Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Человек среди великанов
Если ведьма – царица сказок, то великан – царь мифов. Повадки ведьмы выдают ее потустороннюю сущность. Великан врос корнями в землю. С ним не следует путать злых духов и мертвецов (ту же ведьму, Бабу Ягу, Лауму), способных менять свой облик, вырастая до гигантских размеров. Несмотря на свой рост, великан зачастую антропоморфен, а его тело почти не испытывает метаморфоз.
Образ великана располагает к символическим и историческим трактовкам. Первые вдохновлены габаритами великана, вторые – его сходством с человеком.
Великана космогонических мифов, из частей тела которого возникают небо, суша, вода и живые существа, можно при желании соотнести с самой природой. Его образ чрезвычайно расплывчат. Иногда великанское тело расчленяют боги-победители, и в строгом смысле слова оно не дает начало творению, а лишь порождает множественность. О первом великане быстро забывают, ему на смену приходит масса ипостасей. Поэтому космогонического гиганта легко обратить в идею, как размножившуюся Морру.
В редких случаях такой великан может делиться своей мудростью, как давно умерший, но отнюдь не исчезнувший Випунен, в чью утробу проникает финский герой Вяйнямёйнен. Он строит там кузницу и выковывает острый шест, ранящий внутренности гиганта. Но в большинстве мифов мудрость первичного великана усваивается его потомством, с которым имеют дело боги и люди.
Мифологическая школа поначалу отводила великанам роль темных туч, заволакивающих небосклон, а также роль атмосферных явлений – вихрей, метелей, вьюг, града, дождевых ливней, громовых ударов. Кто, как не облачные исполины, по мысли и восприятию ученого, рядящегося в шкуру предка, понаделали на земле катастроф – набросали скал, повалили деревья, разметали хижины, переполнили водой реки и озера?
В доме великана. Иллюстрация А. Рэкема (1918) к английской сказке «Джек и бобовый стебель»
Но, как известно, в доисторическую эпоху облака заселяли все кому не лень, в том числе и боги, окрещенные громовержцами, заклятые враги великанов. Им по службе полагалось швыряться громами и молниями. Индра сражался с асурами, Зевс и олимпийские боги – с титанами. Небесная брань переместилась на землю, а великаны из разрушителей стали жертвами. Еще вчера великан носился на ветрах и ронял с небес камни, а сегодня он застыл на месте, обратившись в гору, которую А. Н. Афанасьев довольно неловко сравнивал с тучей.
Украинская легенда рассказывает о великане, который пожелал вскарабкаться на небо по радуге, но Господь не пустил его туда, и он остался навеки между небом и землей. Горько возрыдал великан, слезы дождем полились на поля и нивы, а от стонов несчастного прогремели громы. Выходит, в облаках великана больше нет, но осадки он по-прежнему насылает.
Между небом и землей великан удержался недолго. Окончательно порвав со стихиями, он отдался земным забавам: перебрасывался камнями с соседями, размахивал вырванными с корнем дубами, переходил вброд глубокие воды, сотрясал землю своими плясками. Люди начали замечать следы, оставленные ладонями и ступнями великанов, копытами их коней, а кое-где им попадались великанские постройки – нагроможденные в беспорядке камни или умело обработанные горные стены. В немецкой легенде дочка великанши, планируя возвести мост из Померании в Рюген, набрала в передник кучу песка, а когда мать ее окликнула, выпустила передник из рук, образовав песчаные горы. Великаны, переносившие тяжелые камни, в испуге рассыпали их, и те превратились в скалистые утесы. Аналогичный конфуз не раз случался с дьяволом, и теперь невозможно определить, кто у кого учился строительному делу.
Наконец, сами великаны-строители окаменели – так возникли камни, напоминающие по форме гигантские человеческие фигуры. Многим ученым стало казаться, что первобытный человек сочинил великанов, любуясь не грозовым небом, а величественными горами. Здесь пригодились мифы о великанах, обращенных богами в камень или прикованных ими к скале (Прометей), и богатырях, чье имя увязывается с горами, несмотря на их отсутствие в данной местности (Святогор).
Историческая линия в толковании образа великана опирается на известные разным народам свидетельства о расе гигантов, некогда заселявших мир. Эпоха гигантов носит название мифического времени творения, на смену которому идет время героическое, когда боги враждуют со своими предшественниками, безжалостно с ними расправляются и при этом усваивают их силу, мощь, игривость. В эту трактовку вторгаются аллегорические нотки: великанов пытаются соотнести с мировым хаосом, сменившимся космическим (божественным) порядком. Связь с хаосом не делает великана сверхъестественным существом, ведь хаос – это первичное состояние мира видимого.
Вне рамок метафор и аллегорий ведется поиск реально существовавших племен и народов, послуживших прототипами великанской расы. Они были настолько сильны, что потомки приняли их за создателей водоемов и горных утесов (восточнославянские богатыри асилки, бросившие вызов Богу; эстонские ванапаганы, чье имя означает «старые язычники»). Согласно верованиям финно-угорских народов, великанам не оставалось ничего другого, как ворочать камни и запруживать реки. Наделенные грубой силой, но лишенные ума, они не могли освоить земледелие, скотоводство, ремесло, поэтому дивились пахарям и пастухам, ненавидели их, разрушали христианские церкви и в итоге окаменели – то ли от гнева Божия, то ли по собственной злобе. Глупость и простоватость служат с некоторых пор визитной карточкой великанов. В удмуртском мифе Инмар сотворил гигантов – мужчину и женщину, так и не вложив в них разум.
Давид и Голиаф. Картина О. Шиндлера (1888)
В «Страшных немецких сказках» мы касались северной версии происхождения западноевропейских огров. Древнеанглийское orcnēas встречается в поэме «Беовульф» наряду с gigantas: «…чудищ подводных и древних гигантов, восставших на Бога». А Кретьен де Труа в романе «Персеваль» говорит о целом королевстве Logres (валлийское Lloegr, то есть королевство короля Артура – Англия), которое было в древности царством огров (ogres). Возможно, Кретьен имел в виду тех гигантов (gygantibus), что населяли остров Альбион до прибытия туда троянцев Брута. Их упоминает Гальфрид Монмутский в «Истории королей Британии»: «Остров тот средь зыбей гигантами был обитаем».
До сих пор ведутся споры вокруг библейских исполинов (нефилимов), «сильных, издревле славных людей», рожденных от связи загадочных «сынов Божиих» с дочерьми человеческими и вызвавших гнев Иеговы (Быт. 6: 1–4). В Книге Варуха сказано о печальной участи нефилимов, своим неразумием схожих с финно-угорскими великанами: «Там были изначала славные исполины, весьма великие, искусные в войне. Но не их избрал Бог, и не им открыл пути премудрости; и они погибли оттого, что не имели мудрости, погибли от неразумия своего» (Вар. 3: 26–28).
Итальянец Л. М. Синистрари (1622–1701) в трактате «О демониалитете и бестиалитете инкубов и суккубов» обвинял библейских великанов не только в воинственности, но и в грабежах и других преступлениях, послуживших причиной Всемирного потопа. Из названия трактата видно, кем именно, по мнению Синистрари, являлись «сыны Божии», зачавшие нефилимов. Это мнение разделяли Филон Александрийский, Иосиф Флавий и авторы ветхозаветных апокрифов. Однако большинство экзегетов трактовало «сынов Божиих» как ангелов, праведников, сыновей знатных людей или потомков Сифа, третьего сына Адама. Сексуальный аспект инкубата в ветхозаветную эпоху не был развит, но, с другой стороны, непонятно, почему Бог разгневался на плоды союза женщин и ангелов (праведников). Нет согласия и по вопросу, считать ли нефилимов существами высокого роста или просто физически сильными людьми.
Еще одни библейские великаны жили спустя века после потопа. Это рефаимы, жители Ханаана, «народ великий, многочисленный и высокий», который сравнивается с «сынами Енака» (Втор. 2: 21). Сыны Енака в свою очередь названы исполинами и людьми «от исполинского рода» (Числ. 13: 34). Рефаимы были завоеваны аммонитянами и изгнаны Моисеем, а сыны Енака истреблены Иисусом Навином (Нав. 11: 21–22). Гигантским ростом и силой обладали Ог, царь Васанский, «последний из рефаимов» (Нав. 12: 4), и несколько воинов из стана филистимлян, включая Голиафа, пораженного юным Давидом. Один из этих воинов охарактеризован как «человек рослый, имевший по шести пальцев на руках и на ногах» (2 Цар. 21: 20).
Приумножение частей тела, прежде всего голов и рук, – признак нечеловеческой природы их носителя. Известны многоголовые и многорукие великаны, например древнегреческие Бриарей и Герион, древнеанглийские эттины, родственники эддических йотунов. Это физическое уродство крайне сложно объяснить ассоциацией с облаками и тучами (Афанасьев) или с горными грядами. В памятниках романского искусства большим количеством голов, а иногда и чудовищными габаритами наделялся дьявол.
Геракл сражается с Герионом. Игровая фишка из слоновой кости (Кельн, около 1150 г.)
Ряд мест в Библии позволяет считать рефаимов выходцами из преисподней. Они живут под водой (Иов. 26: 5), пробуждаются ото сна в аду, чтобы встретить не кого иного, как «денницу, сына зари», и сказать ему: «И ты сделался бессильным, как мы! и ты стал подобен нам!» (Ис. 14: 9—12). Рефаимы отождествляются с мертвецами (Притч. 2: 18; 21: 6), которые воскреснуть не могут (Ис. 26: 14). Автор апокрифической Книги Еноха считает рефаимов теми самыми исполинами, чьи отцы были заподозрены в принадлежности к сонму проклятых. Они имеют рост в три тысячи локтей (2: 9), едят людей (2: 11) и именуются злыми духами, обреченными на земное существование (3: 47). Их аналог в финно-угорских мифах – гигантские лесные менквы, неудачное, точнее – неоконченное творение бога Нуми-Торума.
Довольно неожиданное превращение великанов из небесных и горных жителей, из земной расы, конкурирующей с людьми, в адских чудовищ считается позднейшей интерполяцией, в мифологии не укорененной. Однако в сказке мы уже встречали великанов, обладающих свойствами мертвецов, в частности людоедством (итальянские и французские огры, кавказские дэвы). Пропп и его последователи воспринимают таких персонажей как обычных «вредителей», занявших чужое место ради выполнения определенной функции. О настоящих же великанах дают представления тучи, горы и начальный хаос, а не глубины преисподней. В результате привычного для фольклористики жонглирования понятиями сказка либо возносится над мифом (когда надо доказать архаичность ее структуры), либо подчиняется ему (когда надо опровергнуть историчность сказочных чудовищ).
