы отраженным их светом, однако были и склонные к собственной игре – более националистической.
Увы, «звездные» амбиции имели и многие ведущие грузинские большевики. И как среди грузин до революции был популярен меньшевизм, так теперь там был популярен троцкизм. Не в его политическом смысле – грузинские большевики не очень-то бредили мировой революцией, а в психологическом, так сказать.
У Корнея Чуковского есть прекрасный коллективный психологический портрет троцкистов, причем данный чисто для себя, в дневнике 1933 года, где он 28 января записал:
«Троцкисты для меня всегда были ненавистны не как политические деятели, а раньше всего как характеры. Я ненавижу их фразерстео, их позерство, их жестикуляцию, их патетику. Самый их вождь был для меня всегда эстетически невыносим: шевелюра, узкая бородка, провинциальный демонизм. Смесь Мефистофеля и помощника присяжного поверенного…»
И этот портрет напоминал многих закавказских оппонентов Берии.
К тому же оппонентов хватало не только в Закавказье, что можно увидеть хотя бы из сталинского письма, ушедшего из Сочи в Москву 2 ноября 1933 года:
«Кагановичу. Молотову
Поведение «Правды» в отношении закавказских парторганизаций становится странным. По нефти, хлопку, по абхазским табакам Заккрайком и местные парторганизации добились серьезнейших успехов. Имеются в «Правде» соответствующие рапорта. А «Правда» замалчивает факты и не публикует рапортов. Публикуются рапорта Чувашии, Удмуртии. А рапорт Заккрайкома гниет в «Правде». Расхваливает «Правда» Баринова, хотя Баринов является тормозом, а не двигателем нефтедобычи, заслуги же закпарторганизации замалчиваются. И эту гнилую несообразность допускает орган партии «Правда». Я думаю, виноват в этом Кахиани, который стоял и стоит против нынешнего руководства в Закавказье. Пора положить конец этому безобразию! Пора добиться того, чтобы в «Правде» не имели руководящих постов друзья левобуржуазных радикалов – Костаняна, Ломинадзе и других.
Сталин».
Баринов – это 45-летний управляющий трестом «Азнефть», старый большевик (многие из них к этому времени уже начинали обнаруживать, мягко говоря, неполное служебное соответствие).
Костанян – нарком внутренних дел Армении.
Кахиани – член бюро редколлегии «Правды», но о нем и Ломинадзе я скажу отдельно, а сейчас лишь замечу: масштаб личности Кахиани виден уже из того, как он зажимал информацию из родного ему вроде бы Закавказья, только чтобы мелко досадить Берии.
А ведь обида наносилась сразу трем республикам – на что явно Берия внимание Сталина и обратил.
Суть конфликта просматривается прозрачно – Берия сам был всегда точен, пунктуален, подтянут в мыслях и делах и требовал этого от других. И заносчивые, больше гораздые болтать, чем делать, молодые закавказские «лидеры» (Кахиани и Ломинадзе ряд лет работали в Закавказье) явно не могли терпеть этого чекиста в пенсне – полного их антипода.
И личностный антагонизм был так силен, что не исчез даже после отъезда «лидеров» на другие места работы.
ЛОМИНАДЗЕ – это очень растрепанная по характеру и судьбе фигура. Я скажу о нем, о Кахиани и еще кое о ком подробно по двум причинам.
Во-первых, для того, чтобы читатель мог лучше понять сложность положения Сталина. Во-вторых, для того, чтобы читатель мог лучше понять, что постоянные «закавказские» конфликты Берии со многими своими тогдашними коллегами объясняются не его интригами, а его требовательностью и неумением мириться с выспренней болтовней вместо дела.
Немалое число его сверстников, высоко вознесенных новым строем, видели в своем взлете естественный результат их исключительности. И поэтому постепенно деградировали. Лаврентий видел в своем взлете лишь те расширяющиеся задачи, которые этот взлет перед ним ставил.
Так оно тогда было – кто-то, отмеченный Сталиным, начинал драть нос, а кто-то – как Берия – по уши уходил в порученную работу. Берия ведь всегда умел и любил работать, а такие люди к склочности не склонны.
Сталин и страна нуждались в кадрах. Сталин отыскивал подходящих – как ему казалось – людей, выдвигал, ожидая от них скрупулезной ежедневной работы политических организаторов экономического преобразования страны.
Увы, нередко эти его выдвиженцы не оправдывали доверия и начинали мнить себя способными на самостоятельную политику. Кончалось это для них рано или поздно крахом – как для Ломинадзе.
Ломинадзе родился в 1897 году и был на два года старше Берии. Взлетел он быстро: в 1922–1924 годах – секретарь грузинского ЦК, потом – секретарь Коммунистического интернационала молодежи. И вот тут Ломинадзе «возомнил».
И не он один…
И 29 июля 1929 года Сталин отправил Молотову резкое письмо, где писал:
«…Решительно возражаю против помещения в «Комсомольской правде» статьи Стэна (30-летний зам. директора ИМЭЛ. – С.К), аналогичной статье Шацкина (28-летний член ЦКК. – С.К), спустя несколько дней после осуждения Политбюро статьи Шацкина. Это либо глупость редакции… либо прямой вызов Центральному Комитету партии. Называть подчинение комсомольцев… генеральной линии партии «службизмом», как делает это Стэн, – значит призывать к пересмотру генеральной линии партии, к расшатке железной дисциплины, к превращению партии в дискуссионный клуб. Так именно начинала свое антипартийное дело всякая оппозиционная группа. С этого начинал свою «работу» Троцкий. От этой же печки танцевал Зиновьев. Этот же путь избрал себе Бухарин. На этот путь становится и группа Шацкина – Авербаха – Стэна – Ломинадзе…»
Маяковский сказал о Ленине: «Он к товарищам милел людскою лаской, он к врагам вставал железа тверже».
Это сказано и о Сталине… Вот почему к Ломинадзе, Стэну, Шацкину он отнесся по-товарищески. Два последних остались на своих местах, Ломинадзе же вскоре направили в Закавказье первым секретарем Заккрайкома.
Однако он не унялся и свел знакомство еще с одним молодым выдвиженцем Сталина – 37-летним кандидатом в члены Политбюро, председателем Совнаркома РСФСР Сырцовым.
И 23 октября 1930 года Сталин опять пишет Молотову:
«Вячеслав!
1) Посылаю тебе два сообщения Резникова об антипартийной (по сути дела правоуклонистской) фракционной группировке Сырцова – Ломинадзе. Невообразимая гнусность. Все данные говорят о том, что сообщения Резникова соответствуют действительности. Играли в переворот, играли в Политбюро и дошли до полного падения…»
Между прочим, сразу за этим шло:
«2) Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чистым на все 100 %. Это очень хорошо…»
Повторю еще раз: Сталин хотел верить товарищам и в этом стремлении иногда жестоко обманывался – как вот с Тухачевским. На него в 1930 году, независимо друг от друга, дали серьезные показания арестованные преподаватели Военной академии имени Фрунзе – Какурин и Троицкий. Оба утверждали, что Тухачевский – тогда командующий войсками Ленинградского военного округа – выжидает благоприятной обстановки для захвата власти и установления военной диктатуры и что у него много сторонников в военных кругах.
Какурин и Троицкий подтвердили свои показания на очной ставке, но Сталин, после опроса Гамарника, Якира и Дубового, заявивших, что здесь-де «какое-то недоразумение», решил «это дело зачеркнуть».
Он ведь и им верил!
ОДНАКО мы забыли о любителе играть «в Политбюро» Ломинадзе. Его, после таких «игр», конечно, сняли (Заккрайком принял от него Мамия Орахелашвили) и…
И Ломинадзе перевели в Москву парторгом авиационного завода. Сталин все еще относился к нему как к запутавшемуся младшему товарищу и надеялся, что парень образумится и поймет: надо строить не сомнительные политические планы, а экономику. В 1933 году его направляют секретарем Магнитогорского горкома.
Увы, амбиции не исчезли, Ломинадзе «игр в переворот» не прекратил, на что, в конце концов, обратили внимание в НКВД. И в январе 1935 года Ломинадзе покончил самоубийством.
Сырцов – в 1930 году тоже снятый, был до 1937 года директором «Электростали». В 1937-м его, как и Стэна, и Шацкина, репрессировали – к тому времени к фигурам, им подобным, пришлось встать «железа тверже».
А вот с судьбой Кахиани судьба Берии конфликтно пересекалась не только при жизни, но и после смерти обоих…
Кахиани, ровесник Ломинадзе, был его приятелем – с 1923 по 1930 год он тоже был секретарем ЦК Компартии Грузии, потом обретался в Средней Азии, в Казахстане, ас 1933 года стал членом бюро редколлегии «Правды». С 1934 года Кахиани – уполномоченный КПК по Северо-Кавказскому краю РСФСР.
Летом 1937 года его арестовали, и в декабре того же года «тройкой» при НКВД Грузинской ССР он был приговорен к расстрелу.
О сути репрессий 37-го года, о том, что такое – «тройки», у нас еще разговор будет. Но сразу скажу, что Первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Л.П. Берия в составе «тройки» был.
Кахиани расстреляли в 1937-м, Берия погиб в 1953-м. Но когда начался парад реабилитаций всех, кто «безвинно погиб» в 37—38-м годах, в марте 1955 года в ЦК КПСС поступило заявление вдовы Кахиани Т.Н. Давтян с просьбой о реабилитации.
11 марта и.о. Генерального прокурора СССР Баранов откликнулся на эту просьбу запиской в ЦК, где сообщал, что Кахиани был арестован в августе 1937 года НКВД Грузинской ССР.
Сведения эти взяты из еще одного сборника документов, изданных Фондом «Демократия» – «Реабилитация: Как это было. Март 1953 – февраль 1956».
И в именном комментарии к этому же сборнику указано, что Кахиани был арестован в июле, а не в августе. Мелочь, конечно, но когда в одном источнике натыкаешься на такие «разнотыки», плечами пожимаешь невольно.
Ну, пусть так! Может, кто-то в 1937 году старым стилем пользовался, а кто-то – новым. Но почему члена союзной Комиссии партконтроля по одному из регионов РСФСР арестовывает НКВД Грузии? Позвольте не поверить, что Берия захватил Кахиани на территории РСФСР, как Наполеон захватил герцога Энгиенского на территории Бадена. Без санкции Москвы такие вещи не делаются – Кахиани был ведь в союзной юрисдикции.
Уже из чтения записки Баранова – тут читатель пусть поверит мне на слово – можно сделать вывод: вина за Кахиани, скорее всего, была. А ведь эта записка призвана была Кахиани обелить, да вот очень уж странные несуразицы содержит.
Но как же – в просьбе вдовы Кахиани имелось волшебное слово: «палач Берия!». И Кахиани реабилитировали, но…
Но – «в партийном порядке», то есть – посмертно, восстановили в партии. А вот почему его не реабилитировали «за отсутствием состава преступления», я сказать не могу.
Но знать хотел бы…
РАССКАЗАВ о казусе с Кахиани, я не намерен и впоследствии подробно останавливаться на том, как выглядели репрессии 1937–1938 годов в Грузии.
Однако одну деталь приведу…
«Демократы» стенают о загубленных талантах грузинских поэтов Тициана Табидзе и Паоло Яшвили. И погубил их, конечно же, «сталинский сатрап» Берия.
Но вот как описал Тициана Табидзе в своем дневнике Корней Чуковский, приезжавший в Грузию осенью 33-го года:
«Во главе угла сидел тамада Тициан Табидзе, осоловелый тучный человек, созданный природой для тамаданства…»
Далее следует рассказ о серьезной таки пьянке и вновь упоминается будущий «страдалец»:
«Табидзе, бывший символист русско-французского толка… – и его пьяные стихотворные вопли были в духе 1908–1910 гг. Лицом он похож на Оскара Уайльда, оплывшего от абсента».
Не знаю, что имел в виду Чуковский, сравнивая Табидзе с Уайльдом, – только внешнее сходство или, говоря языком современным, также нетрадиционную сексуальную ориентацию грузинского мастера застолий. Но можно представить себе, как относился этот двойник Оскара Уайльда к «варвару» Сталину, к «жандарму» Берии и вообще к социалистической реконструкции в Закавказье…
А ведь он пользовался в среде грузинской интеллигенции популярностью.
Знатоки истории литературы могут сунуть автору под нос стенографический отчет Первого Всесоюзного Съезда советских писателей 1934 года с внешне благопристойными речами Табидзе и Паоло Яшвили, но у автора этот отчет есть и у самого. И, открыв его на обширнейшем, начатом с Шота Руставели, докладе председателя оргкомитета союза писателей Грузии Торошелидзе, я читаю:
«Еще до революции… выступила в грузинской литературе буржуазно-декадентская школа символистов «Голубые роги». Крайний индивидуализм, самодельный эстетизм, уход от реальности, культ богемы, эстетика уродства… характеризовали творчество… П. Яшвили, Т. Табидзе, В. Гаприндашвили, К. Надирадзе и др. И, несмотря на ряд деклараций «голуборожцев» об их лояльном отношении к Советской власти, своей творческой продукцией эти писатели заняли видное место в антипролетарском лагере литературного фронта…»
И слово «фронт» здесь было точным. Скажем, писатель-антисоветчик Константин Гамсахурдия прославлял «грузинскую расу» (оказывается, родина слонов – не только Украина Бандеры, но и Грузия Гамсахурдии), и вот что он писал в редактируемом им журнале «Илиони» в преддверии установления в Грузии Советской власти:
«Когда народ терпит поражение на политическом фронте, он напрягает все свои жизненные силы, чтобы усилить работу на фронте культуры. Сегодня у нас должна быть лихорадочная работа, в Грузии должно быть объявлено осадное положение во имя господства культуры».
Гамсахурдия лгал – осадное положение он объявлял во имя господства не культуры, а господ. Но язык у таких «политбойцов» был подвешен неплохо.
В двадцатые годы Берия противостоял им как чекист, в тридцатые – уже как политический лидер. И на том же съезде писателей грузинский писатель Мицишвили в очень неглупом докладе сказал спасибо и большевику Берии. И это был не «верноподданный» панегирик, а констатация факта:
«Я не могу не воспользоваться случаем, чтобы не заявить с полной ответственностью, что все практические вопросы, относящиеся к литературной жизни Грузии, стоят в центре внимания ЦК Грузии во главе с Лаврентием Берия, принимающим неизменно личное участие в их разрешении».
Берия действительно был внимателен к вопросам культуры – он сам писал неплохие акварели, любил музыку и книги. И как раз во время работы писательского съезда ЦК Компартии Грузии принял постановление о праздновании в 1937 году юбилея Руставели и установлении ему монументального памятника.
В идее мощно вписанного в город памятника явно сказалась тяга Берии к архитектуре. Уж тут он равнодушным не мог быть никак – генеральный план развития столицы Грузии был далеко не последним предметом его забот.
И новый, социалистический Тбилиси в немалой мере именно Берии обязан своими масштабными архитектурными панорамами.
В ОТЛИЧИЕ от фигур типа Константина Гамсахурдии, терпевших поражение по всем статьям, Берия вместе с народом и на политическом, и на хозяйственном, и на культурном фронте одерживал победы.
Но усилий это требовало огромных. В помянутом выше дневнике Чуковского попадаются весьма пикантные батумские и тифлисские зарисовки 33-го года, и они доказывают – наследие от Мамии Орахелашвили Берии досталось тяжелое. Но он не просто разгребал эти мамиевы конюшни, а строил новое! И строил так, что о «закавказском» Берии 1932–1938 годов можно (да и нужно бы) написать отдельную книгу.
Между прочим, первая БСЭ в статье об «ССРГ» среди полезных ископаемых Грузии даже не упоминала о грузинских полиметаллических рудах. А ведь материалы для этой статьи не могли пройти мимо тех же Орахелашвили, Картвелишвили. Вот как знали «партийные лидеры» Закавказья и Грузии до Берии, чем богата Грузия.
А Берия не успел взять в руки бразды правления, как тут же обратился к Сталину с запиской на сей счет! Но он ведь не сам по горам с геологическим молотком лазил… И до него геологи обращались в Заккрайком, в грузинский ЦК, в Совнаркомы ЗСФСР и Грузии… Но «достучались» они, выходит, только до первого секретаря Заккрайкома и первого секретаря Компартии Грузии товарища Берии.
По переписи населения 1926 года в промышленности Грузии было занято 4,9 % самодеятельного населения. При этом в фабрично-заводской – лишь 1,4 % – меньше двух человек из ста! Но стоимостной вклад промышленности в экономику Грузии составлял уже 30 % – сказывалась крайне низкая производительность труда в грузинском сельском хозяйстве. В 1929 году в Грузии «числилось до 70 агрономов» (данные БСЭ-1).
Земо-Авчальская ГЭС (ЗАГЕС) на Куре у впадения в нее Арагвы была закончена еще в 1927 году и обслуживала Тифлис. Но лишь с приходом Берии Тифлис начал постепенно становиться Тбилиси – городом уже не с тем «торговым пролетариатом», о котором писал когда-то молодой Сталин, а развитым промышленным центром Закавказья.
В те годы все еще лишь намечалось. Корней Чуковский, приехав в июле 32-го года в Туапсе, писал:
«Жарко, пыльно, много гнусного, много прекрасного – и чувствуется, что прекрасное надолго, а гнусное – временно, на короткий срок (то же чувство, что во всей СССР). Прекрасны заводы Грознефти, рабочий городок, которого не было еще в 1929 году… А гнусны: пыль, дороговизна, азиатчина…»
Вот чтобы ушло гнусное и восторжествовало прекрасное, Берия и работал. И надо было осушать как болота бездеятельности и безответственности, так и настоящие потийские, аджаристанские и абхазские болота Колхидской низменности.
В 1934 году вышел специальный выпуск журнала «Огонек» под названием «Советские субтропики». В нем много говорилось о создании «советской Флориды», были призывы догнать и перегнать Калифорнию.
Были там и крупные фото Лаврентия Берии и Нестора Лакобы – руководителя Абхазии. Со временем Берии припишут (бездоказательно, потому что – облыжно) убийство и Лакобы (отравление), но пока что о них обоих говорится в очерке Ефима Зозули «Субтропические люди».
Зозуля не думал о каком-то их противопоставлении, но вот что он написал о Берии:
«У него твердые, военные навыки в работе. Огромный опыт. В лице его обращает на себя внимание выражение воли, соединенной с особой острой вдумчивостью. Он говорит нам о субтропиках. Говорит с большим воодушевлением: «Да, этот край будет одним из лучших в стране!»…»
А вот что он написал о «старом большевике» Лакобе:
«…Нестор Лакоба – первый хозяйственник замечательной Абхазской республики. В лице его настороженность и озабоченность… «Методы, методы нужны другие. Разве можно подходить ко всем явлениям одинаково?!»…»
«Настороженный» Лакоба был первым человеком в Абхазии с марта 1921 года! И всегда пользовался поддержкой Сталина – своего старого товарища. Так кто мешал Лакобе внедрять в жизнь его автономной республики эффективные методы, необходимость внедрения которых «заботила» его на тринадцатом году управленческой работы в Абхазии? Но было ли у него время заниматься Абхазией, если Хрущев, например, позднее писал, что «когда Сталин приезжал в Сочи… то Лакоба жил не в Сухуми (столица Абхазии. – С.К.), а… в Сочи со Сталиным. Лакоба был отличный бильярдист…»?
Что ж, последнему утверждению относительно талантов Лакобы я охотно верю. А вот Берия был зато отличным управленцем, причем не просто «менеджером», а управленцем-большеви-ком. То есть работал не ради карьеры, а ради народа и – опираясь на народ. В спецвыпуске «Огонька» была помещена его статья с конкретным и деловым названием: «Дадим лимоны, мандарины и апельсины – на стол трудящегося Советской страны».
Но «советская Флорида» была лишь одной из больших забот Берии. Занялся он вплотную и, скажем, чиатурским марганцем. Первое издание БСЭ сообщало: «Чиатурское месторождение марганца не имеет себе равного в мире ни по размерам залежей, ни по их качеству, ни по близости к морю. Вплоть до 1913 года Грузия сохраняла на мировом рынке марганца первое место (42 % всей добычи)».
Меньшевистской власти было не до этого лакомого куска, и разработки были свернуты. В первые годы Советской власти положение сразу не изменилось, и в 1925 году Чиатурский рудник был отдан в концессию фирме Гарримана на три года. Но, как сообщает та же БСЭ-1: фирма «хищнической постановкой дела привела его в полный упадок, так что после прекращения концессии в 1928, его пришлось восстанавливать заново».
А вот и цифровая иллюстрация к этой информации: в августе 1928 года добыча составила 14,2 тысячи тонн, в феврале 1929-го – 77 тысяч тонн, а в сентябре того же 1929-го – уже 143,5 тысячи тонн.
И уже вряд ли мы когда-нибудь узнаем – кто, «спевшись» в Грузии и в Москве, отдал Чиатурский рудник Гарриману на разграбление и какого количества «зеленой» наличности это Гарриману стоило.
Теперь Чиатура работала на социализм.
Еще в 1928 году началось строительство Рионской ГЭС для обеспечения развития промышленности Кутаиси. Первые агрегаты были сданы через пять лет, но на полную мощность ГЭС вышла в 1935 году, и Кутаиси начал превращаться во второй после Тбилиси промышленный центр республики. Население к концу тридцатых выросло там почти вдвое по сравнению с началом тридцатых!
И это – лишь некоторые штрихи бериевской Грузии.
БЕРИЯ сам был профессионалом – профессионалом разведки, профессионалом управления и поэтому умел ценить профессионалов.
И вот какая история случилась в Грузии в его бытность там первым секретарем Закавказского крайкома. В республике давно работал и получил известность как квалифицированный инженер-проектировщик гидротехнических сооружений Николай Козьмич Зворыкин, родной брат знаменитого электронщика, изобретателя современного телевидения Владимира Зворыкина.
С социальным происхождением у братьев было плохо: отец – муромский купец первой гильдии, пароходчик и торговец хлебом. Вышло так, что Владимир (позднее его назовут подарком Американскому континенту) оказался в США, преуспевал. Однако в тридцатые годы не раз приезжал в СССР, был склонен принять приглашение правительства и остаться. И лишь стечение ряда обстоятельств да недобрые советы зворыкинского шурина – будущего академика-геолога Дмитрия Наливкина лишили Россию одного из ее выдающихся сынов.
Николай же остался… И вот при строительстве гидроузла произошел сбой, а в итоге Зворыкин и его подчиненные были осуждены, тем не менее продолжая работать. И как только объект успешно сдали в эксплуатацию, судимость со всей бригады сняли.
Это был стиль Берии – не избегать жесткости, но не допускать жестокости, а тем более – несправедливости. Вот почему те, кто становился доверенным его сотрудником, уже не хотели бы иметь дело с кем-либо другим. Мы имеем яркий пример этого в лице Всеволода Меркулова…
Меркулов был старше Берии на четыре года. Сын офицера, он учился на физико-математическом факультете Петербургского университета. В 1916 году его призвали в армию, и по окончании в 1917 году Оренбургской школы прапорщиков он успел немного повоевать.
С марта 1918 года экс-прапорщик Меркулов – безработный в Тифлисе, а в августе он начинает работать учителем в училище для слепых. В меньшевистской Грузии принудить его служить в армии не могли – это была не Россия, где мобилизовали и «красные», и «белые». Сам же он, похоже, не очень-то тогда определился с тем, кем ему быть.
Но в сентябре 1921 года, после установления в Грузии Советской власти, Меркулова принимают на службу в грузинскую ЧК. А вскоре в Тифлисе появляется Берия, и Меркулов входит в его орбиту уже в чекистский период деятельности Берии в Тифлисе.
В октябре 1931 года Берию перевели с чекистской на партийную работу, и он забрал Меркулова (члена ВКП(б) с 1925 года) из ГПУ Грузии к себе в Заккрайком. Но до этого, как мы уже знаем, положение Берии было проблематичным. И вот что писал ему Меркулов в 1930 году, в непростое время, когда у Берии обострились отношения с тогдашним партийным руководством Закавказья.
«Здесь у нас распространились слухи о якобы предстоящем твоем уходе из Тифлиса… В связи с ними у меня к тебе глубокая просьба: не забыть меня. В случае, если ты действительно решил уехать из Закавказья, я очень прошу тебя взять меня с собой туда, где ты будешь работать. Город и должность меня не интересуют: я согласен работать где угодно…»
Эта просьба заслуживает нашего внимания по трем причинам… Во-первых, она характеризует Берию как человека и руководителя. Во-вторых, она характеризует Меркулова как человека. И в-третьих, она в какой-то мере характеризует тогдашних партийных закавказских лидеров и общую атмосферу в «верхах» Закавказья.
Сказав это, я теперь объяснюсь подробнее…
Меркулов сам был достаточно незаурядной личностью, обладал хорошим пером, писал под псевдонимом «Всеволод Рокк»… Да, он поднимался вместе с Берией: помощник первого секретаря крайкома, заведующий советско-торговым отделом крайкома, заведующий промышленно-транспортным отделом ЦК КП(б) Грузии и депутат Верховного Совета СССР, с 1 сентября 1938 года – 1-й заместитель начальника Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Берии, а с 15 декабря – 1-й заместитель наркома Берии и начальник ГУГБ.
Однако сравнивать Меркулова с рыбой-«прилипалой» нельзя. Берия всего лишь оценил его раньше других, и это лишний раз доказывает кадровую прозорливость Лаврентия Павловича. Но рассмотрел Меркулова не только Берия, потенциал его «протеже» оценил и сам Сталин. Ведь это он назначал позднее Меркулова министром государственной безопасности, министром государственного контроля СССР…
И если такой человек был готов ехать за Берией куда угодно, то это можно расценить однозначно: Меркулову было интересно работать с руководителем, работать с которым было интересно. А это – плюс и начальнику, и подчиненному. Причем письмо написано в 1930 году, когда Берия был всего лишь председателем ГПУ Грузинской ССР и в случае перевода вряд ли мог рассчитывать на пост более высокий, чем начальник какого-то областного управления. И не обязательно в очень уж крупном городе. А тогда ведь и с продуктами мало где было хорошо, даже на Украине. И зарплата у чекистов была не из великих…
Мамию же Орахелашвили и прочих «лидеров» такая просьба Меркулова косвенно аттестует не лучшим образом. Ведь из настроя Меркулова следует, что его, человека явно толкового, партийное руководство Закавказья не ценило только потому, что Меркулов был «человеком Берии». Второй вариант: Меркулова третировали именно из-за его высоких деловых качеств. Но так могут поступать лишь некомпетентные руководители, каковыми эти мамии и были, впрочем.
А поскольку во главе страны тогда стоял лидер вполне компетентный, то уходить пришлось мамиям. Берия же был по праву поднят в Закавказье на командные высоты.
В 1935 году Сталин выдвинул лозунг «Кадры решают все!». И одним из ярких персональных подтверждений правоты сталинского заявления стал Лаврентий Берия.
ЧТОБЫ предметнее убедиться в этом, вернемся к первому периоду полноправного руководства Берии в Закавказье. Я уже писал, что он быстро переориентировал сельскохозяйственное производство в Грузии на выращивание таких культур, которые могла дать стране лишь горная и субтропическая зона Грузии: цитрусовые, виноград, чай, табак. Уже в 1933 году ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР в своем постановлении отмечали, что достижения Грузии положили начало независимости Советского Союза в деле производства чая.
Однако начинал Берия не с чая, а с того, что в декабре 1931 года ликвидировал грузинский Колхозцентр, заменив его Народным комиссариатом земледелия. И в отличие от, например, Косиора и Хатаевича на Украине, не сократил, а даже несколько расширил подсобные хозяйства колхозников, чтобы избежать угрозы голода. А уж параллельно первый секретарь Заккрайкома вел большую организационную работу как в кабинете, так и выезжая в села. Пленумы грузинского ЦК посвящались отдельным культурам, проводились съезды колхозников, устраивались выставки, портреты передовиков украшали первые полосы газет и обложки журналов.
В итоге в январе 1934 года на IX съезде Компартии Грузии он имел полное право сказать так:
«Стало реальностью вполне устойчивое положение деревни Грузии, укрепление колхозов, рост коллективизации, успешное внедрение специальных и технических культур… и добросовестное выполнение колхозниками и трудящимися-единоличниками своих обязательств перед государством».
Вот цифровой «фон» сказанного выше: в 1931 году в колхозах было объединено 36 % крестьянских хозяйств, к 1939 году – 86 %. При этом в 1936 году доходы колхозов составили 234 992 тысячи рублей, а в 1939 году они превысили полмиллиарда.
Алексей Топтыгин в своей книге о Берии заявляет, что «как организатор сельскохозяйственного производства Берия оказался на высоте, которая была доступна очень и очень немногим». Я уточню эту оценку, прибавив к ней лишь один союз: «И как организатор сельскохозяйственного производства…»
Скажем, тот же А. Топтыгин справедливо констатирует, что при Берии Грузия стала лидером в деле создания советской пищевой индустрии по части консервирования плодов и овощей, промышленного виноделия, переработки чая… Здесь немало потрудился и ближайший сподвижник Берии еще по ЗакЧК Владимир Деканозов, ставший наркомом пищевой промышленности Грузии.
Но Берия был не менее компетентен и в организации культурной революции в Закавказье. В данном случае я сошлюсь на данные А.Топтыгина:
«В 1928/29 году было принято несколько постановлений ЦК ВКП(б) о строительстве высшей школы. В Грузии (где тогда подвизалась на ниве высшего просвещения мадам Орахелашвили. – С.К.) на это отреагировали – было создано несколько институтов, влачивших, мягко говоря, жалкое существование…
Л. Берия отнесся к этим вопросам как к серьезной боевой задаче. Только за конец 1931-го и 1932 год ЦК КП(б) Грузии принял шесть постановлений по разным областям народного образования (за предшествующие пять лет к этой проблеме обращались дважды… обсуждая решения пленумов ЦК ВКП(б). Постановления, принятые во время секретарства Берия, умещались на 1–1,5 страницах, но были буквально битком набиты цифрами, суммами, именами ответственных за исполнение… С 1932 года в Грузии переходят к всеобщему начальному образованию детей и подростков… По комсомольскому набору тысячи грузин отправляются учиться в Москву, Ленинград, Харьков, Саратов… К 1938 году Грузия по уровню образованности населения выходит на одно из первых мест в Советском Союзе».
В 1987 году тбилисское издательство «Мецниереба» выпустило книгу А.В. Бицадзе о выдающемся советском математике академике Илье Векуа. О Берии в ней не было сказано ни слова. И тем не менее Лаврентий Павлович на ее страницах незримо присутствовал! Бицадзе писал:
«В начале 30-х годов Тбилиси стал одним из крупнейших центров образования страны. В 1933 году в нем уже насчитывалось одиннадцать высших учебных заведений…. В 1933 году Илья Несторович и другие грузинские математики, окончившие аспирантуру в Ленинграде и Москве, возвращаются в Тбилиси, где их ждали интересные и весьма актуальные задачи…
Осенью 1937 года Илья Несторович начинает чтение курса лекций по обыкновенным дифференциальным уравнениям для студентов математического отделения приема 1935 года в Тбилисском государственном университете…»
Но ведь во всем этом была заслуга и Первого секретаря ЦК Компартии Грузии Л.П. Берии! Его понимание значения образования для новой Грузии давало многие исходные импульсы в деле развития грузинской высшей школы. Берия всегда поддерживал молодых талантливых грузинских ученых. И, как видим, для тбилисской осени 1937 года были характерны отнюдь не приметы «террора», а такие вот детали, как новый математический курс тридцатилетнего Ильи Векуа.
Берия возглавил Закавказье в преддверии второй пятилетки. И это было взаимной удачей и для Берии, и для Закавказья. Берия получал возможность все более возрастающей деятельности.
Закавказье получало деятельного лидера, способного решать предстоящие большие задачи.
Общесоюзные директивы по новому пятилетнему плану (1932–1937 гг.) утвердил XVII съезд ВКП(б), закончившийся 4 февраля 1932 года. А в марте объединенный пленум Заккрайкома рассмотрел основные направления пятилетнего плана развития Закавказской Федерации. Объем промышленного производства в Грузии должен был возрасти более чем в пять раз, производство ферросплавов – в семь с половиной раз, добыча угля – в двенадцать раз…
НАСТУПИЛ 1936 год.
В конце этого года на Чрезвычайном VIII съезде Советов должна была приниматься новая Конституция СССР – «Сталинская». Но обновлялась не только правовая база Советской власти – должна была измениться и структура союзного государства. Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика на основании новой Конституции упразднялась. Азербайджанская, Армянская и Грузинская ССР входили непосредственно в состав СССР в качестве союзных республик.
Менялась и структура управления экономикой – в союзных республиках образовывались народные комиссариаты легкой, пищевой, лесной промышленности, зерновых и животноводческих совхозов. И 17 октября Каганович и Молотов направили Сталину в Сочи проект соответствующего Постановления ЦИК СССР.
ЗСФСР в этом проекте по вполне понятной причине не было.
В тот же день Сталин ответил телефонограммой:
«Ваш проект… вызывает возражения закавказцев, например, у Берия. Формально следовало бы упомянуть в списке союзных республик также и ЗСФСР, но через 2 месяца ЗСФСР уже не будет, а создавать наркоматы в ЗСФСР, чтобы через два месяца ликвидировать их, конечно, не стоит. С другой стороны, отсутствие в списке союзных республик ЗСФСР может вызвать недоумение…»
Сталин предлагал подождать с опубликованием Постановления до принятия новой Конституции, а пока заниматься образованием республиканских наркоматов по факту… А в конце прибавлял:
«Что касается самого проекта, то он, по-моему, сформулирован несколько неуклюже. Неудобно сверху приказывать союзным республикам образовывать такие-то наркоматы. Я представлял себе дело так, что союзные республики, каждая отдельно, обратятся в ЦИК с пожеланиями создать такие-то наркоматы, а ЦИК не будет возражать. А у вас вышло наоборот».
Читателю может показаться, что это – пустяк и что Берия поднимал бурю в стакане воды… И, возможно, кто-то скажет: «Подумаешь – не помянули «его» Федерацию, и Берия сразу с возражениями! И что это Сталин стал строить из себя демократа – мол, нельзя указывать союзным республикам. Он им еще как указывал! Москва первых секретарей ЦК в этих самых республиках порой как перчатки меняла…»
Но это был не пустяк! И если вдуматься, из этого «пустяка» проистекли в 1953 году и странная смерть Сталина, и неожиданный арест Берии.
И вот в чем тут дело.
Сменить из Москвы первого секретаря ЦК Рубена на Багирова в Азербайджане – это допустимо и приемлемо, потому что от Москвы до самых до окраин все коммунисты должны жестко подчиняться решениям ЦК ВКП(б).
Это – партия, политический авангард общества, союз добровольно сплотившихся идейных единомышленников.
А союзные республики – это Советская власть, это – все общество. А решать за общество имеет право только общество!
И то, что Сталин (и Берия – тоже!) видел это тонкое различие, показывало, что Сталин рассматривает верховенство партии в обществе не как нечто непреложное и вечное, а как меру, необходимую до тех пор, пока не укрепится и не разовьется Советская власть.
А такой подход вряд ли мог понравиться уже складывающейся – пока еще лишь в зачаточных формах – партократии. Более того – такой, пустяковый, казалось бы, «разнотык» в подходах Сталина и партийно-государственной «верхушки» СССР к перспективам развития общественного строя сказался уже в ближайшем будущем – в 1937 году, году начала серьезных репрессий.
Но об этом еще будет сказано.
Реорганизации 1936 года в Закавказье имели много аспектов, начиная с изменения чисто административного деления и подчинения и заканчивая… Впрочем, с политического аспекта надо было бы начать.
Закавказская Федерация имела как общий Совет народных комиссаров ЗСФСР, так и отдельные республиканские Совнаркомы. В отношении партийного руководства было то же самое: имелся Закавказский краевой комитет ВКП(б) и три ему подчиненных Центральных Комитета компартий Азербайджана, Армении и Грузии.
Теперь Заккрайком упразднялся, и Берия оставался только Первым секретарем ЦК КП(б) Грузии. С одной стороны, это было как бы понижением. С другой стороны, он теперь мог сосредоточиться на проблемах Грузии. Однако до этого все еще первому секретарю Заккрайкома предстояло немало хлопот. Ведь подготовка любой реорганизации – дело непростое, если его проводят по-деловому, а не делячески.
Берия умел работать и не умел имитировать бурную деятельность. Поэтому 1936 год принес ему много новых задач в дополнение к уже привычным – надо было готовить «разъединение» закавказских республик. Но вот что хочу заметить… Вчитаемся еще раз в письмо Сталина и попробуем понять – почему все-таки протестовал Берия? Через два месяца ЗСФСР уже не будет, и что ему тогда за дело до возможных обид уже почти «чужих» ему Азербайджана и Армении!
Но Берия никогда не работал «от сих до сих». Он был полным антиподом личностей типа Суслова (если в последнем случае можно говорить о личности), с его сакраментальным «нам не поручали». Берия тонко понимал, что, несмотря на уже почти ликвидацию Закавказской Федерации, обиды могут возникнуть. А это – нехорошо для дела. И раз так, то, товарищ Сталин, надо бы нам это учесть.
Товарищ Сталин и учел. Он ведь тоже умел понимать все тонко и знал силу «мелочей».
1936 год пролетел в хлопотах… Ушла в прошлое Закавказская Федерация, а наступающий 1937-й был уже годом двадцатилетия со дня Октябрьской революции. Он же был годом столетия со дня гибели Пушкина, и к этой дате готовилась вся страна. Дата была хотя и со скорбным смыслом, но отмечать ее готовились с упором не на то, что Пушкин погиб, а на то, что Пушкин бессмертен. И этот, вроде бы литературный, юбилей имел серьезное политическое значение. Не только ведь Константин Гамсахурдия, но и Иосиф Джугашвили понимал значение культурного фронта – особенно тогда, когда страна одерживает одну победу за другой.
Кое-кто отметил эту дату, впрочем, по-своему. На обложке одной из юбилейных ученических тетрадей был изображен витязь на распутье. Контуры перехватов ножен меча были составлены из букв, и буквы же были на бляхах сбруи коня. В целом же все складывалось – при внимательном изучении – в лозунг: «Долой ВКП(б)».
В Тбилиси активно готовились к пушкинскому юбилею, но готовились также отметить 750-летие поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Ведь и грузинам было кем и чем в литературе гордиться! Казначей царицы Тамары, владетельный феодал, Руставели в XII веке воспел честь, справедливость, добро, отрицал зло как природное начало…
Юбилей Руставели стал таким же всесоюзным праздником, как и юбилей Пушкина, и, хотя масштаб Руставели был, несомненно, великим, в том, что юбилей творения грузина громко отмечала вся страна, была заслуга не только Сталина, но и Берии.
Увы, 1937 год был отмечен не только славными юбилеями… Он вошел в новейшую историю страны еще и как год серьезных драматических событий. «Демократы» называют этот период «Большим террором», и репрессии в период с лета 1937-го по весну 1938 года действительно были наиболее значительными по размаху и глубине, чем в любой другой период.
НО ВОТ были ли они действительно массовыми и, уж тем более, необоснованными – это большой вопрос. И на нем, как и на других событиях 1937 года, нам, уважаемый читатель, придется остановиться надолго…
